Последние месяцы я много думала о нашей жизни. Я знаю, для тебя она моя и твоя, но для меня она наша. Может быть, то, что уйдет вместе с тобой – её лучшая часть. Иногда мне даже кажется, что только благодаря тебе нечто, позволяющее творить, во мне ещё сохранилось. Но потом я вспоминаю, что не могу любить по-настоящему сильно и страдать по-настоящему глубоко. Я люблю ровно настолько, чтобы это не нарушило моих планов, и страдаю ровно столько, чтобы об этом написать.
Что до людей? Они все равно бы не поняли. Они никогда не поймут. Вы слишком много беспокоитесь о том, что думают другие члены вашего общества. В любом случае, они не подумают ничего хорошего. Быть собой в наше время – роскошь, которую очень немногие могут себе позволить. Так оставим же обывателям их самое изысканное наслаждение – посудачить о ближних.
За все, что я сделала, придется платить свою цену. Я знаю. Я заплачу. Я жалею только об одном – что больше не почувствую твоих прикосновений, не услышу, как ты стонешь и не смогу уснуть, положив голову тебе на плечо. Что больше я не смогу целовать тебя так, как будто этот раз единственный – чтобы вкус твоей кожи оставался на моих губах. Когда я об этом думаю, щемящая пустота проникает в сердце. Даже сейчас.
Воспоминания – это осколки, на которые всегда наступаешь. Но постоянно мы помним только хорошее. Поэтому кажется, что раньше было лучше, ярче, счастливей. Все эти моменты, которые хочется сохранить и приумножить. Именно в этом предательство нашей памяти.
Каждую ночь я боролась с искушением услышать твой голос. И ничего не могла с этим поделать. Чем бы я ни занималась, где бы ни находилась, мысли о тебе прорывались сквозь мои. Но со временем это ушло. И никак не объяснишь, почему. Вернее, потребуется слишком много времени. Да и не нужно ничего объяснять. Ты не хочешь этого. Ты хочешь звонить, когда тебе необходимо выговориться, обещать приехать и не делать этого, находить время от времени более комфортные варианты влюбленностей, напоминать о себе, когда я уже начинаю тебя забывать… даже говорить, что любишь меня. Так, как тебе удобно. Слишком сильно, чтобы забыть, слишком слабо, чтобы бороться. Хотя, не все ли равно? Даже если ты никогда меня не любил, это было немного больше, чем остальные.
В песочнице дети строят много маленьких пасок: раз построив одну большую, они видят, что она разваливается из-за неосторожного движения или порыва ветра. Так и мы боимся любить одного человека, но по-настоящему, предпочитая «любить» тех, кто слишком сильно нас не заденет. Каждый роман – как одножанровое кино – меняются актеры и спецэффекты, но сюжет и общая концепция повторяются из раза в раз. Всегда найдется кто-то моложе и красивее, так же, как найдется кто-то влиятельней и богаче. И мы знаем, какими нужно быть, что делать, что говорить… О, слова! Самое фальшивое, что есть в мире. Иногда я говорю другим те, что предназначены для тебя. Я должна их кому-то говорить… Ты всегда терпеливо ждал, пока мне это не надоест. Или не надоест очередному «ему». Все мои увлечения – это как не проведенное с тобой время, не твои руки, меня обнимающие, не твои целующие меня губы. Это как ты и я, только с другими. Как моя жизнь без меня.
Ты был единственным, без кого я не могла обойтись. Хочется написать: «не потому, что ты лучше, а…» Но именно потому. Что лучше. Всех вместе взятых и каждого по отдельности. Лично для меня. Они могут ранить мое самолюбие, уязвить гордость, подстегнуть тщеславие, но мое сердце – целое и невредимое, ибо всегда остается при мне.
Сказать, что больше ничего не осталось – значит соврать, иногда эта глухая, ноющая боль терзает меня. Все ещё давит груз прошлого. Когда я думаю о нас, у меня по-прежнему подгибаются колени. Но вокруг десятки людей, которые спустили свою жизнь в унитаз и думают, что так и должно быть. Можно идти к свету в конце тоннеля, а можно обжиться в нем. Так и поступает большая часть обывателей. Мне же хочется – всегда хотелось – дойти до предела своих способностей, а, возможно, и величия. Это нескромно и немного смешно. Но именно это нас разделяет. Препятствия внутри, а не снаружи. Ты знал, что как только мы будем вместе, все закончится: и мое вдохновение, и моя любовь. Мы оба это знали. Моя жизнь мне не принадлежит. Она никогда мне не принадлежала.
Много лет назад ты сказал, что человек создан для семьи. Это не так. Человек создан для всего остального человечества, для всего мира. И для истории. Самым сложным препятствием на моем пути стало искушение простым, обыденным счастьем. Но я преодолела и его.
Мы позволяем чему-то уйти, чтобы осталось другое, более важное. Ведь никакое любовное упоение не сравнится с чистой радостью удовлетворенного тщеславия. Может быть, мне повезет, и я воплощу свои планы. А, может, и нет. Как говорит одна моя очень умная подруга, «поэты и философы близких мне направлений кончают плохо и приблизительно одинаково». Возможно, я буду влачить жалкое, унылое существование, как тысячи россиян, прозябающих на мелких должностях и постах покрупнее в больших и не очень организациях. Или уеду из страны и буду составлять обличительные статьи «против режима» (каким бы он ни был) на радость западным капиталистам, а в душе «тосковать по русским березкам». Я не знаю, как повернется моя жизнь – но в этом и есть её прелесть. А твою я могу расписать на годы вперед. Вот и вся разница. Я не сдалась жизни – не позволила обыденности себя затянуть. Бороться за тебя – значит стать частью провинциального мещанского мира, который я презираю.
Что у меня остается, кроме отшлифованных воспоминаний и необработанных текстов? Брелок с твои именем, который я все время забывала подарить. И расписание автобусов – когда это было нужно, я не села ни в один из них.
Я говорила, что ты сам сделал выбор. Но я покривила душой – это был и мой выбор тоже. Я не знаю, правильно ли тогда поступила. Я никогда этого не узнаю. Но я узнала кое-что другое. Не о тебе – о себе: я не живу по тем принципам, о которых пишу, которые исповедую. Что нас держит? Страх осуждения, страх перемен, страх быть отвергнутыми. Воистину, как писал Булгаков, трусость – самый страшный порок человечества.
Я не прошу никогда не звонить и не писать мне. Не приезжать. Я не ставлю ультиматумов. Ультиматум ставят, когда боятся потерять. Я больше ничего не боюсь.
Позвони, когда захочешь быть со мной до конца своих дней. Позвони, когда твое внутреннее одиночество, которое могла заглушить только я, станет невыносимым. Позвони, когда полюбишь меня настолько, чтобы пожертвовать всем. И ради такой любви я буду разрушать чужую жизнь и рисковать своей. Ибо такая любовь – реальна. И я отстаиваю её право. Потому что любовь – это полет, а не цепи. Любить – это не желание обладать человеком, а желание сделать его свободным.
У человека есть два способа испортить себе жизнь – либо сломаться, либо слиться с окружающим миром, и я не собираюсь следовать ни одному. И никогда не собиралась. Даже если бы мы были вместе, я все равно вела бы себя так, как вела и делала то, что делала. Зверя внутри себя можно приручить, лишь время от времени выпуская его наружу.
Нам говорят: «Надо забыть и жить дальше». Вот так и живем. Дальше, но не забыв. Меня не покидает ощущение, что все это – ради красивых воспоминаний. Но я не хочу превращать тебя в воспоминание.
Я лишь пытаюсь поймать ускользающий момент любви, пока он не исчез навсегда.