Помню, мне очень нравилось быть семнадцатилетней. Шестнадцать- это какой-то ужасно банальный возраст, и ты явно все еще не взрослая, а в восемнадцать - наоборот, уже не ребенок, и спрос другой. А вот семнадцать - в самый раз: оба мира абсолютно доступны, и можно быть, в зависимости от обстоятельств, то ребенком, то девушкой. К моему дню рождения было объявлено, что мы с родителями плывем в круиз "по Крымско- Кавказской", и вдобавок они согласились взять с собой мою подружку. До отъезда был еще месяц, и я успела сшить у портнихи платье по новой моде: с многослойными, как пирожное, оборками, отделка- белые кружева, пояс-резинка, выше колена. Портниха, крупная седоусая Вера Кирилловна, была совсем не как обожаемая мною Нина Георгиевна: ей надо было давать четкие указания в самом начале, а потом она действовала строго по выработанному плану и никаких дискуссий больше не допускала.
- Да ты шо, девочка. Со мной даже Соня не спорила. А Соня... сама знаешь... ей надо, шоб все на "пятерку".
"Соня" - это, оказалось, София Ротару накануне своей звездной жизни. В общем, надо было радоваться своей удаче. Сшила она без фантазии, но очень неплохо. Я очень себе понравилась в новом платье, и накануне отплытия мы с подружкой прошатались весь день по городу с фотоаппаратом, репетируя позы для круизных фотографий и отыскивая выгодный ракурс (на год младше, она считала меня женщиной опытной и роковой красавицей).
В первый же вечер мы пошли на дискотеку и увидели там мою школьную любовь Валерика. Я любила его безответно и тайно с четвертого по середину восьмого класса, он же не замечал этого: я была гадким утенком, а он - отличником и сыном учительницы. Он не заметил меня и сейчас, но это было к лучшему: я не видела его два года и смотрела на него сейчас совсем другими глазами. После восьмого класса я ушла в училище и зажила взрослой жизнью. Во всяком случае, гораздо более взрослой, чем мои соученики по школе, заканчивающие десятилетку. Валерик показался мне сейчас таким невзрослым, тем более, что он сидел рядом с родителями, а я - не просто одна, а еще и с подружкой на моем попечении! У папы был плотный начальственный затылок. Мама его, дама видная, была бы просто красавицей, если бы не грушевидный нос, нависавший над строго поджатыми закорючками губ. Таким же носом она одарила и Валерика, но, в отличие от мамы, у него были очень красиво очерченные губы, с чувственным изгибом, я такие изящные детали ценила с детства. Я посмотрела на его губы и опять ощутила отдаленное жжение в груди, но впереди у меня было шесть дней круиза, и, кто знает, я могла встретить здесь свою настоящую любовь, того единственного, который оценит меня сразу и навсегда... В общем, окунулись мы в провинциальный водоворот удовольствий, прерываемый лишь на беспокойный сон и на экскурсии под поджаривающим, но не испепеляющим черноморским солнцем - второго такого не сыщешь!
В последний, кажется, день, в Батуми, у кооперативщика купили мне туфельки-сеточки без каблука, с маленьким бордовым бантиком и открытым носком, у нас таких не было еще. И, хоть по цвету это чудо и не очень гармонировало с моим платьем "как у Сони", я не могла не надеть их на последнюю дискотеку. Мы сели за столик и заказали по "Кровавой Мэри". Качало в тот вечер довольно серьезно, и танцующая под Антонова толпа сбивалась в кучу то по правому, то по левому борту. Было превесело. У подружки появился к последнему вечеру постоянный кавалер, но она все не уступала его ухаживаниям и из-под моего сестринского надзора не отлучалась. Сочетание второй "Мэри", качки и его настойчивости все же привели к тому, что в очередном витке я потеряла их из виду.
-Мне надо найти сестру,- сказала я своему партнеру по танцам и рванула к выходу. Дорогу мне преградил Валерик.
-Я тебя с первого вечера ищу,- сказал он, слегка задыхаясь. - Ты другая какая-то стала (ха-ха, подумала я, еще бы, посмотрим теперь, кто за кем будет бегать). Какой хочешь ликер, ананасовый или банановый?
Против ликера устоять я не смогла, поскольку они были слишком дороги для меня - но, видимо, не для Валерика: папа, видать, действительно был начальником и карманных денег сыночку не жалел. Ликеров в баре оказалось пять видов, и мы все их перепробовали, выстроив по нарастающей, от самого дешевого до самого дорогого. Валерик потом заказал еще одну "Мэри" для себя. Я отказалась наотрез, вспомнив, что подружку я так и не нашла. Мы вместе отправились на поиски.
-Я думаю, они в спасательных шлюпках,- предположил Валерик, выразительно подмигивая.
Я испугалась уже всерьез.
-Она-девочка, какие шлюпки.
-А ты?- спросил Валерик.
Я сделала вид, что не слышу, но что-то во мне булькнуло и замерло.
Мы немного побродили по мокрой от перехлестывавших волн верхней палубе, никого не нашли, ни живой души... Вдруг качнуло так резко, что я упала прямо в Валерикову ладонь. Левой грудью - в его ладонь. Было страшно и приятно. Я почти превратилась в его руку и чувствовала его пальцами оборку, под оборкой - грубый шов лифчика, сшитого на фабрике при Одесской женской тюрьме... что-то под швом пульсировало, но туда надо было еще пробраться. Не убирая руки, о, этой волшебной, так сладко смущающей меня руки, Валерик наклонился.... к моим губам... эти чудесные, мягкие, изогнутые губы, которые я вы учила наизусть, зубря их по шесть часов каждый школьный день, пахли смесью банана и томатного сока. "-В краю магнолий блещет море,"- смутно доносилось снизу. Это все было потрясающе, ново, романтично. Именно так я представляла себе свои семнадцать!
-О,- сказал Валерик. - О.
И его стошнило. Я успела отпрыгнуть и занять позицию под углом 75 градусов, спасая чудесные свои новые туфельки. Выбор был сделан: его рвало теперь на мое платье - такое было направление ветра. Я поддерживала его, как юнга держит парус в бурю, когда контроль над ситуацией нам только снится. Валерика рвало долго и обстоятельно. После "Мэри" и наших ликерчиков его стало рвать очень интересной едой, совсем не похожей на то, чем кормили пассажиров на скромненькой "Молдавии". Мне почудились непереваренные ломтики сухой колбасы, и даже икринки белуги промелькнули, но было темно, я ведь могла и ошибиться. Теплая волна "Мэри" всколыхнулась и во мне, но я представила себя сестрой милосердия на линии фронта, и доиграла роль. Было уже очень поздно, и я боялась, что родители проснулись-таки и ищут нас. Я довела его до трапа и помчалась застирывать платье, но поздно, разноцветные пятна совсем другой гаммы испортили его безнадежно. Родители, к счастью, спали. В дверь царапнулась моя подружка: она, видите ли, успешно отбив атаку ухажера, вернулась меня искать на дискотеке, но, конечно же, не нашла.
На другое утро я увидела Валерика перед спуском на берег. За ночь произошло чудо: я, похоже, превратилась в невидимку. Валерик умудрился не замечать меня даже после того, как его мама поздоровалась со мной. С тех пор я не пью не только "Кровавую Мэри", но и обычный томатный сок. Оборочки все-таки иногда надеваю.