Разбуди меня в восемь утра телефонным звонком.
Ровно в десять встречай у Михайловской черной ограды.
Ты не ведаешь, кто я, и сам-то едва мне знаком,
только кроме друг друга с тобой никого нам не надо.
Через год по привычке звони - через день, через два.
Мы встречаемся реже - в квартире твоей по субботам.
Для чего тебе знать, что твои золочу я слова,
золочу неустанно, но сходит моя позолота?
Для чего тебе знать, что меня, как больную, знобит
от твоих обвинений в моем эгоизме немалом,
от дурацкой затасканной фразы "давай без обид",
от сожженных тобою стихов, что тебе я писала?
Говорил, что хозяин, но я-то почуяла - гость,
поняла по каким-то невидимым скрытым причинам.
Я еще молода, мне неведомы смелость и злость,
я уйду, но не сразу, пройдет еще год с половиной,
я еще подожду, вдруг все будет еще ничего,
и не раз оправдаю тебя, а себя - успокою.
Я стерплю даже то, как ты книгу отца моего
отшвырнешь безразлично небрежной холеной рукою.
Промолчу малодушно, трусливо, не выгоню вон,
не хлестну по щеке что есть силы до боли в запястье...
Но отчаянно с этой минуты пойдет под уклон
то, что я называла по дурости правом на счастье.
Через годы на книжном прилавке найду переплет
со знакомой фамилией - мерила к имени, было!
И простое прошедшее память мою разберет
на глаголы - "любила", "ушла", "зачеркнула", "забыла".
Постою, помолчу, повздыхаю и сделаю вид,
что неведом мне автор, что не был моим он героем...
Я простила давно, только, знаешь, давай без обид,
но я книгу твою никогда, никогда не открою.
02.10.2013