это когда блаженство дышит тебе в лицо, осыпается облаками яблоневый цвет. он, преклоненный коленями пред отцом, весь источает яркий полдневый свет. чисты его ладони и ясен взгляд, а за плечами перья - белым-бело. ангелам не рехнуться - так говорят. им и любить по равному - никого. только усмешка, ласково и легко тронет потом потекший от боли грим. что ты знаешь о счастье, маленький серафим? тот подпевает с ним.
будет казенный дом, а потом чума, будет холера, войны, борьба, цинга.
стук у виска обоймы.
тот, кого звали раньше во все слова
дальше от них обоих.
это когда на пальцах острит огонь - тронешь за щеку, солью уже течет, из сердцевины стонет собачий вой, кажется, будто полностью изгрызет. видеть ее - как прежде - в обрывках дня - и все гадать вдруг помнит, а может ждет? ангелам не рехнуться, так говорят. в рае сегодня экстренный пересчет. что ты знаешь о страхе, маленький серафим? вечность дана - но только ее не нужно. тот подпевает словно - как прежде - с ним, но в литургийной службе.
будут созвездья вен и развилки рук,
шорохи под подушкой, кричащий зал.
маленький серафим, ты наверно глух? если не внемлишь судоргам и слезам.
это когда орешь, расшибая в кровь груду хламья что бьется в твоей груди, это когда из пасти течет любовь, ты проклинаешь всех, что когда-то с Ним пели в одном строю, рассекая твердь, и никогда не жаждали умереть. Боже, ты право, чертов больной шутник, чокнутый шизофреник в седых летах, спустишься на агонию посмотреть тех, кто всегда поддерживал в
небесах? и не спасают девочки и дурман, деньги и алкоголь, красота и власть, высшая математика - как быстрей из восходящей вверх до конца упасть.
что ты знаешь о милосердии, маленький серафим,
что же ты видишь в синих как глубь глазах?
он за секунду падает вместе с ним,
гладя стальные проблески на висках.