Часть 2. Александровский парк
ПРОГУЛКА ПО ГОРОДУ
Я люблю этот город, отмеченный Милостью высшей,
но и в новом районе мне мил сохранившийся сад.
Круглощёкие липы с короткими модными стрижками,
словно куколки в ряд, вдоль улицы длинной стоят.
Пораскинули клёны шатры в переулочке узком,
предвечернее небо ладонями скрыв от меня.
Подпоясали город бульваром Большим Петербургским
старожилы-дубы, кольчугою медной звеня.
В тихих сумерках вечера краски меняются скоро,
вот уж звёздами светятся листья в пруду-витраже.
В Александровском парке, под сенью Царёва собора,
так светло на душе, безотчётно светло на душе.
* * *
В Александровском парке
тихо дремлет дворец неприметный.
Осень листьями яркими
сотворила ему обрамление.
Опустевшие залы
напрасно зимою и летом
ожидают жильцов,
затерявшихся в ворохе времени.
В этих залах когда-то
светом полнилось детство беспечное,
и семейное счастье
царило в последней обители
на несчастной земле,
где судьба так жестоко обидела,
обрекла на страдания,
явила приметы зловещие.
Осознать ли умом
тот указ, что обрушился палицей?
И возможно ль понять
этот крест, что несли они страстно?
Равнодушна история:
тут казнит, тут же рядом покается,
а безвинно убитых
в сан святых возведет беспристрастно.
* * *
Пышет золотом парк,
светел город в наряде осеннем.
Ворожит листопад
и затейливо листьев круженье.
Мириадами солнц
излучая надежду повсюду,
славят жизни сезон
фейерверки сентябрьского чуда.
* * *
Снова зима шалью снегов
землю укутала,
сетью ветвей звёздный улов
в небе опутала.
А меж дерев, поверх земли,
солнце хоронится,
и ввечеру кличет вдали
Знаменки звонница.
* * *
Привет, Приозерск, от рожденья Кексгольм.
Ты просто «озерск», а точней, Вуоксгольм.
И есть ли надежда у этой земли,
где древнюю Кирху невежды сожгли?
Притих, обесславлен, и всё шито-крыто,
и храм православный не стал ей защитой.
Какое мне дело до этого края,
где крепость «Корела» спит, в землю врастая.
Всего семь веков у неё за спиной,
цветёт колокольчик в твердыне стенной -
запомнился мне как молящийся инок.
Прощай, Приозерск, мой цветок на руинах.
СОЛОВКИ
На Соловках царит безмолвье
ракушечных сомкнутых уст,
и крепости средневековье,
застывшее в каменьях уз,
плен северного Беломорья
и разноцветие медуз…
* * *
Я - влюблённая в солнце, и меня оно любит, надеюсь.
На полях вдоль Кузьминки разнотравья неброская прелесть.
Травка сорная донник подарит мне запах жасмина,
первоцвет и веро'ника чаем попотчуют дивным.
Я в тайге рождена и не видела города краше.
Александровский парк, и дворцы, и аллеи, и чащи,
и страну я люблю, хоть меня она, знаю, не любит,
позволяет дышать - дух святой, значит, пищею будет.
* * *
Ветер листья метёт по земле:
вот один угнездился в дупле,
а другой устремляется вдаль,
но пристанище сыщет едва ль.
В чистом поле под серым дождём
превратится, беглец, в чернозём,
а весною травинкой взойдёт.
Но покажется вечностью год.
* * *
Ты рядом со мною по светлой аллее идёшь,
И кружатся листья, но плачет оранжевый дождь.
* * *
Близорукие фонари,
как старушки, нагнулись к дороге,
смотрят прямо под ноги,
что-то ищут до самой зари.
А под утро вздремнут,
опершись на клюку-невидимку,
с тишиною в обнимку
наш покой стерегут.
* * *
Осень поздняя. Тополь один
безучастно стоит-зеленеет.
Тёмно-красные гроздья рябин
обнажённые веточки греют.
* * *
С женской грустью осень увядала:
сединой блестит на травах иней,
обнимают ветви краснотала
ожерельем старый парк предзимний.
Льнёт к подножью поросль нежных клёнов,
утончённых, преданно влюблённых,
но листвы ажурные ладони
испускают свет потусторонний.
Тишины отрадной не нарушив,
как улыбка, день осенний меркнет.
И темнеет свёколкой верхушка
вросшей в землю, задремавшей церкви.
* * *
Берёз аллея, где ласкает ухо
старушек говор, ребятишек смех.
Цветёт жасмин, и тополиным пухом
плывёт июль над Павловском, как снег.
Среди листвы слышны пичужек трели,
крик воронят перекрывает слух.
В канун дождей земля пропахла прелью -
люблю её грибной и древний дух.
Дорога к парку, слева - круглый пруд,
Ахматова вышагивала тут,
а впереди - Чугунные ворота.
Отрадно здесь и грустно отчего-то...
* * *
Жду на перроне электричку
и, коротая делом времечко,
гляжу, как лёгкие синички
с ладони склёвывают семечки.
А воробьишки, как воришки,
крадут их из мешка торговки,
а та их отгоняет ловко,
как опахалом, жёлтым веником.
Не много было б ей урона,
не обеднела бы от горсточки.
В сторонке умная ворона
размачивает в луже корочку.
Ногой прижав её к асфальту,
клюёт, но бдит во поле зрения.
И нет ни капельки нахальства
в её осмысленных движениях,
неторопливых и достойных.
И, позавидовав невольно
их жизни простенькой и вольной,
поехала во град престольный.