А начиналось всё с банального «жили-были»…
Жили-были в одной квартире Я, Астры, черепаха Сара и Август. Хотя нет, Август здесь не жил, он арендовал угол. Мы с Сарой были против, но Астры настаивали на его присутствии. Пришлось согласиться. Каждый из нас старался быть собой и проводить дни в чёрт знает каких делах, возможно, праведных… Сара изо дня в день мерила своей медлительностью быстротечность времени – единицей измерения служили ползки. Она путалась у меня под ногами, жевала лист свежей капусты и умиротворённо дышала. Я этого не слышала, это Астры заметили в одну из дождливых ночей. Астры занимались самолюбованием и самовосхищением. Ну, конечно, кто ими будет восхищаться? От меня не дождёшься, Сара скорей будет балдеть от рисунка моего линолеума, чем посмотрит наверх, а Августу всё это вообще до лампочки, его почти не бывает дома, он приходит только ночевать – мокрый, частенько пьяный, с горстью яблок, с соломой в златых кудрях и весь пропахший скошенной травой. Я обычно штопаю старый парус. Не спрашивайте меня, зачем. Возможно, так я хороню остатки несбывшейся мечты научиться управлять швертботом. Ещё я покупаю монпансье и из этих конфет-осколков складываю у себя на полу причудливые мозаичные узоры, которые Сара своими измерительными ползками бесцеремонно рушит, а я снова складываю, а она опять рушит, а я складываю – Астры смеются, а Августу все равно. Днём плету косы, пеку блины, и мою окна, потому как Август – самый неряшливый постоялец моей квартиры постоянно оставляет на стёклах свои дождливые плевки – ну ей-богу, уже перед соседями неудобно. А вечером я жгу свечи и пишу письма. А порой мы ссоримся. Причина – кому идти за хлебом!!! Эники-беники – и выпадает снова мне. Оно и понятно, Астры хотят пойти, но хлеб им не нужен; Саре может и нужен, но она идти не хочет; Август – ну, Вы сами знаете; а мне он, очевидно, нужен, очевидней, чем цветам и черепахе, поэтому иду Я. Воскресенье у нас – самый тяжелый день, потому как все мы терпим похмелье Августа. «Опять Вы изволили напиться», – пафосно делают замечание Астры. «Ну и какого чёрта ты опять пьян?» – нервно реагирую Я. И только Сара молча забьётся под шкаф и не высовывается до утра понедельника. Августовское похмелье – зрелище мерзкое. В комнате, где он тяжело стонет, распространяется тошнотворный запах дождливой сырости, на языке вкус металла, а в окно нагло таращится небо цвета «кучи гвоздей». Астрам невыносимо это странное амбре, и они начинают протестно увядать, примерно как если бы человек объявил голодовку. Уношу их в другую комнату, тогда они начинают выть от скуки и одиночества.
«Хватит!» – ору Я. – «Я не могу разорваться, оставьте меня в покое…» Вот так мы и жили друг у друга на побегушках… А потом…
А потом появился Он.
Он появился не у них, а у меня и на очень короткое время, но появился… Астры по-женски перед ним кокетничали, мотая разноцветными головами. Сара с опаской высовывалась, но потом привыкла к нему и снова возобновила свои научные эксперименты по измерению быстротечности. Август стал ещё реже появляться в квартире. Это и понятно – два мужика в доме…
Он был зрелым светло-русым юношей, который, казалось, на свете прожил уже лет 500 и всё-всё и про всех знает. Часто небрит, одет в стиле милитари, грозного вида, но с добрыми глазами и мягким голосом. С его появлением в моём доме обрели пристанище разнообразные звуки: неповторимое звучание его утреннего кашля; пение – нет, скорей даже плач флейты, которую он почти всегда носил с собой; стук пальцев о деревянную поверхность моего стола в минуты его глубокой задумчивости и самый приятный, но еле слышный звук его ночного сопения. Там же, по углам моей квартиры разместились запахи, которых доселе не было в моём доме. Он заполонил квартиру разными травами, и мы вечерами пили травяные чаи: там и чабрец, и листья смородины, и шиповник, и всё то, чем богата Матушка-природа. По воскресеньям он курил трубку, и я с этим даже свыклась. Но вот Астры с Августом создали маленькую коалицию и были против этого увлечения юноши: Август – по причине жуткого воскресного похмелья, а Астры – по причине пафосной интеллигентности.
– Кому не нравится, тот может покинуть этот дом, я никого не держу. Выдав такую категоричную фразу Я осеклась… А Астры с теплотой родной матери в голосе шепнули мне: «Не бросайся такими словами. Когда-нибудь тебя оставят все, и твой дырявый парус станет саваном одиночества для тебя».
Он ходил на работу и по вторникам за хлебом. Я ходила за хлебом 4 дня в неделю, поливала цветы, ходила на рынок за апельсинами, кормила уток в пруду и вытаскивала Август из передряг. По четвергам мы любили с ним ехать в трамвае номер 5 и придумывать новые названия остановкам. Одна из таких называлась «Проспект дециметров» (посвящается Саре, измеряющей ползками время). А в общем дни тянулись как у всех. Иногда он предлагал: «А давай побудем самими собой». «Давай!» – соглашаюсь Я. И вот Я начинаю быть самой собой – открываю настежь окно, и вся пыль летит в мой дом; ем апельсины в постели, отчего все простыни становятся липкими; жарю кусок ржаного хлеба прямо на электрической плитке, запах чувствуют даже мои соседи; жгу можжевельник и громко-громко слушаю Григорианский хорал. Он не выдерживает этой вакханалии:
– Хватит! Имей совесть! Ну будь ты человеком!
И вот мы снова играем в людей, заперев свою самость кто где смог.
А потом он исчез. Также неожиданно, как и появился. Исчез без ссор, объяснений, упрёков и прощаний, растворился кусочком сахара в горячей обыденной событийности. Я даже не искала его, потому что не знала как, где, а самое главное, надо ли.
А потом исчезло и всё остальное. Черепаха Сара бесследно пропала – ума не приложу, что с ней стало: может, уползла в открытую дверь, может, из любопытства вывалилась в окно, может, ещё что – её Я тоже не искала. Астры завяли и тем самым закончили свою короткую жизнь – завяли добровольно, не из чувства протеста, не по причине злобы и мести, а просто потому, что век цветов короток, и их время пришло. Август тяжело умирал у меня на руках – просил то попить, то простить его за доставленные мне хлопоты; говорил, что оставил под подушкой для меня крылья янтарного цвета; просил, чтобы Астры Я похоронила в реке, а не держала их мумией в гербарии; молил, чтобы Я укутала его в одеяло и дышала на его холодные ладони. Мы просидели так всю ночь, а после Ловелас и Повеса Август скончался на моих руках, а новое время началось с сентябрьской поминальной слезы.
Я расстелила на полу дырявый парус и легла на него, съёжившись в позе вопросительного знака, как будто у меня к миру только и остались одни вопросы. В голове шумели слова Астр о том, что когда-нибудь меня все оставят. Рядом лежала флейта светловолосого юноши, янтарного цвета крылья Августа и недожёванный Сарой капустный лист…
Так я встретила Осень…
Из сборника «12 месяцев одиночества»
2005г.
Специально для этой миниатюры написана инструментальная вещь, отражающая настроение текста.