Ночь штрихует без нажима.
В кружках чай из чабреца.
Наглотался леший дыма
и перхает, как овца.
Видит – свято место пусто
у костра, на зипуне,
и без шороха и хруста
затаился в бузине.
Если бы не дым и ветер,
вероятнее всего
пролетел бы этот вечер,
как и все, что до него,
как и миф о флогистоне.
Но, пугая чужаков,
леший хлопает в ладони
словно жерех бьёт мальков.
И твои хандра и вялость
унеслись за три версты;
ты всегда-всегда боялась
первозданной темноты,
где тропинок лунных стразы –
словно битое стекло;
и заныло то, что сразу
после свадьбы зажило,
и раздался дробный, резкий,
подзабытый стук желны
и в груди, и в перелеске
из лещин и бузины.