В дикой чаще дремучего леса,
где коряги таращат рога,
в окружении леших и бесов
вековала бабуся Яга.
Из крапивы лохмотья бабуси,
и колючки в её волосах...
Ах, наряд! НЕ страдала Ягуся
никогда о таких пустяках!
Было ей невдомек до приличий,
бесновалась она круглый год,
в настроеньи обычно отличном
пребывая, ох, зависть берет!
У-ух, какие чудесные пляски,
что за выверты, что за скачки!
Здесь никто не боялся огласки!
разлетаясь, трещали сучки!
Там ходили, не зная дорожек,
и никто не слыхал про прогресс...
Только раз...
заплутался художник
и как раз в эту чащу залез!
Заманили узорные листья,
может, он разомлел от жары...
И мольберт, и этюдник, и кисти
окружили, жужжа, комары...
Он, беспечность свою проклиная,
прикорнул под зеленым кустом,
а сорок черно-белая стая
растрещала по лесу о том...
И Яга у изгиба тропинки
замерла,наступив на сучки,
где торчали смешные ботинки,
ослепляли, волнуя, очки!
Что же дальше? -
Судить не берусь я,
и о том, хоть мочи, хоть кричи! -
Изменила бабуся Ягуся,
знать, художник её приручил!
К слову молвить, он не был повеса:
что ни дело - любое с руки...
На избушку узоры навесил,
а Яге подарил сапоги!
Ах, она с малых лет без сапожек,
костяною стучала ногой,
из лохматых торчала одежек:
то-то радость обновке такой!
Для него она баньку топила,
в сапогах выходила плясать,
и поила его, и кормила,
и... как быть? - Собралась провожать!
С той поры - то взгрустнет, то заплачет,
и теперь ей еда - не еда!
Всё лохмотья дырявые прячет,
не поскачет уже никогда.
На невзрачную кучу одежек
вдруг посмотрит с такою тоской!
И березовых пару сережек
примеряет над талой водой...
Завела беспокойную моду:
дескать, нужен в лесу почтальон!
И бежит, позабыв про погоду:
показалось - звенит телефон!
Выйдет, сядет на ветхий порожек,
об одном её сердце стучит:
- Ах, художник, веселый художник,
заблудись, приходи, нету сил! -
И ягата её, как ягнята,
ниже травки и тише воды...
Не плутайте по лесу, ребята,
чтоб такой не случилось беды.
Май 1987 г.