честно писать выходит от боли.
иначе слова застревают в горле.
хоть в ручке полный стержень чернил,
тетрадке везет — одно поле.
проезжаем большой водоем, открываю кран ран.
справа сидит сосед, знаю его с утра.
он звонит, говорит: «мам, никому ее не отдам,
совсем не отдам, мам».
хочешь выложу все, что внутри лежит?
посмотри там на полках зарядки,
чтобы свет изнутри, и не справились все — врачи,
люди, ликвидирующие в стране беспорядки.
не понимаю, чего я здесь натворил,
одно за другим сыплется, толкая с перил.
менял города, ветер в лицо ловил.
закончилось тем, что небо кто-то убил.
любой город в мой ладони
снегом казался — таял.
подыши на него немного —
Вселенная помогает.
даже если небо сошлось на том,
что его вспороли,
почему одни улыбаются,
а другие хоронят?
потом ни Вселенной, ни эндорфинов.
даже от тех, кто казался милым.
помню их всех в лицо, самых родных — на ощупь,
когда за окном темно — думается дольше.
среди всех паутин,
запутанных этой ночью,
в миллионом городе нет у тебя ни точки.
время звенит, лопаются почки.
один на один с городом,
закрыв глаза, вдруг понимаешь,
осталась одна проблема — это ты сам.