Раз сижу я на окне,
вижу голубка в гнезде
на рябине молодой
среди ягоды густой.
Голубка давно я знаю.
Он пока что не летает.
Мал еще, покрыт весь пухом.
А от уха и до уха
у него желтющий рот.
Может, рот. А, может, нос.
Нет, то клюв, наверняка,
а над клювом тем -- глаза.
Голубка я озираю.
Книжку новую листаю
на изодранных коленях...
Вот мелькают три оленя
на рисунке, на цветном.
Вот мелькают волк, и слон.
И под каждым из рисунков
буковки мелькают купкой,
купкой сбитой, черной, гладкой, --
мне еще с трудом понятной.
Вдруг рука моя сама
задержала край листка.
Книгу я на нем открыла.
Голову над ним склонила.
Вижу: на одной картинке,
в рамке из синющей синьки,
взрослый голубок летит.
В небо крыльями стучит.
А во рту своем клювастом
держит веточку листкасту, --
ветку с листьями густыми,
глянцевыми, небольшими.
Что за листья, я не знаю.
Уж гадаю я, гадаю...
Даже спрашивала папу,
деда, бабушку и маму.
Да они не знают тоже.
Говорят: листки похожи
на листочки у оливы,--
аль у лавра, аль у сливы.
Не уверенны они,
чьи же будут те листки.
Хоть уверенны в одном --
голубок то голубком,
а вот ветка непроста,
в ней сокрыт удел листка.
Если в клюве голубка --
ветвь с лаврового венка,
то ее вручает он
лучшему среди певцов,
средь поэтов, средь артистов,
словом, лучшему из тыщи:
кто читает сам в уме,
а считает и во сне,
и рассказывает так,
как Гомер, в одних стихах.
Только это так непросто.
Я рассказываю сложно.
А как только голубок
у оливы снес вершок,
то я знаю это точно:
мир надежный, длинный, прочный
заключили два врага
не на день, а на года.
И для них вершок с оливы.
А вот если ветку сливы
в клюве держит голубок,
то в Афинах, видно, впрок
запаслись на зиму длинну
из афинских слив повидлом...
Что мне до афинских слив.
Был бы голубок мой жив,
вырос и оделся в перья,
полетел над все деревья
и принес бы мне листочек,
целу ветвь, ее кусочек
пусть не лавра, не оливы,
не заморской дикой сливы,
а от клена, иль рябины,
а не то с куста калины.
Потому как я сейчас
под картинкою за раз
слоги все в слова сложила,
и слова те сохранила
в голове, и все их смыслы
мне в одно связати вышло.
Вот уже сама читаю
и сама все понимаю.
Мне б в награду за труды
хоть бы веточку сосны
голубок мой притащил.
Только он еще без сил.
Ветку-то не донесет.
Вон сидит. Открыл свой рот.
Раз, второй... Никак икает.
Не икает, он -- зевает.
Смотрит мне с завидным рвеньем
на побитые колени,
на картинку, прямо в книгу.
Знать, с гнезда ему все видно:
буквы и слова в рядочках,
предложения и точки.
Знаю я, он не зевает.
Голубок, как я, читает.
Только нет, не так, как я.
Обчитал птенец меня.
Ведь читает сверху он
все слова вниз головой.
Так читать я не умею.
Вот когда в том преуспею,
мой смышленный голубок
ветвь мою мне принесет.
Знает он с какого места:
парка, скверу или леса,
с дерева, или с куста.
Голубку доверюсь я.
А сейчас с окна слезаю.
С голубком моим прощаюсь.
К папе с книжкою иду.
Все ему и расскажу.