Годами мрамор воли точат мысли.
По трещинам на камне я сужу,
Какой по счету год, и в трепетной отчизне
Какому благу нынче я служу.
Но сорная трава врастает все сильнее,
Пороком продирая ткань судьбы.
Какому богу я служу, ведь Прометею
В эпохе этой не нужны мои мольбы.
Последний звон не слышен в колокольне,
И значит – день еще продержимся пока,
И на ночь рюмка ядовитой Стольной
Гортань и губы обожжет слегка.
Наутро тучи болью головною
В голубизну небес стекут из глаз,
И сон, сраженный солнца желтизною,
Откроет пару в голове запретных фраз.
О ком? О чем? О ней ли, обо мне ли? –
Неведом проклятый язык ума.
О, если б так запреты обмелели,
Чтоб разума разрушилась тюрьма.
И чтобы сон не глупою насмешкой,
Но доброй путеводною звездой
Указывал на сторону, где в спешке
Кольцо, как жертву, принял в ночь прибой.
Туда, где в ранах сердца
соль осела,
Разъев остатки всевозможных чувств.
Туда,
где жизнь напоминала целость
И жгучей оставалась только грусть.
Она же многомордой гидрой
Обвила члены тела моего,
И, ядом обездвижив власть планиды,
К порогу жизни не пускает никого.