Она ходит по дну небоскребов, а взгляд неизменно стремится ввысь,
Заклинает: в чернеющем омуте неба, прошу, растворись...
С тихим шепотом спрячутся губы в улыбке, окутает бронь стеной -
Все, как прежде: браслеты гремят на запястье, пищит проездной...
Мир вокруг равнодушен, ему наплевать, что в груди дыра-
Может, просто усталость сбивает, а, может, опять хандра.
Беспрестанно дымит сигаретой, потом извергает крик,
И ворчит на земную власть, как нелепый седой старик.
Вот жалела Есенина с Айседорой - теперь сама
Погибает под визгом колес, и весь город - ее тюрьма,
Отразить этот мысленный натиск, срывающий кожу со старых ран
Не способен ни знатный психолог, ни самый чудной шаман.
Что ни слово - то вздох, на вопросы о вечном уверенно пишет ложь,
Ей твердят: отпусти! все, что было забудь, и ушедшего не тревожь,
А она поднимает глаза и, как зверь, выдает оскал...
И негаснущим эхом терзает усталость и память гремит у виска.