Груша

Ирина Лазаренко
Груша была  фантазёркой, неспешно проживая серенькую коммунальную жизнь в своём волшебном коконе. В нём не было места для  соседей с их тазиками  и  верёвками-нервами замотанными  мокрым бельём, тянущиеся  в бесконечность Вселенной.  Груше виделось часто  такоооое! Что расскажи она  кому-нибудь об этом  с утра на кухне, то к обеду – хлебать Груше борщ приправленный галоперидолом.
Общага, в которой  жила  баба Груша ей представлялась огромной великаншей, и они – маленькие человечки умещались в её  чреве. Вычищая мусоропровод,  Груша посмеивалась:

– Эвон как тебя сегодня расслабило!..  Гы-гы-гыыы! – сезон арбузов был в  самом соку. Баба Груша оперевшись на метлу, любовалась  разноцветными  глазами великанши. Та – улыбается ей в ответ.  Шумная, выплёвывающая своих детей из  подъезда, шлёпая ладошкой двери  под зад каждого, чтобы принять их обратно, втаскивающих в её чрево свою добычу. Ночами, играя на трубах, гудела колыбельные своим пузожителям.

Иногда великанша рожал своих жильцов в…
Так и случилось с соседом Груши. Накануне отошли воды. И Петя-сантехник после первой схватки вышел из чрева великанши вперёд ногами. Его приняли соседи и немногочисленные родственники, перерезав пуповину.
– Так вот оно как бывает… – изумилась баба Груша.
Не дав ей обдумать, как следует увиденное,  великанша родила следом в полночь и саму Грушу.

Баба вылетела из  её открытого глаза… на собственной метле, зачем-то надев на босые ноги белые рабочие рукавицы.
Внизу в песочнице под грибком цвета «парижской грязи» она увидела Петю.
Он строил песочный замок. Баба Груша ойкнула и  понеслась мимо со скоростью ракеты.

– Нет-нет! Я не могу лететь! Метла-а-а! Как же мои кошатки? Кто их утром кашей с тюлькой-то потчевать ста-а-а-нет? – запричитала Груша.

Старое кресло хрюкнуло и приняло в свои объятия тело Груши вместе с  обалдевшей душой. Великанша  родила  её обратно. Груша вскрикнула: «Мамочки!» и уснула сном младенца, не помнящего ничего, что было до  своего счастливого  приземления.

Окно, зацелованное летом с внешней стороны, и мухами – с внутренней, показывало рассвет. Баба  Груша открыла глаза. Ей  вдруг захотелось добавить цветности и резкости в изображение. Окно скрипуче ухтыкнуло. Паук принялся спешно сматывать удочки, теряя сушёных подруг. В комнатку, осторожно отодвинув ситцевую занавесочку в перезрелый на солнце зелёный горошек, заглянул Ветерок.
– Мяяяя-ву!..