Настанет день, и тело, как пальто,
износится. Душа покинет сцену.
И всё вдруг прекратится, и никто
не станет биться головой о стену
по случаю того, что ты исчез
(не велика, как говорится, птица).
Но выживет лишь густота словес,
разлитых по бесчисленным страницам.
Не бог весть что, напрасные труды,
обманная и вязкая трясина,
чьи буквы – эфемерные следы
на фоне дома, дерева и сына.
Но так уж вышло – каждому своё,
а дом и сын пойдут со знаком минус.
На дереве горланит вороньё.
Прислушаюсь, зажмурюсь, опрокинусь –
и буду снова, мучась и боясь,
без спешки, без оглядки, понемногу
плести свою диковинную вязь,
не нужную ни дьяволу, ни Богу,
противную и другу, и врагу.
Строка длинна, но мысль всегда длиннее!
Цедить слова – вот всё, что я могу,
цедить слова – вот всё, что я умею.
Поверхностно, сомнительно, зато
от этой мантры отступает злоба...
и кажется, что старое пальто
само уходит в сумрак гардероба.