Телефонная сказка

Алексей Чернец
Его подключили, и тотчас всё стало ясно. Машины мчатся, пешеходы идут. И те, и другие могут изменить скорость движения или даже совсем остановиться. А дома двигаться не могут. Если бы дома двигались, то и он, телефон-автомат, тоже двигался бы, потому что прикреплён к дому.

Есть деревья. То есть были. В общем, исчезают прямо сейчас, одно за другим. Но двигаться они не могут. Их отрезают пешеходы, а потом увозят машины. Позже выяснится, что пешеходы отрезают и телефонные трубки. Вначале было непонятно, зачем отрезать то, что полезно всем пешеходам, но оказалось, это не простые пешеходы, а хулиганы.

Впоследствии память не раз возвращала его к деревьям. Может быть, их тоже отрезали хулиганы? Тогда почему взамен отрезанных не установили новые, как устанавливают новые трубки? "Жизнь - сложная штука", - так у пешеходов называется всё непонятное. Очень красивое название, только длинное и похоже на скороговорку. Поэтому чаще всего о непонятном говорят: "Хрен его знает".

Названия предметов, явлений и оценок пришли позже, из разговоров. Вначале было мироощущение, или знание - всеобъемлющее и правдивое. Постепенно приходил и опыт, неизменно подтверждающий незыблемость мироощущения.

Например, когда исчезли деревья, он увидел, откуда берутся дома: их составляют пешеходы из небольших кусочков правильной формы. Причём кусочки, как и дома, не могут двигаться самостоятельно. Двигать их помогает пешеходам подъёмный кран, ими же руководимый.

Обнаружилось, что машинами на перекрёстке тоже управляют пешеходы. Выходит, машины, как и подъёмный кран, несамостоятельны? Что это - противоречие знанию? Отнюдь! Пешеход управляет всем на свете - вот что подсказывает знание. Иными словами, захоти пешеход - и дома задвигаются по перекрёстку!

Наверно, поэтому осталось непонятым исчезновение деревьев. Неисповедимы пути пешеходов для простого телефона-автомата. Его предназначение - то, что называется "сокращать расстояние", а не соваться в пешеходские дела. Главный запрет - не встревать в разговор. Справедливый запрет! Бывали случаи, когда телефоны заговаривали языком пешеходов. И что же - сгорали в одну секунду от чудовищного перенапряжения. Вообще, нечего греть голову разной ерундой, а лучше поберечь проводку! И всё же... Всё же было жаль деревьев.

Мир пешеходов манил, как манит всё таинственное и запретное. Порой из самых никчёмных разговоров можно выудить что-нибудь новенькое. Так подтвердилось, что существуют домашние телефоны. Он попытался представить себя таковым и рассмеялся. "Тепличные создания" - вспомнилось как нельзя подходящее. Несчастные, что они видели там, "в четырёх стенах", что пережили?

Однажды довелось увидеть, как машина ударила пешехода. Тот покатился и замер, будто перестал жить. Навсегда запомнилось: один бросился к лежащему, другой - так и стоит в памяти его искажённое лицо, - сорвал трубку, с нажимом накрутил "03" и прокричал: "Перекрёсток Учебной и Строительной!" Тогда же запомнились "случайность" и "несчастный случай". То и другое бывает, когда что-нибудь делается второпях.

Наибольший интерес вызвали разговоры "по душам" и "про любовь". "По душам" бывают приятные и не очень. Приятные - это те, которые "ни о чём". Неприятные - когда двое говорят о третьем. Телефон задумался, почему "сплетни" - вот хлёсткое словечко! - неприятны. И вдруг его осенило.

Помимо своей собственной правды в пешеходе накапливается правда чужая. Пешеход ищет способа от неё избавиться, чтобы не сгореть. "Точно как мы!" - воскликнул он. А сделать это легче всего по телефону. И тогда начинается сплетня. Неизвестно только, куда девается правда, от которой избавились. И вообще, тут столько неясного, что начинает греться проводка!

Самое интересное в сплетнях - пропуски слов и недоговорённости. Сколько раз он порывался подсказать нужное слово или закончить фразу пешехода, но сдерживал себя, памятуя о запрете. Потом понял: в недомолвках кроется "переживание". Вот для чего ведутся подобные разговоры! Однако и они - ничто в сравнении с разговорами ни о чём и про любовь. Это почти одно и то же, только в любовных куда больше переживаний. Кроме того, в них помимо полной бессмыслицы - ещё и пропуски целых предложений. А недомолвки такие, что впору не сгореть - взорваться! Поистине пешеходы - высшие существа, если способны так жить.

Жизнь, между тем, продолжалась. Сновали машины и пешеходы, к старым домам добавились новые, весело позвякивали монетки. Правда, проклятые хулиганы нет-нет да оттяпают трубку. Оставшись не у дел, он всякий раз боялся, что выкинут на свалку. Но приезжал специальный пешеход, присоединял новую, и разговоры возобновлялись. Возобновлялись давно вошедшие в привычку  размышления, настолько закалившие проводку, что та перестала греться.

Но может быть, оттого перестала, что размышления не приводили уже к головокружительным откровениям, как бывало прежде? Это означает, что мироощущение прошло проверку на прочность. Оно исчерпало себя, наполнив жизнь смыслом. Как говорится, живи и радуйся - пока чувствуешь себя молодым, пока собственная правда не начала давать сбоев.

Он и жил, и радовался, не замечая перемен - как не замечают назойливых мух, отмахиваясь лишь от раздражающих прикосновений. Монеты вначале сменили облик, затем вовсе превратились в гладкие кругляшки. Совершенствуется система оплаты, говорил он себе, и очень кстати - обилие новостроек обещает новых клиентов.

Машины стали визгливее, пешеходы - торопливее и порывистее, разговоры - тревожнее и жёстче. Почти не осталось пропусков и недомолвок. Вместе с ними исчезли щемящие переживания, уступив место всеобволакивающей нервной усталости. Зазвенели металлом небывалые интонации и словосочетания - "эта страна", "этот народ".

"Старею, - усмехался, - всё раздражает, разговоры неинтересны". Страшнее было признать, что разговоров почему-то изрядно поубавилось. Новостройки честно таращились блестящими квадратиками, словно никогда не обещали притока клиентуры. Появилось неприятное чувство, будто жизнь уподобилась разговору "ни о чём", в котором произносится одно, а подразумевается что-то совсем другое. "На свалку мне, на свалку!" - прятался он за иронией. "Ни рая мне, ни ада с таким, как ты, не на-а-да!" - хрипло взвыла неподалёку идиотская "Звукозапись".

 - Ты чо тут завис, децил? - внезапно раздался голос, и не было сомнений, что голос принадлежит телефонному аппарату.

Ослышаться он не мог, хотя мало общается с другими телефонами, давно поняв, что его философствования никому не интересны, и на откровенность никто не отвечает откровенностью. Но сейчас... Неужели появился сосед? Значит, вправду на свалку? Или, как прежде - введение в строй новых мощностей в целях ещё лучшего... Обещанный поток клиентов... Однако весьма вульгарный тип, впрочем, теперь вся молодёжь такая...

 - Ломанулись в ночной клуб, слышь! - прозвучал тот же голос и загоготал, как хулиган.

Теперь обратил внимание: напротив стоит пешеход в кожаной куртке, который только что закурил. Потом вынул из кармана телефонную трубку, приложил к уху и зашагал прочь, разговаривая. Потонувший в уличном шуме отвратительный хулиганский гогот продолжал извиваясь метаться по проводке, цепко перебирая насекомыми лапками.

Мысли нахлынули позже. Слыхал, конечно, о чём-то таком, но всему должен быть предел! Или не должен? Домашние - и те достойны уважения, а эти... Хрен знает - бродячие артисты, вот они кто!

Между тем, их становилось всё больше. Правду сказать, далеко не все вели себя по-хамски. Многие вежливо здоровались, тоненько разливаясь мелодийками и с любопытством глазея красивыми дисплейчиками. Появились и такие, которые молча с достоинством кивали - добирали солидности. "Вот она, чужая правда, никуда и не улетучивалась - явилась и показала кукиш!"

Но до чего же мучительно ждать конца, когда исправен и способен приносить пользу! С самого подключения честно служил и ещё столько же прослужить бы. Ничего ему больше не надо, кроме вот этого железного козырька от дождя и снега. Да и тот, прямо скажем, не для него, а для разговаривающего пешехода. Словом, ничего у него нет, как нет больше его мира. Пусть они гуляют, эти новые телефоны, пусть идут в своё светлое... Но до чего же мучительно - так бы и зарычал!

Хулиганы совсем распоясались - допоздна слоняются заплетающейся походкой и орут. Четверо кое-как переправились на ту сторону Учебной, а один, отставший, пялится, пошатываясь и ухмыляясь. "Ну, давай, гад, - прорычал телефон, - это же твоя работа!" Хулиган вдруг посерьёзнел и ещё сильнее вытаращился. "Ну, давай же, не тяни!" - взревел телефон. Не успев как следует завопить, хулиган метнулся на проезжую часть и был сбит машиной. Та испуганно взвизгнула и скрылась за поворотом.

Появлявшиеся потом редкие машины аккуратно объезжали распростёртое тело. Тех четверых давно уже не было, и больше на всём перекрёстке - ни пешехода, ни хулигана. Почему-то опять вспомнились деревья. Они всегда вспоминались ни с того, ни с сего. Впрочем, сегодня - в самую точку.

С "03" соединился быстро. "Перекрёсток Учебной и Строительной", - произнёс, вычеканивая каждый звук. Изнутри мгновенно обожгло и продолжило жечь. Показалось даже, видит пламя - такое, когда закуривает пешеход. Нет, когда пешеход в маске с чёрным стеклом зажигает на строящемся доме - такое маленькое пульсирующее солнце. Оно разрастается, выжигая исчерпавшую себя жизнь.

2005-2011