История первая
Самая лучшая детская площадка в городе – за музеем игрушек. Самая большая и интересная. Прошлым летом я водила сюда Андрюшку чуть не каждый вечер. Поэтому этим холодным маем первое, что он запросил – пойти на площадку.
За зиму в городе произошли изменения, и не к лучшему. Это уже не тот сказочный городок, уютный и камерный. Жизнь добирается и до нашего рая. Закрылось много магазинов. Все ищут лучшей доли. В заброшенном доме на краю пустоши поселились цыгане. Каждый день нашу помойку шерстит какой-то мужчина с тележкой, украденной из супермаркета – наверное, нищий. На Маркес де Кампо грязноватый парень просит подаяния. Не удивляюсь, встречая его на крыльце цыганского пристанища. И нищий «кладоискатель», и этот попрошайка – одна шайка-лейка…
А на детской площадке за музеем игрушек гуляют в основном арабские детишки всех возрастов. На лавочках вокруг площадки – арабские мамаши в своих платках-хиджабах. И с каждой по выводку: подросток бегает играет в футбол, один-двое дошкольников тусуются на площадке, еще один отпрыск сидит в коляске. У испанцев – с точностью до наоборот: один-двое детей и двое-трое взрослых при них. Причем арабские мамаши управляются с потомством сами, за испанскими детишками могут присматривать как мамы, так и папы. Ну, и бабушки-дедушки, конечно. Что ж, испанцам стоит сделать выводы и поднять рождаемость, восток задавит их одним количеством…
Андрюшка умчался, а я не спеша подхожу к лавке. Дамы в платках и своеобразных одеяниях оккупировали все места. Сидят рядком, как птицы на морском берегу. Громкий, какой-то клекочущий выговор. Визг и гам детворы перекрывают гортанные крики родительниц: «Фатима, Фатима! Исмаил, нет! Исмаил, иди сюда!»
Я киваю собранию и здороваюсь – Буэнос тардэс! Ах, какая глупая ситуация. Мне никто не отвечает, арабские женщины даже не поворачивают своих замотанных платками голов. Чувствую себя неловко, но что делать – в нашем маленьком городке принято здороваться даже с незнакомыми соседями, или заходя в магазин или кафе, или даже на улице около своего дома, или если садишься вот так вот на лавочку. Андрюсик вон даже с собаками здоровается (а я – с их хозяевами). Но тут другой устав, да и монастырь тоже другой, арабский. Ну и ладно. Сажусь. Пылает лицо.
Площадка тоже изменилась, и не к лучшему. Почему-то на покрытии под лазалками валяются бумаги, сор, пакеты из-под сока, пластиковые бутылки. Между прочим, рядом стоит урна. На моих глазах девочка бросает на землю один за одним бумажные платки. Рядом мамаша поит ребенка, висящего на одной из лестниц, и тут же роняет трубочку и пакет. Там дети кидают фантики. Все под ноги, под ноги…
Неприятно здесь находиться: и из-за неприветливости арабок, и из-за помойки на самой площадке. Но ребенок резвится, я не смогу увести его вот так вот, без явной причины. Пытаюсь абстрагироваться. А крики навязчиво лезут в уши: Фатима, иди сюда! Сулейман, Сулейман, не ходи туда! В восточный хор врывается и мой русский голос: «Андрей, раскачивайся потише! Упадешь!» А он только машет рукой и раскачивается еще сильнее… И улыбка до ушей.
То ли Сулейман, то ли Исмаил – ему чуть больше года – писает прямо на асфальт. Лужу немедленно растаптывают десятки ног, тащат подошвами мочу на покрытие, на лазалки… Хиждабы не обращают внимания. Нет. Я все-таки увожу Андрюшку, заманивая его обещанием зайти в кафе – мороженое, его любимые чуросы, горячий шоколад…
А что вы бы подумали в такой ситуации? Честно – я чертыхалась и повторяла про себя: в прошлом году этого не было. Понаехали тут…
Справедливости ради скажу: мы приходили туда еще несколько раз, в надежде, что это день был такой неудачный, а вот завтра там будет чисто и приятно, как прежде. Нет, каждый раз - кучи сора и мусора, ряды хиджабов, и все меньше родителей и детей европейской наружности. В конце концов, они нас выжили оттуда, и мы стали ходить на другие детские площадки, поменьше и попроще, но … чистые.
История вторая
Андрюшка, как настоящий «эмигрант», очень ценит русскоязычное общение, и для него большая радость встретиться и поиграть с адекватными русскими детьми. Это я не стремлюсь к разговорам с соотечественниками, стараюсь сначала присмотреться. Я быстро отличаю туристов от постоянно живущих, неофитов от бывалых, богатых от среднего класса. Особенно не люблю гламурных тетенек, разодетых и расфуфыренных сверх всякой меры. Я осторожна и закрыта от случайного общения с такими русскими. Но это – другая тема.
Так вот, за неимением русских детей (или русских детей, желающих с ним играть), Андрюсик знакомится с… с кем угодно. Конечно, он не может полноценно разговаривать с испанскими детишками, но игру понимают все. Только что он скучал на площадке один – и вот уже носится с темнокожей девочкой-мулаткой. Восторженно кричит мне: Инна, эта девочка здесь самая красивая! Подзываю их и спрашиваю, как ее зовут, сколько лет, знакомлю ее с Андрюхой. Через пять минут слышу со стороны качели: Софи, так не честно, ты не качаешься, дай я сяду! Софи что-то отвечает по-испански, он ей – опять по-русски. Похоже, переводчик им не нужен…
Несколько вечеров он ждет Софи, но та почему-то больше не приходит. И вот он начинает беготню с двумя близняшками. Те явно младше. Явно хитрее – их ведь двое. Играют в догонялки. Когда Андрюха водит, они разбегаются в разные стороны, и поймать их практически невозможно. А они водят вместе, вдвоем. Видно, чувствуют себя одним целым.
Близнецов этих мы видим здесь не в первый раз, но играют они с нашим мальчиком впервые. С ними мама, на редкость некрасивая и носатая, и такая худая, что приходят в голову мысли об анорексии. Одета, правда, со вкусом и стильно. Но все равно страшная какая-то. Удивительно, а мальчишки-близнецы симпатичные и милые. И при этом – очень на нее похожи… Также с ними женщина средних лет – может, бабушка.
Гонки продолжаются, и, похоже, анорексичной мамочке это не нравится. Совсем не по вкусу. Она ловит своих близнецов и что-то выговаривает – явно пытается запретить им бегать и вообще играть с Андрюхой. Она как-то злобно зыркает на него и на меня. И сразу интуитивно я вдруг понимаю про нее все: за сорок, может, делала ЭКО, может, был последний шанс – эти близнецы. Она страшно над ними трясется и до судорог боится за них. А тут наш простодушный Андрюха.
Я пытаюсь подозвать его и остановить опасную для близнецов игру. Я внушаю ему: не надо их гонять, они еще маленькие… Андрюха неохотно уходит на лазалки, мальчишки лезут на горку. Через несколько минут они сталкиваются нос к носу (к двум носам) и – снова понеслось! Нервная тощая мама близнецов почти кричит на Андрюху, и ее спутница тоже. Андрюха ничего не понимает, ведь им так весело бегать. Он озадаченно смотрит на разошедшуюся испанку и, кажется, готов заплакать.
Я подхожу и беру его за руку. Я строго выговариваю ему, а он оправдывается. А тощая мамаша (мегера) орет уже на меня. Я не очень понимаю, что она говорит, кажется, то, что дети бегут и сами не видят, куда, могут упасть и прочее. Я, крепко держа за руку насупившегося Андрюсика, сквозь зубы извиняюсь. Какой взгляд прилетел от тощей мамочки и ее спутницы! В нем светилось: понаехали тут…
Больше мы на эту площадку и не ходили. Я – по понятным причинам. Удивительно, что и Андрюшка больше туда не просился. Или все-таки НЕУДИВИТЕЛЬНО?