«- Не надо меня благодарить, - сказал Колен. - Просто меня в жизни
интересует счастье не всех людей, а каждого в отдельности.»
(«Пена дней»)
Он у старого парка был новой весною рождён,
И над речкой в тот пасмурный день чайки громко кричали.
Он был добр, он был слабым на вид – но душою силён,
И предметы порой под рукою его оживали.
На бумаге сталь ружей всегда превращалась в цветы.
Был увиден коктейль в незатейливом, старом романсе,
И увиден был свет там, где вечно полно темноты.
Мыши кланялись и приседали в немом реверансе.
А лучи распевали о чем-то на серой стене,
За мышами гоняясь, к себе привлекая вниманье.
Позволяя забыть обо всём - об ушедшей войне,
О потере родных, о разлуках и глупых свиданьях.
Он любил, он страдал - как и все, своё сердце отдав
Той единственной и навсегда им представленной Даме.
Только в сердце её жил написанный им же Удав -
И они, лишь увидев друг друга, остались друзьями.
А жена ? – Да, возможно, когда-то была и жена,
Как все женщины, бронзовой буквой в строке эпитафий.
Он смятенье и холодность джаза отдал ей сполна,
В старом парке он сделал полсотни её фотографий.
Иногда он пытался представить наш мир без рабов,
Без продажной любви и философов, брызжущих ложью.
Без тоскливых, наполненных злобой обычных работ -
Но с бумаги всё время светилась ужасная рожа.
И тогда, подходя к перекрестью разбитых зеркал,
Он шептал: «Ну а кто я такой, чтобы знать их другими.
Я такой, как и все, карлик, фюрер и злой маргинал.
Я прикончу их всех. Если надо, себя вместе с ними.»
И в ружье превратился заставленный яствами стол.
А ему всё казалось, что снайперы целятся мимо.
Он с тех пор полюбил убивать, всех, кто болен и зол.
Убивал на бумаге – но всё же врагов. Не любимых.
Вечерами, с друзьями, чтоб смыть преступлений следы,
Он дудел на трубе в залихватски-нелепом оркестре.
Но кровавые пятна в душе всё курились, как дым.
И алкаш за столом заливался: «Наддайте, маэстро !»
Шёл июнь. Он вдруг понял, что нету больных -
Только он, со своим несуразным, нелепым уставом.
Он прикончил себя - ну а мир, как обычно, остался в живых.
И любовь не пришла, занимаясь огромным Удавом.
Засмеялись все мыши. В оркестре присвистнул гобой,
Лучик солнца зашёлся в невиданном, диком экстазе.
Любим мы этот мир. И его ненавидим порой,
И подчас умираем на утреннем кинопоказе.
А потом нас на каменных глыбах венчает Она.
И нет смысла скорбеть вместе с тем, иллюзорным всевышним -
Это правда смешно. Ведь опять в старом парке весна,
И черёмухи листья на землю ложатся неслышно.
08.08.2013