Вобрать в себя случайные слова,
ведь нежности молва не замечает.
Напрасно мы с тобой не промолчали,
умножив осторожно два на два. –
2-ве тени, заплетённые в судьбу, –
в нелепые пустые описанья.
Как будто посторонние касанья
к морщинкам, разбежавшимся по лбу,
приблизят на секунду небосклон.
Как будто эти люди, что по ветру
бредут, не разбирая сантименты,
увидят, что и он в тебя влюблён.
Как будто сможешь стать ты им роднее…
Калеки в костяного бога верят,
преклонные уходят на поклон.
А я смотрю в глаза летящей пыли,
не веря, что мгновенья уходили,
не думая об этом и о том.
На пальцах не покажешь, что в «люблю»
запрятан молчаливый запах кожи.
Ребёнку позавидует прохожий
(осипшая ворона – соловью),
а он протянет руку – и простит,
но вряд ли вновь сумеет поделиться.
Его ещё научат как молиться,
проклятьями запятнанными мстить
и пестовать слюнявое «боится»
на почве продовольственных обид.
Слепая, не сумею описать,
как плакали уставшие вокзалы,
сутулые прощанья провожая,
и месяц выходил меня спасать.
И вёл по онемевшей мостовой
к распахнутой до ниточки потере
(ведь в счастье не положено нам верить.
припрятанный на чёрный день покой
не греет потерявших в безрассудных
объятьях, поцелуях – будь что будет,
наш грех обезоружен и безлюден,
а ты – незащищённый и родной.
Летает паучишка по стене
и ловит в свои сети первый лучик,
ты спишь, ещё не зная, что ты лучший,
припрятав это знание во мне