У него на руках вились змеи распухших жил. И дрожал его голос, когда он мне ворожил. Он сказал, меня ждут лишь преграды и рубежи. И я жизнь проживу, как доселе никто не жил.
У других был закон и семья, у меня лишь бой. Я сражался с медведями, с Богом, с самим собой. И лишь только в лесу чуть заслышав призывный вой, шел туда я, не веря, что снова вернусь домой.
Только жизнь прицепилась ко мне, как сухой репей. Раз за разом я вновь побеждал всех зверей и змей. Лишь с собой примириться не смог – как кулак не бей. Пока брат не вернулся домой.
Не один, а с ней.
У нее было что-то в улыбке – огонь и лед. Я старался забыть ее запах. Твердил: "Пройдет". Только был возбуждающе дерзок запрета гнёт... Жизнь застыла на том поцелуе.
Я шел вперед.
Там на теле Земли рисовался войны ожог. От сигнальных кострищ в небесах растворялся смог. Я сражался как волк, всех я в страхе держал врагов.
Только брата родного от смерти спасти не смог.
Я смотрел на остывшее тело и слушал, как мое драное сердце скулит на манер собак. И чуть позже в забвении пьяном дробя кулак, я решил, что для мира проклятого
я чужак.
Много лет я с судьбою сражался, как дикий зверь. Я желал умереть, только так не желалось ей. И решив, что, наверно, пора все же стать взрослей. Я вернулся домой. Еще злей и еще сильней. Лишь один человек утолить мог мою печаль. Она стала за эти и годы так горяча. И когда я опять ее в доме том повстречал. Я готов был всю жизнь провести у ее плеча.
Только зверя природа с годами брала свое. Я хотел воевать лишь с собою и без нее. За погибшего брата виня себя, брал ружье, уходил снова в лес.
А потом от нее ушел.
Жизнь текла моя рвано в сражениях и слезах. Я, устав от иного, всегда убегал в леса. И деревья из детства искал в обветшалых пнях. Жизнь прошла. Только память осталась о ней в годах.
Он сказал, меня ждут лишь преграды и рубежи, только я видел много хорошего для души. Было что-то особое в этой прекрасной лжи.
Я прожил эту жизнь, как доселе никто не жил.