Ах, какая она была белая-белая -
эта Белая лошадь!
А туманы-то желтые, хлебные,
золотые, полянные, пенные,
Афродиточка с спелой кожей.
Мне б о ней не думать, не думать,
лучше буду о Холстомере!
Вот еще ведь была лошадь,
молодою - наивной, нервною.
А уродец, нечейная звездочка,
все-то лучики: рог из горбика,
под попонкой рабы - как корочкой:
всеми преданная, всем добрая,
синей искоркой - на распятие,
где копыт хоровод - вырвалась.
Потому что жива памятью
лошадиной
любовь бессмертная,
восходя на крестовые выси.