боюсь цветаевой она влезает в кровь и шепчет воспаленными устами
в седьмом ребре есть древняя любовь еще не осененная крестами
и власть мужчин сильнее власти слов и сладко жизнь предать в объятья ката
и страх и грех лишь повод для стихов и ты ни в чем ни в чем не виновата
и можно так от страсти прогореть что тело станет пеплу оболочкой
и так в петле мытарно умереть чтоб жить остаться в мире каждой строчкой
боюсь лишь потому что так близка ее тоска и горький зов сиротства
и в бирюзовых капельках рука и искушений потаенных сходства
как и она утратила покой заснуть мечта сознания потеря
но Бог помог и крученой такой и мне поможет я терплю я верю
ей прощены мне кажется давно и дерзость речи и тщета стремлений
и увлечений темное вино и разрывные муки отрезвлений
за краткость безнадежного пути за то что так поэты одиноки
но черствый хлеб умеют превратить в стихов и слез святые опресноки
за то что «возлюби» не звук пустой а боль и горе и страданий корчи
не оставляй о Всеблагий постой Ты сможешь изменить все чудотворче
утешь ее а мне молитвы соль вложи в ночей и дней разверстых раны
вразей последних расточить позволь и я на свой колок для прочих странный
такой достигну сердцем высоты что смерть покажется желанным хладом в зное
и разрешу убийце класть персты в им нанесенное ранение сквозное