Преамбула
- Класс! Но почему … - задумчиво потирая подбородок и рассматривая очередной том «Осколков Цивилизаций» проговорил Александр Иванов, главный редактор московского издательства «АСТ». – Почему среди исчезающих племен и народов нашей планеты вы выбираете всегда самых… гм-мм…. малопривлекательных? Папуасы, пигмеи, гуарани… Ни одного красивого или вдохновленного лица, ни одной правильной линии?
- Ну, батенька, это чистой воды вкусовщина! – возмутился Михаил, с непередаваемой нежностью поглаживая фотографию старой комбайки. – По мне, так эти люди прекрасны! Как минимум, они естественны и гармоничны. Обрати внимание, рост пигмея, в среднем, 140 сантиметров, а на снимках и даже на видео, все они кажутся довольно высокими и пропорционально сложенными людьми. И только когда я, со своим европейским ростом, влезаю в кадр, становится понятно, что пигмеи едва достают мне до груди.
- И, тем не менее, вам не приходило в голову, что какой-нибудь школьник, читая и разглядывая ваши книги, нет-нет, да и подумает о том, что эволюция – это великое благо, раз за тысячелетия естественного отбора человечество столь видоизменилось? Мы чудесным образом подросли, стали стройнее и осанистей, а женская красота, трансформировавшись из условного понятия, стала абсолютно общепризнанной. И теперь во всем мире существуют единые каноны красоты, по которым мы ежегодно выбираем королеву планеты, какую-нибудь Мисс Мира или Мисс Вселенную?....
Мы расходились после встречи со смешанными чувствами. С одной стороны, мы искренне считали героев наших книг вполне симпатичными ребятами. С другой стороны, в каждом из авторов занозой сидело ощущение, что наши аргументы не произвели на Александра должного воздействия, и он остался при своем мнении. Какая красота требовалась редактору? И что он понимает под этим словом? Классические каноны голливудских моделей 90-60-90?
Ну, таких красоток в Африке пруд пруди! Даже больше, чем в Европе….
Или господин Иванов имел в виду нечто другое?
Раз уж все мы такие разные, раз мы исповедуем различные религии, придерживаемся разных традиций, но единодушно признаем красоту Венеры Милосской или Наоми Кембл, то вполне вероятно, что где-то на белом свете есть люди, есть даже целые племена таких красавиц, которые даже самому искушенному эстету с парижской набережной Круазет или московской Рублёвки покажутся безоговорочно прекрасными? И насколько реально их отыскать?
Мы постарались.
Более того, мы нашли!
И именно им, самым, пожалуй, красивым женщинам планеты мы посвящаем эту книгу.
Авторы.
Глава 1.
Да здравствует этнография!
Февраль в Москве – препротивнейшее время, словно созданное специально для депрессий, усиливаемых чередой слякоти и морозов, отсутствием солнца, бессмысленными в своей трогательности праздниками «дня мужчин» и «дня всех влюбленных» с необходимостью искать такие же трогательные и бессмысленные подарки. Прибавьте к этому безумные пробки, непролазную грязь и эпидемии гриппа, накатывающие на наш многострадальный город с завидным постоянством….
Поневоле потянет в пампасы!
Но естественное желание сорваться в очередную экспедицию в этот раз затруднялось определением места ее дислокации. Как уже было сказано выше, нам требовалось не просто уехать на край света, но отыскать тот его «лоскуток», который бы отличался не столько первозданностью природы и буйством красок, сколько красотой местных жителей. И красота эта тоже обязана была быть первозданной, естественной, данной природой и Богом. В противном случае, чего проще – лети в Лос-Анжелес, в Голливуд, улицы которого просто запружены красавцами и красавицами всех мастей, состоявшимися и будущими звездами мирового кинематографа. Но это, как говорится, «другое кино». Нам хотелось совсем иного. После того великого счастья познания подлинной самобытности и не испорченности, которую нам подарили племена Папуа Новой Гвинеи и Центрально-Африканской республики, соглашаться на глянцевый суррогат совсем не хотелось.
И мы засели за Интернет.
Но что мы должны были отыскать? Как сформулировать нашу задачу? Набрать в поисковике «самое красивое племя планеты»? Тут же попадешь на странички турфирм, каждая из которых, предлагая свои маршруты, уверяет наивных туристов, что именно в той стране, тур которой сегодня рекламируется, живут красивейшие женщины планеты. А к таковым, без всякого сомнения, относятся тайки, филиппинки, инидианки, венесуэлки, эфиопки, японки и еще добрый десяток больших и малых народов и народностей. Мы-то, естественно, знаем, что самые красивые женщины живут в России, но нас, слава Богу, нельзя отнести к исчезающим племенам, которые составляют основу нашей серии «Осколки цивилизаций».
Пришлось штудировать «Основы этнографии».
Но и тут наши мнения разошлись.
- Миша, каких женщин можно назвать красавицами?
-Инна, а ты что думаешь?
Андрей и Людмила тоже внесли свою лепту в определение экспедиционных «параметров» женской красоты.
Чем мы всегда восхищаемся и что ищем в красавицах?
Красивую осанку и тонкую талию?
Ну, это к гадалке не ходи, свойственно большинству африканок.
Высокую грудь?
Без сомнения, она есть у женщин племени химба.
Пышные бедра, сухо и безлико именующиеся в этнографии стеатопигией?
Есть такие! И их обладательницы тоже живут ниже экватора. Конечно, это женщины племени гереро, кто же еще? Более того, у гереро, единственных в мире, существуют даже памятники человеческим ягодицам…
А есть ли на земном шаре место, где все эти племена живут в тесном соседстве, да так, чтобы за короткий экспедиционный месяц мы смогли познакомиться с ними со всеми?
Единственная страна, которая подходила под наши не совсем обычные критерии и при этом не требовала каких-то сложных разрешений, согласований и очень плотного взаимодействия с консульскими работниками оказалась Намибией.
Всего сутки в самолете и двенадцать градусов мороза сменятся 26 градусами тепла и бескрайним звездным небом! Вы еще не были в тех далеких местах? Нет? Значит, вам будет так же интересно, как и нам. С Богом!
В этой книге мы попробуем рассказать о нашем путешествии максимально подробно, так, чтобы вы смогли ощутить совсем киношный эффект 3D-присутствия, а ваши губы обветрились от мельчайшего песка пустыни Намиб, не остывающего вот уже 80 миллионов лет.
Скажите, вы помните, как выглядели каравеллы Эпохи Открытий? У португальских тамплиеров были алые кресты на белом поле. И на белых флагах португальских каравелл тоже были алые кресты. Кресты рыцарей, что отправились на поиски Святого Грааля. Вы же наверняка знаете, что такое Грааль?.. Разумеется…
Первый ответ, который приходит в голову - чаша Христа. Иисус пил из нее на тайной вечере, в нее же Иосиф Аримафейский собрал кровь Сына Божьего, умиравшего на кресте.
На дне чаши, которую обычно на иконах и фресках держит Иоанн Креститель изображен дракон. Дракон — древний символ мудрости, как египетский Тот или греческий Гермес. Дракон в чаше означает тайную мудрость. А еще Грааль… Грааль — это знание. А знание равно власти. Тамплиеры это понимали. Спасаясь от преследований, они принесли в Португалию чашу дракона, Грааль, научные знания и эзотерическую мудрость, накопленную за несколько веков пытливых изысканий. Точные карты, дерзкие изобретения, дух открытий и древние тайны. Португалия была их целью и в то же время отправной точкой для познания и преобразования всего мира. Не зря же даже в имени страны первых Великих Путешественников — Portugalem — отчетливо слышится слово «чаша». Португалия. Porto Graal. Врата Грааля. И порт, из которого каравеллы отбывали на поиски новой реликвии. Святого Грааля мудрости. Нового мира. В Португалию устремились самые искусные моряки, самые храбрые исследователи, самые верные паладины Грааля. Жил Занес, Гонсалвеш Балдайя, Нуно Тристан, Антан Гонсалвеш, Диниш Диаш, Алваро Фернандеш, Дьогу Гомеш, Педру де Синтра, Дьогу Кан, Пачеко Перейра, Бартоломеу Диаш, Васко да Гама, Фернандо Магеллан, Педру Алвареш Кабрал… Этот список можно продолжать до бесконечности. Одни из них снискали вечную славу. Другим история отвела значительно более скромное место в своей иерархической лестнице Великих.
Но нас, как раз, и интересуют два таких «скромных труженика» тамплиерской братии отважных путешественников – Дьогу Кан и Бартоломеу Диаш, ибо именно с их именами связано открытие европейцами тех земель, куда сегодня устремимся и мы – открытие берегов Намибии. Путешествия Кана и Диаша разрушило существовавшее с древности у европейцев ошибочное представление о необитаемости тропического пояса, где будто бы находились безжизненные раскаленные пустыни, а море у берегов кипело от жары. Оно укрепило стремление португальцев обогнуть Африку с юга и достичь Индии. А на вновь открытых землях (какими бы они не были) установить свое господство.
К сожалению (к очень большому сожалению) европейцы были первыми, кто так или иначе начал фиксировать историю освоения этих земель. И произошло это значительно позже 1450-х годов, позже времени первых открытий.
Первые исторические источники, с робкой попыткой характеристики народов Намибии и заселенных ими земель относятся лишь к началу XIX века. А ведь целые столетия, если не тысячелетия до этого, жизнь в пустынных и тропических землях Южной Африки кипела и бурлила страстями. Намибия – это родина (а в некоторых случаях, вторая родина) сотен африканских племен, самыми знаковыми среди которых, без сомнения, являются бушмены, химба, гереро (хереро), дамара, овамбо, готтентоты, кой-коин и многие другие. О каждом из этих племен мы обязательно расскажем вам подробнее, если, конечно, нам посчастливиться во время экспедиции познакомиться с настоящими потомками первых аборигенов.
А пока же мы просто пакуем чемоданы, собирая в багаж, пожалуй, впервые за время наших путешествий, гардероб для всех четырех времен года: пляжные шорты и пуховые свитера, дождевики, ветровки, арафатки, панамы и вязаные шапки, резиновые сапоги, ботинки для трекинга и легкомысленные сланцы. Климат в Намибии (как средняя температура пациентов по больнице) считается мягким и приятным. Что не исключает скачков термометра с отметки +35 где-нибудь в раскаленной пустыне, до – 5 по ночам в горах. Атлантический океан, вопреки распространенному мнению о том, что это побережье Африки и Юг, «радует» водичкой редко превышающей +17 градусов, а влажные туманы и ветра Берега Скелетов заставляют вспомнить об аттракционе под названием «аэродинамическая труба».
Вероятно, все эти трудности посланы нам, как тому Ивану-Царевичу из сказки, вознамерившемуся отыскать в тридесятом царстве Василису Прекрасную, красивейшую из всех земных женщин. Но наша задачка посложнее будет. Мы хотим отыскать не одну, а целое племя этих Василис…
Ну что? Присядем на дорожку?
Билеты куплены, рюкзаки застегнуты. На улице лютует февраль, выплёвывая в спину нашего самолета всю свою последнюю зимнюю злость. Он прекрасно понимает, что когда мы вернемся из путешествия, целовать «героев» в загорелые щеки придется уже не ему, а нежной и прекрасной Весне!
Глава 2.
Главные действующие лица. Деды и салаги.
В этот раз в экспедицию мы «вливались» тремя неравными порциями. Пионерский десант Шереметьевых-Могилевых был первым, кто ступил на знойные улицы Виндхука, или Виндука, как называют его местные.
- Петрович, и как оно там? – пытаясь преодолеть пока хотя бы голосом десятки тысяч километров между двумя точками планеты, бодро интересовался Михаил.
-Альбукерку помнишь?
- Которая в Нью-Мексико, в Штатах?
- Угу. Так вот, она его родная сестра. Однояйцевая. Горы на горизонте. Холмы в городе. Сам Виндук на высоте около двух тысяч метров, флора – аридная, то есть, приспособленная к экстриму температур и осадков, а потому бедненькая…. И, как говорит Инка, вспоминая старинный анекдот: «типично киношный пейзаж одноэтажной Америки».
- В смысле?
- Многоэтажность ограничивается центром города, а дальше пасторальные пейзажи невысоких домиков с милыми развлечениями жителей вроде коллективных прогулок в супермаркет на машине.
- Я правильно понял – вам нравится?
- Не то слово! Это классный, патриархальный городок, который можно назвать прекрасной декомпрессионной камерой для европейского путешественника, позволяющий адаптироваться к африканским реалиям с сохранением привычного быта. Для наших новеньких – самое то!
К слову сказать, туристы Виндхука, как правило, не видят. Для них он, действительно, ограничивается парой-тройкой улочек делового центра, и краткосрочной прогулкой на машине или автобусе по пути из аэропорта к отелю.
Каемся, путешествуя по миру, мы и сами, порой, крайне невнимательно относились к столицам тех стран, где бывали. Нашей целью всегда являлись неосвоенные, дикие территории, чудом сохранившиеся племена и оазисы первозданной природы. Мы были у пигмеев в ЦАРе, но что мы можем сказать о Банги? Мы исследовали каменный век на острове Новая Гвинея и ничего не увидели в Джакарте, не поняли, каким образом миллионный мегаполис взаимодействует с крошечной Ваменой. А ведь то, что «осколки цивилизаций» все-таки сохраняются каким-то чудом, во многом заслуга местных властей и природоохранных структур, базирующихся, как раз в столицах. Поэтому в наших намибийских приключениях было решено, по возможности, уделить внимание Виндхуку: приобрести книги, путеводители, карты, побеседовать со старожилами и музейными смотрителями, тактично поприветствовать чиновников и заручиться, если получится, их поддержкой. Словом, чтобы понять Намибию, кому-то из нас предстояло чуть раньше остальных стать настоящим намибийцем: научиться видеть, как они, чувствовать, как они, уловить вибрацию тех многочисленных племен, букет которых и формирует современное намибийское общество.
Так мы и познакомились с Роной Гольдштайн, которая живет в Виндхуке вот уже двадцать лет. Все эти годы темнокожая Рона работает в странной должности повара-администратора одного из семейных отельчиков, а свободное время посвящает изучению той страны, влюбившись в которую, приняла решение не возвращаться в Израиль.
- В Намибии полно загадок. И ваши экзотические племена , ваши искомые неземные красавицы – далеко не самая главная тайна Намиба. – Рона не спеша потягивает местное пиво, заедая его чем-то вроде вяленого мяса. – Вы не поедете к кругам?
- Куда?
- К знаменитым загадочным кругам, которые заставляют ломать голову ученых всего мира. Я не ученый, но вот уже двенадцать лет провожу собственные эксперименты, чтобы ответить на вопрос, откуда они взялись, круги эти?
- Рона, ответь толком, о чем речь?
- Господи, вы там, в России, только политикой интересуетесь, что ли? А тайны планеты для вас пустой звук?
- Как видишь, не пустой звук, если мы сидим здесь сейчас с тобой и говорим о каких-то мистических кругах, хотя совсем не понимаем, о чем речь.
Женщина приободрилась, глаза ее засверкали, а голос стал вкрадчивым и сиплым:
- В пустыне Намиб можно найти сотни нерукотворных, загадочных кругов, диаметром от полутора до десяти метров каждый. Внутри круга почва абсолютно лишена растительности, словно зацементирована, зато по его периметру колосится высокая и сочная трава, которая сильно контрастирует со скудной растительностью остальной пустыни. Круги тянутся от границы с Анголой на самый юг, почти до ЮАР. Уже четверть века лучшие намибийские, европейские, южноамериканские ученые бьются над загадкой кругов, но ответа об их природе так и не нашли.
- Конечно же, все склоняются к мысли об инопланетном происхождении проплешин, – хмыкнул Андрей.
- А вот и нет. Эту версию скептики, вроде тебя, отвергли сразу и заявили, что не будут проводить псевдонаучных исследований. Этого, видите ли, не может быть, потому что не может быть никогда. И точка! Выдвигались принципиально иные версии. В частности, одно время думали, что круги выедают термиты, которых в пустыне полно. Точнее, траву и даже семена выедает какой-то особый род термитов.
- С особым художественным вкусом. Они эстеты, и предпочитают кормиться строго по периметру круга. – Инна засмеялась.
- Эта версия не подтвердилась. – Рона вздохнула. – Я была с экспедицией Университета Претории. Мы копали почву на глубину двух метров, но никаких следов термитов не обнаружили. Даже намека на них нет.
- Ну, у вас же здесь арена метеоритных дождей, - Андрей все никак не мог забыть импровизированную выставку метеоритов, которую мы увидели на местном Арбате, на Пост-стрит.
- Была такая версия. Грешили на астероиды. Но анализ на радиоактивность образцов почвы, посланных в Южноафриканское бюро стандартов, дал стопроцентно отрицательный результат. А еще ученые исследовали образцы почвы внутри кругов и за их периметром. Они абсолютно идентичны. Это одна и та же земля. Но невозможно объяснить тот факт, что семена из контрольной группы, посаженные в землю из круга, прорастали крайне плохо, а ростки быстро хирели и погибали. Зато те, которые посажены в землю из-за периметра, росли как на дрожжах, становясь значительно крупнее и крепче обычной рассады.
- А что говорят аборигены? – Инна пристально взглянула на Рону и даже включила диктофон.
- Удивительно, но почти все племена считают, что круги появились там, где нашли смерть их предки, сражавшиеся против колонизаторов. Так говорят бушмены, так говорят химбо и гереро.
- Странно, почему же нам в географическом обществе, где мы консультировались, не посоветовали посетить столь уникальное место?
- Ну, вы же, как я поняла, не любите аттракционов? А намибийские круги – уже давно туристическая фишка. Сегодня каждый посетитель природного заповедника Намиб Ранд может купить всего за пятьдесят долларов США в личное пользование один из феноменов или подарить его своим родным и близким. Купившему след от «инопланетного гостя» выдается сертификат и памятный кружок из глины, на котором оттиснут порядковый номер.
Рона еще раз вздохнула, допила пиво, доела антилопью «солонину», совершенно спокойно включила их в наш счет за кофе и удалилась куда-то в подсобку, отдавать ценные административные указания своим немногочисленным подчиненным.
Мы остались сидеть под выцветшим парусиновым тентом, вдыхая удивительно африканский, несравнимый ни с чем запах Виндхука. Как передать его вам?
Давайте попробуем….
Итак, представьте, что на раскаленный, пыльный палисадник, пролился бурным потоком кратковременный ливень. Остро запахло почвой. А по соседству сосед решил пожарить шашлычок, предварительно приодевшись в парусиновые, пахнущие горячим утюгом штаны и хорошенько облившись цитрусовым лосьоном для бритья. Запахи смешались. Откуда-то с холмов ветерок донес кисловатый аромат каберне, а заключительной нотой «букета», стал омлет, который прямо у вас под носом пожарили на сливочном масле из огромного страусиного яйца. Сложно представить? Вот то-то…. Но именно так пахнет город, в котором мы сейчас попиваем довольно неплохой кофеек. Кстати, аромат пережаренных кофейных зерен тоже нужно добавить в палитру намибийских запахов. Мы сидим и неспешно рассуждаем о том, как сложится наша очередная экспедиция. Ждут ли нас яркие приключения, или Набия окажется менее колоритной, нежели все то, что нам довелось видеть прежде?
Поживём – увидим…
***
Вторая часть «десанта» команды «Осколков цивилизаций» прилетала в Виндхук из легендарной Одессы. И мы с нетерпением ждали знакомства с новичками.
Сказать по правде, новичков (в прямом смысле этого слова) в наших экспедициях почти не бывает. Сложные маршруты, непростые условия, минимальный набор «цивилизационных» благ, заставляют предельно внимательно относиться к выбору участников. К нам попадают, чаще всего, по рекомендации одного или двух бывших членов больших путешествий. «Как раньше принимали в КПСС» - шутит Инна. В этот раз с нами едут сразу четверо «салаг», имеющих за плечами огромный опыт самостоятельных путешествий по всему миру – это Женя Соловьев и Инна Трояновская из Одессы и чета Буренковых – Константин и Надежда – из Москвы.
«Старички» представлены в команде уже хорошо вам знакомыми по предыдущим книгам Михаилом Кравченко, Людмилой Прокиной, Валерией Гриншпун и упомянутыми выше Шереметьевыми.
Промежуточное положение занимает еще один путешественник - Андрей Костянов. С одной стороны, Андрей еще ни разу не становился героем наших книг, с другой – уже участвовал в таком количестве сложных международных экспедиций, побывал в таких «горячих» точках планеты, что еще и нам мог бы дать фору.
Познакомим мы вас и с нашими неизменными помощниками в любой экспедиции – местными гидами. В этот раз на помощь российской команде пришли сразу три человека: столичный таксист, человек из племени дамара, Макс Тхуебобо, южноафриканец и бывший гражданин России Влад Петров и бродяга-авантюрист из племени химба, один из самых запоминающихся персонажей намибийской эпопеи - Мозес (Моисей) Леон Химба Какуни. Но о них чуть позже…
Пока же Инна с Андреем готовились к прилету экипажей.
Москвичи летели через ЮАРовский Йоханесбург, Влад Петров прибывал тоже из ЮАР, но из Кейптауна, одесситы и Андрей Касьянов ожидались рейсом из Франкфурта.
- Как мы будем собирать их всех? Я уже запуталась в расписании, - причитала Инна, игнорируя настойчивые предложения супруга выбраться в окрестности Виндхука и, не теряя времени, провести разведку на местности. – Людмила пишет, что Лерка летит с высокой температурой, Андрей прислал какое-то сообщение о неисправном штативе и поисках переходников, Влад спрашивает про лицензии…. Нет, что ни говори, а интернет – великое зло. Не было бы этих дурацких сообщений, я бы тоже с тобой и Максом в местный Шанхай еще раз поехала, изучать быт аборигенов…
Безусловно, больше всего нас беспокоил Михаил Кравченко. Еще совсем свежи были в памяти тяжелые часы, дни и недели, которые Миша провел, балансируя на тонкой грани жизни и смерти в борьбе с тяжелейшей формой тропической малярии. (Об этом подробно рассказано в книге «Зов Убанги»). И вот он снова летит в Африку. Снова туда, где чуть было не остался насовсем в непроходимых дебрях центрально-африканских джунглей.
«Да ладно! Намибия – это «аlter ego» коварной влажной Африки. Здесь все, как раз, наоборот: вместо болот – пески, вместо ливней – пустыни, вместо малярийных комаров – скорпионы!» – весело отшучивался наш приятель в Москве, в дискуссиях с перепуганными родственниками. Храбрился ли он, либо, на самом деле, его страсть к постижению нового, запретного, заповедного была столь велика, что напрочь перекрывала первородный и привычно осторожничающий инстинкт самосохранения – мы можем только предполагать. Скорее всего, Миша думал именно так, как говорил. Однако, к путешествию он, как и все остальные, подготовился основательно, и его авантюрное желание очередной раз «перешагнуть запретную Красную Линию» ничего общего с легкомыслием или безответственным разгильдяйством, конечно же, не имело.
Тем не менее, уже самый первый день «общего сбора» показал, что предусмотрели мы далеко не всё.
Мы даже представить не могли, что эмиратская авиакомпания, доставив наших путешественников в Йоханесбург, решит, что ее миссия на этом исчерпана, а всяческие «транзиты» - лишняя головная боль. В конце концов, желающие посмотреть Южную Африку прекрасно могут сделать это и в ЮАР, и совсем незачем стремиться в какую-то Намибию…. «Ваш самолет уже улетел, а когда будут следующие рейсы и будут ли на них места – я не знаю». Примерно так объяснила служащая «Emirates» нестыковку в рейсах, явно несоответствующую тому, что было указано в билетах.
«Переночуем в аэропорту, а дальше будем добираться на перекладных», - бодро отрапортовали сразу три SMS-ки, посланные Мишей, Людой и Надеждой Буренковой по очереди. Слишком бодро для того, чтобы мы перестали волноваться. К этому времени в Виндхуке нас было уже шестеро, и мы, чтобы как-то отвлечься, снова уткнулись в маршрутные карты.
В принципе, маршрут в этот раз был не особенно сложным. Но изматывающим. Нам предстояло проехать в общей сложности (по дорогам и абсолютному бездорожью) около пяти тысяч километров, ибо именно на таком расстоянии друг от друга по окружности находятся основные центры «коммун», или столиц тех племенных объединений, которые мы хотели посетить: нама-дамара, химба и гереро. После бурных дискуссий, еще в Москве, мы вычеркнули из маршрутного списка племена бушменов, договорившись, что обязательно вернемся в Намибию и погостим в этих первобытных племенах не наскоком, а основательно. Сейчас же, с учетом ограниченного срока в три недели, было решено сделать основной акцент на племенах химба, поселения которых еще сохранились в девственном виде на самом севере Намибии, почти на границе с Анголой.
Те, кто внимательно следит за нашими путешествиями, знает, что основным их условием является знакомство с подлинной культурой и бытом тех или иных малочисленных племен и народов планеты. Нас совершенно не устраивают туристические «потемкинские деревни», организованные предприимчивыми дельцами в непосредственной близости от отелей и лоджей, нам не интересны «кукольные» пигмеи, папуасы, индейцы и т.п., как, наверное, не интересны вдумчивому европейскому путешественнику наши краснощекие суздальские «крестьяне» с ручными медведями, пляшущими под балалайку, и разукрашенными целлофановой мишурой «русскими тройками».
В этот раз мы тоже не собирались изменять своим правилам, а потому с нетерпением ожидали наступления утра и хоть какой-то ясности в судьбах товарищей. Ведь для того, чтобы успеть осуществить задуманное, нам нужно было придерживаться (буквально до минуты) намеченного графика экспедиции.
- Вот что, братцы, - обратился к присутствующим Влад. – Есть предложение, от которого глупо будет отказываться. Давайте рано утром разделимся. Часть народа с Максом поедет в аэропорт, встречать потеряшек, а мы с Андреем отправимся в бюро проката и постараемся арендовать хотя бы один джип. Может быть, нам повезет, и оформить получится сразу три машины.
- Предложение здравое, - оживился Андрей Костянов, - Но я планировал с тем же Максом еще успеть заскочить в пару мест и докупить здесь все необходимое для съемок: аккумуляторы, переходники, приблуды…. К сожалению, многое из того, что мы приобрели во Франкфурте и в Москве к местным розеткам не подходит. Возможно, мы поступим так: Влад с Петровичем будут заниматься машинами, девчонки – отдыхать в аэропорту, а я и Женя – займемся с Максом покупками.
- Между прочим, граждане, заметьте: Макс – это моя персональная и незапланированная намибийская находка, - рассмеялась Инна. - А мужчины силой хотят его у нас экспроприировать.
- Ага! – радостно согласился Костянов, - И, заметь, всё ради общественного блага! Кто через два дня будет стонать, что нечем заряжать планшетник или камеру?
Макс, который за последнюю неделю сроднился с ролью няньки российских путешественников, довольно посмеивался, ежеминутно слыша свое имя. Он уже успел привыкнуть к мысли, что жизнь его теперь круто изменится, что он непременно станет героем такой же толстой и красивой книги про Африку, как та, что ему подарили Инна и Петрович. Все его друзья, соседи и даже босс (сам великий директор таксопарка!) поверить не могли, что скромного и ничем не примечательного, в общем-то, парня почему-то заметили странные русские и сделали его чуть ли не своим главным гидом по столице Намибии.
- Макс! Так как мы завтра поступим?
- Цца! – восторженно цакнул Макс, что на языке дамара, которому он пытался нас обучать с первого дня, выражало высшую степень одобрения.
Кстати, вы еще не знаете, что такое язык племен нама и дамара? Нет? О, это нечто особенное. Пожалуй, более нигде в мире не встречается такая звонкая, цокающе-клацающая речь, постичь и воспроизвести которую, на первый взгляд, почти невозможно.
В мировой фонетике щелкающие звуки в речи дамара называют кликсами. А сам язык относят к койсанским языкам, на которых помимо намибийцев и южноафриканцев говорят еще пару племен в Танзании (сандава и хадза). Дамарский язык ранее красиво назывался готтентотским, и уникальность его состоит в особом произношении нескольких звуков. Помните, как мы в детстве клацали и цокали языком, показывая, как скачет лошадка? Попробуйте повторить это цоканье, но делая акцент на произнесении разных звуков: пь, кь, ль, чь, ць (и все это щелкая языком по нёбу).
В среднем, на языке нама-дамара в Намибии говорит почти 300 тысяч человек. То есть, шестая часть населения. Нам удалось привезти музыкальный диск с записью песен дамара, ну и, конечно же, вволю наслушаться программ специального дамарского радио, которое включено в малолитражке Макса денно и нощно.
Раз уж мы заговорили о Максе, хотелось бы остановиться на истории его жизни чуть подробнее, чтобы у читателей появилось хотя бы приблизительное понимание того, как складывается в Намибии жизнь рядового темнокожего гражданина, рожденного в обычной среднестатистической семье.
Макс родился на западе страны, в самом центре Дамараленда, в довольно бедной семье. В отличие от многих сверстников, мальчишка с удовольствием ходил в бесплатную начальную школу, а когда закончил ее, местный падре помог ему продолжить образование в так называемой «высшей» школе (это по-нашему пятый – девятый классы). Данный вид образования подразумевает оплату, хоть и символическую, но зачастую неподъемную для большинства намибийских семей. Максу повезло: администрация школы оценила его рвение и успехи в начальной школе и разрешила учиться без денег. Кстати, Макс несколько раз подчеркнул, что он не был каким-то исключением из правил, и все дети, которые хотят учиться, так или иначе, получают бесплатное образование.
В семнадцать лет наш приятель познакомился со своей будущей женой – очаровательной Машар, целеустремленной и предприимчивой девушкой, и молодая семья решила попытать счастья в столице Намибии. Сегодня Машар – администратор крупного мебельного магазина, Макс – таксист с двадцатилетним стажем работы. Они живут в небольшом доме, смахивающем на наши дачные шестисоточные домики-скворечники советских времен (примерно 5 на 6 метров), владеют относительно новым автомобилем и воспитывают четверых детей. Макс гордо именует себя средним классом и уверен, что жизнь удалась.
Поначалу, насмотревшись на красивые особняки центра намибийской столицы, мы были готовы оспорить понятие «достатка» семьи Тхуебобо и его отношения к «среднему классу», но после того, как Макс отвез нас в местный «Шанхай» - бедняцкие районы Виндхука - полностью с ним согласились.
Эти районы почти никогда не показывают туристам. Кварталы хитро спрятаны вдали от основных магистралей, уходящих на юго-запад и северо-восток столицы, и представляют из себя многотысячное скопление небольших хижин, напоминающих наши гаражи-ракушки. Эти домики могут быть сделаны из любого материала: шифера, металла, картона, дерева и не превышают по площади 6-9 метров. Дома тесно примыкают друг к другу, приусадебных участков у них нет, даже отхожие места в виде выгребных ям принадлежат не семье, а целому кварталу. Удивительно, но улицы там не формальные, а самые настоящие, зачастую с красивыми названиями. Так, например, несколько замечательных фотографий мы сделали на улице с романтичным именем «Монте Кристо».
Беднота вокруг царит ужасная. Нет света, нет воды, нет какой-то элементарной мебели. Но, что удивительно, в столичных гетто поддерживается почти идеальный порядок. То есть, старые пластиковые канистры, валяющиеся в пыли у дороги, мы видели, но иной бытовой мусор – пакеты, бумага, осколки стекла или нечто подобное тщательно убирается и вывозится на свалку, далеко за пределы поселения. Вероятно, городская администрация опасается эпидемий и заставляет жителей следить за порядком. В черте бедняцких поселков есть свои малюсенькие стихийные рынки, магазинчики и даже кафе, расположенные в железнодорожных контейнерах и строительных вагончиках, где можно посидеть на колченогой табуретке на свежем воздухе, съесть печеный початок кукурузы, сомнительного вида жареную сардельку и попить самодельного мутного пива. Еще одна отличительная особенность таких кварталов – обилие начальных школ. Только по разнящейся друг от друга расцветке школьной формы мы насчитали их штук шесть или семь. Да и Макс объяснил, что бедняки, сообразив, что перемены в жизни начинаются с образования, заставляют детей посещать занятия. Поскольку детей в семьях много, то и школы переполнены. В одной такой, мимо которой мы проезжали в момент, когда у ребят закончились занятия, по уверениям Макса, учится примерно 2-3 тысячи человек. Почти МГУ!!!
Рассказывая о Максе и его любимом Виндуке, мы совсем забыли сказать, что еще в первый день знакомства Макс продемонстрировал нам фотографию своей любимой Машар. И мы были сражены наповал, мгновенно поверив, что в поисках красавиц попали точно в яблочко. Старенькое выцветшее черно-белое фото не могло скрыть изумительно правильных черт лица, огромных глаз, точеного носика с капризно вывернутыми ноздрями, высокого, благородного лба. На фото Машар было двадцать лет. Но познакомившись с женщиной пару дней спустя, мы не смогли скрыть разочарования. Это феномен, объяснить который под силу только генетикам. Машар выглядела грубой, некрасивой, сильно потрепанной жизнью женщиной, ничего общего не имеющей с красавицей на снимке. Некрасивость женщины сглаживало ее жизнерадостное обаяние, лучистый взгляд и искренняя радость от общения с новыми приятелями мужа.
Уже позже, в разговоре с Максом мы узнаем, что все женщины его народа «страдают» тем же недугом: в молодости каждая из них могла бы претендовать на титул королевы красоты, а к старости лица непостижимо меняются. Вообще-то старость никого не красит, и славянских женщин в том числе. Но если в России легко повстречать на улицах красивых зрелых женщин и даже красивых бабушек, то у дамар подобное явление исключено. Юных красавиц полным-полно, а вот зрелых – нет совсем. С возрастом у дамарских женщин раздуваются и утолщаются носы, переносица слегка западает, очень четко и грубо прорисовываются носогубные складки. Лицо не округляется, а, скорее, приобретает форму квадрата, в районе лба скапливается жир. Зато морщин нет совсем! Почему так происходит – не известно. Во всяком случае нам.
Кстати, такие трансформации характерны именно для готтентотов. У химба и гереро возрастные трансформации и изменения внешности не так заметны. И мы в этом совсем скоро убедимся, когда вырвемся из поднадоевшего уже Виндука на бескрайние дороги Намибии.
Глава 3. Приключения начинаются. Долгая дорога в дюнах.
Время неумолимо приближалось к ночи. Трудный, долгий и предельно насыщенный нервотрепкой день катился к своему ритуальному завершению, к закату. Вот еще чуть-чуть и солнце окончательно скроется за горизонтом, оставив на ночном серпантине намибийского тракта три одиноких джипа, три серых от пыли механических носорога, упорно продвигающихся в клубах дорожной пыли куда-то на запад, от центра материка к океану.
Этот день начался для всех нас еще до восхода солнца, и уже через двенадцать часов мы были в таком состоянии, о котором наши славянские предки говорили: «укатали Сивку крутые горки». Не выспавшийся Макс, выслушивая наши противоречивые указания, тяжело зевал и тоскливо поглядывал на зеленоватый циферблат наручных часов:
- Инна, в аэропорту в пять утра делать нечего! Первый самолет из Йоханесбурга прилетает только в девять.
- А может они из другого города прилетят…
- Из какого?
- Найдут, из какого. Ты просто наших ребят не знаешь! Так что, Макс, не нуди! Ты уже все равно проснулся! Приедем в порт, выпьем кофе, потом ты отвезешь ребят в «Аско» и пока они будут оформлять машины, покатаешься с Андреем по городу, быстренько купишь все необходимое – и снова за нами в аэропорт. Пока наши прилетят, пока пройдут таможню, будет уже десять, и ты как раз успеешь вернуться.
- Но магазины только в десять открываются. Где я буду катать Андрея, а, главное, зачем?! К тому же, сегодня суббота, семейный день. В магазинах жуткие очереди, люди приезжают в столицу за покупками со всей провинции. Да мы там проторчим до вечера!
-Ничего! Русских людей очередями не испугаешь. Андрюшка наверняка что-нибудь придумает.
- Да, согласен, но только после завтрака! Пока я не поем, мой КПД равен нолю, - позевывая, согласился Костянов.
Женя, Влад и Инна Трояновская, зябко кутаясь в толстовки, жались у входа в отель. Градусник, прибитый на входной двери, показывал плюс шестнадцать градусов. Вот тебе и жаркая Африка!
После бессмысленных и ленивых препирательств, Макс вызвал еще одно такси, и мы всей толпой отправились в Хозеак Котако – главный воздушный порт Намибии, расположенный в пятидесяти километрах от столицы.
- Ой, жирафики! – восторженно закричала Инка-младшая, едва машины выехали за черту города.
- Ой, эсэмэска! - в тон ей повторила Инка-старшая, так как на ее мобильный в этот момент пришло сообщение от юаровских скитальцев, оптимистичное и разочаровывающее одновременно: «После тяжелой, продолжительной осады билетных касс всех авиакомпаний в Йоханесбурге, Костя проявил чудеса дипломатии, очаровал немку на регистрации. Его рассказ о большом потенциале для укрепления дружбы России и Германии путём срочной отправки нашей группы в Намибию был очень красноречив! В качестве моральной компенсации за ущерб во второй мировой войне и залога развития добрососедских отношений, Костя потребовал у Люфтганзы внеочередных билетов на ближайший рейс. Его доводы сочли убедительными. Вылетаем в 13-00!»
- Вот черти! – невольно улыбнулся Петрович и потянулся к телефону, - Влад! Скажи своему таксисту, что мы возвращаемся в город. Наши прилетят только в три часа. Держим путь в сторону центра. Попробуем оперативно арендовать джипы….
- Это утопия, Петрович! В Африке слово «оперативно» не поймет ни один человек!....
***
И вот, спустя двенадцать часов после подъема, все как один не выспавшиеся (и те, кто ночевал в Виндхуке, и те, кто коротал ночь в ЮАР), взвинченные до предела африканской ленивой нерасторопностью, ажиотажной суматохой выходного дня в муравейнике-Виндхуке, на укомплектованных под завязку экспедиционных машинах, мы движемся к первой цели путешествия – легендарным дюнам Соссусвлея пустыни Намиб.
Как свидетельствуют энциклопедии, Намиб – самая древняя пустыня планеты, пережившая все ледниковые периоды, помнящая динозавров и птеродактилей, приманившая и отпугнувшая исследователей-моряков и пиратов-авантюристов, а ныне – лакомый пейзажный кусок для фотографов, художников и кинематографистов всех жанров и направлений. Местные говорят, что на языке нама-дамара «намиб» – это место, где абсолютно ничего нет. Намиб может быть в кошельке, в желудке, в голове и так далее. Так что нам предстоит увидеть места, в которых, по уверениям аборигенов, и искать-то нечего. Вот разве что знаменитые дюны…
Кстати, с названием Sossusvlei – тоже не все просто. Гиды уверяют, что слово «vlei» в переводе с англо-африканского обозначает «лужа», «болото», «низина», «высохшее русло». Но вот Макс и его друзья считают по-другому. Они уверяют, что «vlei» на их языке – это просто «предел всего», «то, где все заканчивается». Например, так говорят о последней минуте жизни человека, или о такой глуши, где никто не сможет выжить.
Так что можете себе представить первую цель экспедиции: «то, где всё заканчивается в месте, где ничего нет». Отличная перспектива! Особенно классная, если присовокупить к ней еще одну точку на данном отрезке маршрута – Deadvlei - «Мёртвую долину»….
Пока же наши джипы натужно рычали на серпантине горного перевала, отделяющего Намиб от центральной части страны, не испытывая не малейшего страха перед грядущим.
Команда разделилась на три экипажа. В первой машине, прозванной романтичной женской половиной экспедиции «Маяком», ехали одесситы и наш проводник, наш местный «крокодил по прозвищу Данди» - Влад Петров.
Во второй – в «Бригантине» - находились Михаил, Петрович, Инна-старшая и Андрей Костянов. Это был литературно-кинематографический экипаж, в задачи которого входила фото- и видеосъемка всего, что представляет хоть малейший интерес для потенциальных зрителей и читателей. В окна джипа с трех сторон смотрели три разнокалиберных объектива, и только Михаил, по словам Андрея, предпочитал фиксировать происходящее «аналоговым способом» - не только фотографировать, но и вести обычный рукописный дневник.
- А то знаю я нашу подругу, - отшучивался Миша, - Инка потом в Москве может такого понаписать…. Пусть уж, на всякий случай, все будет задокументировано и запротоколировано.
- Вот уж, враки, - дула губы единственная женщина экипажа, - Названия и события я никогда не путаю. А эмоциональную окраску всему увиденному каждый может дать свою. Наши книжки, между прочим, так и называются – «документально-художественные повести»….
- Так я и не против. Но хотелось бы, чтобы документального в них было чуточку больше.
Третий экипаж, «Якорь», завершал процессию. Капитаном его был Константин Буренков, со смехом именующий себя королем бабьего царства, но ни за какие коврижки не отказавшийся бы от трогательной заботы своих спутниц – любимой супруги Надежды, а так же отважного дуэта мамы и дочери - Людмилы Прокиной и Валерии Гриншпун.
Итак, как уже было сказано выше, день неумолимо клонился к закату….
Труднее всего бывает точно представить, как будет в книге выглядеть рассказ о той или иной поездке. Вроде едешь, наблюдаешь за тем, что происходит вокруг, любуешься горами, реками, или саваннами, пробиваешься сквозь пыльный буран, вихрящийся плотной взвесью позади первой машины, и в голове сами собой формируются какие-то высокопарные и яркие образы будущего рассказа. На этом этапе они у нас, обычно, существуют только в виде эмоций, вроде «а-а-а-ах, как красиво!!!». О том, как передать свои впечатления на бумаге, не думает никто.
Потом наступает вечер, как сейчас, мы начинаем подсчитывать километры, оставленные позади и оставшиеся до ближайшей ночевки, эмоции уступают место здравому рассудку и восторженные слова куда-то исчезают. В дневник к Михаилу, и в диктофон Инны попадают какие-то безликие и холодные строчки вроде «переезд Виндук-Сессрием-Соссусвлей (340 км) дался на удивление тяжело», и на этом весь рассказ о прошедшем дне заканчивается. Превратить эти записи в книгу, тем более, в книгу, которая была бы интересна кому-то, кроме самих участников, порою очень не просто. Помнится, один из редакторов, торопящий нас со сдачей очередной рукописи, как-то сказал: «Подумаешь! Переведите ваши путевые заметки в электронный вариант, добавьте по десятку фотографий на главу, и всё – книга готова! Пишите что-то вроде мемуаров….». Но, цитируя В.А. Гиляровского, его «Друзья и встречи», повторим: «У бродяги нет мемуаров, - есть клочок жизни. Клочок там, клочок тут, - связи не ищи…».
На сегодня таким ярким «клочком» стал первый, общий для всех намибийский закат, случившийся примерно в ста пятидесяти километрах от Виндхука, и ночная эпопея по освобождению зебры, попавшей по нашей вине в западню.
Вечернее зарево, похоронившее солнце в плотных и пыльных тучах , освещало тревожным красным светом весь небосвод. Казалось, что какой-то гигантский огненный шар словно магнитом притянул к себе огромные слоистые облака, матовые в середине и перламутровые по краям. Переход их цвета от серого до чернильного и темно-оранжевого был настолько неуловимым и плавным, что тучи напоминали огромные черные жемчужины, найденные где-то на самом дне небесного океана. Почему-то вспомнилась картина «Последний день Помпеи», и на минутку показалось, что вот-вот произойдет взрыв спрятанного за контурами гор вулкана, и огромные потоки огненной лавы погребут все на своем пути. Но солнце опускалось все ниже и ниже, и на перевал лениво наползал непролазный мрак.
Мы остановились на небольшом плато буквально за несколько минут до наступления ночи и, всматриваясь в короткие африканские сумерки, дружно молчали.
- Ребята, смотрите, луна! – первой подала голос Валерия. – Огромная какая, и перевернутая, как большая миска!
- А звезды? Ты обратила внимание на звезды? Здесь не нужно поднимать голову вверх, чтобы рассмотреть их на небе. Они повсюду. Вон, видишь, две яркие красавицы точно над горизонтом. А еще слева и справа…. Фантастика!
Михаил достал ароматную яванскую сигаретку и присел на крупный валун.
- Я протестую! – шутливо возмутился Андрей Костянов. – Мы так ничего не снимем. Где время на подготовку к съемкам заката? Где второй дубль? Что это за порядки – три минуты и всё? Прощай красное солнышко, здравствуйте комары и цикады….
- Народ, хорош балаболить! – Влад взглянул на часы. – Мы только треть пути проехали. Всего сто пятьдесят километров.
- Как треть? Ты же говорил, что до ночевки нам всего триста?
- Это Африка, дружище! Здесь все расстояния очень относительны. От столицы до лагеря есть две дороги. Одна 340, другая 550 километров.
- А мы какую выбрали? – переспросила Лера.
- Третью, дружочек! – усмехнулся Миша и пошел к машине. – Андрей, смени меня за рулем, ладно? После двух бессонных ночей мне уже белые негры мерещатся….
- Негры – неполиткорректное слово! – тут же вмешалась Инна. – Здесь, в Африке так нельзя говорить.
- А как можно? В Америке афроамериканцы, а здесь афроафриканцы?
- Ну, не знаю….. – стушевалась поборница прав чернокожего населения, - А почему они тебе белыми-то мерещатся?
- Сейчас сядем в машину – расскажу, - засмеялся Михаил и быстрым шагом направился к джипу. – Дело было в Америке, лет десять назад. Мы с моим приятелем, Филом, отправились из Нью-Йорка в Лос-Анжелес на машине. Время поджимало, командировка заканчивалась, и мы гнали почти без отдыха, меняя друг друга за рулем. Фил жаловался, что в сумерках начинает хуже видеть, поэтому по ночам, как правило, за рулем сидел я. И вот в какой-то из дней, я задремал вечерком на пассажирском сидении, как раз в то время, когда солнце клонилось к закату… Не успел уснуть, как вдруг слышу: «Миша! Просыпайся! Меняй меня. У меня уже белые негры в перед машиной бегают!». В панике открываю глаза. Ничего не могу понять. Вокруг кромешная темень, только приборы тускло мерцают. Фил сидит, вцепившись за баранку, трясется, уткнулся, в буквальном смысле, носом в лобовое стекло и вовсю таращит глаза, сам не свой от ужаса. Ничего не видно, мрак кромешный…. И тут до меня доходит, что мы едем без фар. Бедняга Фил совсем о них забыл. Ему поначалу закатное солнце мешало, потом сумерки начали опускаться. Он все ближе и ближе придвигался к лобовому стеклу, считая, что виной плохой видимости является его куриная слепота, а потом, когда встречные машины его пару раз ослепили, да какой-то сумасшедший мулат в белой сорочке автобан перебежал чуть ли не перед носом – совсем перепугался. Вот с тех пор присказка у нас и существует…
- А-а-а-а-а!!! Андрей, тормози!
Джип взвизгнул тормозами, и юзом зазмеился по сыпучему гравию, чудом удерживаясь на краю обрыва.
- Черт! Инка, чего орешь как полоумная, что произошло?
- Вон там, впереди, видишь зебры? Их первый джип шуганул, они врассыпную бросились. А вы болтаете, смеётесь, на дорогу не смотрите. Сейчас сбили бы какую-нибудь лошадку.
- Андрюх, остановись. Похоже, все-таки, «Маяк» кого-то зацепил. Слышишь? Кричит где-то на склоне зебрёныш. Пойдем, посмотрим. Может быть, поможем чем…
Мы горохом посыпались из машины. Рядом, чуть не врезавшись в нас на повороте, остановился третий джип. Край серпантина довольно круто уходил вниз, но какие-то уступы в темноте все же просматривались. Примерно в восьми-десяти метрах от дороги, ниже по склону, слышалось отчаянное шебуршание, перемежающееся резким и громким плачем. Подобных звуков ранее нам слышать не приходилось. «И-и-и! И-ги-и-!» - надрывалось несчастное существо. Лучи фонариков, которые тут же были извлечены из недр рюкзаков, высветили печальную картину. Крупная зебра, скатившись по склону, видимо, подвернула ногу и теперь билась, запутавшись в невысокой ограде из колючей проволоки, расположенной зачем-то внизу, вдоль всего обрыва. Рядом с пострадавшим животным скакал и визжал перепуганный насмерть жеребенок.
- Надо спускаться, – решили мужчины.
- С ума сошли! – охнули женщины. – Как вы ее выпутывать будете? Это же опасно!
- Прорвемся!
Петрович, Михаил и Костя, пробуя ботинками осыпающиеся камни и нащупывая относительно прочные участки на насыпи, начали спускаться.
- Миша, смотри, чтобы она тебя не ударила! – прокричал Андрей приятелю, заметив, что тот ближе всех подошел к зебре.
Маленький жеребенок, совсем обезумев, сначала смело рванул навстречу Михаилу, защищать маму, потом шарахнулся вниз, ударился о колючую проволоку, заплакал в голос и, быстро-быстро перебирая голенастыми ногами, стал карабкаться вверх, туда, где стояли наши машины, и где скрылось вверх по серпантину остальное стадо. Когда до зебры оставалось буквально пару шагов, а страх и боль животного стали совсем невыносимыми, случилось неожиданное. Проволока, в путах которой билась зебра, сильно натянулась, затем тихо цыкнула и лопнула, словно струна, разорвав Михаилу молниеносным ударом брезентовую штанину. Освобожденная полосатая лошадь встала, пошатываясь, на четыре ноги и, прихрамывая, стала спускаться вниз, в долину. Через минуту она подала короткий сигнал своему жеребенку и тот радостно прогалопировал к маме, чуть было снова не угодив в тенета колючей проволоки. Однако, благополучно использовав Мишины колени в качестве упругого и мягкого тормоза, зебреныш благодарно «и-и-гикнул» и скрылся в темноте ночи.
Мы перевели дух.
- Андрей, а ты-то почему с остальными не пошел? – зачем-то спросила Инна у Костянова, едва переведя дух от пережитого.
- А как вы думаете, зачем я тут с камерой стоял? Отличный дубль, между прочим, получился. Нарочно такого мы бы и не придумали!
Да уж… Андрей, дружище! Твоя вечная муза, твое любимое кино, твое искусство, как известно, требует жертв. Вот и в этот раз художник победил самого Андрея Костянова, за что, собственно говоря, мы этому художнику и благодарны. А то, как бы мы потом доказывали, что эта зебра существовала на самом деле?
Наконец перевалы остались позади, горы расступились, скромно отодвинувшись куда-то к горизонту, а пыль еще сильнее закружилась в свете фар, со всей очевидностью демонстрируя путешественникам, что под нашими колесами уже совсем не глина и не гравий, а самый настоящий песок пустыни Намиб.
Нестерпимо хотелось спать. И лишь циферблат часов, показывающий, что время-то еще совсем детское – десять вечера – не давал провалиться в сон.
Нам еще только предстоит привыкнуть к этому африканскому феномену: научиться воспринимать непроглядное ночное окружение в строгом соответствии с часовыми стрелками, а не так, как это хочется уставшему организму. В десять часов, как правило, мы будем лишь возвращаться с маршрута. А лишь затем ужинать, анализировать увиденное, планировать завтрашний день и просто блаженно бездельничать, бездумно уставившись в завораживающее звездное небо.
Вот и первая ночевка.
Лодж, или кемп-сайт (в темноте и не разберешь) полностью погружен во мрак. Ключи от домиков-палаток нам выдает заспанный худой парнишка. Доставать багаж уже нет сил. Ладно, разберемся с этим утром. Но дюны! Как же уснуть, зная, что они где-то совсем рядом с тобой и не имея ни малейшей возможности разглядеть их фантастические очертания?
- Ребята, а пойдем, прогуляемся к дюнам, - забыв об усталости, предлагает кто-то из женского экипажа «Якоря», - Вон же, слышите, кто-то хохочет совсем рядом. Люди смеются, значит, бояться нечего.
- Это шакалы, - спокойно объясняет Влад и, не оборачиваясь, уходит в свою палатку. – А встретиться ночью со стаей шакалов я и врагу не пожелаю! Они опаснее и коварнее львов.
Мы растерянно смотрим друг на друга и понимаем, что Влад прав. Шутить с Африкой не стоит….
Итак, первый день прожит. Будем готовиться к следующему. Что мы тут хотели найти и увидеть? Красавиц? Высший идеал красоты в ее самом утонченном и органичном проявлении? Что ж… Самыми красивыми и гармоничными для каждого из нас в данный момент кажутся жесткая подушка и прохладная простыня. Спокойной ночи, Африка!
Глава 4. Белое солнце пустыни
Утром мы безбожно проспали.
Проспали и рассвет, и возможность попасть с первыми лучами солнца к подножию дюн, и самую изумительную игру светотени, ради которой в Соссувлей приезжают лучшие фотографы всего мира, и утренние прогоны многочисленных стад спринбоков и ориксов, перемещающихся с мест ночевок в места пастбищ.
- Ну и ради чего это всё? – кипятилась Инна – Ради яичницы? Ради какой-то паршивой чашки горячего кофе, без которого некоторые жить не могут? Ради лишних трех минут в горизонтальном положении и утреннего душа? Такое ощущение, что мы в Африку приехали исключительно затем, чтобы под душем постоять…. В Москве будем мыться!
- Остынь! - муж сурово взглянул на раздухарившуюся супругу. – Колхоз – дело добровольное. Сегодня у людей фактически первый полноценный день в Африке, надо было отоспаться, отдышаться…
- Отдышаться, чтобы потом понять, что время упущено и всю оставшуюся жизнь жалеть об этих лишних минутах сна? Мы же завтра уже переезжаем в Свакопмунд, к океану.
- Ну и что? Как минимум, есть завтрашний рассвет…. И потом, дорогая, с чего ты стала мыслить стереотипами? «Увидеть дюны на рассвете….» - передразнил жену Петрович, - Кто у нас здесь Филипп Халсман или Артур Сасс? Это они оставили величайший след в фотографии, а мы здесь находимся совсем с другой целью: смотреть, слушать, вникать, чувствовать, запоминать… Фотошедевры дело хорошее, но, отнюдь, не главное.
- Уж, конечно, твой Артур Сасс точно встал бы ни свет, ни заря…
- Ты хоть знаешь его самую известную фотографию? Эх ты, ценитель прекрасного…. Это снимок Альберта Эйнштейна с высунутым языком. А чтобы сделать это фото, ему не нужно было караулить восход солнца в Африке.
Инне стало смешно. Действительно, стоит ли так нервничать из-за каких-то мифических стереотипов, навязанных путешественнику путеводителями? Тем более, что большинство участников намибийских приключений, хоть и проигнорировали сверхранний старт к дюнам, совсем не теряли времени даром. Откуда-то с крыши водонапорной башни спустился Андрей Костянов с камерой и в легкомысленной панаме:
- А я рассвет сверху снял. Так-себе рассвет, доложу я вам. Видали мы восходы солнца и покруче…
Костя порадовал всех сообщением, что успел с утра пораньше договориться с местным летчиком (белорусом, как оказалось) о том, чтобы после обеда полетать над дюнами и даже «сгонять» к океану.
- Надо же, - как ребенок радовался седовласый Константин – Здесь плотность населения – два человека на километр, и такая точность попадания. Сразу тебе и летчик, и практически земляк. Сам он, правда, сегодня не полетит – какая-то неисправность у «Сессны», но со своим намибийским приятелем договорится. Так что, граждане путешественники, записывайтесь в воздухоплаватели!
Михаил и Влад о чем-то тихо беседовали у края смотровой площадки, не спеша смакуя жидковатый кофеек.
- Миша, а о чем вы там секретничаете? – Инке не терпелось поруководить.
- Я успокаивал Влада по поводу нашей неорганизованности. Еще день, ну, может быть, два и мы полностью войдем в норму. Вся эта наносная московская шелупонь, вся эта броня, с нас спадет, мы снова станем чистыми, открытыми, не закомплексованными. Мы перестанем воспринимать Намибию как туристический маршрут с жестким расписанием (тебя, Могилева, это тоже касается), а научимся получать удовольствие от каждого часа и каждой минуты, прожитых в гармонии с этой природой. Вы там с Владом чего-то насочиняли, рассчитали и зафиксировали, но, как видишь, жизнь вносит свои коррективы. Не переживайте по этому поводу! Претензий ни у кого не будет. Каждый увидит и почувствует ровно то, что он хочет. Вот ты, например, обратила внимание на скульптурки охотников у входа? Заметила, как удивительно пропорционально они сложены? Это не может быть случайностью. Значит, где-то есть люди с такими пропорциями тела… Вот бы о чем тебе задуматься.
- Это скульптуры бушменов, - живо отреагировал Влад. – Кстати, раз уж мы в этот раз не сможем побывать в их племенах, давайте я хоть в двух словах расскажу об этом удивительном народе. Авось вы и захотите еще раз приехать в эту страну.
- Даже не сомневайся! – Константину и Надежде Буренковым нравилось все, что происходило, и они уже планировали будущие маршруты по загадочной Намибии.
- Бушмены – это собирательное название для людей нескольких племен капоидной расы. Всего их на планете осталось чуть менее ста тысяч. Что характерного в их внешности? Ну, во-первых, значительно более светлая кожа. Если бы ребенка бушмена сразу после рождения увезти куда-нибудь на север России, где лето очень короткое, то он, скорее всего, выглядел бы просто смуглым, загорелым и вряд ли кому-нибудь пришло в голову назвать его негром. В коже бушменов совсем мало меланина. Да и черты лица у бушменов не типичны для Африки. Носы правильной формы, ноздри раздуты не сильно, а губы почти совсем тонкие. Если уж предполагать, что мы все произошли от африканцев, то, скорее всего, нашими предками были бушмены.
Как правильно заметил Михаил, фигуры у бушменов тоже очень пропорциональные. Широкие плечи, ровные спины, удлиненные бедра и голени. Они прирожденные бегуны. Кстати, как вы думаете, какое животное является тотемным для всех бушменов? С кем они себя соотносят?
- С антилопами? С сернами?
- С гепардами?
- С леопардами, наверное!
- Не угадал никто! Центральным персонажем их мифологии является цанг. Так они называют кузнечика-богомола, искренне веря в то, что он был прародителем всех людей, первопредком «древнего народа». Согласно их мифам, явления природы, небесные светила, животные - все некогда были людьми «древнего народа», населявшего страну задолго до бушменов. Согласно одному мифу, солнце было человеком, у которого светились подмышки. Если он поднимал руку, земля озарялась солнечным светом, ложился спать - всё погружалось во тьму. Тогда люди «древнего народа» забросили его на небо, чтобы подарить свет всей земле.
-Добрые, какие, эти бушмены! – всплеснула руками Лера.
- Есть белее жесткие варианты, - усмехнулся Влад, - По другой версии, когда-то жил человек-огонь, голова которого светилась. Он приносил удачу на охоте, но требовал себе самый лучший кусок мяса. Люди убили его и каменными ножами отрезали ему голову. Один охотник насадил голову на палку и швырнул её вверх. Так на небе появилось солнце. Каждый день оно проходит путь с востока на запад, но не может найти на земле своё тело. За это Солнце преследует своего вечного соперника - Луну, отрезая у неё куски мяса. Когда луне удаётся вырваться, она понемногу опять обрастает мясом. Кстати, с луной бушмены связывают происхождение смерти. Луна никогда не умирает до конца, у неё остаётся спинной хребет, и она снова вырастает и возвращается к жизни. Когда-то люди также возвращались к жизни, как и луна. Но однажды ребёнок, оплакивавший свою умершую мать, не поверил луне, которая уверяла, что его мать вернётся. Разгневанная луна ударила его по лицу, разбила верхнюю губу и сказала, что отныне он будет зайцем, а люди теперь будут умирать навсегда.
- А кто хранит все эти легенды, Влад? У бушменов есть жрецы, шаманы? – Инна включила диктофон, а Михаил достал записную книжку.
- Нет. Любой миф хранит с детства каждый бушмен. У них нет шаманов и даже нет вождей. Эти люди слишком бедны, чтобы содержать нахлебников. Племенами управляют старейшины, которые избираются из числа самых достойных охотников, но никаких привилегий не имеют. Пашут, в смысле, охотятся, как все остальные.
- Вот бы нам их порядки! – вдохновился одессит Евгений, - А то наши правительства способны думать только о том, как собственные карманы набить. У бушменов, наверное, никакой коррупции нет и быть не может!
- Да уж… У бушменов совсем особое отношение к частной собственности. Они вообще не понимают, что это такое. Такой социальный инфантилизм многим из них стоил жизни. Бушмены уверены, что все то, что видят их глаза, принадлежит всем одновременно. Кто убил животное, тот его и съел. И не важно, что ты убил не антилопу, а корову какого-то фермера. Были времена, когда скотоводы (хоть белые, хоть черные, из других племен) почти открыто уничтожали бушменов. Найдут останки убитого и съеденного теленка – и тридцать бушменов застрелят.
- Жуть какая, - Инна выключила диктофон.
- Это только половина жути, - Влад вздохнул. – На бушменов, в начале двадцатого века была объявлена самая настоящая охота. И буры, и голландцы, и немцы, и англичане не гнушались никакими средствами: поджигали сухой кустарник, и он выгорал вместе с семьями бушменов. В специальных пунктах натаскивались сотни собак, притравленных на людей леса. Но самым жестоким и эффективным способом стало тотальное отравление бушменских колодцев сильнодействующими ядами. Это особенно изощренная травля, с учетом того, что вода в намибийской пустыне – величайшая драгоценность. Требуются недели и месяцы, чтобы самые опытные старики с помощью специальной лозы и каких-то магических знаний отыскали подземный источник.
- Так ведь бушмены кочуют всегда. Зачем им колодцы?
- А это еще один социальный феномен! Колодцы они роют не для себя, а для всех. Точно так же, кстати, бушмены приучены к тому, чтобы с малолетства любой ребенок, который найдет в чистом поле любой съедобный плод, любое яйцо, или поймает ящерицу, не съел все это по-тихому, даже если никто не видит, а честно принес в племя и разделил со всеми. А запасы воды бушмены всегда носят с собой. Для этой цели они используют страусиные яйца, точнее, их скорлупу. В яйце проковыривается дырка, белок и желток съедаются, а в оболочку наливается вода.
- Уж очень хрупкая посудина, - усмехнулась Инна-младшая, покосившись на фирменную металлическую фляжку, прицепленную к поясу супруга.
- Не скажи! Если яйцо оплести особой травой и затем вымазать глиной получается очень прочная баклажка. Но мне бы не хотелось, чтобы вы идеализировали это племя. Вы потом сами во всем разберетесь, когда поживете в буше пару недель.
- Тем не менее, Влад, давай как резюме, для книги: чем тебе самому нравятся бушмены, и что ты не приемлешь?
- Школьный вопрос какой-то, - поморщился наш проводник. – Нравится мне многое. Юные бушменские красотки, например, чудо, как хороши. Нравится их взаимопонимание с дикой природой. Ну, кто бы еще смог подойти к антилопе и прямо из вымени пососать молоко? А бушмены это проделывают запросто. Это с дикими-то животными. Про домашний скот я вообще молчу…. Нравится их отточенное веками мастерство – в охоте, в изготовлении ядов и лекарств, даже в рукоделии. Видели бы вы, какие они замечательные бусы и браслеты делают из позвонков ящерок и кусочков скорлупы страусиных яиц. А не нравится?.... Знаете, есть у них дурная привычка. Если племя перекочёвывает вслед за стадами мигрирующих животных, то стариков с собой никто не берет. Это лишняя обуза. Их просто оставляют умирать в сухом и безжизненном буше, считая, что пользы от них все равно уже никакой и никому не будет.
Повисло тяжелое молчание.
Так же молча, переваривая услышанное, мы расселись по машинам и отправились к воротам заповедника. Стрелки часов приближались к цифре восемь, белесое солнце выплыло из розовой дымки и в легком мареве облаков странно двоилось, напоминая по форме ту же восьмерку. Знак бесконечности. Знак Африки. Знак странных людей буша? Хотя нет! Влад же сказал, что бушмены уникальны еще и своим странным счетом. У них есть всего две цифры – один и много. Всего два числительных. Две грани. Добро и зло. И как тесно они переплетены ….
Еще примерно тридцать километров по пустыне, и мы окажемся в самом сердце Соссувлея. Пейзаж меняется постепенно. Те каменистые красноватые нагромождения, которые мы видели у лагеря и ошибочно приняли за дюны, сменяются своими серыми сородичами, знакомыми большинству россиян по каменистым холмам Хургады и Шарм-эль-Шейха. И лишь десять минут спустя, по каменным склонам то тут, то там, начинают просыпаться водопады песочного дождя. Они струятся по камням, осыпаясь большими лужами у подножья, готовые в любой момент снова взмыть вверх и унестись к океану. Этот песок сбежал из Соссусвлея и лишь на короткий миг присел отдохнуть на каменистом утесе. Он такой же кочевник, как и бушмены….
Фотографируем горы. Хотя фото из окна автомобиля – самое последнее дело, и эти снимки, скорее всего, никогда и никому не пригодятся.
Холмы уплощаются, становятся всё ниже и ниже, почти совсем исчезают, лишь кое-где выглядывая из янтарной травы… Затем, словно в такт неуловимой мелодии пустыни, начинается обратный процесс. Вот один песчаный бугорок приподнялся над землей, вот другой, вот они активно пошли в рост, соревнуясь лишь красотой и буйством окраса: желтая дюна, красная, оранжевая в крапинку, темно-фиолетовая, серо-коричневая. …
Мы не видим с дороги, но готовы поспорить, что в этих горах уже нет ни одного крупного камешка, а сами дюны вымахали почти с десятиэтажный дом, с двадцати-, с пятидесятиэтажный… Говорят, что самая высокая дюна в мире (и она находится именно здесь) превышает триста метров!
- Миша, как думаешь, если бы на дюны посмотреть с высоты птичьего полета, они были бы похожи на песочницу, в которой какой-то огромный малыш играл в куличики?
- Инка, ты просто неисправимая фантазерка! – Михаил рассмеялся. – Сама сегодня все увидишь. Ты же слышала, что Костя договорился с пилотом. Так что полетаем!
- Я не смогу, - Инна вздохнула, - Я сама себе епитимью наложила: буду всю вторую половину дня сидеть у компа. Сколько раз давала себе слово не лениться, записывать хотя бы по две странички каждый вечер. Но вечная лень никогда не дает осуществить задуманное. Так потом и получается, что я должна вечно просить каких-нибудь Васю, Колю, Петю, Машу, а чаще тебя и Петровича, записывать имена, фиксировать обряды, отдельные слова какие-то, выражения, ритуальные сказки.
- Но у тебя же все это есть на диктофоне?
- А знаешь, Миш, я его боюсь. Честно! Включаю для подстраховки, но никогда не прослушиваю. Помнишь, я рассказывала, что наш преподаватель, профессор Шнайдеров, говорил, что журналист кончается там, где начинается диктофон, и на полном серьезе называл его «убийцей памяти и таланта».
- Так ты серьезно намерена остаться в лагере? Ты же любишь летать?
- Не трави душу, дружище. Епитимья – это серьезно.
- А мне кажется, это просто отговорка. – Петрович внимательно посмотрел на супругу. – Что-то раньше я не замечал за тобой такой усидчивости и рвения. Скажи лучше, что тебе просто охота посидеть в теньке, на завалинке и отдохнуть от нас в одиночестве?
- Намекаешь на то, что я старею? Кстати, кто запомнил дословно бушменскую присказку о возрасте человека? Ту, что Влад процитировал?
Экипаж «Бригантины» дружно наморщил лбы, пытаясь вспомнить забавную фразу, услышанную час назад.
- Ага! Не помните! А я подскажу: «Я молода, как самое прекрасное желание моей души, и стара, как все несбывшиеся мечты моей жизни».
- Верно. Только, помнится, Влад цитировал слова одинокого старца, спасенного туристами от верной гибели посреди буша. Так что не приписывай себе слова человека, чья мудрость, действительно, выстрадана.
За разговорами не заметили, как вплотную подъехали к подножью дюн. Дальше идти можно было только пешком. Машины бросили под огромным раскидистым деревом , вероятно, дальним родственником нашей акации: всё оно было усыпано огромными зелеными стручками, похожими на стручки фасоли. Еще больше таких же плодов, но уже почерневших и растрескавшихся валялось в радиусе пятидесяти метров.
(Кстати, именно этот импровизированный тент, эта гигантская крона позволит нам на обратном пути на собственной шкуре почувствовать, что имел в виду Ной, создавая свой ковчег. Раскаленная пустыня вокруг заветной тени заставляет всевозможных животных, насекомых, птиц и пресмыкающихся забывать о вражде и опасности. Все эти «твари по паре», а то и по доброму десятку пар абсолютно безбоязненно слетаются и сползаются в вожделенную прохладу, скачут почти по людским головам, ползают у ног, замирают у колес…. И лишь самое резкое движение, или громкий звук могут вспугнуть эту вселенскую гармонию, заставив мышку-полевку, или огромного скорпиона отползти чуть-чуть в сторону.
Акация, в конце нашего путешествия по дюнам, послужит замечательным развлечением для дам, которые догадаются нарвать сочных стручков и покормить «бедных мышат», а мужчины, вдоволь нафотографировавшись песчаных откосов природных пирамид, переведут технику в режим макросъемки и получат с добрый десяток отличных кадров самой разнообразной живности).
Само же восхождение на дюны было не столь интересным и захватывающим, как нам об этом мечталось. Скорее всего, правы были те, кто настаивал на сверхраннем подъеме. Если бы песок не был столь сух, сыпуч и горяч, если бы он хоть чуть-чуть сохранил рассветную прохладу, мы бы почувствовали полный восторг. А так … Представьте: любой шаг погружает ногу по щиколотку в пушистую кварцевую пыль. Два твоих шага вверх по склону обозначают автоматическое сползание вниз почти на те же два шага. Точнее, ты делаешь три шага вверх и сползаешь на два назад. Несложный подъем, который по прикидкам самых нетренированных должен бы занять минут тридцать, растягивается на добрых два часа. Кожа, густо смазанная кремом от загара, умудряется сгореть и обветриться. К тому же, на нее непостижимым образом попадает огромное количество песка, производящего такой глубокий «косметический» пиллинг, какой не получишь в самом дорогом СПА-салоне.
Поход на вершину грозил провалиться, едва начавшись, так как азарт куда-то быстро улетучился, оставив взамен чувство недовольства и разочарования….
Так могло бы быть. Но так не случилось. Миша, Петрович, Костантин и Лера решили освоить традиционное развлечение песчаных дюн – сэндбординг. Это такой вариант скейтбординга, где все как на настоящем снежном склоне, даже доска такая же, только катание происходит на песке. Маленькое уточнение: досок у нас с собой не было. Поэтому покатушки, которые устроили русские путешественники, смело можно было назвать попасэндбордингом. Скатывались, (как следует из названия), на пятой точке. Если вы думаете, что это легко, то вы ошибаетесь. Относительно быстро спуститься с горы можно лишь перекатом, либо вытянувшись в струнку и старательно втянув в себя ягодицы. В противном случае, та самая «пятая точка», которая должна была послужить скейтом, проваливается глубоко в песок, а человек не съезжает с горы, а вгрызается в нее, проваливаясь все глубже и глубже.
Немудреное развлечение вернуло хорошее настроение, но совершенно вымотало физически. В волосах, ботинках, карманах, ушах и даже зубах, словом, везде, был песок. Носы покраснели и залоснились.
- Давайте-ка, братцы, по машинам, и в лагерь! – скомандовал Влад. – Дома моемся, отдыхаем минут пятнадцать и едем на аэродром. Потом, если еще останутся силы, прокатимся к каньону Сессрием.
- Конечно! Что за вопрос! Обязательно прокатимся! И еще спустимся в этот каньон!
Влад лукаво усмехнулся и опустил глаза: «Ну-ну… Посмотрю я на вас через пару часов. Вот разве что Михаил, возможно, Женя, ну, еще и Костя смогут ноги переставлять. Остальные вряд ли. Хотя, бог их знает, этих моих бывших соотечественников. Носятся, как угорелые. Все им надо, все им интересно. Всего хочется. И, главное, чтобы без гидов и экскурсий. Только сами!»
- Влад! Если у наших орлов силы кончатся, я им сама о Сессриеме расскажу. Так, на всякий случай. У меня много материала, - Инна отвела проводника в сторону. – Нам же не нужно, чтобы в первый день у всех был солнечный удар и температура. Мы же Соссусвлей выбрали в качестве зоны адаптации, акклиматизации и релакса пред основным, сложным маршрутом. А получится, что они себя здесь измотают.
- Поживем – увидим.
Глава 5. Три «Летучих Голландца» на сундук мертвеца и другая мистификация…
Конечно же, вековая народная мудрость о том, что «утро вечера мудренее» существует для того, чтобы кто-то ее опроверг.
Кто?
А вы не догадываетесь?
Естественно, мы решили пойти по пути наибольшего сопротивления и доказать себе и остальным, что при большом желании вечер можно растянуть до невозможности, и тогда мудрое утро уже не будет так актуально ….
Напомню: в 15-00 минувшего дня, проведя примерно 6 часов на сорокаградусной жаре, мы вернулись из Соссусвлея и тут же отправились на импровизированный аэродром, чтобы успеть полетать над дюнами. Не смотря на то, что знающие люди советовали перед полетом основательно подкрепиться, но исключить воду, большинство решило поступить по-своему: основательно утолить жажду, игнорируя обед. Итог печальный. Авантюрный полет все-таки состоялся, но адекватно воспринять красоты легендарной пустыни смогли не все. Зеленый от усталости и болтанки, потерявший ориентир лево-право и низ-верх, Андрей Костянов смог лишь произнести:
- Не волнуйтесь, товарищи, кино будет! А маманьке передайте, что пал ее сын смертью храбрых в коварной пустыне, но погиб он не зазря и в обнимку с кинокамерой.
- Что, дружище, совсем укачало?
- А то! От меня персональное спасибо Андрею и Майклу за их дружескую договоренность с пилотом о демонстрации фигур высшего пилотажа. Снимать кино в момент, когда самолет выполняет бочку или мертвую петлю, доложу я вам, удовольствие несказанное!
- Мужчины, вам не стыдно?! – набросилась на друзей Инна .- О чем вы вообще думали, там в небе?
- А ты разве не рассмотрела снизу? – невинно потупил глазки Михаил. – Наш самолет писал в облаках фразу «Дорогие девочки, поздравляем с 8 Марта!». Андрею поплохело как раз на восклицательном знаке, а до этого он вел себя просто геройски.
- Балаболы…. – обиделась Могилева.
- А хочешь, мы сейчас полностью искупим свою вину и прямо с аэродрома поедем в Сессрием?
- Вы с ума сошли! Вы же уже на ногах не держитесь от усталости.
Через несколько минут джипы бодро катили в сторону знаменитого каньона. Справедливости ради стоит сказать, что над женщинами все-таки сжалились и оставили их отдыхать в лагере.
Сессрием оказался, с одной стороны, первым намибийским «городом» вне основной цивилизации, который увидели наши путешественники, а с другой наглядно продемонстрировал им, с чем реально придется столкнуться в будущем, добравшись до севера страны. «Городом» Сессрием называют только сами намибийцы. Для европейского путешественника – это всего лишь автозаправка, десяток киосков, где можно купить воду и самые простые продукты, станция шиномонтажа и пара палаток от туристических агентств, продающих ваучеры в кемп-сайты и в сам каньон. Есть еще так называемые «бары», но если ты не падаешь с ног от голода, обедать там не захочется. Вот, собственно, и вся инфраструктура. Сами жители Сессриема обитают где-то по соседству, стараясь не мозолить никому глаза невзрачными хижинами и неухоженными двориками.
Нужно сказать, что этот город на карте Намибии появился не сегодня. Точнее, сама стоянка Сессрием, как объект туризма, существует лет двадцать, двадцать пять, а вот путешественники, пастухи, кочевники самых разных племен облюбовали ее уже несколько веков назад. Да что там несколько веков! Геологический возраст каньона Сессрием - тридцать миллионов лет! Формировался он постепенно, но два миллиона лет назад, когда уровень моря катастрофически упал, реки потекли к океану по самому короткому пути, который как раз и проходил в данном месте. Так и получилось, что вода за сотни тысяч лет промыла себе достаточно глубокую ложбину, добравшись, в некоторых местах, до подземных источников. Поэтому теперь в каньоне, длина которого чуть менее километра, а ширина колеблется от двух до тридцати метров, всегда можно найти живительную влагу. Глубина каньона тоже не одинакова. Самые глубокие места его достигают сорока метров, кое-где каньон значительно «мельче». Но то самое, заветное, место постоянной воды, постоянного источника жизни как раз и дало название каньону, городку и всему району. На языке африканос – «sessriem» - (правильнее было бы написать «Sess Riem») - шесть ремней. Ровно столько поясов из шкуры орикса требовалось связать вместе, чтобы привязанное к ним ведро могло зачерпнуть воду.
Нагулявшись по острым уступам и сделав без особого энтузиазма несколько снимков (солнце ушло, в каньоне стояли зеленоватые сумерки) мужчины засобирались домой.
На вечер у всех были грандиозные планы.
Во-первых, было решено провести первую отрядную сходку, дабы члены экипажей могли попить чайку и лучше узнать друг друга. Во-вторых, отказавшись от обеда ради самолета, все вдруг зверски проголодались. Ну а в-третьих, требовалось заранее укомплектовать и заправить джипы, сделать запас технической и питьевой воды, чтобы в завтрашнем марш-броске до атлантического побережья уже не останавливаться. Собственно говоря, останавливаться там и негде, дорога идет по безлюдной пустыне. И хотя путь не очень долгий – что-то около 300 с лишним километров – но не самый простой. В начале – горные перевалы, затем - бескрайняя пустыня. Влад, в ответ на наши возражения о том, что пустыней нас уже не испугаешь, только усмехнулся: «Да вы ее еще и не видели совсем. Ничего, завтра познакомитесь!».
Первая «общая» ночь удалась. Штаб-квартирой для чаепития была выбрана палатка четы Буренковых, отсутствие чая мы попытались компенсировать джином, а сухарей и сушек – разнообразными фруктами и сыром, которые Михаил и Влад достали на местной кухне.
Керосиновый огонек единственного фонаря покачивался у входа в палатку, не рассеивая, а усиливая ночной мрак, звезды мигали, словно сам ветер вечности ерошил их золотые головы. Сладко пахло какой-то травой. На родине так пахнет медуница, а тут, в центре Намибии, этот запах легко мог оказаться смертельно ядовитым. Где-то совсем рядом, скрытые ночной темью, смачно хрупали траву антилопы или зебры, всхрапывая и периодически переходя с места на место. Нам подумалось, что давненько уже мы не видели такой темной ночи с ветхозаветным фонарем и россыпями звезд, не слышали такого теплого шелеста летнего ветра в пустынной высушенной траве, потрескивания веток в малюсеньком импровизированном костерке, сооруженном на старой перевернутой бочке, мирного, успокаивающего хрупанья невидимого стада…. Сразу посыпались рассказы. У кого какие…. О садах Ватикана, скальных монастырях Каппадокии, смешных памятниках Банги, фантасмагорийных полотнах первобытно-современной Вамены. Конечно же, больше всего говорили о Намибии. До первых встреч с красавицами-дикарками оставалось всего пару дней. Но и за то время, которое мы провели в относительно цивильных условиях столицы, столичного тракта и облюбованного туристами всего мира ландшафтного заказника, все наглядно убедились, что в розысках вселенской гармонии и красоты маршрут был выбран верно. Уж сколько их повстречалось нам по пути – худеньких, полных, миниатюрных и статных, иссиня-черных, шоколадно-коричневых, желтовато-смуглых, с пухлыми губками, с огромными оленьими глазами, пышными бюстами и не менее аппетитными бедрами – и не перечесть. Удивительно, но женская половина команды полностью и с не меньшим восторгом разделяла восхищение мужчин.
- Миша, а что для тебя женская красота? Какой идеал ты сам ищешь? – с интересом спросила Людмила.
- Когда-то давно я прочел книгу Ефремова «Лезвие бритвы». Ну, ты, наверное, и сама ей зачитывалась. Я не процитирую точно, но подлинно анатомическую красоту (а не очарование, обаяние или шарм) автор, и я вмести с ним, считал плодом эволюции, естественного отбора. Разрез глаз, форма брови или прямой нос в том случае красивы, если идеально подходят для жизни в определенных природных условиях. Восприятие красоты, чувство высшей эстетики – это опыт, накопленный в миллионах поколений при определении того, что совершенно, что устроено анатомически правильно, что лучше всего отвечает своему рабочему, функциональному назначению… Понимаешь? Решительно все виды чувств, доставляющие нам ощущение красоты, в своей основе имеют важное и благоприятное для нашего организма значение, будь то сочетание звуков, красок или запахов. Линии, которые мы воспринимаем красивыми, гармоничными, построены по строгим математическим закономерностям, и это бесспорно. Другими словами, красиво то, что целесообразно для жизни.
- Получается, что те люди, которых мы считаем красивыми, генетически лучше и правильнее тех, кого бог красотой обделил?
- Понимаю, звучит обидно. Но, вероятно, в этом есть какой-то высший смысл? Давай рассуждать логически…. Красота повышает ценность наших «акций» в глаза окружающих представителей противоположного пола. Красивая женщина родит привлекательных детей, которым в свою очередь будет легче найти партнера, тем самым, обеспечив непрерывное продолжение рода. Красивому мужчине легче отыскать красивую же партнершу, которая тоже родит ему красивых детей. Все, круг замкнулся! Кстати, именно о красивых детях родители заботятся более тщательно. Такой вывод, насколько я помню, сделали какие-то американские ученые, наблюдавшие поведение родителей с детьми в супермаркетах. Просматривая записи с камер наблюдения, ученые обратили внимание, что некрасивые дети часто оказывались одни в отделах без присмотра, в то время как привлекательные чада всегда были в пределах видимости родителей. Так это или нет, но здравое зерно в этом выводе явно присутствует.
- Что ж, в этой поездке нам сулили встретить самых красивых женщин планеты. Посмотрим, насколько они счастливы и насколько присмотрены и ухожены их дети.
- Люд, ты же понимаешь, всё равно для нас – вы, дорогие наши, самые красивые.
- За прекрасных дам! – поднял тост Женя.
- За самых прекрасных дам экспедиции! – поддержал его по-гусарски Константин.
Утро началось с зычного крика Влада: «По машина-а-ам!».
Какого черта? Шесть утра. Голова трещит немилосердно, мышцы гудят, носы алеют ярче рассветного солнца, кисти рук и шеи покрылись пупырчатыми волдырями фотодерматита…
- А я говорил вам, что солнце здесь коварное. Ваши защитные кремы – двадцатки и тридцатки – для Намибии сущий пустяк. Пользоваться надо только восьмидесяткой, и не какой-нибудь французской безделицей, а произведенной в ЮАР. Хорошо хоть вчера все были с длинными рукавами и в ботинках. Носы, руки и шеи мы быстро вылечим. Но на будущее – имейте в виду! – Влад придирчиво осмотрел первые боевые увечья.
Через полчаса мы завтракали на той же АЗС, где вчера заправляли машины.
- Кость, как дела у твоего экипажа? – бодро поинтересовалась команда «Бригантины», ушедшая вчера по-английски, раньше остальных.
- Колдуем! Шаманим и всячески ворожим! – хохочет Константин. – Девчонки изгоняют джина, просят-просят: «Джин, Джин, выходи!», а он – ни в какую!
- Следующий раз будем пить ром. Тоже не самый вкусный напиток на свете, зато переносится организмом значительно легче джина, а от малярии защищает не хуже.
- Господа! – вмешался Евгений Соловьев, - Очень рекомендую тоник из нашего холодильника, единственное, что РЕАЛЬНО спасает от малярии. А все эти свои сказки про джин и ром будете бабушкам рассказывать.
Женя был полон жизнелюбия и энергии. Их источник, не выдержав, он назвал буквально через несколько минут. Оказывается, Влад рассказал им с Инной, что бодрость духа после подобных тяжелых ночей в Намибии возрождают с помощью безалкогольного пива Джинджер – настоя имбиря и еще десятка трав.
Поправив здоровье и перекусив, отправляемся в дальний путь. Но на будущее даем себе зарок – никаких сверх усилий днем, только рабочий график, без перевыполнения плана. Никаких возлияний, даже самых задушевных, только вода, соки и тоник. Никаких «я загорю совсем чуть-чуть», только минимальное количество открытого тела хотя бы еще дней пять! Как вы думаете, мы сдержим слово?
Следующие несколько часов показали нам, что о Намибии мы не знаем совсем ничего, а рассказы Макса о загадочных ржавых машинах-призраках, с экипажами из скелетов, которые по образу и подобию легендарного «Летучего Голландца» рассекают безлюдные пустыни – наверное, не совсем и выдумка…
Ну вот, скажите, поверили бы вы, жители XXI века и граждане цивилизованной России, что три джипа с опытными водителями, не менее опытными экипажами, едущие по одной дороге и в одном направлении могут потеряться более чем на 4 часа? И это при наличии какой-никакой (периодически пропадающей) телефонной связи между машинами, навигатора в одном из джипов, отсутствии других транспортных средств и почти полном отсутствии дорожных ответвлений. Чего, казалось бы, проще? Выехать из пункта «А» и следовать гуськом в пункт «Б»…. В крайнем случае, можно не гуськом, а с приличной дистанцией, чтобы не захлебнуться в пыли впереди идущей машины. Поначалу мы так и ехали: «Маяк», «Бригантина», «Якорь». Примерно через полтора часа от начала пути, Михаил забеспокоился:
- Что-то я перестал видеть сзади пыль от «Якоря». И связи, как назло, нет. Может, остановимся, подождем ребят?
Правильное предложение. Надо ждать.
Ждем. Десять минут, пятнадцать…
- Наверное, что-то случилось, - Петрович тоже занервничал.
Разворачиваемся, и примерно через километр замечаем клубы пыли, вместе с которыми нам навстречу подкатывает… «Маяк».
- Влад, привет! А как вы сзади всех оказались? Вы же первыми ехали?
- Не знаю. Вы нас не обгоняли.
- А Костина машина где?
- Вероятно, сзади нас….
Ждем теперь уже двумя экипажами. Не выдержав, снова едем назад. Километров через пять становится понятно, что «Якорь», вероятно, чудом проскочил вперед, ибо мы доезжаем до того места, возле которого телефоны еще работали и мы проводили перекличку личного состава.
В головах полная каша. Наши телефоны работают, но связи с «Якорем» нет.
- Что будем делать? Как можно потеряться на дороге, где всего один указатель. – Андрей Костянов не особенно нервничает, вот разве что время для съемок неумолимо уходит, солнце поднимается все выше и выше, отбрасывая короткие и малохудожественные черные тени. – До Уолвис-Бэя и Свакопмунда еще 230 километров! Опять мы приедем к вечеру. А у меня на этот городок были особые планы. Макс говорил, что там есть чудные магазины фото- и видеотехники, где я перед визитом в племена все-таки докуплю нам всё необходимое с тройным запасом.
- Ребята! Я дозвонилась! – голос Инны полон ликования. – Люда, Лера, привет! Вы где? Мы вас потеряли!... Сколько?!!! Хорошо. Ждите нас… Мы отстали.
- Ну, что там?
- Они стоят возле указателя «До Свакопмунда 100 километров».
- Чертовщина какая-то. Каким образом они за полчаса сто тридцать километров проскочили, если на всех машинах ограничитель скорости сто двадцать?
- Не знаю, но они там…
Подобные скачки в пространственно-временном континууме дороги «Дюны – Океан» случались еще не единожды. Проявляя бдительность, мы старались с «Маяком» не терять из виду хотя бы друг друга, но джипы каким-то чудом то и дело менялись местами, и в каждую отдельную минуту нельзя было сказать наверняка едет твоя машина первой или последней. А на конечном участке горного серпантина вообще случилось непредвиденное. Михаил, который был за рулем, внезапно свернул с дороги и довольно споро начал продвигаться по каменистым ухабам в сторону заброшенного моста и пересохшей речушки. Петрович и Андрей дремали на заднем сидении, а Инна (вечный штурман «Бригантины») посчитала, что Миша увидел на обочине нечто особенное, что необходимо срочно сфотографировать и промолчала. Она вообще была занята книгой Маргарет Якобсон посвященной племени химба, которую Андрей Костянов купил в букинистическом магазинчике Виндхука. Первые сомнения закрались в ее голову лишь тогда, когда машина с огромным трудом перепрыгнула через десяток валунов и, захлебываясь от натуги, начала пробираться по влажной грязи каменистого русла. От толчков и тычков проснулись оба пассажира галерки.
- Эй, мы где? – протирая глаза, спросил Андрей.
- А? Что? – Михаил тоже словно очнулся и огляделся по сторонам.
Инна глазам своим поверить не могла. Последние три минуты она внимательно смотрела на Мишу и тот вел себя абсолютно спокойно и уверенно: крепко сжимал руль, с любопытством поглядывал по сторонам, ей подмигивал и даже сделал несколько фотографий, высунув руку с цифровиком в окно. Теперь же он выглядел так, словно только что проснулся вместе с ребятами.
- Какого лешего нас сюда занесло? – Петрович не злился, просто уточнял.
- Бог его знает, я и сам не понял. – Миша рассмеялся и начал выворачивать руль.
- Миш, ну правда, что это было? – не мог успокоится Костянов. – Ты хотел, чтобы мы эту речку сняли? Она показалась тебе «фотогеничной»?
- Говорю же, бес попутал…
Похоже, Михаил и сам не мог объяснить своего внезапного порыва.
Выезжать на дорогу оказалось значительно сложнее и дольше, чем искать приключений на обочине. Машина рычала, ворчала, стонала, упиралась всеми четырьмя колесами, демонстрируя нам, что еще чуть-чуть и жидкая грязь засосет ее почти до порогов. Помогло водительское мастерство, полный привод и закалка, полученная на российском бездорожье. Потратив всего какой-то час, мы выбрались на трассу.
Очередной раз все экипажи встретились в полном составе уже километрах в двадцати от Свакопмунда, основательно, до изнеможения устав от тех пугающих пустынных пейзажей, о которых нас любезно предупреждал опытный Влад.
Мы не могли бы сказать точно, сколько времени пробирались по этой пустыне. Может быть, пару часов, дней, месяцев, а, может быть, годы. По крайней мере, иногда нам казалось, будто мы навсегда затерялись в бескрайних ледяных просторах. (Почему «ледяных»? Трудно сказать. Но в холодном кондиционированном воздухе джипа, при плотно закрытых от пыли окнах, пустыня нам казалась именно такой. Она была заполнена чем-то безжизненным, белым, колким, не холодным, но и не тёплым. Никаким.).
Мы даже успели забыть, как выглядел мир раньше. Когда вокруг не было пустыни. Когда всё вокруг было зелёное, голубое, золотое, яркое, живое, сочное…
Но, конечно, думалось нам, это было не с нами, или было во сне. Да-да, скорее всего, именно во сне! Ведь не может же быть, думали мы, что мы помним это, действительно, помним. Это же, вероятно, было много-много лет (веков? тысячелетий?) назад…. И мы гнали эти странные воспоминания о странном сне. Потому что ужасно устали от белого и безжизненного. Потому что безумно хотели зелёного. (Что такое «зелёное»? И зелёным ли называется то, что мы помним?) И когда, наконец, в призрачной дымке надоевшего белесого марева бледной тенью цвета хаки заколыхался силуэт первой пальмы, мы испытали такое чувство невозможной, щенячьей, детской и слезливо-нестыдной радости обретения привычной тверди под ногами, что вспоминать об этом как-то даже и неудобно. Не солидно как-то…. Посему будем считать, что все сказанное десятью строками выше, переживали только особо эмоциональные представительницы женского пола. Да и то не все, а, скажем, Инна, Люда, Лера и Надя. Точнее, Инна и Надя. А еще точнее… Инна.
Через полчаса мы уже вдыхали обжигающе-острый запах Атлантического океана и глупо улыбались, во все глаза рассматривая нереальные, пряничные домики города-шкатулки, настоящей Баварии на самом краю света – удивительного Свакопмунда.
Глава 6. Море, в котором нельзя купаться. Слишком идеальный Свакопмунд.
- Дом, милый дом! – выдохнула Инна знойный воздух улицы вместе с киношной английской фразой и обессиленно рухнула на мягкий диван, стоящий в холле отеля.
Очаровательная немецкая бабуля, в мягких парусиновых брюках и клетчатой рубахе – хозяйка гостиницы – заохала, заулыбалась, захлопотала вокруг уставших путешественников, точно так же, как хлопочут наши бабушки при виде внуков, приехавших на каникулы. Она ловко и всем одновременно протягивала влажные полотенца, сквозь сдвинутые на нос очки рассматривала багаж, между делом, но настойчиво подсовывая гостям кружки с ароматным крепким чаем и вполне приличным кофе:
- И печеньица берите, не стесняйтесь, с дороги же, голодные же…
Фрау Марта демонстративно не замечала поднос с прохладительными коктейлями, выставленный на стойке регистрации, считая, что этот традиционный гостиничный «комплимент» новоприбывшим – сущая ерунда в сравнении с ее чайком, дань какой-то непонятной моде.
Отель был маленьким, чистеньким, светлым и уютным. Сотни подобных приютов –близнецов знакомы многим туристам, любящим отдыхать в Баварии, или, скажем, в Австрии.
Сквозь стеклянную входную дверь нас внимательно рассматривал древний старик, с лицом, напоминающим сожженную в угле, морщинистую печеную картофелину и белыми пружинками волос, выбивавшимися из-под смешной, пестрой вязаной шапки. Что он делал у гостиницы – не понятно. То ли просто стоял, то ли милостыню просил…
- Хеллоу! – помахали мы ему.
- Ю а велкам! – степенно ответил старый африканец, приветливо улыбнувшись беззубым ртом.
- Мам! А можно я ему денежку дам? – спросила Людмилу Валерия. – Такой классный дедуля!
- Можно, наверное, только смотри, чтобы фрау Марта не заметила. Вероятно, она не приветствует попрошаек под окнами.
Опередив Леру, на крыльцо вышел Михаил, и старик, мгновенно подобравшись, услужливо распахнул перед ним дверь.
- N/a’an ku se, - поприветствовал Михаил деда на языке народа сан, иначе говоря, на бушменском. Это обозначало что-то вроде «Бог в помощь».
Старик удивленно охнул, схватил Мишу за руку и радостно залопотал, забормотал, смущенно улыбаясь и смахивая неудержимую, спорую и прозрачную стариковскую слезу с подслеповатого глаза.
- Дедушка, я плохо знаю твой язык. Я всего три дня в Африке, - перешел наш приятель на английский. – Как ты? Как самочувствие? Чайку хочешь? – и Миша протянул чашку, которую ему всучила заботливая Марта.
- Спасибо, сынок. Порадовал ты меня и удивил. Откуда ты такой хороший будешь?
- Россия…. Раша….Русланд….. Слышал что-нибудь?
Дед отрицательно покачал головой:
- А это всё твоя семья, сынок? Бо-о-ольшая! Прямо как у нас. Ты мне чашку-то не давай. Нельзя это! Не положено. Нас на кухне кормят. Вот сейчас моя смена закончится, и пойду пить чай. Только я с молоком люблю. А этот пустой – баловство одно. Зато с сахаром, да с молочком…. Вкусно, м-м-м…
Оказалось, что старый Одживанго вот уже сорок шесть лет работает в Свакопе. И из них все сорок шесть – при отелях. До этого он жил неподалеку, в деревне, которая принадлежала ферме по выращиванию устриц. Тогда, году в шестидесятом, здесь всем заправляли юаровцы. Бушменам они денег не платили, но давали кров и еду. И то счастье! Многие бушмены этим счастливцам завидовали. Одживанго вырастил семерых детей и двенадцать внуков. А когда умерла жена, бросил старую работу и ушел в Свакопмунд. Зачем у своих же детей работу отнимать? С тех пор он так и живет в этом городе.
- Постой, дед! Ты сюда пришел, когда у тебя уже внуки были?
- Ага, целых семь! Сейчас уже, наверное, больше. Да и правнуков полно.
- И ты после этого еще почти полвека здесь проработал?
- Ну, да!
- Так сколько же тебе лет, старик?
- Не знаю, сынок. Наверное, сто тридцать…
- Сколько?!!!!
- Миш, не пугайся, - к собеседникам подошел улыбающийся Влад. – Местные племена ведут счет не нашими годами и месяцами, а лунными. И то это они у дамара и химба научились. Бушмены о возрасте вообще понятия не имеют. Так что дедуле нашему, вероятно, лет девяносто. Но на могиле его будет написано так, как он сказал: 130 и даже больше, дай Бог ему здоровья….
- Но и девяносто – это не мало. Ты представляешь, Влад, как наша отечественная медицина должна кусать локти от зависти, если здесь обычные бедные бушмены доживают до столь почтенного возраста и прекрасно себя чувствуют?
- Да, ты прав. Долгожителей здесь действительно много. И, кстати, это опровергает мнение европейских историков о том, что в примитивных сообществах люди умирают в тридцать-сорок лет. Раньше, в средине двадцатого века в таком возрасте абориген мог умереть лишь от несчастного случая: зверь задрал, или змея укусила.
- А сейчас, что? Молодые умирают чаще?
- Увы, да. СПИД. Всему виной проклятый СПИД…
Да. Это действительно серьезная африканская проблема. По пути в Свакоп, да и в Виндхуке мы видели несколько десятков школ. И у каждой из них ОБЯЗАТЕЛЬНО расположен рекламный щит, перекрывающий размером любые иные наружные вывески. Текст щита лаконичен. «Только защищенный секс!». И перечеркнутая английская аббревиатура СПИДа. Никакой политики, никаких призывов социального плана. Борьба за выживание выходит на первый план.
Кстати, раз уж речь зашла и свободе любви и всяких прочих сексуальных отношениях…
Все наши гиды и, более того, все намибийцы, с которыми нам удалось побеседовать, давали очень противоречивые ответы на этот вопрос. Вероятно, в силу своего представления о чести и достоинстве страны и отдельных племен и народов. Чуть позже, рассказывая о тех или иных племенах, мы более подробно коснемся этой темы. Но в целом, ситуация следующая. Моногамный институт брака, с соблюдением всех его условий и условностей (в нашем понимании) существует лишь в крупных городах. В сексуальные отношения молодежь вступает довольно рано, и девочки меняют партнеров так же легко, как мальчики. Дети природы, они не видят ничего зазорного в своих играх и, конечно же, никак не отождествляют слова секс и любовь. Понятие «любовь» вообще за гранью понимания многих африканцев. Оно начало культивироваться и насильно прививаться населению лишь в семидесятые годы, когда телевидение начало демонстрировать многокилометровые мыльные сериалы, в которых Любовь всегда заглавный герой. Вот любовь к детям – это понятное чувство. А любовь к противоположному полу? Англоговорящий намибиец, в 90 случаях из 100 скажет «Ай вонт ю» (Я хочу тебя), и лишь единицы, получившие хорошее образование подберут для близкого человека иные слова, вроде «Ай лав ю».
Единственное, что объединяет ответы всех тех, с кем нам удалось побеседовать – это активное неприятие гомосексуальности. Неприятие на грани непонимания, о чем вообще идет речь? Вероятно, среди белых жителей Намибии или, точнее, среди туристов, и встречаются однополые парочки, но местное население о них даже не подозревает.
Однако, мы отвлеклись, а Свакопмунд, тем временем, все активнее напоминает о себе, врываясь уже сюда, в московский кабинет, влажным, пронизывающим ветром, мелкотравчатыми брызгами прибоя и дождя и низкими серо-синими тучами. Только в отличие от наших ветров и дождей, Свакопская погода более переменчива и щедра на подарки. Вы даже не успеете огорчиться по поводу того, что полил дождь, как он тут же прекратится, океанский ветер раздует, расшвыряет последние клочковатые облака, и они мягким туманом опустятся на тротуары. Внизу туман, а вверху – яркое солнышко. Эту картину в Свакопе можно наблюдать 360 дней в году. Нет смены времен года, но есть четкая смена погоды утром, за ланчем, в полдник и к ужину. Вот только ночи, пожалуй, всегда одинаково звездные, чистые и прохладные.
- Дорогие русские гости, - обратилась к нам фрау Марта. – Позвольте поинтересоваться вашими планами на сегодняшний вечер и завтрашний день?
О, да! Как же мы забыли? Завтра у нас первый и единственный «свободный» день перед марш-броском по совершенно диким территориям. Точнее, эта свобода очень условна, потому что каждый из членов команды получил четкие инструкции по поводу того, что он должен сделать, и тем не менее….. Неужели закупка провианта (у Инны и Влада), закачка и дублирование отснятых материалов (у Жени, Леры, Инны-младшей и Людмилы), организация последнего цивильного пре-пати (у Нади и Кости) и профилактический ремонт и дополнительная комплектация техники (у Михаила и двух Андреев) могут занять целый день?
- Фрау Марта! А какие есть предложения?
- С вашего позволения, я хотела бы познакомить вас с моим племянником Гансом и его очаровательной супругой Джейн. У них есть небольшой катер, и они будут рады показать вам акваторию нашей бухты. Быть на океане и любоваться им с берега – грешно, ей Богу!
- А рыбу половить мы сможем? – в один голос спросили Миша и Константин.
- Боюсь, что нет. Джейн и Ганс активные гринписовцы и защитники живой природы. Но… у меня есть еще один племянник – Яков. Вот он заядлый рыбак. Правда, рыбалка тут специфическая. С берега.
- И что клюет? Мелочь всякая? – разочаровались мы.
- Да, в основном, акулы… Но для того, чтобы рыбачить с Яковом вам нужно получить в полиции лицензию на право рыбной ловли.
Вот это да! Акулы… И она говорит об этом так буднично?
Предложение гостиничной хозяйки не выглядело каким-то рекламным трюком. Чувствовалось, что ей действительно хочется удивить неожиданных (и первых за историю существования отеля) русских гостей. Поэтому мы с благодарностью согласились.
Вечером мы гуляли по безлюдному Свакопмунду и удивлялись тому, каким образом этот сказочный, пряничный городок (второй, кстати, по величине после столицы) мог появиться на карте Намибии. Город настолько красив, что можно подолгу любоваться буквально каждым его домом и двориком, построенными уже очень давно и сохранившими непередаваемую атмосферу колониальной эпохи. Мы так гордимся тем, что сохранили выдающиеся строения Санкт-Петербурга, не дали им разрушиться и погибнуть, а здесь, словно в порядке вещей беречь архитектуру прошлого века. Хотя климат двух городов примерно одинаков. Только в Питере лютуют зимы, а здесь главное коварство в сильнейших ветрах и резких перепадах температур. Наверное, жители Свакпмунда не знают даже слова такого «реставрация», потому что каждое здание так тщательно подкрашивается, подмазывается, ремонтируется и приукрашивается в течение каждой недели, что никогда не придет в упадок. Стоит появиться какой-нибудь трещинке или щербине, как хозяева немедля заделывают прореху, стараясь, чтобы заплатка была совсем незаметна. Возможно, всё дело в том, что здесь и поныне живут прямые потомки первых колонизаторов и планируют жить их внуки и правнуки, которые даже помыслить не могут о том, чтобы изменить своей малой родине.
Но мы опять отвлеклись. Философствовать будем потом, когда вернемся на родину….
Итак, утро очередного дня наступило. Оно было солнечным, но прохладным. Под окнами отеля нетерпеливо бибикал старенький, но опрятный и ярко разукрашенный микроавтобус, а у его двери переминался с ноги на ногу огромный улыбчивый толстяк, которому удивительно шло имя Ганс. Конечно, только таким он и может быть, настоящий Ганс – в белой футболке, темно-синем комбезе, с внушительным пивных брюшком, отчетливыми залысинами бело-желтых волос и светло-стальными глазами истинного арийца. Ганс неловко чмокнул фрау Марту в морщинистую щеку, с чувством пожал нам руки и с особым удовольствием, как-то аппетитно, повторил вслух наши имена. Более того, как оказалось в дальнейшем, Ганс еще их и запомнил.
Мы споро погрузились в нутро его бравой тарантайки и отчалили на свидание с океаном.
Порт Уолвис-Бэй похож на старый порт в Одессе. Тот, каким он был до войны. Огромные океанские суда пасутся где-то на рейде, словно робея заходить в мелковатую бухту. Зато небольшие суденышки, катера и яхты всех мастей слетелись к берегу стаей разноцветных чаек и бакланов. В портовых доках постукивают топоры и повизгивают пилы, суетятся продавцы сувениров, раскладывая свои немудренные поделки прямо на асфальте, на кусках старой газеты. Чернокожие такелажники за старым сараем степенно потягивают пиво, не забывая опасливо поглядывать на здание офиса, откуда может внезапно появиться начальство.
Нас встречает улыбающаяся Джейн. Она так же соответствует своему имени (быстрому, цельному, хлесткому и очень американскому), как ее знаменитая тезка Джейн Фонда. В руках у Джейн бортовой журнал и ведро со свежей рыбой:
- Это не для вас. Это для моего приятеля Арни. Вас ждет совсем иное угощение…
Джейн стремительно вспархивает на борт небольшой яхты. Поражаясь ее сноровке (до борта яхты добрый метр, а трапа нет), мы с разной степенью ловкости повторяем ее трюк. Настроение у всех отличное, особенно с учетом того, что берег просто забит всевозможными живыми натурщиками, охотно позирующими перед нашими объективами. Вот три розовых пеликана картинно задирают головы и поднимают лапы, создавая неповторимую скульптурную композицию «Птицы и море»…. Вот с десяток белоснежных чаек, узрев рыбу в руках Джейн, дисциплинированно опускаются на металлический поручень яхты и застывают, гипнотизируя улов антрацитовыми бусинами глаз….. Вот еще одна, не знакомая пока нам птаха, серовато-сизая, скорее, дымчато-серая, пикирует четко на рынду, и колокол раскачивается под ее весом, оглашая окрестности мелодичным звоном. У этой птицы какие-то нереальные лазорево-синие глаза…
Стоило яхте отойти от берега, как на палубу торпедой влетает антрацитово-черное, упругое и блестящее тело – огромный морской котик.
- А вот и Арни! - хохочет Джейн и с удовольствием объясняет. – Здесь, в бухте, ни птиц, ни морских животных никто не обижает. Они совершенно не боятся людей. Более того, они считают нас своими друзьями. Как уж они там, на своих собраниях, делят местные лодки – не знаю. Но у каждой яхты свой «смотрящий». Арнольд, например, будет крутиться возле нас вплоть до выхода в открытый океан. Затем его сменит Арчи. Тот меньше по размеру, светлее и, кажется, моложе. Конечно же, мы подкармливаем котиков, но и в те дни, когда мы выходим в море без угощения, Арни и Арчи неотрывно следуют за яхтой, а то и катаются вместе с нами, валяясь прямо на палубе. Но сегодня для них жарковато, так что долго здесь Арнольд не выдержит.
Словно поняв слова своей приятельницы, Арни легко соскальзывает за борт и начинает резвиться, нарезая круги вокруг суденышка. Заметив, что Андрей снимает его большой видеокамерой, котик начинает принимать картинные позы, переворачиваться на спину, похлопывать по воде ластами…
- Андрюх! Угости чем-нибудь животину! – кричит Инна, - Смотри, как он старается!
- Вот же, женщины! Вам лишь бы кого-нибудь покормить. А у нас, между прочим, творческий процесс. И Арни старается не за подачку, а только из любви к искусству.
Однако, напрочь отвергая доводы нашего товарища о преимуществах пищи духовной над пищей материальной, морской котик, так и не дождавшийся рыбы, внезапно выныривает в десяти сантиметрах от видеокамеры, опущенной за борт и сильнейшим взмахом хвоста окатывает ледяной водой и Андрея и технику.
Твою же в бога душу мать!
Послышалось? Или это мы все произнесли одновременно и вслух?
Что такое соленая вода для капризной аппаратуры никому объяснять не надо. Наша техника выдержит любой ливень, но не океанский душ…. Служащая верой и правдой вот уже третью экспедицию крупнокалиберная «Сонька» вздохнула последний раз и отключилась. Похоже, навсегда.
- Миш! Придется тебе жертвовать «Марком»!
Больше всех расстроена Инна. Зеркальный фотоаппарат Canon EOS 5D Mark – единственная цифровая техника, чьи снимки она рассматривала в качестве допустимой альтернативы слайдам и негативам для наших книг. А теперь получится, что Маркуша будет пожертвован для съемки фильма. Тоже, конечно, дело нужное. Но, в отличие от В.И. Ленина, Инна была убеждена, что отнюдь не кино является для народа важнейшим искусством, а самые настоящие, осязаемые, печатные, далекие от электроники и любых интернетов, «живые» книги с добротным текстом и яркими иллюстрациями.
Впрочем, сам Михаил, к происшествию относится философски:
- Значит, будем снимать меньше, но качественней. Делай ставку на фотографии Кости и Жени. Ну и, Петровича, конечно. А мы с тобой будем работать в жанре репортажа. Фиксировать лица, события, пейзажи, характеры…. Первый раз такая неприятность, что ли?
Миша устроился на носу яхты и единственный из нас рискнул снять с себя не только теплую толстовку, но и футболку. Это только для Арнольда погода «жарковата». Океанский ветер студён и заборист, а температура водички за бортом всего двенадцать градусов.
- Джейн, а можно мне нырнуть? – спрашивает Михаил у нашей капитанши, как только яхта подходит к берегу небольшого острова, где на белоснежном песке виднеются сотни целлулоидных туш братьев и сестер Арни.
- Да. Иф ю вонт! Только, Майкл, будь предельно осторожен. Сейчас у котиков родились дети. Видишь, мамаши с ними нянчатся на берегу, зато отцы рыбачат и одновременно охраняют лежбище. Клыки морских котиков достигают десяти сантиметров. Да и укус котика-подростка, чьи зубы в два раза мельче, тоже крайне опасен. Первыми они не нападут, но играть с огнем не нужно.
Пока Миша плывет к берегу, предусмотрительно взяв курс на самое окончание островка, где морских котиков почти совсем нет, мы с тревогой следим за животными. Однако, судя по всему, котики не усматривают угрозу в бледнокожем пловце и продолжают заниматься своими привычными делами. Вот разве что ревут чуть громче, чем обычно, да и «рыбалку» свою перенесли чуть в сторону, освобождая дорогу забавному храбрецу. Согласитесь, для того, чтобы наслаждаться морскими купаниями, водичка должна быть все-таки градусов на десять теплее.
Часа через три, вдоволь наговорившись с Джейн и Гансом, выяснив множество занимательных подробностей из жизни местной фауны и получив почти эпикурейское наслаждение от огромного тазика свежайших устриц и бутылки отменного шампанского, возвращаемся в порт.
- Ну что, братцы? – обращается к присутствующим Константин Буренков, - Может быть, на сегодня сибаритства хватит? Предлагаю дамам отдохнуть, а мужчинам все-таки отправится на рыбалку?
Повозмущавшись для приличия, женщины уступают.
Однако, отдыхать никто из них не намерен. Инне, как уже говорилось, предстоит вместе с Владом совершить ревизию местных супермаркетов и закупить все самое необходимое для выживания в диких местах. Лера и Люда решают освоить экзотическое катание на сноуборде по песку дюн, а Надежда с Инной-маленькой договариваются все-таки понаблюдать за мужчинами и их уловом, чтобы потом не оказалось, что «во-о-о-о-т такущая акулища в последний момент сорвалась с крючка»….
Яков, второй родственник фрау Марты, представленный нам в этот день, был, в отличие от Ганса более суров и молчалив. Возможно, к тому его обязывала довольно суровая профессия ловца акул.
Берег, где предполагалось заняться рыбалкой, оказался диким и пустынным. Почему Яков выбрал на многокилометровой прибрежной полосе именно это место – сказать трудно. Ни следов от колес джипов, ни скопления иных рыбаков, ни пятен от костровищ или палаток никто не заметил.
Сбросив на землю несколько складных брезентов стульев и ведро с окровавленными кусками свежей рыбы, Яков без лишних слов протянул нам три длинных удилища.
- Насаживаете. Забрасываете. Ждете. Всё!
Отца Якова – родного брата фрау Марты, звали Фриц. Когда-то он тоже ловил акул.
Для Якова всё началось с отцовской перчатки. Она была его первой игрушкой, обнаруженной в гараже у отца. Перчатка была на правую руку, ладонь — из кожи толщиной в палец.
— Эта перчатка — ловить акул, — объяснил ему отец.
С тех пор прошло уже почти сорок лет, но перчатка по-прежнему самая любимая игрушка сухопарого немца.
Мужчины вытащили из ведра по увесистому куску рыбы, плотно обвязанной со всех сторон нитками. «Чтобы мелкая рыбеха не поклевала», - объяснил Яков.
Не успел Константин забросить снасть, как удилище тряхнуло, и он едва устоял на ногах. В нескольких метрах от берега кто-то шумно бился о воду.
- Тунец, - поморщился Яков и приподнял бровь. Дескать, будете возиться с тунцом, или дождемся того, ради чего приехали?
Нас раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, поймать тунца – огромная удача. Но с другой – акула – это совсем иные чувства.
- Будем ждать. – решили все и подсекать тунца не стали. Яков медленно смотал снасть и забросил спиннинг еще раз. Подальше в океан.
Потянулось время ожидания.
Прошел час, второй третий…
Михаил устал смотреть на мерно накатывающие волны и ушел подальше ото всех, размять тело йоговской гимнастикой. Женя и Инна увлеклись макросъемкой миниатюрных крабиков, снующих по песку. И только Костя не покидал боевого поста, с тревогой оглядываясь на скучающего Якова. Он чувствовал, он всем нутром чувствовал близкое присутствие огромной рыбины, которая кругами ходила вокруг расставленной на нее ловушки.
Наконец она решилась. Короткий, совсем незаметный с берега бросок — проглочены и наживка и половина специальной цепочки, размещенной возле крючка. Акула совершила свое дерзкое нападение и стремительно рванула в глубину. Удилище выгнулось дугой и задрожало. Костя рванул огромную удочку резко на себя, вправо, затем снова на себя. Он придержал снасть, и крючки намертво впились в акулью глотку.
«Теперь не упустить!» Правой рукой , на которою обещал дать свою перчатку Яков (обещал, но так и не дал) Костя половчее перехватил нейлоновый шнур и стал потихоньку стравливать его. Леска, натянутая как струна, поползла по коже, всё глубже врезаясь в ладонь. Костя упёрся ногами в песок и, держа удилище обеими руками, сдавал акуле с боя каждый сантиметр.
- Миш, мне так долго не выдержать, - пожаловался Константин подоспевшему Михаилу. – Она, чертовка, сильна как боров.
- Давай помогу! – тут же отозвался его товарищ.
Почувствовав, что леска ослабела, Михаил начал ее понемногу подбирать. Ему даже показалось, что в свинцовой поверхности воды он разглядел длинную черную тень. Акула казалась неподвижной. Миша вздохнул, и на мгновение ослабил леску. И тотчас же тень исчезла, а нейлоновый шнур врезался в ладонь. Почти рассекая кожу, он стремительно скользил — акула опять уходила на глубину. Михаил, точно так же как несколько минут зад Константин, вцепился в удилище обеими руками. На ладони горячей картофелиной вздулся и лопнул пузырь, испачкав снасти кровью. Ногу свела судорога. От напряжения мышц спина и шея стали деревянными.
Наконец леска стала дрожать, и Миша понял: акула устала.
Зачерпнув левой рукой воды, он смочил лицо и принялся сматывать леску. Теперь он вёл акулу, и та покорно уступала его воле. Вот знакомая тень снова появилась под волнами. Из воды показался косой плавник. Лишь в этот момент Яков, лениво наблюдавший за происходящим, достал из джипа верёвку.
- Я привяжу ее за хвост к джипу. Вы измерите длину и потом обязательно отпустите акулу в океан.
В этот момент из воды вырвалось огромное серое тело, акула перевернулась в воздухе и снова стремительно пошла головой вниз... Яков схватился за удилище рядом с руками Миши, послышался звук, похожий на выстрел, —лопнуло крепление катушки. Яков не на шутку разозлился. Здоровая ярость охватила и Михаила. Он забыл про раненую ладонь и накрепко вцепился в леску пальцами. Небо над головой стало серовато-розовым, а солнце подобралось к самому горизонту: мужчины возились с рыбой уже около часа….
Когда все было кончено, а акула мирно лежала на берегу, Яков сказал, что рыбешка-то совсем малютка — всего метра два с половиной, не больше.
- Но у вашей акулы есть характер! А это, дорогие русские, кое-что значит...
- Поймать акулу… Это для нас уже что-то значит, - улыбнулся Миша, вспоминая о том, сколько российских мальчишек, да что там мальчишек – мужчин – мечтали бы сейчас оказаться на нашем месте.
«Думаю, что великий Ди Маджио мог бы сегодня мною гордиться», - пробормотал он, вспоминая любимого Хэма и его «Старика и море».
Глава 7. Загадочная резиденция геббельса, или с 8-м Марта вас, девочки!
Пока на границе воды и тверди, океана и пустыни разгорались нешуточные акульи баталии, два человека грустно брели вдоль нескончаемых прилавков огромного супермаркета. Им предстояла довольно скучная, но крайне важная работа – пополнение запаса провианта для всего экипажа на два дня и для группы «отрыва», которая уйдет на поиски настоящих, первозданных химба еще на неделю.
- Вот только маркитанкой я еще не работала, - ворчала Инна, методично забрасывая в огромную тележку вилки свежей капусты, пакеты картофеля, моркови и свеклы.
- Зачем ты берешь эти овощи? – в тележке Влада набор продуктов был принципиально иной – специи, непонятные крупы, соусы, ванильный крем, вяленое мясо.
- Да что тут непонятного? Сварим борщеца, поколдуем над пловом…. Мясо-то в холодильнике не испортится. Кстати, в джипе большой холодильник?
- Нормальный. Вместительный. Только, знаешь что? Ты, если хочешь, заморачивайся с супом и кашей, а я нам, к химбам, другие продукты возьму. Буду кормить мужиков по-южноафрикански. Пусть уж экзотика, так экзотика….
- Уверен? – недоверчиво дернула плечом путешественница, догадываясь, как «обрадуются» Петрович, Миша и Андрей Костянов неделе «экзотической кухни». – Может, все-таки что-нибудь попроще? Что-то привычное, русское?
- Да брось ты! Ванильный крем-суп из сладкой кукурузы, карри из антилопы и барбекю по-намибийски… Что может быть вкуснее?
- Ну, как знаешь…. Только захвати еще им кефирчику, яиц и булок с маком. А то, вдруг, не пойдёт «по-намибийски»? Кстати, Влад… - Инна с проворностью таксы нырнула в узкую нору овощного развала и выудила оттуда огромный пучок ароматного укропа (большая удача в Африке!) – Кстати, Влад…. А что это Джейн говорила на корабле об особом статусе и секретности Свакопа?
- О, да! Эту тему очень любят смаковать американцы, французы, англичане… Словом, все те, кто во время второй мировой войны сражался с фашистской Германией. Правда, я не уверен в том, что реальная история Свакопмунда имеет хоть какое-то отношение к местным легендам.
Влад предложил выпить по чашечке кофе, и за короткий перерыв успел сообщить своей новой приятельнице довольно интересные сведения, о которых добросовестно умалчивают любые туристические путеводители.
«Долгие-долгие десятилетия Свакопмунд был скрыт завесой таинственности и секретности. Его обитатели предпочитали жить крайне уединенно и чужаков не любили. Редкие научные экспедиции из Франции, или других стран Европы, считали, что эта намибийская жемчужина – настоящий осколок фашизма в Африке, облюбованный бывшими эсэсовскими бонзами, которые после капитуляции Германии не надеялись на прощение и успели перебраться и затеряться в Намибии.
...Все началось еще в 1942 году. По соглашению с ЮАР и Намибией в порт Уолвис-Бэй стали приходить большущие немецкие корабли, в трюмах которых находился довольно странный груз: бетонные плиты, строительные материалы и техника. Все это грузилось на арендованные тягачи и увозилось куда-то в пустыню. Потом привезли целую партию (больше тысячи человек) рабочих-славян, скорее всего из концлагерей, потому что, по воспоминаниям местного мэра, смотреть на них было больно - истощенные, грязные, заросшие…. Привезти-то их привезли, но куда они делись потом – никто не знает. На родину их, совершенно точно, уже не вернули. Особенно много слухов бродило о группе привезенных женщин, как на подбор белокурых красавиц, да таких, что затмили бы любую звезду Голливуда. Их появление скрывали особенно тщательно. О том, что такая группа была привезена в Африку, узнали лишь после того, как одну из нимф пришлось положить в местную больницу с острым аппендицитом. При ней неотлучно находился солдат вермахта, и сразу же после операции ее увезли. Единственное, что удалось понять докторам, это то, что она полька, ибо под наркозом она постоянно повторяла: «Рolska, polska». О дальнейшей судьбе красавицы тоже ничего не известно….
Вскоре в оазисе рядом с портом вырос маленький городок, обнесенный бетонной стеной с колючей проволокой наверху. Что творилось за этими стенами - никто не знал. Раз в неделю приезжал грузовик и делал оптовые закупки продовольствия. Остальное доставлялось на немецких судах, которые регулярно заходили в порт. Вероятно, некоторое время городок использовался как специальный санаторий для раненных летчиков, потому что по трапу спускались люди в форме с забинтованными руками или ногами, иногда их несли на носилках. Но таких было не много.
А однажды, в 1944 году, в Свакопмунд заявился сам Геббельс. Тогда залив перекрыли эскортом военных кораблей, порт на несколько часов прекратил свою работу, и все такелажники, матросы и прочие служащие были распущены. Мэр старого портового городка - Уолвис-Бэя - с начальником порта находились в отдалении и не были удостоены даже кивка высокопоставленного лица. Проскакав своей обезьяньей походкой по трапу, Геббельс быстро нырнул в лимузин и отбыл. Возвращался он, вероятно, самолетом, так как никаких инструкций начальник порта от своего руководства больше не получал. До самого конца войны курсировали грузовые суда между Намибией и Германией. И самый последний, самый памятный визит, состоялся в середине апреля 1945 года. Тогда по трапам двух судов сходили на берег сугубо штатские люди: пожилые грузные мужчины с военной выправкой, дорого одетые женщины с детьми, няньками, мамками и собаками. Немецкой формы не было. Ни у охраны, ни у экипажа. Суда долго стояли на рейде, специально дожидаясь ночи, чтобы выгрузить свою таинственную публику. Целая колонна грузовиков прогрохотала по бетонным плитам спящего порта, увозя в Свакопмунд новых жителей. Теперь уже постоянных. Первые 10-15 лет после войны обитатели Свакопмунда вели очень уединенный образ жизни. На работу (по строительству или обслуживанию домов) набирались исключительно чернокожие люди. Любой случайный посетитель Свакопмунда (если его кожа была белого цвета) мог часами бродить по пустым улицам, не имея возможности выпить в баре стакан воды, или купить в магазинчике булку хлеба. У всех заведений срочным порядком организовывался «санитарный час» с неопределенным временем его завершения. Все надписи над заведениями в городе, как и везде в Намибии были на двух языках - африкаанс и английском. В семидесятые годы страх перед наказанием за содеянные преступления, вероятно, почти прошел, а, может быть, подросло новое поколение, которое не знало, что такое «настоящий фашизм», так или иначе, но таинственный городок стал всё больше и больше приобретать эдакий «туристический» колорит «настоящей Африки», с упором на эксклюзивный «немецкий оазис колониальной эпохи. А еще через несколько лет во всех мировых путеводителях появились ссылки на Свакопмунд. Но об истории его возникновения была рассказана уже совершенно иная, чуть романтическая, чуть глазированная патокой неправды карамельная повесть».
Инна и Влад вышли из «Шопрайда» (аналога наших «Ашанов»), загрузили многочисленные покупки в багажник и салон джипа и перед тем, как отправиться в отель, решили немного пройтись пешком.
Теперь Инна смотрела на Свакоп уже другими глазами. В них, как минимум, существенно поубавилось улыбчивой слащавости и умильности. Она чувствовала себя так, словно попала в самую гущу сказки «Гензель и Греттель», где злая ведьма, пользуясь своими черными чарами заманила наивных детей в волшебный пряничный домик, чтобы зажарить их заживо и съесть.
По брусчатке путешественники прошли в центр, и на округлой маленькой площади остановились рядом с добротно сделанным кирпичным зданием с огромной вывеской на немецком языке «Кindergarten» («Детский сад»). Пеструю стайку детей как раз загоняли с прогулки в помещение строгие фрау, отрывисто бросая немецкие слова, хорошо известные каждому русскому: «Шнеллер! Шнеллер!» Правда, здесь они звучали намного мягче. Детишки были только белые. Детям черной обслуги в детский садик вход был запрещен.
На набережной, довольно пустынной в этот послеобеденный час, на крохотном торговом пятачке стояли только чернокожие продавцы сувениров. Обычно шумные и назойливые, здесь они выглядели тихими и молчаливыми. На прилавках был выложен обычный набор: статуэтки из черного дерева, малахитовые зверушки и бусы, браслеты. Обычный, но непривычный. Больше нигде нам не удалось увидеть изящные браслеты из легкого пальмового дерева с вырезанной рельефной каемкой из фашистской свастики или малахитовые сердечки с ностальгической надписью серебром «Германия превыше всего».
Там же на набережной был обнаружен и небольшой бар…. На стенах, в присущей немцам манере, были развешаны настенные тарелки, охотничьи трофеи и семейные фотографии. И только приглядевшись как следует, можно было разобрать, кто же именно снят на фото: Геббельс с его узнаваемой обезьяньей внешностью, дама в открытом платье и сам первый хозяин бара, в немецкой форме…
Последний штрих к портрету эсэсовского городка нам добавил книжный магазин. В гитлеровской Германии, помнится, к книгам относились с подозрением, здесь же выбор был довольно неплохим . Стояли красиво изданные книги Шекспира, Байрона, «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл. В углу же, недалеко от кассы, находилась небольшая стойка , за которой восседал розовощекий крепыш в шортах и рубашке с короткими рукавами. Перед ним лежали стопками превосходно изданные тома «Майн Кампф», избранные речи Геббельса на английском языке, еще какая-то похожая литература.
- Наваждение какое-то, - тряхнула волосами Инна и понуро побрела в отель. – А вдруг и наша фрау Марта, такая очаровательная, такая милая и внимательная – тоже дочь какого-то гестаповца, а то и того хуже – сама служила у фашистов? А что? На вид ей лет семьдесят. Но ведь может быть и значительно больше? Вдруг она как старик Отживанго, разменяла уже девятый десяток?
- Инн, не бери в голову. – Влад очень чутко уловил настроение женщины. – Ты же историк. И ты знаешь, чего стоят эти местные легенды. Чувствуй то, что действительно чувствуешь и не морочь себе голову.
- Чувствую…. Я чувствую, что загостились мы тут…. Скорей бы уже наступило завтра!
И «завтра», конечно же, наступило.
На коротком предстартовом брифинге было решено слегка изменить маршрут и все-таки заехать в те разрекламированные путеводителями места, от посещения которых мы изначально отказывались принципиально. Скажем, на «Берег Скелетов».
- Когда вы еще соберетесь в Намибию?! – уговаривал нас Влад, - Подумаешь, двести километров плюс, двести километров минус. Поднажмём, поднапряжёмся… Зато посмотрите на самое крупное на планете лежбище морских котиков, побродите среди останков пиратских кораблей, попробуете сами добыть морскую соль!
- Влад, выключай гида и говори нормальным языком. «Lonely planet» мы все и без тебя читали. – Михаил сидел на ступеньке джипа и задумчиво бросал куски сдобной булки нахальным серым воробьям.
- Я просто хочу вам внушить простую мысль: быть в Намибии и объехать этот участок побережья – преступление.
- Суггестия….
- Что?
- Внушение мыслей называется суггестией. И обладает этим умением, по твердому убеждению ученых, примерно одна женщина на миллион. Раньше таких женщин называли ведьмами. Ты ведьма, приятель?
- Да ну тебя, - нахохлился наш южноафриканский товарищ. – Вам же добра желаешь, а вы…
- А что – «мы»? Мы - едем.
Вот так мы и оказались спустя какое-то время неподалеку от мыса, именуемого Кейп-Кросс. Ехать туда решили не в плотной связке, а просто «по направлению». Честно говоря, к этому времени каждому из нас, взрослых и состоявшихся (хочется думать) людей стало недоставать какой-то «дикой» свободы, независимости друг от друга, машины от машины и всех вместе от заботливого внимания бдительного Влада.
И вот мы практически совсем одни. Летим на предельной скорости в 124 километра, окна распахнуты, ветер прохладный, солнце горячее – красотища! Джип безостановочно кричит раненой чайкой, ибо мудрая прокатная компания снабдила его датчиком ограничения скорости, о чем послушная чужой воле техника нам и сообщает. Но, Бог ты мой! Как же не хочется никаких ограничений там, где сама природа не имеет границ. Где везде, куда не кинь взгляд, сплошная безграничность. Безбрежная пустыня справа, безбрежный океан слева, бесконечная дорога прямо по курсу и сзади нас. Джип визжит, материться по-своему, по-автомобильному, но нам на это плевать. Эти несчастные сто двадцать километров в час кажутся просто черепашьими, особенно с учетом того, что на трассе просто отсутствуют предметы, относительно которых можно определить свою скорость.
Внезапно панель приборов начинает мигать всеми своими лампочками и кнопками. Джип резко теряет скорость и, наконец, застывает как вкопанный. Михаил с Петровичем поднимают капот, внимательно всматриваются в пыльное нутро, наклоняются вниз, принюхиваясь к тормозам, расстроено пинают колеса. НИЧЕГО!
- Ну и что за ерунда? – Петрович ястребом кружится вокруг джипа.
- Мальчики, что там? – Инка выпрыгивает на дорогу и, подражая друзьям, тоже заводит тантрические хороводы вокруг молчащего как партизан джипа.
Это не помогает. Машина не запускается. То есть, на поворот ключа не реагирует вовсе.
Поняв, что застряли надолго, из джипа выбирается и Андрей-второй. Обрадованный подвернувшемуся сюжету, Андрюха с бормотаниями: « Это же кайф!» - начинает снимать. Мы очередной раз открываем капот и тупо смотрим на находящееся внутри железо. Такую картинку хорошо снимать с вертолета - крупным планом двигатель, наезд на наши лица и отъезд с большой высоты - маленькая машинка в пустыне. Никакой цивилизации в радиусе двухсот километров.
И тут джип чихает и заводится.
- И что это было? – переглядываются Михаил с Андреем, которые (в былые времена) любой автомобиль могли самостоятельно разобрать до гаечки и собрать как новенький. И, соответственно, очень хорошо понимали, что случайных «отказов» не бывает.
- Вообще нет причин…
- Расслабьтесь, други, - радостно улыбается с заднего сидения их младший товарищ, - Мы шли на предельной скорости. Джип нас предупреждал! Злые дяди из проката через спутники засекли это безобразие и блокировали движок. А потом заново включили….
- Ты думаешь, такое возможно?
- А Бог его знает…. Но ведь как-то это получилось.
Нужно сказать, что Африка вообще полна парадоксов и необъяснимых явлений. Она исподволь цепляет человека, выкручивает его наизнанку, рассматривает и, играючи, начинает менять его привычки, взгляды и даже вкусы. Так Инна, которая в Москве в рот не берет молочного, с удовольствием ест йогурты. Да что там «ест»! Лопает их в неограниченном количестве! А Андрей (который Петрович), не представляющий себе завтрака без солнцеликой глазуньи, полностью игнорирует любимое блюдо, зачем-то заменяя его пересушенными тостами. Джин и виски, которые мы брали «для профилактики», остаются почти не тронутыми, а случайная бутылка плохонького рома дегустируется и смакуется как какая-нибудь «Вдова Клико», урожая 1968 года.
- Через двадцать пять километров, по идее, левый поворот, к Кейп Кроссу,- Инна внимательно следит за рукописной инструкцией, оставленной Владом. – Не проспи, Петрович!
- Это что, мы уже 125 километров проехали?
- А то! Кстати, Влад говорил, что если мы поедем в Ботсвану, то там нам джипы почти не пригодятся. Будем пользоваться лодками.
- Инка, далась тебе эта Ботсвана! – супруг все никак не может успокоиться после загадочной остановки, и теперь готов выместить раздражение на жене, которая так легкомысленно отнеслась к происшествию. – Что там хорошего? Бедная страна, ничего особо интересного, кроме водопада. Бушмены и те, небось, окультуренные…
- Бедная, говоришь? – Инна хитро щурится. – Между прочим, это вторая в Африке страна по величине дохода на душу населения.
- Вторая? А первая кто?
- Ливия!
- Царствие ей небесное, - мрачно констатирует Михаил и командует – Левей, Андрюха! Кажется, приехали!
На самом деле до Кейп Кросса (Мыса Креста) еще добрый десяток километров. Но если вам доведется побывать в тех краях, сверните с трассы и преодолейте этот десяток. Ей богу, он того стоит! Если вы сумеете выдержать оглушительный рев и визг, которые издают одновременно и непрерывно триста тысяч (!!!) морских котиков, а, главное, если вы сможете сделать хотя бы один вдох в плотном мареве фантастических миазмов, то впечатление получите незабываемое.
Мы к встрече с удивительными млекопитающими были подготовлены.
Почти подготовлены….
У нас были «пыльники», закрывающие лицо и хоть немного задерживающие запах. Правда, помогали они мало.
- Ну что, граждане путешественники, природолюбы и экстремалы, - Андрей Костянов откровенно веселился, - Вы готовы выдержать в этом райском местечке пару часов для съемки высокодокументального, но малохудожественного фильма?
- Готовы, - нестройно отвечаем мы, и с содроганием приближаемся к эпицентру лежбища.
В это время года туристов в Намибии практически нет. Мы, во всяком случае, их почти не встречали. Вот и здесь, на мысе, деревянные мостки, по которым должны прогуливаться любители намибийской фауны с фотоаппаратами, биноклями и видеокамерами совершенно пусты. Точнее, в отсутствии визитеров, «променад» оккупировали сами котики.
- Ох, и вонь же вы развели, господа! – Михаил легко запрыгивает на подмостки, игнорируя предупредительный рык старого секача, преградившего путь. – А, ну-ка, марш мыться! Я кому сказал!
Миша забирается на шаткие перила и громко хлопает в ладоши.
Признаемся, подобного эффекта никто из нас не ожидал. Многотысячное стадо с обиженным рёвом шарахается с насиженного места и, повинуясь шутливому жесту нашего приятеля, его вскинутым рукам, устремляется в океан.
- Так-то, - удовлетворенно хохочет Мишка, - Пока не искупаетесь, как следует, домой не возвращайтесь! Тут у нас дамы!
Дамы выглядят жалко. Глазищи распахнуты над повязкой пыльника, руки сжимают фотоаппараты, а ноги опасливо ощупывают тропинки среди куч мохнатых экскрементов.
Какой-то храбрый или наглый самец, решив потягаться силой с нашим Женей, с угрожающим рыком несется прямо на него, застывшего на краю мостика со штативом. Добродушная улыбка, с которой Евгений еще две минуты назад наблюдал за игрой морских котят, мокрых и пучеглазых, совсем крохотных, мигом стекает с его лица. Убедившись, что столкновения не избежать, Женя присаживается на корточки и за секунду до нападения делает моментальный резкий выпад вперед, распахивая полы толстовки и воинственно вопя. Странно, но это помогает. Обиженно скуля, котик покидает поле боя.
- Удивительно, но эти животные вас слушаются! – удивляется пожилая африканка, служащая на Кейп Кроссе рейнджером. – Это, правда, удивительно. Обычно они признают только некоторых из нас, кого давно знают. Хотите, я расскажу вам об этих необычных животных?
-Естественно!
- Морские котики — это представители ушастых тюленей. Обратите внимание на их волосяной покров: он состоит из грубой, жесткой и высокой ости и низкой, густой, мягкой подпушки. Роскошное обмундирование! Уже много веков шкурки котиков ценятся чрезвычайно высоко. Неудивительно, что к началу XX века от некогда миллионных стад этих животных осталось совсем немного. Сейчас у котиков самый ответственный – брачный – период. Еще три месяца назад котики почти не выходили из моря, дрейфуя рядом с Кейп Кроссом. Затем самцы вышли на сушу и заняли каждый свой участок, из-за которого тут было много драк и скандалов, зачастую со смертельным исходом. Потом приплыли самки. Каждый самец собирает возле себя в среднем около 50 самок. Вскоре после этого появляются на свет детеныши. Первые дни малыши не отходят от мам. Сейчас, точнее, со дня на день, детвора начнет сбиваться в «детские сады» и мамаши будут посещать их только для того, чтобы покормить. Заметьте, ни одна мама никогда не перепутает своего малыша, и если пососать ее сосцы попробует чужой – накажет очень сурово. В эти же дни секачи уступят свое место полусекачам и холостякам, то есть, молодняку в возрасте 7-9 лет и у тех тоже появится возможность оплодотворить годовалых и чуть более старших девственниц. Правда, приплод от такой любви вряд ли выживет. Но ведь когда-то нужно начинать заниматься любовью. Секачам сейчас не до нее. Им бы в океан, в санаторий, в полный релакс… Гормональный фон восстанавливать.
- А морские котики всегда такие говорливые?
- Молодцы, что спросили о звуках, а не о запахах, - засмеялась добродушная смотрительница. – Да, поговорить они любят. Но мы уже научились различать их голоса и интонации. Вот тот огромный секач, который хотел напасть на вашего приятеля, хрюкал и низко рычал. Это боевой клич. Призыв к поединку. Самки, уходя в море за рыбой и возвращаясь с уловом, разговаривают уже иначе. И, конечно, отчаяннее всех вопят малыши, которые пытаются сообщить матери о своем местонахождении…
Наслушавшись и насмотревшись вдоволь, мы с чувством особого облегчения покидали этот тюлений рай. Признаемся честно: примерно двое суток после визита в Кейп Кросс нам казалось, что в машине притаился и отчаянно воняет какой-то ушастый котик-нелегал, а сами мы не избавимся от этого едкого аромата вообще никогда!
Тем не менее, Берег Скелетов все приближался, джипы натужно ревели на импровизированной дороге, а в каждом экипажа разгорались нешуточные страсти.
- Влад, ты уверен, что для ночевки нам нужно ехать еще двести верст до какого-то кэмпа? – пытаясь поймать исчезающую сотовую связь, докрикивалась Инна до экипажа «Маяка».
-Уверен! Мы не имеем права ночевать там, где нам хочется!
- Инна, какого лешего мы проехали поворот на деревню? Уже шесть часов вечера. Через час сядет солнце. Народ желает знать, куда мы едем?!
- Влад говорит, что здесь нельзя останавливаться вне кэмп-сайта. Мало ли… Львы какие-нибудь, гиены….
- Мать! Мы тебя не узнаём???!
- Влад! Достало всё уже! Тормози под нашу ответственность!
- «Якорь»! Машина Влада не отвечает. Конец связи. Сейчас и мы пропадем из зоны покрытия. Что делаем?
- А ЧТО мы делаем? ЧТО мы можем сделать? Давайте останавливаться и ждать головную машину. Когда-то же они обнаружат наше отсутствие….
- Инна, вы где? Это Женя. Влад нашел указатель на какую-то левую стоянку, сейчас пробует договориться с владельцем. Может быть, приютят…
- Женечка, не пропадайте! Народ нервничает. С семи утра маковой росинки во рту не было, да и пить ужасно хочется.
- Эх, полцарства за твой борщ и Костин плов….
- А вы где вообще?
- Где-где? В Африке!
- А вы?
- Жень, ты не поверишь…. Там же.
Солнце с огромной скоростью неслось к линии горизонта. То тут, то там раздавались мягкие (пока) порыкивания и поскуливания гиен и похохатывания шакалов.
Вот уж, правда: этот леденящий душу смех шакалов точно ни с чем и никогда не перепутаешь…. Тем более, если ты зачем-то, сразу после тюленьего мыса, решил перетасовать экипажи джипов, и теперь все мужчины оказались где-то в одном месте, а женщины – вроде и рядом с ними, но одни…. Одни, на самом коварном, самом безжалостном побережье нашей планеты, которое унесло жизни тысяч и тысяч отважных путешественников, и которое насмешливо (над нами особенно насмешливо) именуется Skeleton Coast.
Бодрое настроение женского экипажа (а в преддверье 8 Марта девчонкам так хотелось доказать свою крутость), таяло с каждой минутой. Первые тридцать минут все дамы еще сохраняли спокойствие. Потом занервничали. Через час, стало понятно, что помощи ждать неоткуда. Мы – вне дорог и вне телефонной связи. И такая ситуация – тот самый форс-мажор, которого мы опасались еще в Москве. Потеряться в дикой пустыне без связи, без ориентиров и навигации – смертельно опасно. Особенно с учетом того, что все продуктовые запасы остались у ребят, а в женскую машину сгрузили все сумки и чемоданы.
Делать нечего. Сидим. Трясемся от страха. Глаза почти у всех на мокром месте. Люда и Инна пытаются бодриться: «Подумаешь! Это просто приключение!». Бодриться не получается.
……………………………………………………………………………………..
……………………………………………………………………………………..
……………………………………………………………………………………..
- Мам, Надь, обе Инки, смотрите! – закричала Лера, высовываясь из окна по пояс….
Мимо девчоночьего джипа, лихо взвинтив столбы песка и пыли промчались, притормозив через десяток метров, потерявшиеся «Якорь» и «Маяк». На пыльном заднем стекле последней машины был пальцем нарисован кособокий цветок и размашистым почерком выведена трогательная до слез надпись: «Дорогие девочки! С 8 Марта!»
Сволочи!
Вот же, сволочи!
Мальчишки! Мы вас тоже любим! ОГО! И еще как!
Как хорошо, все-таки, что на этом белом свете есть наша страна, наша великая Россия, с ее самыми необъяснимыми и дурацкими праздниками….
Словом, vivat Восьмое Марта!
Глава 8. Памяти Саарти Бартман.
Пока есть несколько свободных минут (джипы припаркованы в лодже, мужчины выгружают багаж и разводят огонь), постараемся рассказать о принципиальных различиях между организованными туристами и свободными странниками, к коим относим и себя.
Безусловно, каждый читатель волен сам выбирать для себя способы и маршруты передвижения по миру. Мы выбрали свободу и независимость, и ограничить ее может только сотрудничество (как, например, сейчас) с профессиональными провожатыми. Мы искренне благодарны Владу за ту бесценную информацию, которой он нас снабдил, за его товарищескую помощь и опеку. Однако, это и связывает нам руки!
Разве пришло бы в голову Михаилу, Андрею или Инне в Намибии, в Папуасии, или в пигмейских джунглях Камеруна искать (СПЕЦИАЛЬНО!) оборудованное и охраняемое место для ночевки, тратя на это драгоценное время экспедиции? Конечно, нет! Руководствуясь здравым смыслом, опытом самостоятельных путешествий и зазубренными наизусть правилами безопасности, мы бы заночевали там, где застанет ночь. Точнее, вечер. Мы бы разбили лагерь вблизи деревушки, либо на просторной поляне, убедившись, что возле деревьев отсутствуют экскременты хищников, а под камнями нет змеиных «гнезд» и укрытий ядовитых насекомых. Мы бы окружили стоянку крестом дымных костерков, отпугивающих диких животных и назначили сменяемых ночных дежурных.
Но пока с нами Влад и его профсоюзный билет работника туристического бизнеса, мы не имеем права рисковать его будущим. (Ночевка туристической группы вне кемпинга чревата суровым наказанием, вплоть до лишения гида лицензии). Вот и приходится искать компромиссы…. Искать и находить их так, как сегодня. Влад, успевший постичь нашу свободолюбивую сущность, лихо отменил намеченный для ночлега отель в запрограммированном месте, мы, ворча, намотали на джипах лишние километры, в поисках официальных стоянок.
Но, надо признать, в этот раз, в ночь кануна Международного Женского дня, нам неожиданно повезло. Сердобольный немец, умудрившийся построить свой эколодж так далеко от основных туристских трасс, что практически не видел в нем гостей – с радостью принял нашу группу. За символическую плату он отдал в наше распоряжение не только навесы для джипов, но и большущие стационарные палатки с самыми настоящими кроватями и даже душевыми кабинками! Возле палаток находились кострища и вязанки сухого хвороста, что позволило нам сэкономить газ в миниатюрных газовых баллонах, взятых для визита к химба.
Сегодня мы планировали закатить пир на весь мир! В программе праздника, помимо упомянутых в предыдущей главе борща и плова, были московские деликатесы, привезенные четой Буренковых – настоящий финский сервелат и кызы (конская колбаса, которой не страшны никакие температурные перепады, высокая влажность, отсутствие холодильника и прочих благ цивилизации).
Праздник удался на славу!
После того, как сытые и довольные путешественники плотным кольцом окружили тлеющие угли костра, неизбежны стали «разговоры за жизнь». Была бы гитара, мы бы попели… А так, решили просто поболтать….
Вы не поверите, но еще одной особенностью Африки является ее постоянная ментальная доминанта. Иными словами, о чем бы вы не говорили, вы будете говорить о ней. Вот и в эту ночь, все началось с разговора о женщинах и о завтрашнем празднике.
- Давайте выпьем за красоту вообще, за самый высокий ее стандарт и самое гармоничное воплощение, словом, давайте выпьем за женскую красоту! – поднял бокал Михаил.
- Давайте! И давайте выпьем за красоту тех женщин, которая стоила им жизни. Я хочу выпить за Сару Бартман…, - тихо добавила Инна.
- Сара Бартман? Кто это? Модель? Актриса? – посыпались вопросы со всех сторон.
- Мир её знал под именем Готтентотской Венеры, - вздохнула Инна, - А я хочу вам рассказать о ней то, что запомнила еще из университетских лекций по этнографии. Только предупреждаю, рассказ будет печальным. Поэтому, может быть не сегодня?
- Нет уж, давай как раз сегодня, - вмешался Влад, которому имя Саарти (Сары) Бартман тоже было известно. – Тем более, что завтра мы поедем в деревню ее соплеменников, в единственный в Африке музей племени дамара.
- Хорошо, - не стала кокетничать Инна. – Слушайте…
- Племена дамара раньше были широко распространены по территории Юго-Западной Африки от Анголы до юга ЮАР. Это сегодня они ассимилировались с другими племенами, утратили во многом свои родовые черты, забыли традиции. Кстати, наш столичный приятель Макс, если вы помните, тоже из племени дамара. Он, как и большинство его соплеменников (а их в Намибии чуть больше ста тысяч), уехал из родных мест, осел в городе, получил образование и почти забыл дамарскую культуру. Самым стойким этническим элементом оказался лишь язык племени – особый, цокающий, неповторимый….
А в начале девятнадцатого века белокожих завоевателей удивлял не столько язык, сколько необычная внешность многих представительниц слабого пола дамара. И колонизаторы не стеснялись забирать себе «любопытные экземпляры» местных женщин, безжалостно истребляя их отцов и мужей. Так, в частности, во время одного из захватнических рейдов буров, голландцы истребили небольшую деревеньку дамара, убили все взрослое население и даже детей мужского пола, а девочек захватили в рабство. Малышке Саре было тогда, в 1793 году, примерно три годика. Точнее, имя Сара ей дали хозяева, в услужение которых она была продана. Правда, Сарой ее никто не называл. Больше прижилось пренебрежительное Саарти (ну, это как у нас Инка, или Ирка, или Танька, только жестче). Саарти оказалась очень смышленой девушкой, легко выучила голландский язык, могла считать, писать и потому ее перевели с полевых работ в услужение хозяйке. Однажды на ферму, где жила Саарти, приехал брат хозяина вместе со своим британским приятелем-хирургом. Звали этого доктора Вильям Данлоп и он первый обратил внимание на необычную внешность Саарти. Думаю, вы догадываетесь, на какую часть ее тела пал взгляд врача?...
- Ты говоришь о стеатопигии?
- Да. Я говорю об особом строении ягодиц у женщин готтентотской расы. Пышные бедра характерны не только для дамар, но и для гереро, для иных бантуязычных племен. Но есть и еще одна особенность в строении тела, которую нам с вами не суждено увидеть…. – Инна замялась и покраснела. Это было заметно даже в свете костра.
- Да говори, чего уж там! – ободрили ее мужчины.
- Ну,… это, во-первых, большие пупочные грыжи, которые встречаются у всех девчонок без исключения, и, во-вторых,….. очень большой размер наружных детородных органов, - выпалила Инна одним махом.
- Как это?
- Гипертрофия кожных складок в самом интимном месте может достигать восемнадцати сантиметров, и в этнографии имеет несколько терминов – «готтентотский передник», «египетский фартук» и т.п. Но суть не в этом. Хитрюга-доктор уговорил хозяина Сары продать ему девушку, якобы затем, чтобы она могла продолжить в Англии образование и доказать всем, что чернокожие люди тоже способны усваивать знания…. Губернатор провинции, лорд Каледон, человек прогрессивных взглядов, заподозрил было неладное и хотел запретить отъезд Сары, но Данлоп был красноречив и убедителен. И, в конце концов, в 1810 году Сара уехала в Лондон. Естественно, ни о каком образовании речь не шла. Девушку раздели и стали показывать за деньги обеспеченным горожанам. Считается, что именно с этих показов в Европеи началась практика организации человеческих зоопарков….
Зачастую Саарти выставлялась в клетке, как дикое животное. После четырех лет жизни в Лондоне интерес к дикарке снизился, и девушка была продана французу Режо, дрессировщику животных и совладельцу цирка-шапито. В Париже условия жизни Сары стали еще тяжелее. Мало того, что она выставлялась на показ вместе с верблюдами, слонами и страусами, так еще ее замучили визиты ученых, которые за особую плату могли изучать тело Бартман столько, сколько хотели. Однако парижане оказались большими эстетами (или более добродетельными христианами), чем англичане, и перестали ходить на выступления Готтентотской Венеры.
Режо посчитал, что «нет прибыли – нет еды» и перестал кормить Сару совсем, изредка выдавая ей вместо хлеба бутылку скисшего вина. Очень быстро Саарти пристрастилась к алкоголю, и для того, чтобы иметь возможность покупать выпивку, занялась проституцией. Всего пять лет жизни в цивилизованной Европе свели молодую и здоровую девушку в могилу. В 1815 году она умерла от оспы. Однако вскрытие показало, что одновременно с оспой Сара болела еще и тяжелой формой пневмонии, а так же сифилисом в третьей стадии.
Тело бедной женщины из племени дамара даже после смерти не обрело покоя. В XIX веке её останки демонстрировались во время лекций по антропологии в качестве «доказательства» того, насколько негры близки к обезьянам. Затем, еще более ста лет её мозг, грудь, ягодицы и половые органы в заспиртованном виде были выставлены в Музее Человека в Париже, где оставались доступными для публики вплоть до 1974 года. Под напором общественного мнения их убрали из экспозиции, но скелет несчастной женщины выставлялся публично в течение ещё двух лет.
- Ты, Инн, забыла сказать, что правительство ЮАР добилось от Франции выдачи останков Саарти и теперь она похоронена в Кейптауне, - Влад заметил, что рассказ произвел на всех присутствующих тяжелое впечатление.
- Ну, не совсем правительство…. Скорее сам Нельсон Мандела настоял на этом. Прежнему белому правительству ЮАР всё это было по барабану… Да и товарищ Нельсон воевал за возвращение останков целых восемь лет. Разве не так?
- Печальная история, - прекратил дискуссию Миша. – Иногда мне очень стыдно, что я белый человек. Столько мы всего наворотили… Это же надо!
- Зато сегодня мы с тобой в Африке и мы убеждены, что вся красота мира родом отсюда! – включился в разговор Андрей-младший, уже успевший посредством объектива видеокамеры почувствовать и полюбить невыразимую пластику, грацию и энергетику африканских красавиц. «Человеческий глаз необъективен, а вот технику обмануть нельзя», - уверял нас Андрей.
В скором времени мужчины (как и положено в женский праздник) разошлись спать, а женщины, оставшиеся мыть посуду, продолжали говорить о Саре Бартман.
- Ин, а как ты думаешь, зачем все-таки природа придумала стеатопигию и этот… фартук ? – не повышая голоса поинтересовалась Лера.
- А я, ребенок, не думаю, а знаю: любые расовые особенности всегда служат исключительно целям сохранения рода и выживанию человека. Глазной эпикантус (монгольская складка) у монголоидов препятствует попаданию песка в глаза, а у наших чукчей еще и защищает от ледяного ветра и ослепительного снега. А большие ягодицы и всё остальное – нужны африканкам для того, чтобы сохранить здоровье женщины и, особенно, ее будущего малыша во время беременности, от воздействия сверхвысоких температур раскаленного песка пустыни. К сожалению, многие женщины племен Южной Африки очень тяжело и трудно рожают. Я читала, что здесь роды могут длиться не часами, как в Европе, а сутками. Кстати, то же самое могу сказать и о папуасах. И именно этот тяжелейший родовой процесс каким-то образом регулирует количество детей в семьях. Помнишь, ты мне задавала вопрос, почему у папуасов так мало детей, если они не делают абортов, не знают контрацепции и очень бережно относятся к малышам? Я тебе ответила тогда, что детская смертность в Папуа, действительно, совсем не велика, но не уточнила, что имею в виду смертность благополучно рожденных младенцев. Увы, примерно половина деток, если не больше, погибает непосредственно в период родов или рождается уже мертвыми.
- Вот ужас какой, - расстроилась сердобольная девочка. – И что, мы завтра увидим этих несчастных женщин?
- Будем надеяться, что сегодня дамара счастливее своих предков. И я уверена, что мы встретим самых прекрасных женщин Африки.
Утро показало, насколько Инна была права!
Если бы у нас была возможность передать все те эмоции, которые испытала мужская часть команды во время визита в племя дамара, книга сразу бы перестала быть документально-художественной, резко изменив свой характер на художественно-эротический. Однако, обо всём по порядку….
Сначала, чуть-чуть о тех местах, где находится заповедная деревушка, в которой реконструирован быт первобытных дамара.
Дамараленд – это край самых высоких и самых, пожалуй, живописных гор Намибии (Брадберг) и расположен он в серединной части страны между заповедником Этоша и Берегом Скелетов. Одному Богу известно, каким образом природа умудрилась собрать воедино такое разнообразие геологических форм и ландшафтов. Здесь и песчаные равнины, и скальные завалы и возникающие словно неоткуда огромные горные хребты, пронизанные венами пересохших рек….
Ходить в этих местах без проводников крайне опасно, так туристических маршрутов нет, а на пути то и дело встречаются закамуфлированные природой и климатом расщелины и водопады. Местные скалы просто пестрят наскальной живописью. Их возраст определяется в 6000 лет, а авторами являются, вероятнее всего, местные охотники- собиратели племен дамара-нама. Немного юго-западнее Твайфелфонтейна (скал с первобытной живописью) находится кратер потухшего вулкана Дорос. Еще немного дальше на юго-запад лежат Органные скалы, Каменный лес и … наша заветная деревенька.
А теперь представьте себе какого-нибудь сказочного младенца (не иначе – сына могущественного мифического Бога), которому папаша разрешил присесть посреди пустыни и поиграть в куличики. Представили? Тогда вам легко будет понять наше изумление при виде огромной горы, сложенной из разнообразных округлых валунов, беспорядочно валяющихся друг на друге. Влад сказал, что эти монолитные камни-кругляши – спрессованный песчаник. Но как объяснить себе нагромождение «песчинок», самая маленькая из которых размером с приличный деревенский дом?
А в центре этой удивительной горы как раз и находится то, что вызвало у нас у всех вздох неподдельного изумления. Только-только наши джипы припарковались у подножия живописной громадины, как из ее расщелины вышла, игриво покачивая стройными бедрами… Нимфа? Нет, не Нимфа. Даже не Богиня. Вышла девушка столь совершенной красоты и грации, что нам оставалось лишь стоять, разинув рты, и цокать языками.
Амазонка засмеялась и, словно передразнивая нас, сама зацокала что-то явно приветственное и ободряющее.
- Добро пожаловать к дамара! – улыбнулся Влад, довольный произведенным эффектом.
Вслед за первой красоткой из расщелины показалась вторая, еще краше прежней, затем еще одна, и еще…
- Да их тут сотни! – не выдержал Константин. – Боже мой, ни за что бы не поверил, что столько красивых женщин встречу в одном месте!
- Здесь их не сотни, а всего тридцать человек, - поправил Влад своего товарища. – Но будет честнее, если я сразу скажу, что деревня эта не жилая, а этнографическая. Живут девушки, мужчины и женщины не здесь, а совсем рядом, как раз в той деревне, где вы хотели остановиться на ночь. Сюда же они приходят на работу.
Мы уже писали о том, что терпеть не можем всяких карнавальных «племен» и деревень. Но сейчас мы были настолько поражены внешним видом местных «сотрудниц», что слова Влада не вызвали никакого негатива.
Опустив покорно какие-то монетки и бумажки в большую коробку для пожертвований, и получив клочок тетрадного листа с кроказябликами (входной билет) мы отправились за Тидокой (так звали первую красавицу). Внутри горы скрывалась довольно просторная поляна, утыканная небольшими хижинками. Здесь мы поразились во второй раз: чистота соблюдалась стерильная, на земле – ни соринки.
- Да-да! – опять улыбнулся Влад, - Дамара прирожденные чистюли! Я не ошибусь, если скажу, что мусор и грязь, о которых так любят говорить европейцы, побывавшие в Африке – это признаки НАШЕЙ цивилизации, а отнюдь не родоплеменные отличия африканцев. Разнообразные болезни и эпидемии, которые выкашивали англичан и французов, не смогли бы разгуляться в первобытной Намибии. Люди здесь не моются, это правда, но сейчас Тидока с подружками расскажут нам о том, как они соблюдают правила гигиены, как живут, как справляются со своими хворями.
Тидока чутко прислушивалась к незнакомой речи и вдруг, словно поняв русский язык, весело зацокала, защебетала и принесла откуда-то целую охапку разнообразных веточек и листьев. Одна из женщин-дамара тут же взялась переводить ее речь на английский.
- Наши предки жили долго. Очень долго. И не потому, что не болели. Дамара болеют как все. Но мы умеем лечить лучше всех! Вот эту траву мы собираем в кратерах потухших вулканов и даем ее пить тем людям, у которых болят кости. Если у ребенка, особенно у девочки, от рождения кривые ноги, то мать привязывает ей к коленям связки этой травы и кривизна уходит…. А эти листики наши женщины жуют, чтобы у них была красивая грудь. У нас считают так: если женщину никто не позвал замуж, то в этом виновата только ее грудь. И тогда она начинает пить специальный целебный напиток.
- Ну а зубную боль вы лечите? – поинтересовалась Инна, для которой вопрос острой зубной боли в экспедиции был всегда принципиальным. Что еще может так испортить путешествие, как не вовремя разыгравшийся пульпит?
- Да, конечно! Вот возьмите!
Тидока протянула нам пучок остро пахнущей травки, с каким-то восточным, пряным ароматом.
- Эх, вчера бы нам эту соломку! – огорчился Константин. – Представляете, какой волшебный аромат бы был у плова! Она же пахнет как зира и барбарис вместе взятые!
- Ага, и зубы бы не болели, - засмеялась его супруга, Надюша.
Нужно сказать, что пребывание в деревне дамара каким-то волшебным образом изменило наше самочувствие и настроение. Мы беспричинно улыбались, почти совсем не ощущали удушающего зноя. Более того, как-то так само собой получилось, что буквально через десять минут каждый нашел себе занятие по душе. Михаил познакомился с молодой матерью, кормящей младенца грудью, и о чем-то беседовал с ней на особом, птичьем языке в тени плетеной хижины. Сестра или подружка этой женщины, очаровательная толстуха (единственная, у кого мы заметили признаки стеатопигии), принесла к ногам Михаила большой камень и уселась рядом, предлагая Мише помочь ей в обтесывании маленьких ракушек, из которых дамара делают себе бусы.
Константина и Женю увлекла местная кузница. Они с увлечением пробовали ковать железный самородок при помощи большого каменного молота и каменной наковальни. Ведь о горячей ковке в племени дамара ничего не знают. Костя даже подумывал о том, как объяснить местному кузнецу, что такое кузнечный горн и кузнечный мех, но нужных слов в его английском так и не нашлось. Да и вряд ли сам молодой кузнец понимал английский.
Лера и Инна-младшая нашли еще более интересное занятие. Они пытались научиться разводить огонь при помощи кремня и огнива. Их «инструктор» тоже был очень доволен. Красота наших девушек поразила его не меньше, чем нас красота его соплеменниц.
Но больше всех были счастливы два Андрея! Петрович, выбирая правильный свет, то и дело поднимался на прибрежные скалы и без устали щелкал затвором фотоаппарата. Но даже если свет был слишком ярок, прямолинеен и груб, Андрей находил объекты для съемок:
- Портреты! Ах, какие у нас могут получиться портреты, - не уставал повторять он.
А Андрей-второй вообще превратил деревеньку в съемочный павильон с непрерывной чередой сюжетов. Что удивительно, жители деревни прекрасно понимали все его режиссерские указания, в точности повторяя то, что казалось Андрею наиболее пластичным движением, или органичным, «смотрибельным» действием.
Два часа у дамара пролетели незаметно. А в конце визита каждая из «высоких сторон» сумела-таки удивить друг друга еще раз. Сначала мы подарили нашим новым приятельницам собственную книгу о папуасах. И вот что забавно: дамара, которые сами ходят топлес, которых не смущают набедренные повязки их мужчин, принялись удивленно ахать, охать и хихикать, рассматривая изображения обнаженных папуасов. Процесс разглядывания книги увлек их настолько, что они перестали реагировать даже на крики собственных проголодавшихся ребятишек. И только Влад, который вынужден был сообщить женщинам о нашем скором отъезде, заставил племя вспомнить о своих хозяйских обязанностях.
- Сегодня день, когда нельзя разводить священный огонь, - сказала огорченная Тидока, - Но мы и без костра можем станцевать для вас ритуальный танец братства. Этот танец мы исполняем очень редко. Вы не думайте, что это для всех. Нам очень понравились ваши глаза. В них нет войны и нет угрозы. Если вы захотите остаться жить рядом с нами – мы будем только рады. И любой дамара, который спросит нас о вас, будет знать, что вы имеете полное право жить здесь, так как вас посвятили в танец братства.
….Инна, которая не могла удержаться от того, чтобы не сесть срочно за дневник, дабы не упустить ни одной подробности из увиденного, с удивлением выглянула из окошка джипа. Откуда-то, из-за высоких скал, из той деревни, которую она оставила буквально десять минут назад, неожиданно понеслись раскаты там-тамов, смех и довольно заводная ритмичная песня. Мелодия чем-то неуловимо напоминала нашу «Калинку-малинку» и еще почему-то (вероятно, в припевах) популярную Лаймовскую «Акапулько, ай-яй-яй-яй»…. А еще через некоторое время из зева расщелины пританцовывая выскочили и ее товарищи. Каждый бежал в окружении красавиц-дамара, притоптывая в такт отзвучавшей мелодии, словно она еще звучала.
- Что вы там делали? – спросила Инна у запыхавшегося супруга.
- Мы просто водили хоровод дружбы, - ответил Андрей, смеясь.
- И ты не поверишь, но это был самый эротичный танец в нашей жизни, - лукаво добавил Миша, подмигивая приятелю.
Глава 9. Палмваг. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь….
Вам знакомо выражение «заблудиться в трех соснах»? Мы тоже думали, что оно, как и все поговорки, скажем так, слишком образно. Отнюдь! Заблудится в безлюдной местности Твайфелфонтейна – элементарно, …. Даже при отсутствии этих самых сосен. Во-первых, представьте насколько легко это слово прочитать на английском языке на пыльном и невзрачном указателе, в непроницаемом мареве песка и дымной пыли, поднятом головной машиной. Во-вторых, если вы все-таки прочли надпись и поехали, согласно указателю, налево, то это совсем не означает, что через десяток километров вы не встретите точно такой же указатель со стрелкой, повернутой…. правильно, вправо! Дополнительную работу кипящим от жары мозгам задают и другие указатели, например «Wind» и «Sand» («Ветер» и «Песок»). Сначала вы воспринимаете подобные романтичные названия по аналогии с родными подмосковными табличками, указывающими на какой-нибудь санаторий или пионерлагерь. Зачем они здесь? Или это названия лоджей? Но почему так много кемпингов-однофамильцев? Затем включается логика, и вы понимаете, что это всего лишь предупреждение об особых климатических явлениях – порывах ветра или песчаных бурях. Но, помилуйте! К чему эти надписи здесь, если вся огромная Намибия – это и есть песок и ветер?
Но самый роскошный указатель мы встретили спустя два часа «безадресного» катания по пустынной местности, следуя противоречивым указаниям не только дорожных знаков, но и нашего взбесившегося навигатора…
Однако, обо всем по порядку.
В какой-то момент Система Определения Координат «решила», что глупые белые люди, едущие в машине под её мудрым руководством, совершенно потеряли совесть и надоели Ей, Великой и Всезнающей, своим настойчивым вводом в меню поисковика одного и того же слова «Палмваг»….
….и захотела отвезти нас назад
…. к Берегу Скелетов
…. туда, где нет ни бензина, ни воды, ни человеческого жилища.
А что? Почему нет? Вы хотели приключений? Получите! Ешьте их полной ложкой!
- Ну, ты, железяка чертова…. – ругался Андрей, которому его старший тёзка и Михаил доверили почетное право договориться с GPS по-хорошему. – Ребята! Он вообще заглючил! Теперь он нас вообще не видит! Твердит как заведенный: «We calculate your position»….
- Выключай его! Достал! Будем искать машину Влада.
- А что ее искать? Вон, видите, впереди по курсу, на вершине плато столбы пыли. Это, как пить дать, наши. Поскольку других машин за двое суток мы не встретили, значит, это наверняка «Маяк» и «Якорь».
- А как они там оказались? Ведь пять минут назад пыль клубилась сзади?
- Бог его знает… Возможно, за этим холмом какой-то перевал и дальше нормальная дорога…
Дороги не было. Но была относительно ровная и пустынная долина, сплошь усеянная самым знаменитым растением Намиба – Вельвичией Удивительной.
Коротко, для справки: Название «Удивительная», как и звание «Царицы пустыни», Вельвичия заслуживает хотя бы потому, что она не похожа ни на одно из всех известных растений в мире. Она одна в своем роде. В отряд Вельвичиевые входит всего одно семейство, один род, один вид – это, собственно, и есть Вельвичия удивительная. Ее жизненную форму никак не назовешь ни травой, ни кустом, ни деревом, хотя в ботанической классификации она обозначена, как реликтовое дерево. Увидеть, как растет Вельвичия, можно только здесь, в каменистой пустыне Намиб, узкой полосой протянувшейся по побережью Западной Африки. Ученый мир узнал о Вельвичии не так давно, всего лишь в 19 веке. А нашел ее австрийский профессор ботаники Фридрих Вельвич. В процессе изучения ангольской флоры он наткнулся на необычное растение. Повидавшему в своей жизни различных представителей флоры, профессору казалось, что такое и придумать невозможно. Профессор увидел нечто похожее на пень или одревесневший обрубок овальной формы диаметром более метра, от которого в обе стороны исходило два огромных буро-зеленых листа. Вельвич аккуратно развернул и измерил один лист – он оказался больше 2 м. Частыми сильными ветрами листья были разорваны на множество тонких лент, которые спутались и переплелись между собой, напоминая щупальца осьминога. Впоследствии эту находку ботаники назвали открытием века. Ученые определили возраст отдельных, самых больших, Вельвичий радиоуглеродным методом – оказалось, что некоторым экземплярам около 2000 лет! То есть, они, эти крохотные деревья, могли «помнить» времена первых христиан и, совершенно точно, «своими глазами» видели всех тех знаменитых мореплавателей, путешественников и прочих великих людей, о которых мы знаем только из книжек.
Большая часть широкого ствола Вельвичии находится под землей, над поверхностью он выступает всего на 10-30 см. Причем ствол к низу сужается и переходит в толстый стержневой корень, достигающий иногда трехметровой длины. Получается, что это дерево-карлик растет вниз! Ведь у обычных деревьев самая тонкая часть ствола – это верхушка.
Вельвичия находится под охраной намибийского закона об охране природы. Сбор ее семян без специального разрешения запрещен. Кроме того, Вельвичия увековечена на гербе Намибии, она стала национальным символом государства. Так и должно быть, царице – царский трон.
Посему неудивительно, что наши автомобили остановились на «вельвичивой полянке», а Костя и Женя, вооружившись полным набором объективов, снимали удивительные деревья со всех сторон.
Мы приблизились к джипам.
- Смотрите, что мы нашли! – закричала Лера, подбегая к нашей машине.
- Да уж видим…., молодцы…. – проворчал Петрович и тоже потянулся за фотоаппаратом.
- И ничего вы не видите! - засмеялась девушка, - Тут табличка посреди поля, почище, чем тот камень на распутье в русских сказках.
Указатель действительно ошарашил. На большой фанерной доске масляной краской было начертано буквально следующее: «Внимание! Вперед и назад дороги нет. Влево и вправо тоже»….
Кто установил ее здесь? Местные власти, предупреждающие таких же редких туристов, как мы? Или сами путешественники, отчаявшиеся выбраться из заколдованного мира Дамараленда?
- Что будем делать? – смотрим с надеждой на Влада.
- А что тут сделаешь? Связи нет, навигатор не работает. Значит, давайте обходиться старыми способами. Есть у кого-нибудь компас?
- Есть! Во всех машинах.
- Давайте прикинем по карте место нашей последней ночевки и направление на Палмваг…. Он примерно вот здесь, то есть, на северо-востоке от Берега Скелетов. И расстояние до него примерно четыреста километров. Правда, мы за день уже накрутили довольно много и сильно удалились от Твайфелфонтейна, но, тем не менее, будем двигать по компасу. Авось, какую-нибудь дорогу и обнаружим….
Уже почти совсем стемнело, когда мы, уставшие и обессилевшие, голодные и злые как черти добрались до порога нашего очередного лагеря с зазубренным наизусть названием «Палмваг».
- Всем мыться, бриться, переодеваться, - отрывисто скомандовал Влад. – А экипаж «Бригантины» прошу не расходиться. Есть разговор….
Инна уже догадывалась, о чем пойдет речь: завтра утром нам предстояла разлука. Михаил, Влад и два Андрея должны были отправиться на поиски затерянных и аутентичных племен химб, в то время как остальные члены экспедиции будут изучать природный мир Намибии в огромном национальном парке Этоша.
Ее догадки подтвердились. К дощатому столу столовой Влад пришел с фонариком, увеличительным стеклом и самой подробной топографической картой Намибии, которую только сумел отыскать:
- Ситуация следующая, - не стал наш гид тянуть кота за хвост. – Сегодняшний день всем продемонстрировал, что ориентироваться в местном бездорожье довольно сложно. Я понимаю, что вы в Москве поставили перед собой вполне определенные задачи: одни занимаются этнографией, другие изучают животный мир. Одни рискуют, и действуют наобум, другие – следуют утвержденному маршруту. Но точки этого маршрута еще тоже следует найти. Расстояние между ними от трехсот до семисот километров, а дороги, как вы убедились, существуют не всегда.
- К чему ты клонишь? – нахмурился Петрович.
- К тому, что я предлагаю ехать одной командой. Отказаться от экстрима, и ехать все-таки по второму маршруту. Дикие деревни вы без меня не найдете, это исключено. Но и вторая часть группы нуждается в опытном проводнике, их я бросить тоже не могу.
- Это совершенно невозможно! – Михаил и оба Андрея были непреклонны. – Наша главная задача – изучение первобытных племен. Какой смысл нам было приезжать к химбам, чтобы их не увидеть?
- Я обещаю! – Влад начал горячиться, - Вы их обязательно увидите. Ну, может быть, не совсем первобытных, а окультуренных, знакомых с туристами… И, тем не менее…. Ваши читатели и зрители ни за что не отличат аутентичность от масскульта. Цивильных химб от настоящих. Прически одни и те же, цвет кожи одинаков, уклад жизни сохранен…
- Как ты не понимаешь? – взвилась уже Инна, - В книге можно что-то приукрасить, преувеличить, усилить или ослабить…. Но врать читателю нельзя! Это тупиковый путь. Меня трясет от слащавых передачек наших телеканалов, которые поступают именно так, как ты говоришь. Ездят по зоопаркам и потемкинским деревням, а потом строят из себя героев. Твое предложение – это не выход. Это какая-то страусиная позиция.
- Между прочим, - тихо сказал Миша, - Я согласен с Владом в главном: он не имеет права…. Точнее, мы не имеем права рисковать другими людьми даже ради самой прекрасной книги. Мы не можем оставить ребят без Влада.
- И что делать?
- Заменить Влада на кого-нибудь другого…. Кто-то поедет с нами, а Влад – с «Маяком» и «Якорем».
- Костя? – предложила Инна.
- У меня Лера спрашивала, есть ли возможность взять ее за «Красную Линию» - сообщил Петрович.
- У меня она тоже интересовалась, - пожал плечами Михаил. – Не очень хотелось бы взваливать на себя дополнительную обузу, но я, в принципе, не возражаю… Да и Петровичу…
- Вы рассуждаете довольно странно, - резко перебил Мишу проводник. – О чем мы говорим? Заменить меня в экипаже, это не просто пересесть из одной машины в другую. Это значит взять на себя большую ответственность и целую кучу обязанностей, в которые входит десяток сложнейших в экстремальных условиях функций: обустройство лагеря, приготовление пищи, уборка территории и полный контроль над безопасностью каждого члена команды, поиск местного проводника, оказание оперативной медицинской помощи, постоянное и бессменное «дежурство» в то время, пока вы будете заняты съемками…. Да, Константин мог бы меня заменить, согласен. Но не Валерия…
- Так все-таки Костя? Или Женя? – вновь поинтересовалась Инна.
- На Косте сейчас лежит ответственность за его женский экипаж. И он своих девчонок не бросит. Он просто их не доверит никому. Да и у Женьки медовый месяц. А проводить его вдали от супруги как-то не хорошо…
- Получается, что вы поедете совсем без никого? – перепугалась впечатлительная Инка.
- Мне кажется, я знаю человека, который совершенно точно справится со всем тем, о чем говорил Влад, - Миша усмехнулся и посмотрел на приятеля. – Петрович, ты догадываешься, о ком я говорю?
- Я! Я догадываюсь, о ком ты говоришь, - засмеялся Влад.
- Думаю, я тоже угадал, - лукаво прищурил глаза Андрей Костянов.
- И никуда я с вами не поеду…. – попятилась назад их подруга. – Я змей боюсь и скорпионов….
- Ну-ка, девушка, пройдемте со мной, - нахмурил брови Влад. – Решение принято и обжалованию не подлежит. Пока ребята будут отдыхать, я расскажу тебе о том, как в Опуво искать проводника, о чем с ним договариваться, что покупать в подарок химба и вообще, где их лучше найти.
- Не возражаете, если я тоже послушаю, - решил остаться Андрей-второй. – Одна голова хорошо, а две лучше. Вдруг Инка настолько растерялась, что сейчас все перепутает…
- Эта? Эта голова? – бросил через плечо уходящий Петрович. – Эта голова ничего не перепутает…. Вот насочинять может. Это да…
Чтобы читателю было понятно, почему рейд «Бригантины» казался Владу чрезвычайно опасным и ответственным, позволим себе коротко рассказать о тех местах, куда ей предстояло отправиться.
В Намибии существует две-три основные автомагистрали и несколько второстепенных дорог, пересекающих страну своеобразным крестом. Основной дорожный крест, и пара более мелких дублеров, лучами расходящихся от столицы к Свакопмунду, Опуве, Одживаронго и Тсумебу – вот и все. Ах, да! Есть еще одна дорога – вдоль Берега Скелетов. Но она заканчивается примерно на середине этого опасного заповедника и никуда не ведет. Указанные дороги находятся в довольно хорошем состоянии, исключая, пожалуй, грунтовки на севере страны в период дождей. Эти – размываются напрочь. Вдоль дорог расположены и основные города, точнее, поселки Намибии. Все они есть на карте. Но для того, чтобы познакомиться с жизнью тех племен, которые были нужны участникам экспедиции, о дорогах требовалось забыть вообще. Огромная территория на севере страны, расположенная в труднодоступных районах плато Каоковельд, которая и является вотчиной племен химба, проходимых дорог и даже проселков не имеет. Она надежно прячется между грядами гор и океаном, и поэтому, вероятно, химбам и удалось сохранить свои вековые традиции, свою культуру и даже первобытный матриархальный уклад жизни. Из энциклопедий нам было известно, что в буше плато Каоковельд практически не встречаются пригодные в пищу растения, а вода в пересыхающих то и дело ручьях не пригодна для питья, ибо почва заражена шистоматозом. Воду местные племена добывают из больших дождевых луж, исключительно в каменных «чашах» и расщелинах гор, где почвы нет совсем. Они ищут воду примерно так, как мы ищем грибы в лесу. Зато в этих местах полным-полно хищников, змей и прочей опасной живности, грозящей не только здоровью, но и жизни человека.
Кстати, почти каждая экспедиция, которая отправляется в эту провинцию, так или иначе рискует. В недалеком прошлом весь мир облетело сообщение о пропаже части съемочной группы одной американской кинокомпании, в числе которой был наш бывший соотечественник, киноактер Олег Тактаров. И хотя при группе работали опытные проводники, хотя к ней был «прикомандирован» дежурный вертолет, Тактаров и двое его друзей, отправившихся пополнить запасы воды, умудрились потеряться. К счастью, артистов быстро нашли и спасли. Но далеко не всем повезло так, как этим счастливчикам из Голливуда.
В нашем случае, например, ни вертолета, ни поддержки правительства, а теперь даже и проводника – не было. Нам оставалось надеяться только на себя, на проверенные тяжелыми путешествиями и спартанскими условиями навыки взаимодействия в экстремальных ситуациях. Ну и еще молить бога о том, чтобы нам удалось найти в Опуво какого-нибудь местного жителя, который, во-первых, худо-бедно будет понимать английский язык, а, во-вторых, согласится отправиться с нами в рискованную поездку. Влад очень четко проинструктировал Инну и Андрея, каким образом и где такого волонтера можно найти. Малейшее недопонимание или просчет в выборе проводника – и мы рисковали остаться в этих реликтовых местах навсегда.
- Мне кажется, Влад нас чересчур пугает, - резюмировала беседу Инна. – Я сама видела на карте тонкие пунктирные линии, которые обозначают, что дороги условно-проходимы. Да, согласна, туда практически никто не ездит, и мы рискуем надолго застрять в каком-нибудь болоте. Ну и что? Когда-нибудь кто-то туда поедет и нас обнаружит. Правда, ведь?
- Ин, повторяю еще раз, - Петрович нахмурился. – Ни по каким дорогам, даже самым условным, мы ездить не будем. Наша задача попасть туда, где цивилизации нет вообще. Я понимаю, что это почти нереально. И, тем не менее… Меня устроит, если наши химбы будут знать, что где-то там, за горами, за долами, есть какие-то города и какая-то иная жизнь. Знать, понимаешь… Но не видеть! И не мотаться ежедневно в поселок за продуктами и колой, хоть на велосипеде, хоть на верблюде, хоть на осле. Мне важны химба, которые не знают, что они живут в Намибии. Как еще тебе это объяснить?
- Ладно, не кипятись. Война план покажет. Я просто за Мишу переживаю, - Инна перешла на шепот. – Я как вспомню, как ему далась эта ваша поездочка к пигмеям, так до сих пор в пот бросает. Но с вами был опытнейший Ричард. А здесь – я. И единственное, что я могу, так это следить за тем, чтобы вас малярийные комары не покусали.
- Вот и умница. Вот и следи. А с остальным мы как-нибудь разберемся.
Солнце еще не взошло, когда «Бригантина», в которую ночью перегрузили из двух машин все запасы провианта и воды, тихо отчалила от причала Палмвага.
- Доброго пути, друзья! – помахал рукой Влад, искренне горюя, что не может быть в двух местах одновременно.
Из подслеповатых окошек соломенных хижин за отъезжающими наблюдали несколько пар печальных глаз. Выходить никто из русской команды не стал. Прощаться на маршруте – очень плохая примета! Лучше сделать вид, что «Бригантина» просто отъехала ненадолго по делам, и через неделю обязательно вернется. А куда она денется?
Глава 10. Намибийский Остап Бендер.
Наконец-то мы во весь отпор, то бишь, стараясь не слетать с четвертой передачи, катим на север, где нас ждут вожделенные химба. Дорога отличная: гравий, песочек, местами даже асфальт. Это огромная удача, что от Палмвага до Опуво целых сто пятьдесят километров из четырехсот нам предстоит рулить по такой вот, почти европейской трассе. В этой связи настроение приподнятое. От нечего делать травим анекдоты, да подшучиваем над единственной дамой в экипаже. Примерно час назад она умудрилась разбудить нас окончательно:
- Мальчики, смотрите! Прямо по курсу коровы пасутся. И, видите, вон, за кустиком, желтая львиная задница…. Какой же огромный львина! Он, видимо, притаился, сейчас ка-а-а-к прыгнет! Быстрее сфотографируйте сцену охоты!
Начинаем лихорадочно тереть глаза и навинчивать телевики на фотокамеры. Подъезжаем ближе…. Ну, конечно! «Львиная задница»…. В кустах мирно развалилась рыжая корова и лениво помахивает хвостом, отгоняя мух.
Хохочем.
- Ну и что? – не сдается наша подруга, - А вы сами-то лучше? Тоже сначала перепутали. Бросились щелкать затворами…. Я что, виновата, что у коровы на хвосте такая же кисточка, как у льва?
- Ты так заорала, что ни у кого даже тени сомнения не возникло! Ты подоить этого льва не хочешь?
Михаил рулит, поэтому ему можно ёрничать: он-то не отвлекался от дороги. А два Андрея на заднем сидении куда смотрели?
Постепенно шутки смолкают, дорога опять убаюкивает и для того, чтобы не уснуть, не просмотреть за окном что-нибудь интересное, подбрасываем друг другу разные темы для разговора. Что мы уже обсудили?
«В чем, по-настоящему, суть прогресса?».
«Кто может быть лидером нации?».
«Есть ли в России настоящая оппозиция? И чей «Проект» господин Навальный?».
О предстоящей встрече с химба стараемся не говорить. Мало ли, вдруг сглазим удачу. Ведь мы впервые едем в этнографическую вылазку без специалиста-проводника. А вдруг там местные, действительно, совсем не говорят по-английски? Как будем действовать тогда? С другой стороны, мы видели в ютюбе коротенькие репортажи каких-то буржуйских исследователей. И, похоже, эти репортажи снимались не в потемкинских деревнях. Ладно. Они смогли – и мы сумеем!
Удивительно, но почему везде, куда мы приезжаем, наших соотечественников «днём с огнём», а вот какой-нибудь иностранец уже побывал? Куда делся великий русский дух первооткрывателей и почему мы всей страной прочно осели на «All Inclusive» в Турции и Египте? Ведь если посмотреть на тех европейских туристов, которые нам встречались в Камеруне, в Индонезии, в Центральной Америке, то это не мы, а они должны были бы тюленями просиживать отпуск на пляжах, а не бродить с рюкзаками по свету?
Инка бормочет вроде и про себя, но все отчетливо слышат ее причитания.
- А хочешь, я тебе отвечу? – Миша закуривает очередную ароматную балийскую папироску и несколько раз моргает глазами, прогоняя сон. - Мы все, люди планеты Земля, вроде одинаковы, но ведь совершенно не похожи…. Возьми, к примеру, японцев. Они – как мальки рыб. Молчаливые и тихие. Их привозят на сто первую экскурсию в любой стране мира караванами, автобусов по пять сразу. Они никогда не кричат, как наши, во всё горло: «Ты чего, сукин сын, камеру не зарядил?». Да, Петрович? У японцев всегда заряжены камеры. И телефоны. Главная задача для них – сфотографироваться рядом с гидом и с памятником. При этом памятник сам по себе, без гида, вроде даже и не событие. А гид – это уже почти документ, с синей, почти, печатью. Но им ничего не интересно…. Понимаешь? Сфотографировались молча, головами покрутили – и всё. Назад. От пирамид – в Хургаду, от Сальто Анхеля в Каракас, от Кремля – в «Националь».
Больше всего от японцев отличаются итальянцы. Эти не любят фотографироваться. Вообще. Мне кажется, у них и фотоаппаратов-то нет. В лучшем случае – мобильники. Всяких развалин и всякой экзотики у них и дома предостаточно. Поэтому итальянцы ездят в разные страны мира, чтобы пошуметь. Я, если честно, устаю от них мгновенно. Они разговаривают ртом, руками и ногами. Сразу смотрят, чем их будут угощать, требуют меню, воду, пепельницу и свежую газету одновременно…. И еще, обязательно, что-нибудь эдакого, супер-национального. В России – борщ, в Египте – кальян, в Таиланде - суп том-ян. Оно им не надо, им бы винца или кофе, но – требуют…
Англичан и шведов я видел мало. Похоже, им так хорошо у себя на родине, что чужие края они захотят посмотреть только тогда, когда будут подыскивать себе курортное местечко на старость.
Немцы тоже любят пошуметь, и всегда привозят с собой пиво. В любой стране мира, в частности, здесь, в Намибии, в чужом доме, они чувствуют себя хозяевами. Немцы всегда одеты в спортивное, они рослые, и у них ужасно некрасивые женщины, которые по утрам снимают лифчики и ходят по прибою худые, целеустремленные и злые…. Загорают…. У меня полдень на океанском пляже всегда вызывает одну и ту же ассоциацию: белоснежный песок, косые пальмы и голые немки.
Французов по всему миру много. Но здесь я их пока не встречал…
- А я видела. Два раза! В Виндхуке.
- Возможно, - Миша рассеянно взглянул на приятельницу и опять сосредоточился на дороге. - Французы - самые гордые в мире. Они свысока взирают на остальных и не стесняются это демонстрировать.
- Презирают? Почему? – Андрей-второй давно включил видеокамеру и пристроил ее на спинке переднего кресла.
- Наверное, потому, что в других странах нет Парижа. К тому же, у них, французов, было самое большое количество революций, Людовиков, Наполеонов. А у нас, в России – только одна…. И в Англии одна. А в Америке вообще всего лишь Гражданская война…. Еще они законодатели моды в вине, еде, одежде…. У них самый, как они считают, сексуальный язык в мире. И еще они сумели внушить всему миру, что у них самая красивая в мире башня – Эйфелева! Хотя издали она похожа на гигантскую вышку для высоковольтной линии передач.
- А ты был в Париже?
- Да, много раз! Но ни разу не захотел там остаться навсегда…. Или, как там говорят: «увидеть Париж, и умереть!»? Вот помереть мне не захотелось. Это точно!
- А американцы тебе нравятся?
- Сложный вопрос. Я как-то в Азии, на Бали, по-моему, спросил у одного гражданина Америки, соседа по отелю, почему он вечно всем не доволен? Мне кажется, он вообще не знал, зачем приехал в Индонезию. Он сначала не понял, откуда я. Принял за чеха или поляка. И начал с удовольствием рассказывать мне, как настрочил жалобу в местную туристическую полицию, что на пляже нет гамбургеров и поп-корна зато полно русских…. Он слушал балийские песни в ресторане, не снимая наушников и не выключая плейер. Он замусорил весь пляж обертками от мороженого…. И еще… Инке, вон, страшно нравится Брюс Уиллис…. А, знаешь, как она была разочарована, когда первый раз мы попали в Америку и проехали ее вдоль не по главным, так сказать, улицам, а по провинции? Нет там Брюсов Уиллисов и даже и Клодов Ван Дамов. Абсолютно нет! Граждане США, почти на 80% расширены книзу, как будто у всех в штанах памперсы. И по поводу революций в США французы могут и впредь не переживать: у американцев просто нет на это времени между перманентной едой.
- А как думаете, какого мнения иностранцы о нас, русских? – Петрович задал вопрос, словно между прочим, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Думаю, увы, что все те, кто им нравится – не могут быть русскими априори. Равно, как те, кто вызывает злость или раздражение – обязательно из России… - Андрей смутился. – Тем не менее, спасибо, Миш, за откровенное мнение и познавательный рассказ. Хороший, кстати, дубль получился. Не для широкого экрана, правда, но с душой….
Инна обернулась и внимательно заглянула в глаза товарищу, хитро прищурившись. – А почему ты-то молчишь? Ты же сам половину мира объездил. Или у тебя на сей счет другое мнение?
- Как тебе сказать… Мне кажется, что мы более похожи с остальным миром, чем нам того хотелось бы. И похожи в главном: мы больше хотим, чем делаем, мы больше рассуждаем об удивительном, чем интересуется этим. Мы стремимся в касту путешественников, но не можем выпрыгнуть из детских штанишек сочинского курортника. Мы хотим чуда, но не хотим верить в Бога.
- Совершенно согласен, - резюмировал Миша. - Пророк Муххамед учил, что тот, кто намеревается присоединиться к Аллаху ради самого Аллаха, тот его и обретет. Тот же, кто к Аллаху стремится ради любых своих корыстных целей, получит только то, к чему стремился. И ни на гран больше. В нашем желании увидеть химба - нет корысти. Надеюсь, это будет подлинная культура, а не суррогат. Как думаешь, Петрович?
- Не знаю. Но надеюсь, что нам не придется сожалеть о том, что мы чего-то хотели, но так и не осуществили…
Хорошая дорога внезапно кончилась. Точнее, трасса устремлялась вперед, на восток, а вот указатель – «Опуво» - который мы высматривали уже битых тридцать минут, красноречиво велел резко поворачивать направо, на север. На мокрую и разбитую грунтовку.
- Мамочки, мои! Настоящие химба! – Инна по-детски всплеснула руками, прильнув к окну.
Словно подтверждая правильность выбранного пути, за деревьями показался первый придорожный крааль: вбитые в землю кривые колья забора и несколько шалашиков-мазанок, разбросанных внутри двора. Заметив, что у забора притормозил джип, из крайней хижины показалась и хозяйка «поместья»: дородная, грудастая женщина красного цвета, прижимающая к плечу плачущего младенца.
- Добро пожаловать к химба! – провозгласил Костянов и мы горохом посыпались из машины.
- Вы хотите делать фото? – низким голосом произнесла дама на плохом английском. – Велкам! Но вы мне оставить деньги!
- Оф кос, мадам!
Конечно, глупо было бы надеяться, что здесь, на пересечении относительно оживленных дорог могут жить люди, для которых туристы внове: примитивный обмен национального колорита на твердую валюту для этой семьи стал чем-то обыденным. И хотя мы стремились принципиально к иному, но кто же откажет себе в удовольствии пообщаться с первой представительницей того народа, знакомства с которым мы так жаждали?
Женщина оказалась улыбчивой, но неразговорчивой. Она вяло махнула рукой в сторону хижин – дескать, смотрите сами, если интересно – и уселась посреди двора, скрестив ноги. Откуда-то издалека прибежали мальчишки детсадовского возраста, и очень быстро уяснив, кто в нашей малочисленной группе «слабое звено», вприпрыжку устремились к Инне, растопырив грязные ладошки:
- Свитти, свитти, - бормотали они, выпрашивая сладости.
- Угощайтесь! Только разверните обертки! Вот так….
Чумазые малыши, непривыкшие к кругляшкам леденцов, то и дело роняли их изо рта на землю, тут же подбирали и, не очистив от грязи, песка и козьих экскрементов, снова отправляли в рот.
«Вот же, глупость, - ругнулась про себя женщина, - Надо было сообразить и купить леденцы на палочке. Сейчас наедятся всякой гадости, прямо с мусором».
- Народ! Есть предложение поторопиться! – Андрей с сожалением сложил штатив. – Тетенька, что и говорить, колоритная…. Но время уже к обеду. А нам еще километров двести по плохой дороге. И Бог его знает, насколько быстро в Опуво мы проводника найдем. Да и с проводником… С ним-то тоже надо успеть до какой-нибудь деревни доехать.
Мы с сожалением завершили визит, неловко вложив в руку матери семейства сто местных долларов (примерно полторы тысячи рублей). Как потом оказалось, эта сумма была просто огромной, потому как цена подобной фотосессии приносит жителям таких вот придорожных деревенек от силы рублей двести. И то в высокий сезон, скажем, под Рождество, когда туристы встречаются не раз в месяц, а хотя бы раз в неделю.
Дальнейший путь показал, как прав был Андрей. Тяжелая, красновато-черная земля липла к колесам. Дорога вихляла, петляла и кружилась так, словно путь прокладывал пьяный матрос, возвращающийся из кабака после многочасовой попойки. Лишь некоторые участки трассы можно было назвать относительно прямыми. И то, исключительно в тех местах, где она уходила резко вверх, либо ныряла резко вниз, почти под углом в сорок пять градусов. Косматые, взъерошенные тучки, разбросанные в хаотичном беспорядке над всей территорией Каоковельда затеяли с нашим джипом игру в пятнашки. Они внезапно выглядывали из-за скал, из-за поросших серым кустарником холмов и прицельно поливали машину тугими и теплыми струйками дождя.
- На слабо нас, что ли проверяют? – ругался Михаил, у которого даже костяшки пальцев побелели в попытках выкрутить руль на плывунах дорожной каши.
- Не скажи! Это еще цветочки, - философски отвечал ему Петрович. – Вот в ЦАРе, там да…. Там дорога была – мама не горюй! А тут еще по-божески….
Но все плохое когда-нибудь кончается. Закончилось и наше бездорожье. Мы даже не успели заметить, в какой момент шоссе распрямилось, подсохло и зазмеилось уже вполне приличным деревенским трактом, примерно таким, как у нас, где-нибудь на Урале.
Еще через час распогодилось и хмурое небо. То и дело слева и справа от дороги стали появляться небольшие деревеньки (домов на десять, не больше), но они четко указывали на приближение какого-то крупного населенного пункта. Подчеркнем – крупного для Намибии!
- А вот и Опуво! – провозгласил Андрей, который к этому времени сменил за баранкой своего товарища.
Опуво появилось внезапно.
Городок словно вынырнул из просторной котловины окрестных гор, сразу представ перед нами во всем своем экзотическом великолепии. Уже потом мы выясним, что подъехали к столице химбаленда с самой удачной и живописной стороны: «новостройки» от правительства (разноцветные, относительно новые и опрятные сараюшки метров по десять квадратных), школа, АЗС, церковь и большая торговая площадь.
Не смотря на довольно позднее время – почти три часа пополудни – народу на торговой площади было предостаточно. А что вы хотите? Суббота. Для намибийцев (и здесь, в провинции, и даже в самом Виндхуке) суббота - особенный день. Во-первых, в этот день все дети ходят в школу. ВСЕ – это действительно все, даже самые отчаянные лентяи и прогульщики. Вероятно, по субботам администрация школ устраивает какие-то особенные переклички, или заманивает детвору чем-то еще, возможно, бесплатными завтраками. А может, это связано с тем, что именно в субботу намибийцы семьями, в полном составе, включая старых и малых отправляются в города за покупками. Соответственно, скрыться от бдительного родительского ока школярам тяжело, вот и маршируют они в своих разноцветных школьных формах с книжками в руках получать оплаченные правительством знания.
Начальные школы в Намибии бесплатны. За получение дополнительного образования (с пятого по десятый класс) уже надо вносить какие-то деньги. Эти «старшие» школы смешно именуются «высшими» и поначалу мы, встречая вывески «The higher school», то и дело удивлялись, как много в стране институтов. К слову сказать, наш столичный приятель Макс рассказывал, что и в высшей школе талантливый и старательный ребенок может учиться бесплатно. Но, к сожалению, маленькие намибийцы, особенно в провинции, редко задумываются о важности образования, считая его правительственной прихотью. И только дальновидность и предусмотрительность некоторых мам и пап позволяет их отпрыскам получить аттестат и претендовать в дальнейшем на какую-то более-менее высокооплачиваемую работу. Скажем, кассира в супермаркете, таксиста, или механика на шиномонтаже. Примерно пять процентов от выпускников высшей школы поступает в вуз. И именно из них формируется элита намибийского общества - служащие банков, учителя, врачи и т.п., - работающая в лучших частных компаниях и госучреждениях, сосредоточенных, как правило, в двух-трех крупных городах страны.
Но мы опять отвлеклись. А ведь к нашему автомобилю уже со всех ног спешат полуобнаженные женщины химба – продавщицы сувениров - и пожилые чернокожие мужчины, предлагающие охрану джипа на то время, пока мы будем ходить в магазин или сидеть в кафе. Чуть в стороне, но тоже с лотками и корзинами наизготовку, сгрудились колоритные гереро, в немыслимых, фантастических шелковых платьях эпохи Королевы Виктории и треугольных шляпах, напоминающих одновременно и арабскую чалму и знаменитый головной убор Наполеона. Эти красавицы сувенирами не промышляют. У них товар куда круче: рулоны ярких ситцев, тюля, парчи и груды таких же разноцветных пластиковых тазов и ведер.
- О! Какой прекрасный, какой восхитительный новый автомобиль! А какая красивая белокожая леди! Осторожней, ступенька! Вы можете держаться за мой локоть, сударыня! – рядом с Инной материализуется худощавый субъект с подобострастной улыбкой на скуластом лице, бегающими глазками-угольками и сухим, нервным ртом. Одет африканец в ветхую застиранную футболку и бывшие когда-то белыми спортивные штаны известной фирмы. Сейчас и футболка и брюки приобрели одинаковый землисто-серый цвет. Полуразвалившиеся кроссовки на босу ногу заканчивают наряд джентльмена.
- Разрешите представиться! Местный гид, сотрудник лучшей туристической компании Опуво – Мозес Химба. Если вы хотите посмотреть здесь самое интересное, то я всегда к вашим услугам.
- Вот это класс! – выдыхает Андрей Костянов. – На ловца и зверь бежит. Ребята, предлагаю угостить товарища кофе и разведать обстановку. Надеюсь, в этом общепитовском заведении нормально моют посуду, и мы ничем не отравимся.
Опасения Андрея нам понятны: три колченогих стола, покрытых липкой клеенкой, жирные «столовские» мухи, по-хозяйски облепившие запотевшую витрину прилавка, да и сам ассортимент угощений, выставленных на всеобщее обозрение в этой витрине, заставляют серьезно задуматься о возможных желудочно-кишечных заболеваниях.
- Не волнуйтесь! – угадывая наши мысли, успокаивает Мозес. – Здесь лучшее кафе в городе. Здесь обедает сам шериф. Чашки всегда чистые, а тарелки одноразовые. Из горячего я бы рекомендовал гамбургеры. К слову, я, например, очень люблю гамбургеры, но совсем не прошу меня угощать. Впрочем, если вы будете обедать, то и я бы…. Хотя, о чем я? Мне вполне достаточно стакана чистой воды. Только воды. В крайнем случае, чаю….
- А может, кофе? – Под таким напором потенциального гида Инна чувствует себя неловко.
- О, да! Кофе! Отлично! Двойной капучино. И побольше сахара и сливок…. А вы? Разве вы не закажете себе сочные, ароматные, хорошо прожаренные гамбургеры? Разве можно сидеть в кафе и не съесть румяную, аппетитную котлету?
- Хорошо, - сдаемся мы, и просим официантку. – Принесите нам воды, четыре омлета, четыре эспрессо, один капучино и гамбургер.
- Два! Два больших роял-гамбургера, - уточняет Мозес, - И еще один с собой.
Мы переглядываемся и хохочем. Мозес, который до этого преданно смотрел в глаза одной только Инне, с облегчением переводит взгляд на остальных и тоже робко хихикает.
- Так ты действительно гид? – хмурит бровь Петрович.
- О, сэр, лучший! Лучший гид во всем Опуво! Однажды я даже работал с американской кинокомпанией, которая тут снимала фильм о жизни химба. Я помогал носить камеры. И даже эти железные штуки, которые держат камеры. Я вообще был незаменим!
- Заливает, - уверенно сообщает Андрей Костянов, заметив как Мозес взглядом опытного аукциониста оценивает наши многочисленные штативы, фотоаппараты и видеотехнику, предусмотрительно забранные из машины.
- А с русскими ты когда-нибудь работал?
- Конечно! Я один здесь и работаю с русскими. Как только приезжают русские, они сразу спрашивают: «Где живет Мозес? Мы будем работать только с ним!»
- И много здесь бывает людей из России?
- Конечно! Очень, очень много. Больше всех.
- Странно, а нам говорили, что мы будем чуть ли не первыми, – Михаил уже едва сдерживает смех.
- Да?.... – Мозес явно растерялся. – Ну, да! Здесь бываю люди из России. Только их никто не видит, потому что они не останавливаются в Опуво, а сразу уезжают дальше.
- Куда уж дальше?
- Ну, не знаю…. В Анголу, наверное. Они приезжают тайно, и я с ними тоже почти не разговариваю. Для конспирации!
- А ты точно знаешь, что такое Россия? Где она находится?
- Конечно, знаю! Россия… Россия… это страна, это такая страна… Она не то, чтобы большая. Она, скорее, наоборот. – Мозес отчаянно щурится, хмурится, а потом, словно прозрев, хлопает себя ладошкой по лбу, - Вспомнил! Россия – это такая область в Польше! Правильно?
- Знаете, друзья, какая мысль мне пришла в голову? – Инна вытирает слезы, выступившие от смеха. – Мозес – это же Моисей по-русски. А, значит, это наша судьба! Нашим первым гидом в Папуасии был Исайя, затем в Австралии - Илия, теперь вот, Моисей!
- Хорошо, если нам с ним сорок лет по намибийской пустыне ходить не придется, - произносит Миша, и мы понимаем, что шутки кончились, и теперь, если мы действительно хотим увидеть в этих краях нечто ценное, придется этого намибийского Остапа Бендера напрягать по полной программе. Планов у нас громадьё, а сроку всего неделя…..
Глава 11. Первая деревня
- ….И запомни самое главное: никаких туристических деревень, никаких показательных шоу. Мы хотим погостить в племени самых обычных химба, далеких от вот этих сувенирных лавок, пластиковых пакетов и твоих любимых гамбургеров. – Инна в сотый раз повторяла Мозесу основные условия их сотрудничества. – Или так, или никак!
- Да я уже понял, - скривился Мозес-Моисей. – Вам обязательно нужно попасть туда, где до вас никого не было.
Мужчина задумчиво поковырял в носу и не спеша вытер испачканный палец о подошву старого кроссовка. Затем еще раз внимательно осмотрел огромную кучу «подарков», которые по его просьбе купили эти странные русские. Четыре огромных мешка маисовой муки и четыре десятикилограммовых пакета сахара – это круто! Это его земляки оценят! Но еще больше их обрадуют банки дешевого растворимого кофе (а химба знают этот напиток и высоко ценят его), бутыли с кукурузным маслом, карамельки, которые он будет раздавать исключительно сам и только красивым девушкам, и, конечно же, пиво! О!!! Химба обожают пиво. Они и сами умеют готовить этот удивительный напиток. Но разве можно сравнить жиденький настой, который в его деревне варят по большим праздникам, с этим благородным, цвета желтой охры и ароматом кислой травы удур восхитительным пивом, разлитым в красивые коричневые бутылки. Белая женщина чуть было не испортила Мозесу всё дело, отказавшись покупать в магазине алкоголь, но ее товарищ, которому Мозес растолковал, что пиво – основной залог удачи их экспедиции, оказался сговорчивей. Правда, его новые подопечные зачем-то еще накупили совершенно ненужных, с точки зрения Мозеса, вещей: карандашей, красок, тетрадок и пластилина. Никто не спорит, дети химба знают, что такое школа. Правительство умудряется заслать своих учителей-бессеребренников даже в самые отдаленные уголки химбаленда. Но эти передвижные школы, во-первых, все еще очень редки, а во-вторых, они нужны лишь мальчишкам. Для девочек от образования один вред. Узнав от учителя о существовании другого мира, они захотят бросить свои краали и уйти в город. А этого допускать никак нельзя!
- Итак, Мозес, ты все хорошо понял?
- Йес, мэм!
- Давай попробуем нарисовать маршрут на карте… Сегодня мы проезжаем сорок километров до Охандунгу, сворачиваем с дороги, и едем вглубь по бездорожью еще километров пятьдесят. Верно?
- Да! Там будет очень хорошая деревня. Я лично знаю ее вождя.
- Мы ночуем в этой деревне…. А на следующий день пробираемся еще глубже и едем куда?
- Мы не пробираемся… Мы выбираемся оттуда и стараемся попасть в Этанга. Этанга, а совсем не Опуво – настоящая столица земель химба. Там находится и глава коммуны, и пастор, и совет старейшин. Чтобы отправиться еще дальше, нам надо обязательно получить от них разрешение. И узнать, проходимы ли дороги.
- Хорошо. А дальше?
- Мы опять поворачиваем на северо-восток к горе Ван Зил Пасс….
- Название какое-то странное для химба. Немецкое, что ли?
- Так это вы, иностранцы, называете наши горы такими словами. Мы зовем вершину очень просто - Манчуозингвапоса.
- Пусть уж лучше Ван Зил Пасс…
- Окей! За этой горой мы находим еще одну красивую деревню химба, и живем в ней несколько дней. Потом уезжаем на север, в сторону Оконгвати и вы отдаете мне деньги. Всё!
- Хорошо. Договорились. В принципе, можно стартовать. Ты, как? Не хочешь предупредить родных, что уедешь на неделю?
Мозес сделал печальное лицо и глазами брошенного щенка взглянул на Инну:
- Я не могу предупредить родных. Моя жена – бедная химба. У нее нет мобильного телефона. Если бы белая госпожа была так щедра, что заплатила мне чуть-чуть больше, я бы обязательно купил жене телефон, и тогда бы она всегда знала, где находится ее любимый супруг…
- Ах ты, прохиндей! – Инна засмеялась.
Все два часа, пока путешественники общались со своим новым гидом, она пыталась понять собственные чувства. Отношение к Мозесу было противоречивым. С одной стороны, он казался очень не глупым и знающим человеком, довольно сносно ориентировался по карте, мог без запинки повторить все требования путешественников… С другой – безостановочно хитрил (правда, очень по-детски), уходил от прямых ответов, привирал и еще…. пил. Из купленного для химба пива, Мозес за час уговорил две литровые бутылки. К тому же Инна четко помнила наставления Влада: никакого алкоголя для племен! А Моисей утверждал, что без пива ни один химба не будет с нами разговаривать, не разрешит пожить в его деревне, не споет и не станцует. На всякий случай она решила подстраховаться:
- Мозес! – Инна так старательно сдвинула брови, что у нее заболела переносица. – Я не знаю, как химба относятся к пиву, но я знаю одно: пока ты с нами, ты больше не выпьешь ни глотка. И это не шутка. Если ты еще раз возьмешь в руки бутылку, то тут же покинешь машину. Ты хорошо это понял?
- Йес, мэм… - горько вздохнул проводник и печально покосился на остатки пива в бутылке. Затем он старательно заткнул горлышко пыжом из туалетной бумаги и убрал обожаемый напиток подальше в багажник.
Первые километры пути пролетели незаметно. Мозес, как мог, развлекал нас рассказами о жизни своего племени и о себе, любимом. Выяснилось, что у него две официальные жены и обе живут вдали от Опуво, в обычных деревнях. Детей у него семь: пять дочерей и два сына. Родители умерли, зато живы бабушка и дедушка. Кстати, старики вот уже много лет находятся в Европе. Они уехали туда в 1962 году вместе со своей хозяйкой-немкой, оставив в Намибии десять детей, в том числе, отца Мозеса. А отец у нашего гида был – ого-го-го! Он умудрился жениться раз десять. По законам химба, мужчина может иметь не больше шести жен. Правда, если супруга умирает, то повторный брак никто не запретит. Так и вышло, что наш проводник обзавелся (внимание!) почти семью десятками сестер и братьев!
- Все хоть живы?
- Тьфу-тьфу-тьфу….
Детство Мозеса проходило так же, как и у всех его сверстников: выпас коров с утра до вечера да немудреные мальчишечьи забавы, вроде угона чужих коз. Отца он видел редко, а мать и ее бабушка отличались очень консервативными взглядами, поэтому о школе Мозес и не мечтал. Зато в возрасте пятнадцати лет он увидел первых иностранных туристов, которые заблудились возле его деревни, и вызвался помочь им дойти до Опуво. Путешествовать с чужими людьми, есть их вкусную еду мальчишке очень понравилось. Его смущало лишь то, что он совсем не понимает чужую речь, а его новые взрослые приятели, к большому удивлению подростка, никак не хотели понять его родной язык. Получив в Опуво солидное вознаграждение, Мозес решил навсегда остаться в большом городе. Не было ни одной группы путешественников, которым бы шустрый паренек не предложил свою помощь. Правда, чаще всего туристы проезжали Опуво транзитом, сделав несколько снимков в пригородных краалях химба. Но и тех двадцати-тридцати минут, которые Мозес проводил возле их автобусов или даже в самих автобусах (!!!) позволили мальчишке за три года сносно выучить английский и немецкий языки, а затем самостоятельно овладеть азами английской письменной речи.
Теперь нам стало понятно, почему Мозес с большим трудом понимал великолепный английский Андрея-второго, зато без труда общался с Инной, у которой знания языка и навыки устной речи были такими же неглубокими, самопальными и приобретенными «по случаю», в путешествиях…
- Вы не понимаете, - смеялась наша подруга, - когда ты учишь язык ситуационно, бессистемно, ты схватываешь только те слова, которые тебе жизненно необходимы. Поэтому нам с Моисеем так легко общаться. У меня был случай в Камеруне, когда пришлось объясняться с местным таксистом…. Вы же в курсе, что у меня диплом переводчика с французского языка, а в Камеруне французский – государственный. Я была в восторге! Вот, думаю, наконец-то пригодятся университетские знания. Фигушки! Таксист не понимал меня, а я его. Меня учили языку Гюго, в крайнем случае, газеты «Юманите», а он использовал исключительно местный дуальский диалект…. В результате мы перешли на английский, который знали через пень-колоду, и прекрасно договорились.
- Ребята, вам не кажется, что мы заблудились? – перебил нашу болтовню Андрей Костянов.
- С чего ты взял?
- Мы уже сорок минут едем по этому лесу, Мозес только рукой машет лево-право, а дороги-то нет совсем. Навигатор нас не видит, компас крутится в разные стороны, а солнце вот-вот зайдет. Единственный ориентир, который я вижу, это вот эти две горы. И, судя по всему, мы направляемся куда-то между ними…
- Все верно! – ободрил экипаж проводник. Сейчас мы объедем первую гору, и сразу за ней будет нужная деревня. Тут недалеко осталось…..
Как описать вам наш путь? Вы когда-нибудь пробовали собирать в подмосковном лесу боровики и опята, не выходя из машины? Нет? И не пробуйте! Оно, наверное, забавно, особенно, если твой джип застрахован, а сам ты точно знаешь, что катаешься между Минкой и Рублевкой…. Мы же ездили меж «березок» и «сосен» (пыльных, цепких и совершенно незнакомых кустистых деревьев) абсолютно не представляя, где находимся. Рытвины сменялись выступающими корнями деревьев, колючки со скрежетом царапали бока автомобиля, перед капотом то и дело вспархивали незнакомые птахи или шарахались в сторону зазевавшиеся бурундуки.
- Будет смешно, - улыбнулся Миша, - если окажется, что мы ездим по кругу, наматывая километры, а от Опуво отъехали всего ничего…. Может быть, Мозес просто дурит нам голову? Может быть, тут и нет никаких деревень?
- Думаешь? – спросил Андрей и с подозрением покосился на гида.
Но вариантов что-то понять или изменить у нас уже не было. Оставалось просто надеяться на то, что «кривая опять вывезет», а «бог не выдаст, свинья не съест»…. Короче, рассчитывать на русский «авось».
Тем не менее, без чего-то там шесть вечера мы увидели кривоватые палки забора вожделенного крааля.
- Ура! – захлопала в ладоши Инка, а мужчины внимательно всмотрелись в приближающуюся деревеньку. Мыслей о том, что эта деревня «потемкинская» ни у кого не возникло. Какая уж тут показуха, если нищета и заброшенность крааля сразу бросались в глаза. Хижин мы насчитали всего пять или шесть, даже с учетом главного дома и лабаза. Место сакрального костра было почти совсем затоптано, в кострище валялась всего пара-тройка головешек. Таким же маленьким и сиротливым выглядел внутренний загон для скота. Сколько коров могло поместиться здесь? Десять? Наверное… От силы…. Ну и еще с десяток-другой коз. И это с учетом того, что даже самая бедная деревня химба владеет, в среднем, полусотней дойных тёлок.
Навстречу нам вышла пожилая женщина и внимательно вгляделась в Мозеса:
- Моро! – радостно закричал тот и бросился с объятиями к химба.
- Моро-моро, - женщина отстранилась и кивнула нам. – Нама!
Понятно… «Привет!» и «Как дела?». И что нам отвечать?
- Моро-моро и вам, добрая женщина!
Откуда-то издали послышалось нестройное блеяние и какое-то унылое одиночное мычание.
- Стадо возвращается, - сообщил Мозес.
Маленький караван людей и животных продвигался довольно споро. Почти непрерывно слышались окрики женщин и и щелканье их кнутов. Это щелканье разносилось по окрестностям довольно зычно, точно хлопки ружейных выстрелов. Очень неприятный звук!....
Громкие возгласы пастушек тоже создавали изрядный шум. Однако, нам показалось, что женщины голосили не просто так, а исключительно для того, чтобы скот шел куда надо. Словно из ниоткуда в руках нашего Мозеса материализовался ямбок — жестокий палач для любого непослушного животного. Ямбок - это эластичный, выделанный из шкуры быка (или, еще лучше, из шкуры слона или носорога) кнут примерно двух метров длиной, постепенно суживающийся от ручки к концу. Ямбоком у химба пользуются только мужчины. Женщины как-то управляются со скотиной и без него, всего лишь при помощи небольших хворостин, то ли жалея, а то ли опасаясь собственных буренок.
(Кстати, в строптивости и своенравии этих животных нам очень скоро предстоит убедиться самим).
Пока же мы во все глаза рассматривали приближающуюся процессию, не забывая щелкать затворами фотоаппаратов. Точнее, съемками занимались мужчины, а Инна, выяснив заблаговременно, насколько легко, буквально в три движения, раскладываются палатки на крыше джипа, занялась обустройством лагеря. И очень, кстати, вовремя! Ибо темнеющее небо, как выяснилось, обозначало вовсе не приближение вечера, как убеждал ее в этом супруг и его друзья, а начало очень сильного тропического дождя, усиленного порывистым, штормовым ветром.
Гроза началась спонтанно. На первый взгляд…
Сначала по поляне перед краалем пронеслись шары заготовленных впрок жителями деревни веток кустарника «стой-погоди». (Это такой особый вид терновника, которым химба обкладывают и собственные заборы, и загоны для скота). Поверьте, колючки растения столь остры и опасны, что могут удержать от дурных посягательств не только человека, но и самого хитрого шакала или гиену. Затем резко потемнели очертания гор, виднеющихся вдали, а низкие россыпи желтеньких цветов на поляне (Инна почему-то назвала их «мимозой») наоборот, побледнели и скукожились. Через несколько секунд, не заставив себя долго ждать, хлынули потоки воды.
Оставшись в одиночестве, Могилева не испугалась. Ей было чем заняться в то время, пока ее друзья укрывались в краале вместе с химба: дневник не вёлся со вчерашнего вечера. Да и крааль был как на ладони: метрах в ста, не более. Так что если бы какой-то блудный лев, (ну, пусть не лев, а шакал) решил бы поужинать женщиной, то его маневры, скорее всего, были бы замечены в деревне. Да и какие тут шакалы? Глупости все эти сказки…. К тому же, Инна предусмотрительно взяла с собой в салон увесистый кусок овечьего сыра. Ей не жалко, а шакал, глядишь, и оценит щедрый подарок….
Ливень стих так же внезапно, как и начался.
Первым к джипу прибежал запыхавшийся Мозес.
- Давай откроем багажник. Я буду делить подарки и отберу в эту деревню всё, что им причитается…
- Йес, сэр! – ключи летят в смуглую ладошку гида. – А где наши?
- Они там делают кино. – Мозес оперативно выгружает из машины на мокрую траву муку, масло, сахар, кофе, - Погоди….. А зачем ты раскрыла палатки?
- Ну, а как же? Мне сейчас ужин готовить. Солнце вот-вот зайдет. Кстати, помоги мне достать газовый баллон и горелку. Надо бы хоть макарон сварить и чайку скипятить. Продрогли все.
- Это не возможно! Мы не будем оставаться здесь на ночь! Мы уезжаем в другую деревню.
- What? …. Что?
- And that!.... Что слышала…
- You scoff?!!..... Ты издеваешься?
- Что за шум, а драки нету? – к джипу подходят мужчины. Михаил улыбается: съемка удалась. Женщины химба оказались вполне приветливы. Они, конечно, смущались, но совсем не так, как рассказывал Влад. Никто не прятался по хижинам, не скрывал детей, не опускал голову. Вот разве что Мозес портил всю картину…. Зачем-то бросился целовать самую симпатичную женщину, собрал возле себя детвору. Миша постарался вспомнить и подобрать самые доходчивые слова из своего английского запаса:
– Мозес, в следующий раз не проявляй такой активности, ладно? Мы сами справимся. Завтра надо будет несколько дублей переснять….
- Миша, а ты в курсе, что мы здесь не остаемся?- Инна насупилась и подбоченилась.
- Как это не остаемся?
- А вот так! Мозес говорит, что лагерь я разбивала зря.
- Приятель, ну-ка объяснись….
Мозес краснеет. (Ха! Румянец проступает даже сквозь его смуглую кожу). И начинает оправдываться:
- Майкл, поверь мне! Это совсем не та деревня, которая нам нужна. Здесь живет всего десять человек. Здесь нет вождя, нет королевы. У нас не получится увидеть ритуальный танец. И не получится найти маисовое поле. Да и корова дойная тут только одна….
- Так какого лешего мы сюда приехали?
- Но…. Это моя родная деревня. И я знал, что моя жена и две дочки пришли сюда увидеть моих родных. И я пришел, чтобы тоже их увидеть. Тут живет моя тетя…. Мы сейчас отдадим им продукты и поедем в другую, очень красивую деревню. В самую большую и красивую деревню химба во всей округе. Вы не будете ругать Мозеса. Мозес очень хороший!
….Что тут сказать?
Конечно, на месте нашего проводника мало кто упустил бы возможность повидать родных за чужой счет. И не просто повидать, а еще и затарить их продуктами на длительный срок.
Что нам оставалось делать?
Не дать гостинцев? А как же ждущие глаза детворы?
Обидеть гостеприимных женщин, которые искренне обрадовались своему непутевому соплеменнику?
Конечно, нет…
Обидно, что нас, что называется, «развели».
Да и это пустяки…. Хуже другое. Солнце уже совсем скрылось за горами, на землю опустился густой сиреневый вечер, а ехать до очередной деревни предстояло по «березкам-соснам» еще часа два. И проехать их нужно было обязательно сегодня, ибо самая основная, самая активная жизнь химба приходится на ранее утро. Так уж устроен их распорядок дня, что утренняя дойка, выгон стада, поиски воды, приготовление пищи и даже уборка и ремонт крааля у химба занимают всего два утренних часа: с 6 до 8. Затем наступает период всеобщей лености. Женщины трут охру и умащивают тела, дети лениво играют в незамысловатые игры в ожидании обеда, который родители «накрывают» им часов в 12. К этому времени горячая каша остывает до такой степени, что ее можно есть из котелка руками. Потом все вместе дремлют, или неспешно беседуют в тени шалашей. А часов в шесть снова активизируются. Возвращаются с выпаса стада. Женщина доят коз и коров, чтобы приготовить немудреную похлебку – разбавить остатки утренней каши свежим молоком. Ужинают. Снова натирают тело охрой, окуривают его дымом костра от насекомых и ложатся спать. Всё! Круг замкнулся!
- Мозес, давай поговорим серьезно! – голос Андрея-второго, мягкого и незлобивого, в общем-то, человека, дрожал от сдерживаемых эмоций. – На этот раз мы тебя прощаем. Увидеть жену, тётю, брата, свата, да хоть троюродного кума - это, наверное, то, чего хочет любой человек. Но ты должен понять… зазубрить наизусть, выучить, запомнить навсегда основное: мы приехали сюда не гулять. Мы можем понять всё, но это не значит, что мы всё спустим тебе на тормозах. Гостинцы родственникам ты будешь передавать без нас! Сегодня у нас уже нет времени для лекций и моралей. Нам надо успеть доехать хоть до какой-нибудь мало-мальски обитаемой деревни, где будет хотя бы чуть больше людей, чем здесь. Если и следующая деревня окажется малюсеньким, полу-обитаемым краалем – пеняй на себя…. Высадим – и всё. Разговор короткий.
- Я больше не буду, - пустил слезу проводник. – Мы всё успеем. Обещаю! Только разрешите мне сесть за руль! Я очень плохо умею командовать по-английски… Я боюсь, когда рулит Майкл. Вы большие, Мозес – маленький. Мозесу страшно, когда Майкл едет так быстро. Вот мои водительские права. Я знаю эти дороги. Не пройдёт и часа, как мы приедем в красивую деревню….
- Но ты же пил пиво! – взвилась Инна.
- Заткнись! – коротко бросили ей все три мужчины одновременно.
Палатки свернули молниеносно. Правда, еще быстрее, чем в чехлах джипа исчезли палатки, растворились и наши подарки. А одновременно с подарками и часть наших вещей: резиновые тапки, большие бутылки с водой, пара грязных и влажных маек, заброшенных в багажник для будущей стирки, запасы пива, припасенного для ритуальных хороводов….
- Черт! Здесь всё совсем не так, как в центральной Африке, - ругнулась Могилева. – Там было так чисто, честно, так открыто и откровенно….
- А по-моему, прекрасно…. Вы не находите, друзья?!!- Михаил делает напоследок несколько прощальных кадров.
Эх, Миша, Миша! Вечный романтик. Искатель гармонии и красоты. Исследователь людских душ…. Если ко всему относится так же спокойно и безмятежно как ты, то можно огрести таких неприятностей, которые на всю жизнь отобьют охоту к любым путешествиям…
- Зато не отобьют вкус того слова, которое все лингвисты мира трактуют одинаково: «приключения»….
Мы что, всё это произнесли вслух?!
Ночь наступала. Цикады жужжали. Мозес отчаянно крутил баранкой во все стороны. Куда мы ехали? И зачем?
Впрочем, последний вопрос Могилева еще в Москве изъяла из нашего лексикона. Поэтому мы просто ехали. И отчаянно хотели спать….
Глава 12. Сватовство майора. Или как спасти учителя…
Слава Богу, путь к нужной деревеньке («самой красивой в здешних местах») занял минут сорок, не больше. Дороги мы почти не видели, зато чувствовали, что она стала чуть лучше той, по которой ранее двигались в крааль к родственникам Мозеса. Как вам объяснить? Мы по-прежнему петляли по лесу, точнее, по бушу, но почва стала более мягкой, а рытвины и ухабы более пологими. Казалось, что джип, натужно рыча, ползет по влажному песку берега реки. Окна, из-за колючих ветвей кустарника, были плотно закрыты, но создавалось ощущение, что приоткрой мы их хоть чуточку, и в салон ворвется влажный, свежий воздух, очень вкусный и какой-то сладковато-пряный. Такой, каким он обычно бывает в первые майские выходные, если вам повезло выбраться на дачу где-нибудь в Подмосковье и прогуляться вечерком по берегу Десны или Большой Иночи.
- Вон там, слева, огонек – это школа. Наверное, у учителя заночевал кто-то из детей, поэтому он зажег костер. – Мозес чувствует, что провинился и поэтому старается вести себя паинькой.
- В этой глуши есть школа?
- Да. Завтра съездим, если хотите. Школа – это большая палатка для занятий и две палатки поменьше. В одной из них спит учитель, в другой могут ночевать его ученики. Это передвижная школа. Она будет работать в этом районе года два-три, пока учитель не пройдет с детьми основной курс начальной школы. Потом учитель уедет дальше, вглубь Коаколенда. Кстати, он здесь единственный человек, у которого есть автомобиль. Правда, машиной пользуются очень редко: у учителя нет денег на бензин. Последний раз, насколько я помню, учитель ездил на ней в госпиталь Опуво, когда шакалы порвали ногу дочери вождя.
- И много детей в этой школе?
- Думаю, человек двадцать. Они приходят каждое утро из окрестных краалей в радиусе двадцати километров. Некоторые живут еще дальше. Их-то учитель и оставляет на ночь…
- А почему школа находится именно в этом месте?
- Не знаю. Обычно, на совете старейшин, или на совете вождей племен решают, нужна ли им школа. Правительство за это дает племенам несколько мешков маисовой муки и обеспечивает бесплатным обедом – тарелкой каши - любого ученика. От деревень требуется только одно: построить рядом с поляной, где будет находиться школа, два туалета. И один шалаш для лабаза и кухни. Ну и, конечно, выделить учителю красивую помощницу, которая будет варить еду для детей и стирать одежду.
- А почему красивую?
- Так учитель же должен с кем-то спать? А с некрасивой он может не захотеть….
Да уж… Ну и порядочки в этих краях…
Впрочем, спасибо и за то, что министерство образования Намибии находит хоть какую-то возможность дать образование детям коренного населения, живущего практически первобытным укладом. Интересно, а у нас в России, где-нибудь в тех краях, где сплошная тайга и деревеньки раскиданы вне трасс и вне цивилизации существуют подобные мобильные школы? Или мы предпочитаем делать вид, что все глухие таежные деревни находятся в статусе «умирающих», и в них априори не могут рождаться и жить потенциальные ученики?….
Тем временем джип рыкнул последний раз и затих.
- Приехали! – коротко бросил Мозес и распахнул свою дверь. В салон тот час же ворвался тот самый свежий воздух, который нам чудился весь недолгий путь до деревни. Ворвался и тут же выветрил кисло-горький запах старых, потных кроссовок нашего гида и его пережаренного, ядрено-лукового «роял-гамбургера». Мозес, совершенно не думая о том, что нас тоже уже подташнивает от голода, всю дорогу с аппетитом жевал свой бутерброд.
- Красота какая! – распрямил затекшие ноги Михаил.
Что и говорить, ехать на заднем сидении трем взрослым, крупным мужчинам, да еще и в обнимку с десятком кофров фототехники было не очень комфортно.
- А где деревня?
- Рядом совсем. Метров двадцать до нее.
Луна еще не взошла, точнее, она никак не могла прорваться сквозь плотные низкие облака, поэтому ночной мрак буша казался непроницаемым.
- Мозес, не выключай фары! И давайте достанем из багажника налобные фонарики, а то сейчас тут все ноги попереломаем.
Мы еще в пути договорились, что по приезду не станем сразу же укладываться спать. Инне вменялось в обязанности приготовить ужин, а мужчины должны были пойти на разведку в деревню и познакомиться с жителями крааля. Хоть темнота и казалась непроглядной, часы красноречиво свидетельствовали о том, что до глубокой ночи еще очень далеко: всего половина девятого.
- Доставайте вещи, а я пока пойду, поговорю с королевой….
Мозес мгновенно растворился в чернилах буша.
Мы выгрузили из багажника раскладной стол, четыре стула, два огромных пластиковых контейнера с посудой и кухонной утварью, сумки с припасами, и очередной раз возблагодарили бога за предусмотрительность прокатной конторы: путешествовать с таким запасом скарба было не привычно, но чертовски приятно. Настроение быстро улучшилось. Тем более что Андрей с Мишей развесили на кустах малюсенькие галогенные фонарики, и наша поляна приобрела вполне обжитой и чуть-чуть сказочный вид. Правда, Инна больше радовалась не «красивости» световых декораций, а возможности рассмотреть в неверном свете электрических огоньков своих потенциальных врагов – змей и скорпионов.
Откуда-то, с той стороны, куда ушел наш проводник, раздалось громкое, паническое блеяние. Вероятно, рядом с краалем ночевало стадо коз или овец, не поместившееся внутри загона. Мозес рассказывал, что периметр крааля закладывается раз и навсегда. Расширять, или переносить его – табу. Поэтому, если жителям деревни каким-то образом удается разбогатеть и увеличить стада, они строят дополнительные «животноводческие» краали, исключительно для скотины. Правда, с учетом природной лени и какого-то врожденного пофигизма, химба начинают строительство таких краалей только в случае активизации хищников или в случае массового воровства животных. Чаще всего, скот просто оставляют за забором, заводя внутрь крааля лишь дойных телок и телят. Вот такое «подзаборное» стадо и разбудил наш Мозес.
В лагерь он вернулся минут через тридцать, в компании какой-то молодайки, страшно довольный и возбужденный.
- Давайте пиво, - выпалил он, плюхнувшись на стул и забрав себе чашку с дымящимся кофе, который Инна оперативно сварила для себя и друзей. – Я договорился. Сейчас мы с Майклом пойдем в крааль, и самые красивые химба будут для нас танцевать. О!.... Чего мне это стоило! Вы же знаете, что химба не могут разводить священный огонь в отсутствии вождя. Но мы поступим иначе. Мы разожжем костер в другом месте, возле хижины королевы, и увидим самые красивые танцы. Только женщины должны обязательно выпить пива. Тогда они будут веселые и смогут плясать долго-долго.
- А почему только с Майклом? – Петрович единственный из нас придал значение такой странной формулировке.
- Ну…, - Мозес замялся, - В принципе, могут пойти все. Но я говорил только о Майкле.
- А можно тебя попросить обойтись без самодеятельности? – Андрей-второй посуровел лицом. Во-первых, Мозес выпил именно его кофе, а во-вторых, он опять почувствовал какой-то подвох. - Давай договоримся так: в краали ты заходишь только вместе с нами. Мы выслушиваем то, что нам говорят жители, и спрашиваем у них то, что нужно нам. А ты – всего лишь переводишь. Мы уже объясняли тебе, что объездили много стран, много раз гостили в племенах и прекрасно умеем договариваться даже с самым агрессивным населением. Собственно говоря, настоящей агрессии мы и не видели ни разу. Скорей, страшные рассказки о нелюдимости или кровожадности племен придумывали гиды, вроде тебя…
Андрей едва успел договорить фразу, как со стороны леса, примерно оттуда, откуда мы только что приехали, раздались треск, топот и отчаянные всхлипывания. Мы насторожились. Было похоже на то, что из буша к нам во всю прыть бежит человек. Откуда бы ему здесь взяться? Когда и зачем он умудрился уйти из деревни? Со слов Влада, подкрепленных Мозесом, мы уже знали, что химба по ночам не выходят из краалей без крайней нужды.
Через минуту на поляну, освещенную огоньками фонариков, выскочил паренек лет восьми-десяти. Нам не почудилось и не послышалось: он действительно плакал навзрыд, размазывая по лицу слезы и сопли.
- Мозес, что с ним?
Проводник внимательно выслушал прерывистую речь мальчишки, который продолжал всхлипывать, одновременно водя по шее ребром ладони и делая странные судорожные вздохи. Паренек то и дело поворачивался в сторону леса, туда, откуда он только что прибежал, и тянул Мозеса за руку.
- Это ученик той школы, которую мы недавно проезжали. Он говорит, что увидел огни нашей машины и догадался, что мы направились в деревню Окахараэнджяра. И он очень рад, что догадался правильно…. Этим вечером его учителю стало очень плохо. Мальчик не знает, в чем дело, но учитель совсем не может дышать и вот-вот умрет.
- А где тут ближайшая больница? Или Скорая Помощь? – Инна вскочила.
- Мать, о чем ты говоришь? – Петрович уже закрывал багажник. – Ближайшая больница здесь в Опуво, наверняка. А туда, если помнишь, часа четыре езды. Давайте не терять время.
- Учитель наверняка говорит по-английски, и если он в сознании, то сможет объяснить, что случилось. Инн, у нас аптечка в какой сумке? – Андрей зачехлил камеру и вместе со штативом забросил ее на заднее сидение.
- Вот эта большая фиолетовая сумка и есть аптечка.
- Не забудь ее!
- Инна, возьми пацана на колени, а Мозес пусть сядет за руль, – Миша завел джип и спрыгнул с подножки. – По коням, братцы.
- Вы хотите все эти вещи оставить без присмотра? – Мозес глазам своим не верил.
- Ты же говорил, что химба честные? Да и какая разница… - Михаил и его друзья уже сидели в салоне джипа. Инна замешкалась, пытаясь воткнуть огромный мешок с лекарствами под переднее сидение.
- Ну, как хотите… - гид пожал плечами, запрыгнул в машину и мы рванули с места.
Мальчишка, судя по всему, немного успокоился. Он перестал всхлипывать и с любопытством рассматривал светящуюся в темноте приборную панель. Затем его заинтересовала рука Инны, которой женщина прижимала его к себе, и он стал сравнивать цвет своей коричневой лапки с ее загоревшей, но все еще белой кистью….
Учителю было совсем плохо. Пожилой, почти совсем седой африканец лежал на пороге палатки, его глаза ввалились, а живот под ребрами запал и судорожно дергался. Он пытался и не мог дышать. Мужчина втягивал воздух в себя лихорадочными мелкими глотками, хрипел, но выдохнуть, вытолкнуть его из легких обратно у него никак не получалось.
- Астма? – мгновенно сориентировался Андрей-второй.
Мужчина протянул к нам руку, попытался сесть и утвердительно кивнул. Боже, какое счастье, что слово «астма» на всех языках звучит одинаково!
- Лекарства есть? Аэрозоль?
Мужчина отрицательно покачал головой.
- Инн, а у нас?
- Тоже нет…. Но я точно знаю, что у нас есть эфедрин и еще можно сделать укол супрастина.
- Давай, ищи срочно.
Как оказывать неотложную помощь при астме, слава богу, мы знали. Миша присел, подставил учителю спину, тот уперся в нее руками, словно пытаясь оттолкнуть Михаила и чуть-чуть разгрузил легкие. Через несколько минут, когда подействовал еще и укол, мужчине стало значительно легче. А после того, как мы вскипятили на костре воду и сделали ему горячие обертывания рук и ног (нужно бы, конечно, горячую ванночку, но из посуды в школьной «столовой» был лишь двухлитровый узкогорлый котелок-фляга) пожилой педагог окончательно пришел в себя.
- Я обязан вам жизнью, – искренне сказал он, пожав всем по очереди руки. – У меня пару недель назад закончилось лекарство, и я все собирался съездить в город, чтобы пополнить его запасы. Собирался, но так и не собрался. Дело в том, что на днях наша школа переезжает на новое место, и все мое время уходило на переговоры с вождями. Вы даже не представляете, насколько сложно объяснить им необходимость обучения детей грамоте. Вожди уверены, что те мальчишки, которые хотят изменить свою жизнь и так удерут в город, а для девочек образование вовсе не нужно. И если бы не желание получить две мотыги и пятьдесят килограмм муки, которые мы выделяем каждой деревне, принимающей школу, то переговоры бы совсем зашли в тупик.
- А зачем им мотыги? – Миша с большим интересом слушал рассказ старого учителя.
- Ими они должны вырыть выгребные ямы для школьной уборной. Затем – могут использовать по своему усмотрению. Правда, в этом районе, где земледелие не развито совсем, ценность этого инструмента не так велика. А вот те мои коллеги, которые работают в более северных районах, говорят, что у них мотыги и лопаты ценятся буквально на вес золота. Иногда за одну лопату отдают сразу трех или четырех коз. Ведь на севере выращивают кукурузу, и обрабатывать каменистую почву железным инструментом значительно легче, чем деревянным или каменным.
- Однако, мы загостились! – Мозес демонстративно постучал по наручным часам учителя. – Нас ждут в деревне. Нельзя обманывать доверчивых химба. Тем более, что пиво-то мы оставили без присмотра…
- Что-что? – нам не очень хотелось уезжать из гостеприимного дома, от человека, который мог бы рассказать еще много интересного о жизни местного населения.
- Ой, простите! – учитель спохватился. – Вам, действительно, вероятно, надо ехать. Я очень рад знакомству. Надеюсь, ваше путешествие в Коаколенд будет интересным, и вы тоже полюбите этот народ.
- Мы уверены в этом !
«Вот черт! – спохватились мы уже на подъезде к деревне, - А ведь мы даже не спросили имя этого славного старого педагога».
К сожалению, Мозес тоже не мог нам ничем помочь. Здесь именами учителей не интересовались, обращаясь к ним по-военному - «сэр», или более привычно - «титчер»…
Вернувшись к оставленным вещам, мы застали у бивуака несколько женщин и детей разного возраста. Они сидели небольшой группкой у высокого дерева и о чем-то мирно беседовали. Увидев, как мы выходим из машины, дамы засмущались, захихикали, подхватили грудных младенцев и почти бегом удалились в крааль. В лагере осталась только та барышня, которая накануне приходила с Мозесом. Наш проводник по-хозяйски приобнял ее рукой и что-то зашептал на ухо.
- Навокатарийса сейчас скажет королеве, что можно разжигать огонь. Когда мы увидим свет костра, пойдем в деревню. Точнее, вы пойдете. Я прямо сейчас отнесу подарки.
Мозес по-хозяйски нырнул в груду сумок, выудил оттуда пять бутылок пива, большой мешок сахара и пакет с карамельками.
- Остальное раздадим утром, - сказал он.
Через тридцать минут в краале заполыхал небольшой костерок.
- Этого мало! – Андрей внимательно всмотрелся в небольшое пятно света. – При таком освещении мы ничего не снимем. Знаете, ребята, придется мне самому идти в деревню и объяснять, какого размера костер нам нужен. Вы уж тут поколдуйте, без меня. Ладно?
- Да ступайте все, - вздохнула Инна. – Я приготовлю поесть, вскипячу чайник и тоже подтянусь. Боюсь, что управиться по-быстрому у меня не получится. Во-первых, я пока плохо понимаю, где у нас и что лежит. А во-вторых, из того запаса продуктов, которые Влад купил в Свакопмунде, фаст-фуд не получится.
- Но у нас же есть хлеб! – подсказал Петрович. – Зачем тратить на готовку драгоценное время? Сделай бутерброды, и все!
- Хлеб у нас есть. Но его мало. Кроме того, нет ничего, что на этот хлеб можно положить. Был кусок сыра, но я его оставила учителю в школе. Так что придется затевать какую-нибудь супо-кашу…..
- Ну, как знаешь. Вообще-то вспомни, зачем мы к химбам приехали!...Уж точно не борщи варить…
Оставшись одна, женщина принялась рассматривать запасы. Да… Не густо. Но где наша не пропадала?…. Из куска непонятного мяса, добытого из автомобильного холодильника, морковки и половины вилка капусты вполне можно было сварить щи. Кстати, что там Петрович говорил о борщах? Эх, не понимает он, что для ее «документально-ХУДОЖЕСТВЕННЫХ» очерков важнее не «видеть» химба, а чувствовать их. А вот «чувствования» пока и не происходит. Не возникает родства душ. Не тянет на сближение. На каком-то ментальном уровне блок стоит. С папуасами было совсем иначе. С пигмеями тоже по-другому. А вот химба не подпускают к себе, и всё.
Впрочем, всё это лирика. Или метафизика…. Подпускают, не подпускают…. Ужин готов. Из деревни несутся ритмичные удары барабанов и чуть визгливые, но монотонные напевы. Что ж, пора идти с визитом.
Посреди крааля, на куске старой коровьей шкуры сидела статная женщина лет сорока. Она крутила в руке странную металлическую палку, украшенную «шишечкой» (как на старых железных кроватях) с одной стороны и заостренным копьецом – с другой. Палка была не длинней полуметра и чем-то отдаленно напоминала наш царский скипетр. Вот разве что солидностью не вышла,… тонковата для символа царской власти.
- Королева? – поинтересовалась Инна у Андрея, который стоял между двух костров, согнувшись у штатива.
- Она самая.
- Палку снял?
- Успею. Да мы вообще еще толком ничего не сняли…. Этот ансамбль «Березка» совсем никуда не годится….
Андрей был прав. Увы.
Нам очень часто доводилось видеть песни и танцы самых разных племен и народностей. И, конечно же, они не были похожи друг на друга. Но завораживали в равной степени. Папуасы, например, смешно выстраивались гуськом, держа в руках самые разнообразные предметы и не только предметы: домашний скарб, копья, луки, стрелы, собак, детей. Последним в колоне всегда стоял старейший мужчина племени с самым красивым щитом. Улюлюкая, га-гакая и притоптывая, они ходили (иногда довольно долго) по своей деревеньке, удаляясь от костра, приближаясь к нему, выписывая во время шествия самую замысловатую траекторию, понятную только участникам хоровода и выкрикивая «речевки». За ними было интересно наблюдать!
У пигмеев костровое «шоу» было вообще выше всяких похвал. Сумасшедший ритм там-тамов, сольные танцы, коллективные пляски, какие-то инсценировки и игры «стенка на стенку»… В один из вечеров мы насчитали около тридцати видов животных, птиц и пресмыкающихся, которых в танцах изображали жители пигмейской деревни. И изображали виртуозно!
Здесь же все было как-то пресно. Возле костра выстроились четыре девушки. Их лица были обращены в сторону Мозеса и Михаила, сидевших на земле, чуть поодаль от королевы. Девушки хихикали, жеманничали, принимались хлопать в ладоши и визгливо выкрикивать какую-то фразу. Нечто вроде «А-а-амарунга, о-па-амарунга»…. Когда им удавалось добиться наиболее высоких нот, вперед выскакивала одна из артисток и делала несколько быстрых оборотов вокруг своей оси. В наш балет, крутить фуэте, девушек бы точно не взяли, потому что после трех-четырех вращений танцовщицу начинало клонить в сторону и она, чуть не падая, смутившись, убегала. Хлопки и пение затихали, чтобы через пару минут начаться заново.
Мозес наслаждался. Мишино лицо напоминало маску. Он, конечно, пытался вежливо улыбаться и даже хлопать в ладоши, но любой, кто хоть мало-мальски знал Михаила, легко догадался бы, что «представление» не вызывает у него ни малейшего интереса.
Девушки, тем не менее, никак не успокаивались. Уже оба Андрея сложили штативы, закончив съемку. Уже и Инна демонстративно пожала королеве и ее отцу руки, пожелав спокойной ночи. Даже Михаил, вопреки воспитанию, встал посреди номера и сделал вид, что собирается уходить….
Пение не стихало. Более того, услыхав какую-то команду Мозеса, к девушкам присоединились еще три женщины, с младенцами за спинами и тоже принялись хлопать в ладоши и по очереди кружиться….
- Мозес, ты можешь объяснить людям, что мы их благодарим и уходим? – Инна нагнулась к самому уху сидящего проводника.
- Нет… - глаза Мозеса подернулись влажной поволокой, а дыхание отчетливо шибануло хмелем. – Я сказал им, что мы с Майклом пришли выбирать себе жен. Я сказал, и-ик, что Майкл очень богатый, очень важный Майор, а я – его лучший друг.
- Что ты сказал? – не веря в абсурдность происходящего, Инна даже рассмеялась.
- Что слышала. И теперь они поют в нашу честь. Они поют, что очень-очень любят пиво, а Майкл, самый главный Майор, купит им много-много пива…
- Бред какой-то!
Оставив Мозеса наслаждаться художественной самодеятельностью химба, мы вернулись в лагерь и сели ужинать. Михаил был не весел:
- Смотрите, друзья, какая странная штука…. Мы приехали сюда в поисках естественной гармонии и идеальной красоты. Мне казалось, что красивые люди уже сами по себе, в душе своей прекрасны. Что они должны нести этот божий дар с какой-то особой благодарностью… Более того, зайдя в крааль, я действительно увидел одухотворенные лица…. Но стоило этим дамам выпить по бутылке пива, как всё очарование исчезло, сползло, как сказочная лягушачья кожа. Я смотрел и поражался тому, что могло меня еще час назад привлечь в этих лицах?
- Ты романтик, Майкл, - подмигнул товарищу Андрей-второй. – Ну, напились тётки… Бывает. Другого жаль. Жаль, что они такие бесталанные. Эх, не было у них в детстве дворца пионеров, или хотя бы клуба, чтобы подучиться танцевать…. Так что все сегодняшние съемки – коту под хвост. Сериал «Дебил на даче», не иначе…. Хоум-видео…
- Миш, а ты в курсе, что Мозес тебя сватал в качестве майора?
- Сватал? Да ладно?... И почему майора?
- А Бог его знает? Наверное для Мозеса майор – это такой крутой начальник, который может все. Которому подчиняются все. И всех он легко может купить.
- Да где он мог увидеть такого майора? В Опуво-то?
- Вероятно, в полицейском участке, - улыбнулся Андрей.
- Ох, чую я, что там наш Мозес частый гость, - зевнула Инна, забираясь в палатку. – Петрович, ты ложишься? Или будете вечерничать?...
Мозес остался ночевать в краале. То ли все-таки выбрал себе новую жену, а то ли решил воспользоваться благорасположением Навокатарийсы – не знаем. Утром он вернулся довольный, веселый, абсолютно уверенный в том, что его странные бледнолицые «клиенты» счастливы до невозможности….
Глава 13. Мы отсюда не выберемся никогда!
Мозес вернулся утром в лагерь веселый и довольный жизнью, не подозревая о том, что его «подопечные» еще на рассвете ушли вместе с деревенскими женщинами на поиски воды. В лагере осталась только Инна. А у нее были веские причины не разделять хорошего настроения проводника. Мозес, вопреки договоренностям, бессовестно проспал, и лишь обаяние Миши и Андрея позволило договориться (без знания языка) с племенем о том, чтобы вместе уйти в горы.
Поиски воды – задача не такая простая, как это может показаться на первый взгляд. Реки Намибии имеют одну странную особенность: они не текут, как это положено «серьезным» рекам строго в высот в низины, то есть с севера на юг, или с востока на запад, или с материка к океану. Они выкаблучиваются и сумасбродничают, скандалят и вредничают почище портовой шлюхи. Напившись до отвала в период дождей, они могут легко изменить русло, проложив себе путь в нескольких метрах, а то и десятках метров от того места, где текли веками. А проложив это русло, могут мгновенно уйти в песок, исчезнуть в пустынных долинах. Буквально на днях мы сами стали свидетелями того, как река (ну, пусть не река, а речушка), узкой змейкой вьющаяся по дну ущелья, вдруг мгновенно вспухла от ливня, вспенилась, а через тридцать минут…. пропала. То есть, до дождя она текла себе, а после грозы, обрушившей на землю тонны воды, растворилась, пропитала песок и камни, спряталась под землей и лишь жирная пленка грязи обозначила недавнее русло.
Поэтому не мудрено, что вопрос добычи воды местными племенами освоен и отточен до уровня виртуозности. Все впадинки и ложбинки окрестных гор они знают, как свои пять пальцев. К рекам и ручьям не ходят. Либо делают это в каких-то особых случаях, когда уверены, что не потеряют время даром. Мы такой картины не застали. Зато естественные «колодцы» у химба наперечет. Глядя на струи дождя, на направление ветра они заранее понимают, к какой каменной чаше им нужно отправиться с утра. Набрав с собой побольше пустых емкостей (это могут быть и глиняные сосуды, и калебасы, и пустые железные и пластиковые канистры, попавшие в деревню самыми невообразимыми способами даже с городских помоек) женщины отправляются за водой. Они вычерпывают лужу за лужей, стараясь не пролить ни капли. Вода расходуется исключительно для приготовления еды и мало – для питья. Для гигиенических процедур - вообще ни за что! Химба не моются и не стирают одежду никогда в жизни. Поскольку дожди идут не регулярно и сбор воды не предсказуем, стараются в удачный день сделать максимально большой запас. Конечно же, вода протухает, зацветает и начинает плохо пахнуть. Конечно же, в ней заводятся личинки самых разных насекомых и валяются трупики мух. Но брезговать такой водой может лишь тот, кто ни разу в жизни не сталкивался с понятием «смертельная жажда». Мы, например, так и не смогли узнать, как выживают химба с мая по октябрь, то есть в те месяцы, когда дождей нет совсем? Возможно, в этот период их водные экспедиции занимают не несколько часов, а несколько дней?
Мозес не знал ответа на этот вопрос. Или не захотел рассказывать.
Пока мужчины помогали водоносам, страсти в лагере накалялись.
Началось все с того, что к кипящему котелку с кашей, учуяв ее сливочный аромат, подтянулись местные собаки…
Боже мой, даже в самом кошмарном сне, даже в самой страшной живодерне вы бы никогда не встретили таких животных. Исхудавшие до состояния «шатания от ветра», с выпирающими наружу ребрами, избитыми в кровь спинами, загноившимися и подсыхающими, застарелыми язвами собаки неотрывно смотрели на котелок слезящимися, мудрыми глазами, но не приближались больше чем на десять метров. Самая маленькая, рыжая шавка, щенная сука, у которой пустые соски волочились чуть не по земле, легла на землю и тихо заплакала. Услыхав собачий вой, из крааля выскочил мальчишка лет пяти, схватил большую палку и принялся охаживать спину собаки. Та даже не убегала. Прижалась к земле и затихла без сил, вздрагивая хрупким тельцем.
Инна бросилась к ребенку.
- Не смей так делать! Уходи! Уходи сейчас же!
Вид разъяренной белой фурии, размахивающей поварешкой, не на шутку перепугал малыша. Он мгновенно скрылся в краале. Зато псы всё поняли правильно. Они осторожно подвинулись к котелку еще на пару метров.
- Ну и что я вам должна дать? – бормотала Инна, переворачивая сумки и роясь в холодильнике.
Оказалось, что часть мяса, которое покупали еще в Свакопмунде, разморозилась и натекла на дно холодильного ящика кровавой лужей. Матерясь и приспосабливаясь с половником к неудобному агрегату, женщина начерпала внушительную миску жидкости. Затем она без сожаления скрошила туда две буханки хлеба, всыпала пакет сушеного мяса, купленного Владом (мужчины все равно его не стали есть) и, добившись нужной густоты, вывалила обед равными кучками перед каждой собакой. Еда исчезла в мгновение ока.
Пришлось придумывать что-то еще. В ход пошла литровая банка сгущенки и остатки вчерашних щей.
И эти угощения были мигом проглочены.
Инна плакала вместе с собаками. Вы даже представить себе не можете, каково это, видеть как собака перед тем как проглотить кусок, тоненько скулит, сто раз оглядывается и прижимает уши, веря и не веря одновременно, что у нее никто ничего не отнимает, что ее не бьют, не пинают с ноги.
Через сорок минут собаки уже просто не могли есть. Они облизывали дрожащими языками новые и новые угощения, падали на них и засыпали от сытости, чтобы через секунду проснуться и снова понюхать, полизать еду, удостовериться, что она никуда не делась.
Собственно говоря, в этот момент скандал и разразился.
Со стороны гор послышалось бодрое Мишкино пение, смех химба, свист Андрея и пространные, в никуда, рассуждения Мозеса, отправившегося на поиски водоносов. Довольные проведенным утром, мужчины даже не представляли, какой сюрприз им приготовила их приятельница. Да она и сама об этом не подозревала, выйдя с распростертыми объятиями к друзьям. Ее новые четвероногие подопечные, отсортировав каким-то шестым чувством «своих», то есть, Инкиных, подпустили к джипу только Михаила и двух Андреев. На Мозеса и деревенских женщин, которые тоже, было, направились к автомобилю, собаки ринулись с таким лаем и яростью, что стало понятно: разорвут, но не пропустят.
- Это что за пердюмонокль? – присвистнул Петрович.
- Я… я не знаю, - растерялась его супруга.
Жители деревни замерли, остолбенев, вероятно впервые услышав лай собственных бесправных шавок.
- Вот это дела, - Михаил расхохотался во все горло. – Смотри, Андрюх, пока мы там налаживаем всячески дипломатические отношения с местным населением, пока скачем горными козлами, добывая для химба воду, твоя жена скармливает собакам наши харчи, и они теперь охраняют ее с лютой силой. Вот она, легендарная собачья преданность! Жили они жили, охраняли коз, а приехала какая-то гастролерша и всё! Власть сменилась.
Можно было бы посмеяться вместе с Мишей, но псы и не думали успокаиваться. Они лаяли до тех пор, пока женщины не скрылись за воротами крааля. Правда, оставался еще один враг – Мозес. Он бродил кругами вокруг лагеря, не рискуя подойти. Ближе, чем на пять шагов собаки его к машине не подпускали.
- Инна, Майкл! Объясните им, что я с вами!
- Мозес, ты же видишь, что они на наши команды не реагируют. Не понимают по-русски. Объясни им сам. На химба.
- А пусть Инна подойдет и обнимет меня….
- Вот уж, дудки! Ладно. Сейчас я их уведу другим способом! – Инна взяла пакет с хлебом и, свистнув, направилась к лесу. Собаки тут же замолчали и дружно двинулись за ней.
Мозес с облегчением запрыгнул на водительское сидение и поднял стекло.
- Мы возвращаемся? – прокричала издалека горе-дрессировщица.
- Давайте! – махнул рукой Андрей Костянов.
- И что теперь будем делать? – осторожно поинтересовался Мозес, слегка опустив стекло. Впрочем, он мог больше не бояться: собаки быстро сообразили, что облаивать его не стоит, их новая хозяйка разговаривала с Мозесом вполне приветливо.
- Мне кажется, пора отсюда уезжать.- Миша пожал плечами. – Как-то не чувствуется в этой деревни жизни. Ты не подумай, Мозес, всё нормально. И люди хорошие, и нет тут никакой показухи, но как-то не получается контакт. А я привык себе доверять. Вот мозг твердит: останьтесь, работайте, снимайте, пишите, чего искать добра от добра…, но не хочу.
- Да-да, Майкл! Я тоже думаю, что надо ехать. Завтра сюда придет моя жена, навестить сестру. А вы опять будете ругаться, что я вас держу у родственников.
- Ой, ли? – Инна подбоченилась. - А мне кажется, ты ее с новой подружкой знакомить не хочешь….
- Ин, не лезь не в свое дело. – Петрович терпеть не мог всех этих бабских разговоров. – Посмотрите лучше, куда это химбы направились?
Андрей внимательно смотрел в сторону крааля, откуда целой делегацией двигались женщины, два старика и дети.
Собаки мгновенно вздыбили загривки.
- А, ну-ка, фу! Фу! Лежать! – крикнула Инна, и псы послушно улеглись возле колес машины.
- Мозес, чего люди хотят? Ты отдал им подарки?
- Да, еще с утра…
Мозес осторожно выбрался наружу, обходя стороной собак, и о чем-то громко спросил земляков. Те загорланили наперебой. Одна из женщин, хмуря брови, протянула вперед коричневый сверток. В нем лежал младенец.
- Значит так…. В деревне узнали, что вы – великие лекари. И эта женщина просит спасти своего сына, которому десять дней и у которого не открываются глаза.
- Ты с ума сошел? Какие мы лекари? Да среди нас даже санитаров нет.
- Но ведь учителя вы спасли?
- Мозес…. – голос Андрея стал угрожающим.
- А что Мозес? Вы дадите умереть этому малышу?
Михаил прекратил препирательства первым, подойдя к молодой матери и склонившись над ее крохотным сыном:
- Ребята, посмотрите, у него веки слиплись от гноя. Может, это конъюнктивит?
К счастью в нашей аптечке было целых два флакона специальных капель, незаменимых при любых инфекционных заболеваниях глаз. Но вот можно ли их капать новорожденному? Решили обработать веки тетрациклиновой мазью, а капельки разбавить кипяченой водой и попросить мать промывать ребенку глаза чистыми ватными тампонами еще несколько дней. Когда ребенок, после произведенных манипуляций, открыл ясные сероватые глазки, свободные от пленок (как оказалось, чуть ли не в первый раз в жизни) над толпой пронесся вздох восхищения. К нам тут же выстроилась живая очередь страдальцев. Жаловались на все: на зубную боль, на нарыв на коленке, на проблемы с желудком…. Было понятно, что без лечения (или лекарства) химба не уйдут.
Но какое право мы имели их лечить?
Главный постулат медицины – не навреди. А без специальных навыков это сделать, то есть навредить, очень легко. Ситуация стала казаться патовой. Одни плачут и протягивают руки. Другие отрицательно крутят головой и отступают к машине. Первыми не выдержали мы. Надо было как-то вникнуть, как-то разобраться с многочисленными болезнями химба, о которых Мозес рассказывал не останавливаясь….
Ну, зубы понятно… На таблетку, держи!
Нарыв будем лечить мазью Вишневского, выдавим ее в спичечный коробок и покажем, как наложить повязку.
От кашля тоже есть таблетки.
А что делать с остальным?
Приняли решение раздать каждому по блистеру анальгина, горстке но-шпы и десятку ярких витаминок. Мозесу строго настрого приказали объяснить, что употреблять внутрь можно только одну таблетку и лишь тогда, когда боль будет очень сильной. Убедились, что химба не бросились лопать пилюли горстями, и только после этого решили свернуть лагерь. Сильно облегченную аптечку спрятали от греха подальше, чтобы наш проводник не продолжил самостоятельно работу фельдшерского пункта во время сборов.
Время близилось к полудню.
Разве мы могли предположить, что приключения сегодняшнего дня только начинаются?
Сердечно попрощавшись с жителями деревни и даже с собаками (каким всё-таки быстротечным оказалось собачье счастье), экипаж выдвинулся в сторону горной гряды. За руль сел Мозес….
По нашему глубокому убеждению, ралли по бездорожью – это то особое, адреналиновое удовольствие, которое должен испытать хоть раз в жизни любой мужчина и любой автолюбитель. Мы не первый раз оказывались в подобной ситуации и были уверены, что готовы к любым испытаниям….
Профессиональная езда по бездорожью предполагает, что вы умеете применять свои навыки, даже не задумываясь об этом - управление автомобилем в экстремальных условиях должно находиться на уровне инстинкта!
И, конечно, очень важен еще один нюанс: поездки по бездорожью требуют надлежащего уровня психологической подготовки водителя. Это значит, что вы должны научиться не паниковать в сложной ситуации, уметь оказывать первую помощь себе и окружающим, если это понадобится, а также хладнокровно просчитывать, как можно решить ту или иную задачу, исправить положение. Безусловно, любой член экипажа, вынужденного передвигаться по сложной (архисложной) местности - не психолог, и не может воздействовать на своих товарищей, окажись они «слабым звеном», но контролировать хотя бы себя он просто обязан!
Сейчас мы ехали по горным перевалам, внутри буша, по местности, о которой сказать «пересеченная» - значит ее похвалить. Двигателю (да и нам тоже!) словно не хватало кислорода, потери мощности достигали, навскидку, примерно сорока процентов. А дорога - вся! - состояла из одних подъемов и спусков, закрученных донельзя. Казалось, там и пятидесяти метров прямого пути нельзя было сыскать. Грунт смешанный, то песчано-глинистый, то каменистый, вокруг одни скалы, много обвалившихся обочин. В нескольких местах, сразу за «слепыми поворотами», куда Мозес поначалу пробовал влетать на всей скорости, дорога обрывалась в многометровые провалы. Время же, отведенное для доезда в Этангу, было жестко ограничено: с одной стороны, лимитировано световым днем, с другой – подстегнуто возможной грозой. Проводник объяснил, что в том случае, если мы не пересечем русло «главной», по его словам, реки до ливня, то ждать спада воды нам предстоит еще сутки. Поэтому мы перестали думать о том, чтобы не повредить автомобиль, а лишь слушали как камни, вылетающие из-под колес, рикошетом разлетаются в разные стороны, иногда опускаясь даже на крышу. На некоторых участках камни выбивали о днище автомобиля самую настоящую дробь.
Однако тот участок дороги, который мы назвали трудным и сложным в начале пути, оказался просто детской забавой в сравнении с теми местами, где мы оказались двумя часами позже. Теперь мы не ехали. Мы пробирались… Мы просто старались не остаться в этих лесах навсегда.
За рулем по очереди перебывали все. Инна – бессменно на штурманском месте. Те, кто в данный момент не вел автомобиль, бежали рядом с ним, справа и слева по борту и на несколько десятков метров впереди. Буш стал таким плотным, что приходилось постоянно тормозить, чтобы разрубить и оттащить в сторону плотные сплетения ветвей или разобрать каменистый завал. Все те кусты и деревья, высота которых не превышала полутора метров, а толщина ствола – детскую руку, мы просто таранили джипом. Вены пересохших рек спутались в один большой клубок, мы перестали их высматривать и считать, а просто скатывались внутрь и пытались «вынырнуть» с противоположной стороны, отчетливо понимая, что этот спуск или этот подъем легко могут стать последними – машина просто перевернется на крутом склоне.
И надо свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа….
Миша напевал сквозь зубы, то и дело отлепляя футболку от кровоточащих царапин, оставленных шипами дерева «погоди-постой». Пот тек на раны и отвлекал от дороги. Инна поражалась не только его мужеству, но и выдержке двух остальных мужчин: Петрович и Андрей в минуты редких перекуров еще успевали ставить штативы и делать снимки. Мозес тоже вел себя очень достойно и панику в его глазах мы заметили всего один раз, когда африканец честно признался, что заблудился….
Но поскольку дороги все равно не было, а было лишь общее направление движения на северо-запад, то и ругать Мозеса за неосмотрительность не имело смысла.
В какой-то момент обрывы стали значительно круче, завалы камней встречались всё чаще и их уже нельзя было разобрать руками… В какой-то момент наша машина скатилась в провал, чудом задержавшись на большом камне, оторвавшем нам заднее крыло… Кенгурятник был смят, а бока и крыша процарапаны так, словно мы проехали сквозь узкую калитку, утыканную острыми гвоздями. Но! Лихорадочно горящие глаза Мозеса и блуждающая улыбка, то и дело кривящая его тонкий рот, без слов сказали нам о том, что конец сложнейшего пути близок. И действительно: буквально через десять минут показалось русло самой широкой реки из тех, которые нам встречались до этого и джип смело рванул по крутому склону. Дно было почти сухим. Небольшие илистые лужи – не в счет. Через три минуты мы уже вскарабкивались на противоположный берег и мгновение спустя катили по вполне проезжей узкой дорожке, на которой легко угадывались следы машин.
- Йес! Мы сделали это! - с восторгом заорал наш проводник и от полноты чувств обнял смертельно уставшую Инну. – Теперь еще семьдесят километров по этой прекрасной дороге, потом двадцать по дороге просто отличной, и мы в Этанга! И пусть идет дождь. Пусть опускается солнце – нам все равно! Мы справились!
Часы показывали пять часов вечера.
- Мозес, обозначает ли это, что мы доберемся до Этанги уже в сумерках?
- Ну да…
- И ночевать сегодня мы будем не у химба?
- Получается, что нет.
- А где?
Этот вопрос поставил проводника в тупик. С одной стороны, Этанга – небольшой поселок, где живут все старейшины коммуны химба. И Мозес может легко найти с ними общий язык и даже остановиться на постой у кого-нибудь в доме. Но захотят ли его чернокожие братья принимать чужаков, которых химба не очень жалуют? А останавливаться в лесу или в чистом поле нельзя. Все земли близ Этанги поделены между зажиточными деревнями и за постой чужака они могут назначить просто фантастическую цену, например, равную по стоимости цене трех коров. А это столько, сколько сам Мозес не зарабатывает и за год. Есть, конечно, шанс, что удастся получить разрешение пастора на ночевку в строящейся церкви….
Насколько Мозес помнил, коммуна два года назад получила от какого-то щедрого немца пожертвования на возведение храма в Этанге и обустройства при нем кемпинга. Ночевки туристов в этом кемпинге, теоретически, были выгодны коммуне: они сулили небольшой, но стабильный доход. Ведь до сих пор Этанга не входила в число туристических зон Намибии, и иностранцы добирались сюда крайне редко, чаще всего, сбившись с дороги на пути в Эпупу.
Однако, жители Этанги, затеяв грандиозное строительство, успели лишь возвести навес над расчищенной площадкой, тщательно покрыть его соломой и оборудовать возле навеса место для костра, а так же сложить небольшую каменную печь и конурку туалета. Всё. На этом деньги кончились. Вряд ли пастор или даже староста коммуны могли их украсть. Нет. В их честности Мозес не сомневался. Скорее всего, деньги были просто пропиты вместе со всеми жителями городка. А это уже вполне достойное применение для любого пожертвования: однова живем!
Спустя полтора часа джип вынырнул из буша на официальную трассу и во весь отпор понесся к вожделенной Этанге. Скоро и сам городок предстал перед глазами путешественников во всей своей предзакатной красе. Находился он меж двух высоких холмов, в излучине реки, по берегам которой росли огромные, совершенно не типичные для Намибии деревья: какие-то африканские клоны наших тополей и кленов.
- Мозес, это что за красота? Как они называются?
- Мопане и Албида.
- Это на химба?
- Это на английском.
(Сразу скажем, что, вернувшись в Россию, мы так и не смогли найти ни в одном словаре точное русское название деревьев-гигантов).
Под кроной одного из таких деревьев и приютилась будущая церковь. Соломенная крыша, вознесенная над несколькими столбами-опорами, выглядела вполне цивильно, а прямоугольник земли под ней был чисто выметен. Крыша имела форму пирамиды, а вершину ее украшал небольшой деревянный крест черного цвета.
- Выгружайтесь, и ждите меня здесь! Я поеду искать старосту и пастора. Только не заходите внутрь храма. Местные жители могут разозлиться.
- Внутрь, это под навес? – Миша развеселился. – Передай пастору, что мы тоже христиане и нам можно.
- Вас не пастор будет бить, а простые пьяные жители. Сейчас вечер и все они успели сходить в бар.
- А тут и бар есть?
- Миш, ты что, не обратил внимания? – вмешалась Инна. – Сначала мы проехали школу, с рекламой презервативов, потом был ржавый вагончик-супермаркет, а потом еще один, тоже ржавый, но чуть побольше… Возле него стояло два пластиковых стола, валялась куча пивных бутылок и мигали две лампочки – красная и зеленая….
- Да ладно…? Ты думаешь, что этот сарайчик в самом деле бар? А я уж было собрался пойти попить кофейку…
- Ни в коем случае никуда не отходите! – Мозес повысил голос. – Это очень опасно. Тут много бандитов. Я постараюсь вернуться через полчаса.
Однако вернулся наш проводник еще быстрее. Рядом с ним на переднем сидении сидел пожилой африканец, с заплаканными, покрасневшими глазами и дрожащими губами.
- Друзья! У нас есть лекарство? Младшую дочь старосты укусила эфа. Малышка умирает.
- Нет… Увы… Но ведь что-то можно сделать? Где-то есть сыворотка?
- Только в Опуво. Но у старосты нет машины. Ему не на чем отвезти в госпиталь дочь.
- Господи, что ж вы медлите? Берите наш джип и езжайте! – Миша быстро достал из багажника стол, стулья, чайник и кое-что из продуктов.
- Вот, дайте сейчас девочке эту таблетку, - протянул Андрей отцу средство от аллергии. – Ей станет чуть-чуть легче. Вы успеете доехать до больницы.
- А как же вы? Вы доверите мне машину, вещи и все остальное?
- Мозес, не говори ерунду. Лучше поторопись, чтобы успеть вернуться до утра. Сколько там километров, если ехать по более-менее приличной дороге? Семьсот туда и обратно? Ну и ночка тебе предстоит! Кстати, вот деньги на бензин. Вдруг не хватит…. И заодно попроси старосту, чтобы нам разрешили тут переночевать.
- Конечно, конечно, оставайтесь! – благодарно расплакался глава коммуны, когда Мозес перевел ему наши слова. – Я сейчас пришлю к вам своего старшего сына. Он поможет разжечь костер, принесет дрова и будет охранять вас всю ночь.
- Да мы и сами, в общем-то, справимся. Но, в любом случае – спасибо!
Взвизгнув покрышками, машина умчалась.
Мы остались сидеть на самом краю земли, без связи, без машины и палаток, под бескрайним и очень близким звездным небом, любуясь на перевернутую чашу луны и чернеющий на ее фоне крест недостроенного храма.
Господи, сделай так, чтобы малышку довезли до больницы вовремя!
Глава 14. А тем временем в Палмваге…
Влад ни разу не пожалел, что принял решение остаться с основной группой. Конечно, душа его болела и за тех, кто пустился в отчаянную авантюру по поиску первозданных химба. После сезона дождей дороги на севере страны были почти не проходимы. Об этом ему сказали его же коллеги из ЮАР, сотрудничающие с местными турагентствами. Традиционно, по северам, ездят лишь самые отчаянные экспедиции, да и то они, как правило, от Опуво сразу направляются в Эпупу, отклоняясь от трассы максимум на километр, в придорожные деревни. Такой рискованный зигзаг, который предпринял экипаж «Бригантины», нормальному путешественнику показался бы эпатажной бравадой. Но, видимо, у Михаила и его товарищей была своя логика.
Задача, поставленная перед двумя оставшимися экипажами – «Маяком» и «Якорем» - тоже была не самой простой. Им предстояло проделать огромный путь – почти полторы тысячи километров. И, заметьте, тоже не по трассам. Кроме того, предполагалось, что во время этого марш-броска будут сделаны основные фото- и видеосъемки намибийской флоры и фауны, без которых книга и фильм об этой прекрасной стране просто не состоялись бы….
Но легко сказать: снимайте животных и птиц. Вы сами попробуйте сделать это не в засуху, когда сгорает вся трава и жухнут листья, не в период массовых миграций, а в период дождей! Тогда, когда вся живность занята воспитанием только что рожденного потомства и старательно прячется в зарослях, не испытывая жажды и необходимости выходить к общим водопоям. Влажный сезон – сложнейший и наименее плодотворный для путешествий натуралистов. Это знают все.
Но наши ребята не отчаивались. Если была хоть малейшая надежда выполнить задуманное, то они это сделают обязательно!
Но уже в первое же сафари в Палмваге все пошло наперекосяк.
- Я предлагаю максимально плодотворно использовать каждый час, - предложил Константин Буренков, договорившись с Женей о том, что именно на них ляжет основная тяжесть работы. Влад должен будет опекать и всячески защищать дам. – Мы можем стартовать утром сразу за «Бригантиной», не дожидаясь рассвета и завтрака. Я слышал за ужином разговор англичан, они каждое утро выезжают на съемки львиной охоты. Мы вернемся в лодж примерно к полудню, перекусим, и снова поедем в саванну, чтобы застать вечерний перегон копытных. Жень, ты как смотришь?
- О! Я тоже видел этих англичан…. Ты думаешь, им можно доверять?
Об английской чете, остановившейся в Палмваге, нужно сказать особо….
Если бы герои Жюля Верна, или египетские путешественники Агаты Кристи могли бы ожить, то они просто обзавидовались этой британской парочке, возомнившей себя великими исследователями Африки. У них было безупречно всё: пробковый шлем супруга, плотная парусиновая панама жены, его отутюженные льняные бриджи, соревнующиеся остротой стрелок со складками ее плиссированной юбки, ну и, конечно же, одинаковые сафари-куртки, с декоративным патронташем и десятком накладных карманов. Карманы были пусты, увы, а высокие трекинговые ботинки из кожи буйвола уместны так же как кроссовки на балу: ни он, ни она ни разу не вышли из специального смотрового автомобиля, так что подвернуть щиколотку могли разве что на пути от ресторана к бассейну… Англичан не смущало то, что фотографировать животных они собирались самыми дешевыми мыльницами, главное - выглядеть комильфо.
На рассвете российские путешественники снова столкнулись с этой парочкой в лобби лоджа. Местный водитель-экскурсовод демонстрировал тем увесистый кусок вырезки, завернутой в фольгу.
- Надюш, быстренько поинтересуйся, зачем они берут с собой мясо? – глаза Константина азартно блестели, а сам он напоминал веселого пойнтера, учуявшего дичь. – Возможно, этим мясом можно привлечь хищников? Может быть, нам стоит поступить так же?
- Сэр, простите, для какой цели вы берете с собой говядину? – вежливо и послушно поинтересовалась Надежда у экскурсовода.
Но вместо чернокожего парня в беседу вступил САМ английский сэр:
- Во-первых, у нас принято говорить «доброе утро». Во-вторых, спрашивать, как дела, и только, в-третьих, задавать тот вопрос, который вас интересует, предварительно узнав, захочу ли я на него ответить.
- Ладно. Здравствуйте и как дела? Только вы со счетом перепутали….
- Что?
- В-третьих, я должна узнать, могу ли я задать вам вопрос, в-четвертых, поинтересоваться, захотите ли вы на него ответить, а в-пятых уже спрашивать, зачем вам мясо?
Водитель-африканец захихикал и тайком показал Наде поднятый кверху большой палец…. Увы, он же и признался минуту спустя, что никакой военной хитрости его сверток не содержал. «Великие исследователи Африки» собирались этой говядиной позавтракать, изжарив ее на гриле на ближайшем к лоджу привале.
- Ой, я тоже хочу шашлычка! – захныкала Лера, которая обожала все мясное и жареное.
- Торжественно обещаю, - утешил ее Константин, - что мы организуем с тобой это мероприятие, но только в Эпупе. Когда встретимся с нашими экстремалами. А пока у нас и без этого буржуйского барства полно работы….
Рассвет еще толком не наступил, но уже чувствовался в сизо-розовом мареве прозрачной дымки, висящей над горизонтом. Росы, как таковой, не было. Но ее незримое присутствие позволяло джипам ехать на небольшом расстоянии друг от друга, не задыхаясь в клубах пыли, поднятой колесами первой машины.
- Эх, как же хорошо! – восхитилась Людмила, подмигивая Надежде и вдыхая в приоткрытое окно нежнейший аромат саванны. – Даже если никого не увидим, так хоть подышим на славу!
- Да уж, девочки! – захохотал Костя, - Я как вспомню Кэйп Кросс и дивные ароматы морских котиков, сразу радуюсь, что не выбрал в юности профессию зоолога….
Удивительно, но и в «Маяке» в это время тоже вспоминали Берег Скелетов и Берег Морских Котиков. Видимо еще долго словосочетание «большие скопления животных» у всех нас будут ассоциироваться не с числом, а с запахом.
- Помнишь, Инка, какие глаза у тебя были? – веселился Женя, глядя на супругу. – Согласись, выдержать это «развлечение» и наблюдать за животными достаточно долгое время можно либо с хроническом гайморитом, либо испытывая профессиональный интерес к происходящему. Ничего из перечисленного, увы, у нас под рукой не оказалось.
- Ага, - кивнула головой девушка, - Даже когда мы вернулись в машину и включили кондиционер на максимум, минут десять ртом дышали. Затем попробовали дышать носом. А запах все равно оставался.
- Внимание, впереди по курсу страусы! – предупредил Влад. – Кстати, смотрите, как интересно. Вон, видите, справа от нас большая семья. А чуть в стороне от нее – одинокая птица. Я точно не знаю, но предполагаю, что это страусиный дозорный. Мне часто доводилось подобную картину наблюдать. Семейство обедает, или просто отдыхает, а один страус ходит вокруг них кругами, словно охраняет….
В подтверждение слов нашего гида, храбрый страус-охранник, находившийся совсем рядом с дорогой, опровергая мнение от трусости своей породы, не стал прятать голову в песок, а решительно направился в сторону джипов. Но смелости его хватило ненадолго, и, заметив, как из окон автомобилей выдвинулись странные щелкающие предметы, отражающие в зеркалах объективов восходящее солнце, голенастый самец побежал. Перемахнув через несущееся на него перекати-поле, страус оказался прямо на дороге, чуть не перед капотом автомобиля. И вот тут-то его страх стал уже неподдельным. Исполинская птица неслась вперед, следом за ней, по стиральной доске гравийной дороги, тарахтели и рычали машины, и со стороны все выглядело так, словно какой-то чудак-режиссер решил устроить соревнования между живой и неживой природой.
- А скорость-то уже под семьдесят!- с восторгом закричал Женя, высунувшись до предела в окно с видеокамерой. – Сколько же он выдержит в таком темпе?
- Будем останавливаться, - перекрикивая мотор, сказал Влад. – Давайте пожалеем птицу!
Из второго автомобиля к затормозившему «Маяку» уже спешили Костя и Лера.
- Вам удалось это снять? – было их первым вопросом.
- Ну да, Женька чуть шею не сломал, пока висел в окне с камерой.
- А я тоже снимала, - огорчилась Валерия, - Но у меня в кадре только ваш джип и комментарии Кости.
Надежда и Людмила засмеялись:
- Мы тоже его прямую речь записали. Правда, в шуме двигателя плохо слышно, что он говорил, но, думается, что не Гёте он цитировал….
- Я, кстати, при дамах никогда не выражаюсь, - обиделся Константин. – Мне просто было сложно ехать за Владом из-за пыли, а обогнать его я не решался. Вдруг бы страуса задавил.
К этому времени большущая птица уже ушла с проезжей части и неспешной трусцой направилась в сторону оставленной без присмотра стаи. Зато из-за плотного кустарника, прямо перед носом первого джипа, вынырнул молодой жираф и застыл в растерянности.
- Ну что ты будешь делать? Фотик в машине! – Лера стрелой метнулась к автомобилю.
Приняв возглас девушки за сигнал к веселым стартам, жираф, повторяя подвиг страуса, припустил галопом по гравию.
- Догоним? – нетерпеливо спросил Женя.
- Не стоит… - Влад отрицательно покачал головой. – Пусть он уйдет с дороги. Впереди, видите, огромные рытвины. Я боюсь, что этот дурашка, если его напугать, все ноги себе переломает.
Однако кадры с бегущим жирафом у обоих экипажей все-таки будут. Юный верзила свернет с пути джипов, но еще долго будет скакать по обочине, высоко подбрасывая ходульные ноги и кося огромным веселым глазом прямо в объектив.
- Влад, а правда, что жирафы никогда не ложатся на землю, потому что потом не смогут поднять голову? – Инну-маленькую интересовало буквально всё о тех замечательных животных, которых она видела в Африке.
- Я слышал несколько иную версию…. Жирафу опасно ложиться, ибо сам процесс вставания с земли (учитывая особенности строения его тела) занял бы минут десять. А в условиях дикой природы – это непозволительная роскошь. Какой-нибудь лев или стая шакалов успела бы с ним разделаться на раз-два. Но жирафы вообще не устают удивлять ученых. Здесь есть что изучать. Ты только представь, какой мощности должно быть сердце, чтобы закачивать кровь к голове, на высоту трех метров! И, действительно, сегодня в природе нет аналогов жирафьему сердцу и кровеносной системе. Эти длинношеие красавцы, по меркам наших бабуль, врожденные гипертоники: у них предельно высокое артериальное давление. С таким давлением только очень необычные особенности строения спасают жирафа от галлюцинаций, когда он наклоняет голову на водопое. Не менее удивителен тот факт, что кровь у жирафа, циркулируя сверху вниз, не скапливается в ногах, и он, допустим, не истекает кровью, поранив ногу. Разгадка этого секрета – в очень прочной коже и внутренних связках, обеспечивающих целость сосудов и нормальный кровоток. Я где-то читал, что конструкторы НАСА разрабатывали космические скафандры по образцу устройства жирафьей кожи. Там суть в том, что все основные кровеносные сосуды и даже капилляры находятся глубоко под эпителием, а потом истончаются (по принципу телескопической антенны) и на поверхность пятнистой шкуры выводятся уже просто микроскопические сосудики. Естественно, при микронном сечении таких сосудиков, кровь в них быстро сворачивается, и даже глубокий порез или рана не приводят к сильному кровотечению.
- А как жираф дышит? Как он ест? Я с трудом себе представляю, как еда или даже вода проходят по его трехметровому горлу. Сколько это времени занимает? Пока прожевал, пока проглотил, пока до желудка еда дошла – уже снова проголодался?
- Ну, вроде того, - Влад засмеялся. – Но там не с пищеварением основная загвоздка. С дыханием! Лёгкие жирафа в восемь раз больше, чем у человека, а частота дыхания – в три раза меньше. Такое медленное дыхание необходимо, чтобы при движении огромных масс воздуха не обветрилась трахея, которая, кстати, длиннее шеи - почти четыре метра! Но самое-самое удивительное явление, которое мало кому удалось увидеть – это рождение жирафенка! Я, например, всю жизнь мечтаю об этом.
- Почему?
- А вот приедем в лодж, и расскажу за обедом. А то ваши друзья обидятся…. Наверняка и у экипажа «Якоря» есть ко мне вопросы.
Гонки по национальному парку и фотоссесии заняли значительно больше времени, чем планировали наши путешественники. Они находились примерно в ста пятидесяти километрах от лоджа, когда стрелки часов приблизились к трем часам дня.
- Ну вот… Пообедали… - искренне огорчилась Лера, юному организму которой пережитые волнения и яркие впечатления шли только на пользу, многократно усиливая аппетит.
- А я тебе говорила, что нужно плотно завтракать! – не преминула воспользоваться подвернувшимся случаем в педагогических целях Людмила.
- Ага… Завтракать… А рассвет кто будет снимать? Пушкин? Я Петровичу обещала и Инне, что у нас тоже будут классные фотографии!
- Всё. Баста. Шабаш! – объявил Влад. – Возвращаемся на базу, ужинаем и решаем вопрос с ночным сафари. Возможно, мы его отложим до Этоши.
- Ну, уж нет! У нас еще в Палмваге не все животные обсмотренные! – повторила нашу любимую шутку Люда.
Это смешное выражение родилось в одном из московских кафе, где мы периодически собираемся на «экстрим-пати», чтобы обсудить новые маршруты «глубоких» путешествий. В тот раз, помнится, Инна-большая предложила «изменить» любимой Африке и не менее любимой юго-восточной Азии и отправиться на Сокотру, уникальный остров неподалеку от Йемена.
- Нет и нет! – перебила ее Люда. – У нас еще не вся Африка обсмотрена!
Так или иначе, но к ужину «Якорь» и «Маяк» прибыли вовремя. Припарковав джипы под тростниковыми навесами, уставшие путешественники направились к лоджу. Возле центрального входа стоял миниатюрный, совсем детский квадроцикл «Stels».
- Ой, квадрик! Стелсик! – захлопала Лера в ладоши. – Мам, помнишь, у меня в детстве был точно такой же. Интересно, кто это сюда с ребенком приехал? Вот бы попросить покататься!
- Ага, будешь как Волк в «Ну, погоди!» на велосипеде Зайца.
- Да, ладно! Никто ж не увидит….
В лодже нам объяснили, что квадроцикл принадлежит группе немецких туристов, прибывших из соседнего кемпинга на ужин. И этих немцев, точнее немок, мы встретили практически сразу за дверьми лобби. Стая безвкусно одетых пожилых женщин, (крупных, рыхлых и очень шумных) отправлялась в ресторан.
- Интересно, какое сегодня здесь мероприятие? – удивилась Надежда, верно оценив профессиональным взглядом дизайнера, что дамы не просто к ужину принарядились, а явно «по поводу». Так, в частности, на многих были надеты просторные хлопчатобумажные футболки с логотипами известных фирм и канареечных оттенков лосины. Юные девушки смотрелись бы в этих нарядах бесподобно, но на зрелых женщинах одежда выглядела, мягко говоря, странно… Спортивная обувь и джинсовые заплечные рюкзаки компенсировались носками в сексуальную сеточку и броской пластиковой бижутерией самого молодежного фасона. Напомним, всем почтенным матронам было хорошо за шестьдесят.
- И у кого из них есть внук, приехавший на квадроцикле? – проворчала Лера.
Словно поняв ее вопрос, дамы расступились, и мы увидели лидера группы. Людмила хихикнула, Женя икнул, а Надежда громко хрюкнула: в роскошном спортивном трико, имитирующем рисунком рельефные ягодицы, бицепсы, трицепсы и кубики пресса, в полной «защите» с наколенниками, налокотниками и накладками для икроножных мышц, повесив на руку ярко-красный шлем с тонированным стеклом важно шествовал Он, Альфа-Самец, Мужчина Мечты… То, что разукрашенному бонвиану было лет пятьдесят и все его годы, до единого, отразились на морщинистом, одутловатом лице, ничуть не смущало немок. Им он казался самым настоящим Принцем. Если уж не на белом коне, то на красном квадроцикле! Скользнув по нам равнодушным взглядом и позволив собой полюбоваться, Аполлон лениво махнул подружкам ручкой и направился к накрытому столу. Женщины, гомоня и закатывая от обожания глазки, поспешили за своим предводителем.
- Ну, будешь с дяденькой договариваться? – смеясь, спросил Константин Буренков, который в обычной футболке и пыльных шортах смотрелся рядом со щуплым и надутым немцем былинным Ильей Муромцем.
- Да ну, цирк какой-то, - расстроилась Лера.
- А давайте поговорим о брачных ритуалах животных, - спас положение Влад. – Ведь то, что мы сейчас видели, в первую очередь, характерно для животного мира.
- Ты обещал рассказать о детенышах жирафа, - напомнила Инна. – Мне кажется, это будет значительно интересней.
Ладно, - не стал спорить наш проводник. – Слушайте. Чудо рождения жирафа мне лично кажется просто Божьим промыслом. И заставляет удивляться продуманности и гармоничности всего сущего. Новорожденный жирафенок появляется на свет, падая с полутораметровой высоты! Только вдумайтесь! Жирафиха не умеет приседать, ее ноги и так всегда полусогнуты. А лечь на землю ей тоже нельзя (я уже говорил раньше, что лёжа она неминуемо станет добычей льва или иного хищника). Голова детёныша, впрочем, как и у других зверей, и у людей, непропорционально велика, что так же дополнительно осложняет роды. Но главное состоит в том, что эта голова соединена с 70-килограммовым туловищем посредством очень хрупкой и длинной шеи. И если новорожденный будет падать головой вперёд, то неизбежно сломает шею. Если он будет падать туловищем вперед, то тоже сломает шею, которая, естественно, будет запаздывать при рождении.
- И какой выход? – опечалилась Инна.
- Природа всё продумала! У новорожденного жирафа очень узкие бёдра задних ног, а шея достаточно длинная так, что голова проходит вдоль тела к бёдрам. Таким образом, сначала выходят задние ноги, новорожденный опирается на них, его голова при этом поддерживается бёдрами, а шея благодаря чрезвычайной гибкости остаётся в целости.
- Лихо закручено! – одобрительно присвистнул Костя.
- Вот именно, что закручено! – восхитился Женя. – Да, Влад, я теперь понимаю, почему тебе хотелось посмотреть на роды жирафенка. Это, наверное, действительно редкое зрелище.
- Но, говорят, что некоторым повезло, и они даже сфотографировали этот процесс. Правда, не здесь, а в ЮАР. И не в это время, а буквально двумя месяцами ранее.
- Договорились! Следующий раз мы приезжаем к тебе в Кейптаун в январе, как раз на зимние каникулы. Будем работать жирафьими повитухами.
Ночь опустилась так же незаметно, как это всегда случается в Намибии. Засидевшиеся допоздна путешественники, позевывая и потягиваясь от усталости, неохотно расходились по номерам. Зевала и Надежда. Она просто не догадывалась о том, какой сюрприз преподнесёт ей наступающая ночь…
Глава 15. Химбийские будни.
Не прошло и часа, как перед странноватым храмом-шатром призраком ночи появился наш джип. Мозес? Но откуда? И что значит его возвращение? Неужели то, самое плохое, о чем и подумать страшно? Но ведь это не справедливо! Малышку укусила эфа, а это, как ни крути, не самая опасная змея планеты. Точнее, сегодня можно рассчитываться на то, что своевременно доставленный в больницу после укуса эфы человек – останется жив и почти здоров.
- Мозес, что?
- Молитесь. Молитесь богу!
- Где девочка?
- Неподалеку от Этанги мы обогнали машину местного фермера. Он лично знает шефа коммуны и с радостью согласился помочь ему. Теперь они едут в Опуво вместе.
Ф-фух…. Действительно, слава Богу! Будем верить, что все обойдется. Кстати, если вам когда-нибудь доведется бывать в пустынях Севера, или Юго-Запада Африки, в песках Узбекистана или на юге Аральского моря, а так же во многих регионах Индокитая, вплоть до Цейлона, то встречи с эфой вы, скорее всего, не избежите. И не только потому, что эф много. Просто их яркая окраска – цепочка белых пятен на позвоночнике, которые видны даже темной ночью – бросаются в глаза больше, чем защитная маскировка других змей. Да и не услышать эфу трудно: при малейшей опасности (а человек для эфы – серьезная опасность) змея издает резкий свистящий звук, похожий на взмах казачьей шашки – вж-ж-жжж-ик…. Напасть на человека или животное эфу могут заставить только крайние обстоятельства – например, угроза собственной жизни или потомству. Второе – вероятнее всего. Эфа – живородящая змея и отличная, самоотверженная мамаша. Сейчас, в марте, у эф родилось по десять-пятнадцать детенышей похожих на серенькие карандаши.
Скорее всего, дочка старосты, как и все малыши, любит играть в самых заброшенных и труднодоступных местах: старых, разрушенных домах и хижинах, в завалах строительного мусора и камней… А их-то и выбирают эфы для гнездования. Кроме того, маленький ребенок мог и не среагировать на предупреждающий свист-шипение эфы, за что и был наказан змеей, защищающей своих новорожденных чад.
Но как там обстояло всё на самом деле, увы, мы уже не узнаем, ибо прямо на рассвете отправимся в сторону «главной вершины» Каоковельда, как именовал ее Мозес, в самую «красивую» деревню региона – Омбангону.
Уместно напомнить, что племена химба – условно оседлые. То, что они занимаются скотоводством, совсем не привязывает их к какой-то определенной точке района. Как только пастбища оскудевают, местные жители со всем скарбом снимаются с насиженных мест и отправляются на поиски новой «родины». И лишь несколько деревень химба могут похвастать тем, что существуют на своем месте больше пятидесяти лет. Как правило, жители этих деревень занимаются не только разведением коров и коз, но еще и примитивным земледелием. Вот в такую – большую, старую и тем знаменитую деревню – и лежал наш путь.
Ночь выдалась спокойной и была омрачена лишь небольшим казусом, произошедшим с нашим плутоватым проводником.
Плотно поужинав, Мозес собирался преспокойно отправиться на боковую: мытье посуды или уборка территории им старательно игнорировались.
- Дружище! Ты не хочешь Инне помочь? – поинтересовался Михаил, который вместе с друзьями разбирал палатки для ночлега.
- Это не мужское дело! – насупился африканец.
- Правда? Ну, тогда займись настоящей мужской работой: принеси дров для костра. Пока мы тебя ждали и готовили ужин, дрова прогорели. А нам бы очень хотелось еще пару часиков посидеть у костерка, поболтать за жизнь, сделать кое-какие записи.
Ворча, размахивая руками и красноречиво покачивая головой, Мозес, тем не менее, отправился за периметр церкви. Он боялся ослушаться Майкла. Через минуту он уже шел обратно, волоча к костру большую сухую ветку.
- Отлично! – прокомментировал добычу Миша. – Теперь сломай ее и брось в огонь.
Мозес нехотя подчинился…
- А! А-а-а!!! А-а-а-а-а!!!!! – крик нашего приятеля перешел на ультразвук и разбудил, вероятно, всех жителей и собак Этанги. Мы горохом посыпались с крыши джипа:
- Что? Что случилось?
- Скорпион…. Меня укусил скорпион….
Мозес прыгал на одной ноге, зажав рукой шмат просторной штанины.
- Дай гляну, - Андрей попытался разжать ладонь испуганного гида.
Вместо этого Мозес рывком снял штаны, оставшись во вполне цивильных плавках, повалился на землю и начал кататься по песку, прижав к груди укушенное колено.
- Инн? – Андрей вопросительно посмотрел на приятельницу.
- Супрастин? Димедрол?
- Лучше преднизолон. Надежней.
- Только я не буду ему делать укол. Он так орет, что у меня руки дрожат.
На самом деле у Инны дрожали не только руки, но и голос.
- Не переживайте. Я уколю. – Петрович редко проявлял в таких делах инициативу, полностью полагаясь на медицинские навыки и знания супруги, но в этот раз он понял: укол придется делать ему. И дело не только в том, что Мозес своими воплями, действительно, действовал женщине на нервы. Просто почему-то (и никто не мог понять почему) отношения этих двоих не задались изначально: она подозревала ее во всех смертных грехах, он платил ей молчаливым бойкотом.
Увидев шприц, Мозес заорал еще громче (минутой назад казалось, что подобное просто невозможно). Однако, скрученный тремя парами сильных рук, он только тихо заскулил, когда тонкое жало немецкой иглы впилось ему в бедро.
- Андрюх, ты уверен, что внутримышечного достаточно? Может, надо было в вену колоть? – Андрей-второй смотрел на товарища вопросительно.
- Сейчас март. Начало марта. А я, если ничего не путаю из рассказов профессора Дроздова, помню, что с января по март укус скорпиона практически безопасен. Так что наше лекарство носит, скорее, психологический характер. Можно было просто прижечь место укуса спичкой, чтобы яд разрушился, и все…
Мозес, обиженный, укутанный в плед и дрожащий, словно заяц, сидел у костра, посасывая пиво. Его он выпросил у Миши под предлогом снятия стресса и жуткой боли. Возможно, что и весь фокус со скорпионом был придуман для того, чтобы эти русские трезвенники расщедрились на бутылочку обожаемого им напитка….
Утром о ночных приключениях уже никто не вспоминал. Впереди ждала Омбангона, а добираться до нее предстояло не меньше четырех часов. Однако дорога, вопреки опасениям, оказалась значительно лучше той, по которой пришлось ехать накануне. Точнее, дороги, как таковой, не было и сегодня. Зато не было и огромных каменных валунов, коварных пересохших русел, обрывов и непроходимого частокола колючек. Под колесами поскрипывал влажный песок, буш превратился в мелколесье, даже цвет листвы изменился с пыльного серо-зеленого, на почти изумрудный.
- Типичный крымский пейзаж, - высказал Петрович общее мнение.
За все четыре часа дороги мы не встретили ни одной живой души и ни одной деревеньки. Это было довольно странно. Если верить словам Мозеса, сейчас наш джип ехал по самому сердцу Коаковельда, по земле обетованной первобытных кочевников, жить в которой мечтает любой химба.
Джип петлял между деревьев, солнце припекало, молчание в салоне затягивалось…
- Миш, а ты чего такой задумчивый? – с подозрением покосилась на водителя Могилева.
- А? Что? – Михаил провел по лицу ладонью, словно снимая с него паутину. – Не знаю… Так,…. вертятся в голове обрывки мыслей…. Вот смотри: мы ехали в Намибию в поисках женского идеала. Согласна?
- Нет. Я ехала в поисках красивых женщин. И только. Без «идеалов».
- Не придирайся к словам. Думай глубже. Ведь не просто же красивые лица нам были нужны? Я, например, почему-то верил, что здесь, на девственной земле, не тронутой цивилизацией, еще остались те женщины, о которых писалось в библейской «Песне песней». Там, в Москве, в шумных офисах и многокилометровых пробках наши попытки представить себе идеальную женщину заведомо обречены на неудачу. И в этом есть смысл! Никто из нас никогда не видел ту, о которой читаем в «Песни песней». Мы не можем сказать, на кого она была похожа, какой у нее был голос, какие глаза. Мы ничего не знаем о ее жизненных предпочтениях, о её темпераменте. Но мы всё равно надеемся, что на Земле еще остались места, где живут такие вот Суламифь – богоданные, идеальные с точки зрения продолжения рода и достижения гармонии двух составляющих «Он» и «Она».
- А мне ближе другая трактовка идеала. Не ветхозаветная….
- Что ты имеешь в виду?
- Ну…. Наверное, акунинскую схему. Помнишь, его «Пелагию»? «Митрофаний всегда говорил, что мужчину делает жена, и для наглядности пояснял свою идею при помощи математической аллегории. Мол, мужчина подобен единице, женщина — нулю. Когда живут каждый сам по себе, ему цена небольшая, ей же вовсе никакая, но стоит им вступить в брак, и возникает некое новое число. Если женщина хороша, она за единицей становится и ее силу десятикратно увеличивает. Если же плоха, то лезет наперед и во столько же раз мужчину ослабляет, превращая в ноль целых одну десятую».- Инна процитировала отрывок почти дословно, так как в свое время много думала на эту тему.
- Это о другом, Инночка. Это о той лотерее, в которой мы все потихоньку участвуем, и которая называется жизнью. Идеал не может быть жизнью. Ты его должен просто увидеть, осознать, что он есть, что он зачем-то придуман Богом… А дальше ты будешь продолжать играть в свою лотерею, памятуя об идеале не мозгами (Его Величеством Мозгом), а собственной Душой, сердцем, всем своим существом. Мозги ты угощаешь книгами и интернетом, тело кормишь кашей, яблоками, мясом и фитнесом на десерт. А чем ты кормишь душу?
Ответа не последовало.
Наверное, его и не могло быть….
Мы снова погрузились в молчание.
Лишь Мозес, который до этого периодически сообщал с заднего сидения общее направление движения, внезапно оживился и попросил Мишу уступить ему руль.
- Что, брат, приближаемся?
- Да! Я чувствую запах химба.
Мы принюхались. Ничего. Воздух, как воздух: чистый, свежий и чуть сладковатый. Возможно, Мозес учуял дым костров? Но вроде дымом совсем не пахнет.
Вдруг из-за большого термитника, напоминающего высокий остроконечный шалаш, показалась странная процессия: паренек лет тринадцати верхом на осле и два мальчишки примерно семилетнего возраста. Эти двое бежали рядом с ослом, держась за кожаную попонку с двух сторон. По радостным улыбкам ребят стало понятно, что спешили они именно на звук нашего джипа. Мозес приоткрыл окно. «Мора! Овиунда. Онганга. Омуказенду. Омихоко.»…. Он говорил, конечно, и еще какие-то слова. (Наш проводник вообще был весьма многословен). Но мы разобрали только те, которые успели выучить за время недолгого путешествия: «Крааль. Женщины. Семья» и, конечно же «Доктор, врач»! Ну, еще бы! Естественно, наш плут не мог не похвастаться тем, что привез в деревню передвижной госпиталь.
- Блин! Миссия «Врачи без границ»! – тихо ругнулся Андрей Костянов. – Ну, какие мы, к черту, онганга? Сейчас опять люди выстроятся в очередь, и вместо того, чтобы просто пожить настоящей жизнью племени, мы с Могилевой будем весь день раздавать таблетки. А это крайне плохо. Во всех смыслах. Мы не медики и не имеем права оказывать медицинскую помощь!
- Мозес! – зашипела Инна. – Если ты еще раз скажешь кому-нибудь, что мы врачи, это будет обозначать наше немедленное расставание.
- А разве ты не хочешь помочь бедным химба?
- Я не могу помочь. Ни бедным, ни богатым. Я историк, журналист, да кто угодно…. Но я не умею лечить людей! И никто из нас не умеет. Можешь ты это понять? Любая таблетка, которую ты обещаешь своим землякам, может оказаться для них смертельным ядом.
- Учителя спасли…. Сына Ятирохьи спасли…. Дочку шефа коммуны спасли…. Мозеса спасли, - принялся загибать пальцы гид.
- Ты нас понял… - перебил его причитания Михаил. – Давай без самодеятельности. Спасибо, что привез в деревню, дальше мы уже сами будем договариваться. Хорошо?
Не смотря на то, что в джипе обстановка была накаленной, наши лица, обращенные к мальчишкам, продолжающим неотступно сопровождать джип, светились улыбками. Забавные, смуглые, в набедренных повязках и старых, линялых футболках подростки радостно хохотали и порывались максимально приблизиться к автомобилю. По искреннему удивлению и восторгу, написанному на их лицах, можно было понять, что автомобиль в этих краях – огромная редкость. Может быть, они и видели нечто подобное, но когда-то очень давно и, скорей всего, один раз в жизни. Примерно таким было бы выражение наших физиономий, году, эдак, в 1960-м, если бы в наш тихий арбатский дворик, или на рязанскую улочку, или в астраханские плавни приземлился тот самый космический спутник, о котором мы так много слышали по радио и от родителей….
В скором времени показалась и сама деревня.
Да, Мозес не подвел. Это был действительно большой и обжитой крааль, пожалуй, самый большой из всех, что мы встречали прежде. Наверное, это был и самый старый крааль в округе, но как оценить его возраст не специалистам? Если же оценивать только размер деревни и привычным для нас способом, то он составлял примерно соток шестьдесят - семьдесят. Однако, за высоким частоколом забора мы увидели всего трех дам элегантного возраста (среди них была и королева) и ватагу ребятишек, числом более двадцати. Где же остальные? Папы, мамы этой ребятни?
- Все на огородах, - успокоил нас Мозес. - Точнее, почти все. Часть женщин отправилась за скотиной, а некоторые ремонтируют дальние загоны.
- А мы можем их увидеть?
- Почему нет? Но нам придется взять в джип кого-нибудь из ребятишек. Сам я не найду ни огородов, ни загонов….
- Королева не против нашего соседства?
- Она сказала, что мы можем тут жить. Только справлять нужду мы должны далеко от деревни и в стороне, противоположной той, куда ходят химба.
Обалдеть! Оказывается, химба не менее щепетильны в вопросах чистоты, чем дамара? Впрочем, порядок в краале говорил сам за себя. Даже в той загородке, где каждый день ночевали дойные козы, было относительно чисто. То есть, козьи катышки валялись повсюду, но создавалось ощущение, что это случайная оплошность. Во всяком случае, мы смело шагали по территории крааля, не высматривая, куда поставить ногу, чтобы не вляпаться в коровью лепешку.
- Ну что, едем? – Мозес уже сидел на водительском сидении, взяв на колени очаровательную девочку лет семи.
Мы не выдержали и рассмеялись. Действительно, картина была презабавной. Большие глаза юной барышни стали просто огромными. И этими глазами-блюдцами она непрерывно вращала, переводя взгляд с предмета на предмет, с панельной доски на забытые Инной салфетки, с бесполезного навигатора на пачку Мишиных сигарет. Но еще выразительней были лица ее сверстников-мальчишек….. Мужчины не плачут! Иначе они тут же разрыдались бы в голос от невозможности оказаться на месте своей подружки. Они стояли в трех шагах от машины, вытянувшись в струнку, едва дыша, ощупывая босыми ногами след протектора, который джип оставил на мягком песке. Стоило мотору взреветь, как мальчишки издали ликующий вопль и галопом припустили вслед за нами, не спуская взгляд с машины, благо, передвигаться по рыхлой почве мы могли с черепашьей скоростью.
Но еще удивительней было поведение девочки. В какой-то момент Мозес положил ее ручонки на руль и показал, что поворот баранки влево или вправо заставляет джип ехать в нужную сторону. Информация была усвоена мгновенно! Девчушка вцепилась пальцами в руль и уже через пять минут довольно сносно управляла автомобилем, успевая следить за дорогой и продолжая рассматривать в салоне непривычные для нее предметы. Губа закушена, бровь нахмурена, две косички, заплетенные сзади, с затылка на перед, падают на лоб и мешают обзору. Плевать! Она пребывает в раю и делает то, что никому другому из её друзей и не снилось.
Пока мы едем на поиски жителей деревни, пришла пора познакомить вас с нашим небольшим научным исследованием, а именно – с кратким химба-русским словарем, составленным, разумеется, при помощи Мозеса.
Сразу оговоримся, что словарь будет очень лаконичным, ибо, как выяснилось, на многие вещи у химба существует целый ряд табу. Так, в частности, нельзя спрашивать и называть отдельные части человеческого тела (руки, ноги, голову, уши и т.п., кроме волос, точнее, прически). Чужакам также нельзя называть на химба важнейших домашних животных – коров, овец, коз, собак, кур. Под запретом и все слова, которые касаются вождя, королевы, шамана, а так же основных ритуалов. Мозес виртуозно выкручивался из положения, именуя все вышеперечисленное исключительно на английском и старательно делая вид, что не понимает, как это будет звучать на химба. Более того, мы столкнулись так же с тем, что сами необразованные химба при нас именовали своих вождей не иначе как «чиф» или «босс», королеву называли «квин», а собственные имена произносили лишь после того, как нам удавалось завоевать их расположение. Поэтому на заученную Инной фразу «Ами Инна» - меня зовут Инна – они реагировали с энтузиазмом, повторяли имя на все лады, но не спешили представляться сами.
Большие сложности вызвало и название деревьев. Мы совсем не знали намибийскую флору (в отличие от фауны), поэтому даже если химба озвучивали название какого-то растения, записать и идентифицировать его мы не могли. Зато с животным миром таких сложностей не возникло. Правда, в наш словарик попали, в основном, те зверушки, которых мы встретили и могли указать на них пальцем.
Итак, ниже мы приводим то, что нам у нас получилось. В скобках указано множественное число конкретных слов:
Анда (омаанда) – материнский род, матрилинейность
окуБерера (омаберера) – зима (то есть, то время года в которое мы гостили в деревнях). Выяснить названия лета, осени или весны – не получилось.
эХа (омаха) – украшение из бусинок, которое носят на спине, пристегивая к основному ожерелью.
оХере (озохере) – вид местного дикого кролика
оХумба (озонхумба) – ожерелье из раковин
омуХоко (омихоко) – семья (употребляя это слово химба имеют в виду только материнский род)
оруХира (отухира) – кожаный фартук, который носят женщины-химба.
эКори (омакори) – волосы и любые украшения для волос
окаКамбу (оукамбе) – лошадь
окуКутипонго (омакутипонго) – дикий голубь
оКуму – налево (указывается рукой)
оКунене – строго направо (указывается рукой)
омуКазенду (оваказенду) – женщина
омуКундакунда (омикундакунда) – сурикат
окоМакера – церемония дегустации молока
оМбамби (озомбамби) – дукер (хохлатая антилопа)
оМбандже (озомбандже) – шакал
оМбонгоро (озомбонгоро) – ожерелье из ракушек, которое носят только женатые мужчины
оМбуку (озомбуку) – задний фартук, который женщины детородного возраста меняют раз в месяц, после завершения месячного цикла
оМенийе (озоменийе) – антилопа спринбок
оНдату (озондату) – заплетенная назад (о мужской косичке, а так же о косах половозрелых девушек. Мы не уверены, но возможно «ондату» химба употребляют и в переносном смысле, когда хотят сообщить, что юноши и девушки прошли инициацию. Он – женился, она испытала физическую близость).
оНдера (озондера) – птица (вообще) и… самолет
оНдиква (озондиква) – будущее ребенка, его дальнейшая жизнь (Химба, по словам Мозеса, любят колдовать на будущее своих детей, заговаривать удачу)
оНгвинджу (озонгвинджа) – подушка, подголовник (единственная постельная принадлежность)
оНджима (озонджима) – бабуин
оНджупа (озонджупа) – калебас из тыквы
оНджуво (озонджуво) – жилище, хижина
оНдонго (озондонго) – ухват (специальная рогатина для переноски горячей посуды или головешек), в некоторых случаях и просто ложка, которой мешают кашу в котле. Едят химба даже относительно жидкие похлебки и каши исключительно руками.
оНдумбу (озондумбу) – специальный головной убор женатых мужчин
оНганда (озонганда) – деревня (как таковая)
оНганду (озонганду) – крокодил
оНганга (озонганга) – доктор, врач и … цесарка
оНгейяма (озонгейяма) – лев
оНгути (озонгути) – домашний голубь
оНгвари (озонгвари) – турач, птица, похожая на куропатку
оНгве (озонгве) – леопард
оруНджяра (отунджяра) – плоская корзинка
оПуво – конец, край
эРапи (омарапи) – ткань, материя
эРембэ (омарембэ) – прическа
окуРуво (омаруво) – ритуальный костер
окаСени (оусени) – дикая утка
оСколе (озосколе) – школа
отжиУнда (овиунда) – крааль, загон, то, что внутри ограды
оТузо (орузо) – патрилинейность, род отца
отжиВондо (овивондо) – возраст (мне сейчас), во мн. числе о другом человеке
Моро – приветствие в светлое время суток
Нама – в равной степени вопрос и ответ «как дела?» «у меня все нормально», а так же приветствие в темное время суток
Окку Хэппа - одновременно и спасибо, и пожалуйста
Мы уже отчаялись добраться до химбийских огородов (Мозес и его помощница ехали со скоростью не выше пяти километров в час), как машина все-таки остановилась у огромного дерева. К машине тут же подбежали наши провожатые, схватили за руку свою подружку и стали с пристрастием ее о чем-то расспрашивать. Мы же растерянно оглядывались по сторонам. Догадаться, где находится огород, было невозможно. Сплошные кусты и колючки… К тому же, небо внезапно потемнело, загрохотал гром и на землю хлынул дождь. (То, что погода в Намибии может измениться в мгновение ока мы уже привыкли!).
И в этот момент, откуда-то, из-за колючей изгороди, озаренная вспышкой молнии появилась ОНА! Богиня. Нимфа. Называйте, как хотите, но это была именно та идеальная красавица, в поисках которой мы исколесили половину страны….
Глава 16. Ипоса хочет замуж.
Мы стояли под проливным дождем и не верили своим глазам. Неужели всё не зря? Неужели всё правда? Со всех сторон к нам подтягивались молодые женщины и многочисленная разновозрастная ребятня, улыбчивая, как все дети на свете и такая же любопытная. Дождь безжалостно лупил по полуобнаженным телам, смывая с них масло и охру, и возле каждой красавицы постепенно образовалась небольшая красноватая лужица.
Вы не ослышались. Мы действительно попали в царство красавиц. Все химба были статными, идеально сложенными, с голенастыми ногами и такими же длинными вытянутыми бедрами. Короткие кожаные юбчонки отлично подчеркивали красоту и стройность ног. Женские лица (и юных девушек и зрелых женщин) отличались пропорциональностью, не похожей на всё, виденное нами ранее.
Как описать вам их?
Представьте, что Творец, которому надоели наши вечные национальные распри и расовые противопоставления, решил исправить допущенные ошибки и заново вылепить из интернационального человеческого теста что-то более универсальное и симпатичное, чем «хомо сапиенс эпохи интернета». Словом, сотворить «Пятый Элемент»….
Он взял высокие монгольские скулы, миндалевидные персидские глаза, высокий славянский лоб, нервный ацтекский нос, пышные африканские косы-дреды и чувственные египетские губы, выкрасил кожу «идеального существа» в цвет молочного шоколада, а затем припудрил ее карминовыми румянами….
Примерно такие вот Милы Йовович в своей африканской ипостаси и стояли сейчас перед нами, и, нервно притоптывая узкими ступнями, смотрели исподлобья.
Михаил потянулся к фотоаппарату и начал делать снимок за снимком прямо под проливным дождем.
Нужно сказать, что трусишка Мозес под ливень выходить не захотел, и поэтому мы сейчас молчаливо выстроились перед химба, а они перед нами, как представители двух инопланетных цивилизаций, где никто не рискует вступить в контакт первым.
Наша юная водительница крутилась возле машины вместе с деревенскими мальчишками и тоже не собиралась объяснять взрослым, откуда мы свалились на их головы.
Ливень тем временем усилился и стал ощутимо холоднее. Инна не выдержала и рванула в машину за курткой. Андрей-второй ограничился «плащом» из полиэтиленового пакета. Михаил и Андрей-старший, казалось, дождя не ощущали вовсе.
Зато задрожали химбы…. Некоторые из них возвращались с полевых работ, держа в руках куски каких-то тряпок или шкур. Теперь они подняли их над головой и под одним «зонтиком», размером с кухонное полотенце, теснилось сразу по несколько человек. Нашу главную красавицу тоже облепили малыши. Они висели на ней виноградными гроздьями, стараясь прижаться плотнее.
И в этот момент Михаил издал индейский вопль и огромными прыжками понесся от машины вперед, навстречу ливню, одним махом перепрыгивая самые большие лужи. Инна остолбенела. Что за выходка? А ну, как химба перепугаются до смерти?
Но не тут-то было. Дети мигом отлипли от взрослых и бросились догонять нашего приятеля, хохоча и перегукиваясь. Женщины еще минуты две топтались на месте, а потом махнули рукой, расхохотались и тоже помчались по лужам.
- Это такой у вас способ устанавливать контакт с местным населением? – вскинул бровь Андрюша Костянов.
- Не у нас. У Мишки…., - улыбнулась его соратница по намибийскому вояжу и добавила, - А я, кстати, совсем не удивлена. И уверена, что в этой деревне всё пойдет по-другому. Здесь какая-то другая атмосфера. Здесь жизнь чувствуется.
Михаил успел отбежать на довольно приличное расстояние и теперь стоял метрах в пятистах от нас, окруженный ватагой ребятни и размахивал над головой руками.
- Мне кажется, Миша нас зовет… - присмотрелся Петрович. – Мозес, хорош спать! Давай, заводись, поехали к народу. И, кстати, достань из багажника пластиковые мешки, раздадим детям. А то, неровен час, простудятся….
- Тебе надо ты и доставай, - буркнул гид, - А я не хочу мокнуть…
- Мозес! – угрожающе зарычала Могилева и открыла переднюю дверцу. – Это ничего, что мы все под дожем? Доставай полиэтилен и конфеты. Ты прекрасно знаешь, что без тебя никто их не найдет. Одному богу известно, куда ты все умудряешься прятать…
- Так… это… Нет у нас больше плёнки. Я ее еще в первой деревне оставил. Ну и совсем чуть-чуть во второй…. Бедным химба так нужна была эта отличная пленка от добрых белых людей….
- Так….. А конфеты?
- Конфеты есть! Есть конфеты! Целых три пакетика.
- Три пакетика из десяти килограмм? Ты с ума сошел? Нам же тут жить три дня. Чем мы будем гостей угощать?
- О! Химба будут рады всему. Любому подарку. Ты, например, можешь подарить королеве вот эти свои чудесные туфли. А Андрэ, – Мозес покосился в сторону Петровича, - подарит Мозесу свои замечательные кроссовки.
- Андрюха! Инка! Ну, вы идёте, или как? – Михаил уже шел обратно, возглавляя живописную демонстрацию женщин и детей в набедренных повязках. – Я так понял, что скоро коров пригонят, хорошо бы посмотреть, как они их доят, что потом с молоком делают….
- Интересно, как это он «понял»? – попробовал заворчать Андрей-младший и тут же осекся. – Инн, посмотри, как эта красотка на Мишу смотрит? Обалдеть…. Вот это кадр! Да ни одна Золушка на свете таким глазами на своего Принца не смотрела. Миш!!!!! Стой там, не шевелись. Я снимаю!
Но Михаил нас уже не слышал. Дорогу к джипу преградила огромная лужа, возникшая в старом русле пересохшей реки. Теперь вода вспомнила родные берега, забурлила, радостно вспенилась, и наш товарищ присел на корточки, пытаясь поймать шапку обманчивой, мыльной пены.
Неожиданно химба последовали его примеру. Они тоже уселись на корточки и принялись растирать пену между ладонями, иногда забрасывая ее на плечи и волосы. Там, где пена соприкасалась с женскими руками, она мгновенно розовела и выглядела самым фантастическим образом.
Михаил чувствовал себя в родной стихии. И сложно было сказать, сколько этому разыгравшемуся, беззаботному человеку лет: десять, пятнадцать, двадцать, тридцать? Его азарт увлек и детей, и женщин деревни. И только одна из них, та самая Нимфа, стояла чуть в стороне, во все глаза глядя на незнакомого белого человека. Что передавал ее взгляд? Трудно сказать…. Испуг, восторг, ужас, нежность, печаль…. Да всего понемногу. Но вот она гордо вскинула голову и решительно зашагала к нашему автомобилю. Приблизившись почти вплотную, девушка вдруг порывисто обняла Инну, перепачкав той рубашку ярко-рыжими разводами охры.
- Ами Инна, - пробормотала ошарашенная женщина.
- Ами Ипоса, - прошептала девушка, отстранилась и бегом бросилась в сторону деревни….
Наш джип догнал беглянку уже возле огромного коровьего крааля, и как раз в тот момент, когда пожилой пастух и несколько женщин, в том числе Ипоса, пытались загнать животных в загородку. Насколько мы могли понять, в стаде не было быков, только коровы, телки и совсем маленькие телята.
- Быков у них сразу съедают, еще в детстве, - предположил Андрей.
- Ага… А телята тогда откуда берутся? – возразил Петрович.
- Быки есть. Но их мало и их не пригоняют с выпаса, - объяснил Мозес. – Да и этих коров приводят сюда с дальних лугов, чтобы подоить.
- А не проще было сделать наоборот? – удивился Миша. – Взять ведра, или, как они у них называются? Калебасы? И надоить молока прямо на выпасе. Зачем стадо туда-сюда гонять?
- А вот ты сейчас увидишь, - хитро сощурился Мозес и вытер лоб тыльной стороной ладони. – Вы… это…, если захотите помочь, заходите в крааль. А я лучше в машине посижу….
Сказанную им фразу мы поняли лишь мгновение спустя.
Вечерняя дойка коров совсем не напоминала пасторальную картину российской деревеньки, где бабули в ситцевых платочках, ласково приговаривая, присаживаются на скамеечку возле любимой Зорьки и через тридцать минут отходят от нее, неся полное ведро пузырящегося, теплого, ароматного молока.
Здесь было настоящее родео. Две или три женщины и два самых крепких юноши выбирали корову (по каким-то особым критериям) и окружали ее. Корова была уже настороже. Она всхрипывала, пригибала к земле голову, выставив рога, взрывала копытом песок и бросалась в атаку. Парни висли на ее рогах, а женщины умудрялись с двух сторон перебросить веревки, чтобы спутать местной Зорьке ноги. Иногда, перед тем как путы затягивались окончательно, корова успевала сделать по краалю пару кругов, легко разбрасывая по сторонам всех участников «дойки». После того, как беглянка все-таки останавливалась, стреноженная и обездвиженная повисшими на ней людьми, к корове бросалась наша знакомая – Ипоса – с небольшой жестяной баночкой. Примерно такой, как наши банки из под томатной пасты – литр, не больше. За пару минут, очень быстро, девушка надаивала примерно половину банки – чуть больше пары стаканов – и резво отбегала в сторону. Здесь ее уже поджидали подруги, протягивающие Ипосе большие рыжие калебасы. Молоко из банки переливалось в тыкву, и все начиналось сначала.
Поскольку мы неосмотрительно сунулись в загон вместе с женщинами, нам не оставалось ничего, как присоединиться к необычной работе. Точнее, Инна и Андрей все-таки пробовали снимать «процесс», едва успевая уворачиваться от рогов и копыт разъяренных животных, а вот Михаил и Петрович вынуждены были работать и загонщиками и укротителями. Больше всего, естественно, доставалось Михаилу: он не только помогал арканить и вязать коров, но еще и бегал за пределы крааля, куда выскакивали перепуганные телята. Ипоса просто брала его за руку, указывала на удравшего малыша, а Миша ловил его в редколесье и на руках приносил в загон…
- Да уж, работка, доложу я вам, - еле переводя дыхание, пробормотал он час спустя, когда выход из крааля был плотно завален колючками кустарника «погоди-постой», а женщины-химба отправились с полными калебасами молока в деревню.
Увы, но дегустировать парное молочко мы отказались, потому что видели, как вместе с ним в банку Ипосы летели комья земли и навоза, падали мухи, словом… вы понимаете. Зато мы с любопытством смотрели, каким образом химба используют удой.
Каждая женщина брала в руки по тыкве и начинала ее трясти. Взбалтывание длилось минуты три, не более. Сначала мы подумали, что это всего лишь ритуал, но оказались не правы. Через три минуты в большой котел женщины снова вылили молоко, а в большую деревянную миску вытряхнули большие пенные шапки густых сливок.
- Почти масло, - ахнули мы…
- Да, - с удовольствием прокомментировал Мозес, которому удалось избежать участия в сельхозработах, - Это масло. Только химба редко его едят. Очень редко. Это масло они используют как основу для приготовления своей краски из охры, и натирают им кожу.
В подтверждение его слов, Ипоса и еще две молодые девушки отобрали в плоскую тарелку часть сливок и стали смешивать их с красным порошком. Через секунду знаменитая химбовская «охра» была готова и девушки стали с усердием втирать ее в тело. Наши мужчины не отрывая глаз наблюдали за этим процессом, особенно завороженно, когда дело дошло до натирания груди…
Поздним вечером, разобрав палатки и приготовив немудренный ужин мы вспоминали увиденное. Наш лагерь был разбит в самом «удачном» месте, как раз посредине ночевки большущего стада коз. К сожалению, это выяснилось достаточно поздно, когда бивуак был уже разложен, все запасы выгружены, когда на газовых баллонах закипал чай и дозревал суп, а сами мы вразвалку сидели в больших брезентовых креслах….
Стадо пригнали в деревню после захода солнца, и разноцветные козы были удивлены и возмущены не меньше нашего. Они громким блеянием выказывали собственное негодование (что очень веселило химба), но обходили джип стороной. Через пять минут мы оказались в плотном кольце козьих тел, с единственным свободным проходом к деревне: он оказался как раз напротив главных ворот крааля.
- Утешает одно, - веселился Миша, - козы спят еще более чутко, чем собаки. Поэтому нам никакие шакалы не страшны.
- Зато козы едят все подряд, - ворчала Инна. – Я в Египте видела, как они за пять минут сожрали целый ворох картонных коробок… Ты хочешь проснуться и обнаружить, что все наши запасы съедены?
- Придется снова убрать их в багажник.
- А мокрая одежда? Козы могут и ей перекусить….
- Заброшу повыше на дерево. Надеюсь, это не марокканские козы-верхолазы…
- Не надейся, - захохотал Андрей Костянов, фотографируя красивого дородного козла, который взобрался на толстую нижнюю ветку и стоя на двух ногах объедал те листочки, что повыше, да посвежее…
Да уж… Сегодняшний день выдался более, чем насыщенным.
Мы не только успели познакомиться почти со всеми жителями деревни, но (что значительно важнее) почти подружиться с ними. Правда, для достижения этой цели каждый из участников экспедиции действовал своими способами.
Инна, например, устроила для местного населения обзорную экскурсию «по джипу и окрестностям лагеря», включающую в себя возможность полюбоваться в боковое зеркало автомобиля, посидеть на упругих сидениях салона, покрутить ручки радиоприемника, ловящего вместо музыкальных станций сплошной писк и треск. Ей так же пришлось пожертвовать почти всеми запасами дезодорантов и термальных спреев, так как, узрев флаконы на заднем сидении, химба тут же решили выяснить, что с ними делают белые люди.
Очередь к зеркалу и на «опрыскивание» растянулась почти на час, особо пронырливые мальчишки умудрились проскочить по паре-тройке раз. Кстати, самой Инне тоже пришлось поработать экспонатом музея нашего мира. Химба, совершенно не стесняясь, подходили к ней, смело брали за руки, поднимали штанины брюк и закатывали рукава рубашки, прицокивая языками от незнакомого вида белой кожи женщины. В самый последний момент и буквально чудом ей удалось избегнуть участи быть причесанной по местным правилам, так как сразу несколько дам принялись бесцеремонно заплетать из ее светлых волос косички.
Спас Инну, как всегда, Михаил. Он мгновенно стал любимцем химба. И даже без знания языка, Миша умудрялся объяснять и спрашивать у жителей все, что интересовало их или его самого. Он не противился косичкам, только попросил не смазывать их глиной. Впрочем, глина используется только для женских причесок, так что дело обошлось малой кровью: всего парой поломанных утром расчесок. Он показал работу фотоаппарата и видеокамеры. Но самый большой восторг у химба вызвал диктофон. Сначала, услыхав, как из маленькой коробочки раздаются знакомые голоса (их голоса!) химба шарахнулись в сторону и с неодобрением посмотрели на Михаила, закрыв руками собственные рты. Пришлось Мише записывать на диктофон собственные звуки, издавая поочередно мычание, рычание и какие-то отрывки из «Калинки-малинки», с тем, чтобы потом продемонстрировать запись публике. Забава понравилась. Диктофон перестал пугать. Он не забирал голос человека навсегда, а лишь передразнивал его как попугай. Лишь через час, наоравшись, накукарекавшись и намычавшись вволю, химба решили заняться чем-то еще.
Точнее, заметив, что Мозес и Андреи накрывают стол, жители деревни очень быстро и тактично удалились. Присутствовать во время церемонии приема пищи у этого гордого племени категорически запрещено. Так что ужинали мы в одиночестве, успев, правда, передать жителям те продукты, которые везли для них из Опуво. Гостинцев оказалось до обидного мало. Основные запасы подарков были розданы пронырой Мозесом накануне своим родственникам и старосте городка Этанга.
- Если вы не возражаете, - Мозес всыпал в чашку две столовых ложки сахара и малюсенькую щепотку кофе, - я пойду ночевать в крааль. Я почти договорился с одной женщиной, чтобы она вышла за меня замуж.
- Как? Опять? – Инна чуть не поперхнулась. – У тебя что, в каждой деревне будет по жене?
- Ой, да объясните вы ей,…. - Мозес подмигнул мужчинам, - что жена на ночь и жена навсегда – это разные вещи. Кстати, вы тоже можете подобрать себе жен среди местных девушек. Они будут счастливы.
- Видишь ли, уважаемый…. – Михаил с трудом подбирал слова. – У нас на родине тоже случается так, что мужчина спит с понравившейся ему женщиной. Только если он женат, то этот его поступок считается не очень хорошим. Чтобы закрутить роман, чтобы влюбиться хотя бы на короткий срок и согрешить, надо не просто увидеть женщину, а еще очароваться ею, почувствовать ее энергетику, услышать ее голос, заглянуть в ее глаза. Утонуть в них… И самое главное – надо с этой женщиной хоть в чем-то совпасть ментально… Поговорить…. Ты должен встретить Твою женщину. И она должна быть прекрасна. Только тогда мужчина может потерять голову. И то, если сила его любви к собственной жене почему-то стала убывать.
Инна фыркнула:
- А как же старый анекдот, что не бывает некрасивых женщин…
- Прекрати пошлить! – Миша перешел на русский язык. - Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Я не имею в виду тех, кого вы, женщины, называете кобелями. Я говорю исключительно о нормальных мужиках. Себя я, кстати, тоже отношу к таковым.
- Ты хочешь сказать, что химба тебе не понравились? – удивился Мозес.
- Понравились. Как картины в музее. Как цветы. И как женщины тоже понравились. Ну и что? Мне вообще нравится всё красивое. Но этого слишком мало для того, чтобы «жениться», как ты говоришь.
- Миш, да он не поймет ничего, - Андрей-второй допивал уже третью чашку чая. – Я тут ему пытался объяснить, что такое любовь…. Не понимает он. Хоть тресни. Не доходит до Мозеса, что я люблю свою единственную подругу. Что Инка - единственная жена Петровича. У них и женщины и мужчины «любят» (в правильном и полном смысле этого слова) только детей своих. Ну, возможно, еще родителей. Но друг друга – нет. Мозес сам рассказывал, что в праздники (дни ритуальных костров) вождь может спать с любой женщиной деревни. И любой гость деревни может. И если после этого у женщины родится ребенок, то ее никто не будет осуждать. Здесь, кстати, девушка и женщина разнятся не тем, чем они отличаются во всем мире, а наличием мужа. Девушкой может быть (в их понимании) любая тетка с тремя детьми, если официального мужа у нее нет. Кстати, наш Мозес, обрати внимание, именно таких девушек себе и выбирает: самых некрасивых, самых безотказных, с детками…
- Пожалуй, после этого поневоле согласишься, что любая религия, а особенно христианство – это, скорее, добро, чем «опиум для народа», - пуская в небо дым от сигареты изрек Петрович.
Черная тень метнулась от джипа в сторону дерева, у которого мы сидели и затаилась за грудой больших валунов. Кто это? Для шакала или гепарда тень великовата. Но если это человек, то зачем он прячется?
- Эй, кто там? – громко крикнул Мозес.
В круг света нашего костра вышла стройная фигурка.
-Ипоса! – обрадовались мы. – Вот молодец, что не побоялась прийти. Садись!
Девушка отрицательно покачала головой, взглянула на нас, точнее, на Михаила огромными печальными глазами и что-то коротко сказала Мозесу.
- Ипоса хочет замуж, - пожав плечами, перевел он и хитро усмехнулся….
Глава 17. Когда кончается вода…
- Ипоса хочет замуж. – Настойчиво повторил Мозес и вопросительно уставился на Мишу.
Первым пришел в себя Андрей-второй. Он повернул в сторону девушки кисть своей правой руки и жестами попросил Михаила и Андрея сделать тоже самое. На безымянных пальцах всех троих белели в ночи обручальные и венчальные кольца:
- Ипоса, смотри! Это знак того, что мы принадлежим другой женщине. Это табу. Нельзя замуж. Нельзя жениться… Инка, покажи и ты свое кольцо ей. Мозес, объясни как-нибудь…
Мозес кивнул головой и принялся что-то быстро-быстро лопотать на химба. Ипоса зачарованно переводила взгляд с одной руки на другую. Затем она мягкими шагами обошла стол и присела на одно колено возле Инны:
- Окку хеппа, Инна, омухокко, окумахера…..
Ипоса говорила горячо и сбивчиво. Мозес, выслушав ее, крякнул:
- В общем, Ипоса поняла, что ты глава этого рода. Ну, мать им, или старшая жена. Она просит тебя разрешить ей жить в вашей семье… с ним вот…, с Майклом. Он сегодня принимал участие в церемонии дегустации молока, а это значит, он дал ей надежду…
- Мишка, ты пил это молоко? В антисанитарных условиях?!!!
- Да я только сливки пальцем попробовал…
- Ага! Сливки он пробовал. Вот теперь, как честный человек, изволь жениться на бедной девушке.
За столом со всех сторон посыпались шутки, подколки, смех. Ипоса, поняв наше хорошее настроение по-своему, тоже разулыбалась. Из ее глаз исчез страх. И только Михаил продолжал оставаться серьезным. Затем он встал, взял айфон, включил его и придвинулся к Мозесу:
- Дружище! Сейчас я буду показывать Ипосе картинки, а ты переводи дословно всё, что я скажу. Итак…. Я очень известный колдун. Маг. Волшебник. Я умею видеть будущее. Вот это лица Ипосы и ее подруг. Это ваша деревня. Узнаешь? Все это есть в волшебной книге. А вот это… - Миша быстро открыл нужную папку с фотографиями из Центральной Африки, - Это твоё будущее, Ипоса…. Где-то здесь, я вижу, живет отличный парень, который предназначен в мужья Ипосе. Вот, видишь, какой красавец…
Ипоса во все глаза уставилась на фотографию Ричарда, нашего проводника по ЦАРу и Камеруну, о нём мы рассказывали в книге «Зов Убанги». Африканец, действительно, был хорош: высокий, сильный как Геркулес, с обворожительной белозубой улыбкой и удивительно добрыми глазами.
- Этого парня зовут, как подсказывает мне моя волшебная книга, Ричард…
- Рисяр?... – девушка поднесла ладонь к айфону, но не рискнула дотронуться до изображения.
- Ну, можно и так…. Теперь слушай дальше. Я вижу, что Ричард обязательно найдет Ипосу и возьмет ее замуж. Вы будете жить долго и счастливо, и Ипоса родит много детей. А если Ричард не сможет найти Ипосу сам, или если с ним что-то случится в дороге, то он пришлет вместо себя другого человека. Тоже очень-очень хорошего…
- Ага, рыцаря на белом коне, - Инка старалась быть серьезной.
Мозес зачем-то перевел и про коня тоже. Миша неодобрительно покосился на подругу.
-Рисяр…. – Ипоса нежно погладила рукой экран айфона, оставив на нем оранжевые жирные разводы.- Рисяр….
- Ин, у нас в машине нет «Зова Убанги»? – Миша понизил голос.
- Есть. В моем чемодане.
- Ты можешь по-тихому вырвать из книжки фотку Рича?
- Ой, ну мы же книжку испортим. А мы хотели ее Максу подарить в Виндуке.
- Делай, что говорю!
Женщина тенью метнулась к джипу. «Готово!» - донеслось до нас через пять минут.
Миша встал, поднял айфон над головой, и стал, кружась, приближаться к машине. Бледный, неровный свет телефона едва освещал его голову, окрашивая лицо в голубоватый цвет, и зрелище, действительно, казалось фантастичным. Для неискушенной Ипосы и даже Мозеса - чуть ли не шоу Копперфильда.
- Вот, лови! – Миша бросил в сторону Ипосы кусочек книжной страницы. На ней, действительно, был тот самый Ричард, что и на дисплее телефона.
Девушка была сражена наповал. Она прижала фотографию к груди, затем снова поднесла к глазам. Картинка покрылась охрой и рассмотреть на ней темнокожего Ричарда теперь было почти невозможно.
- Рисяр… Окакамбу…. – Ипоса счастливо улыбалась.
- Да-да. Или Ричард. Или лошадь. И принц на ней, – серьезно подтвердил Андрей Костянов.
Когда Ипоса удалилась в крааль, мы все с облегчением перевели дух. И даже выпили по стопочке рома, в знак того, что удалось так счастливо избежать международного скандала. Жить в деревне нам предстояло еще два дня, а отказать дочери вождя – обозначало нарваться на неприятности.
Самым же удивительным в этой истории стало событие следующего утра…
Едва мы сели завтракать, как откуда-то издалека раздался топот копыт, и через секунду возле деревни и нашей стоянки материализовалась вспененная, удивительно красивая гнедая лошадь с симпатичным пареньком-наездником на ней. Точнее, даже не пареньком, а вполне себе симпатичным мужчиной, в шляпе, зеленой футболке и высоких резиновых сапогах. Он обратился к Мозесу на химба, а с нами поздоровался по-английски.
Выяснилось, что наездник – представитель одной мобильной школы, расположенной в тридцати километрах от деревни. Его прислал на разведку местный учитель, чтобы провести с вождями переговоры о возможности открытия школы вблизи Омбангоны. И звали этого мужчину, вы не поверите, Рихард!
- Что-то мне подсказывает, - улыбнулся Михаил, - что переговоры пройдут успешно. Особенно, если Рихард поговорит с матерью и отцом Ипосы….
На Мозеса трудно было смотреть без смеха. Конечно же, вчера этот плут нисколько не поверил в «гадания» Михаила. Мозес жил в Опуво, во вполне современной цивилизации, и даже если был суеверен, то не настолько, чтобы принять предсказания по мобильному телефону (назначение которого он прекрасно знал) за чистую монету. Но имя Рихард и (главное!!!) лошадь, сильно поколебали его убежденность. Лошадь в этих краях встречалась почти так же редко как автомобиль. А в Омбангоне ее не видели вообще никогда.
Со стороны крааля к нам уже бежали женщины и дети. Прячась за спиной королевы, низко опустив голову, подходила Ипоса.
- Знакомьтесь, товарищи! – Миша сделал широкий жест рукой. – Это вот жители. Это королева. Это ее дочь Ипоса…
Мозес беспрекословно переводил, словно забыв, что мы здесь гости, а не хозяева, и химба прекрасно могут обойтись без нас….
- А это, - продолжил Миша и указал на всадника…
- Рисяр! – выпалила Ипоса, и стремглав бросилась к краалю.
Парень с удивлением и большим интересом проводил глазами стройную фигурку…
Дальше события потекли своим чередом.
Мы не знали, чем закончились переговоры Рихарда и боссов местных деревень. Мы не сумели выяснить у Мозеса, во что вылилось общение Ипосы и её рыцаря, мы просто постарались раствориться в жизни химба настолько, чтобы до конца слиться с их неторопливым укладом и, по возможности, понять его.
Конечно, современному москвичу здесь надоело бы очень быстро. Долгая – с восьми часов вечера – ночь. И никаких тебе шоу, никаких ритуальных костров…. Подъем в шесть утра, выгон скотины, поход за водой, работы на огороде, приготовление пищи. Солнце еще не успевало подняться до своего апогея, обозначив полдень, а жизнь в деревне опять замирала. Химба предавались праздному ничегонеделанию вплоть до вечера, а часов в пять снова оживали и отправлялись на вечернюю дойку. В семь вечера, за пятнадцать минут до заката солнца, они разбавляли остатки утренней кукурузной каши свежим молоком, ужинали и ложились спать. Всё! И так день за днем….
Наш визит, конечно же, внес некоторое разнообразие в монотонный распорядок. Подчиняясь неотразимому обаянию Андрюши Костянова, химба дольше задерживались на огороде, по нескольку раз пропалывая грядки с маисом. А как иначе? Нам нужно было сделать хорошее кино, а как его сделаешь, если на всю деревню у химба были только две мотыги и никакой массовой сцены работы на полях не получалось? Женщины сидели в тени огромного дерева, выходя на солнцепек по очереди и, сделав два три взмаха мотыгой, снова возвращались в тень. Нашим путешественникам пришлось отремонтировать (фактически отреставрировать) три старые мотыги, которые полностью проржавели и валялись без дела в общественном сарае. Теперь работа пошла веселее. Работа приобрела хоть какой-то коллективизм.
- Я составил список «зачетных» подарков для химба, – вполне серьезно объяснял Андрей-второй. – Это мотыги, это зеркальца, чтобы они не толпились постоянно у джипа, и это маленькие замочки, как от почтового ящика. Обратили внимание? Такой замочек с ключиком есть у королевы и еще у одной тетеньки. Самое крутое украшение! Они его закрывают-открывают безостановочно. Любимое развлечение!
Михаил, убедившись в том, что местная детвора вполне заинтересованно восприняла подарки в виде блокнотов и карандашей (ах, как хорошо, что Мозес проигнорировал их и не оставил родственникам), пытался научить малышей азам рисования. Удивительно, но хватило всего нескольких уроков, чтобы юные художники четко поняли, как рисунком можно передать всё, что ты видишь. Правда, большей частью они изображали не человечков или животных, а перерисовывали иллюстрации из тех книг, которые были у нас с собой. И, что нас радовало больше всего, копиисты работали вполне профессионально. Больше всего им нравилось перерисовывать декоративные узоры, которые обрамляли шмуц-титулы глав и фантазийные рисунки дизайнера. Наш художник постарался сымитировать примитивную наскальную роспись первобытных людей, и теперь дети перерисовывали его фигурки. Был ли в этом какой-то сакральный смысл? Кто знает….
Кроме обучения детворы Михаил и Андрей каждое утро отправлялись на поиски воды, а так же вместе с Мозесом собирали хворост для ритуального костра. Выяснилось, что химба кладут в огонь не абы какие дрова, как показалось нам сначала, а исключительно подсохшие пни умерших деревьев. И тоже не всех, а определенного сорта. Промучившись в поисках нужных дров первые два дня, на третий решили использовать джип. Во-первых, на нем можно было съездить к дальнему колодцу – единственному на сорок километров в округе источнику относительно чистой артезианской воды. Во-вторых, на нем же привезти не один-два пня, а значительно больше. Только для этого пришлось выгрузить из багажника абсолютно все пожитки, и вот тут-то Инна, оставшись в полном одиночестве, но с кучей скарба поняла, почем фунт лиха….
Она прекрасно осознавала, что близится последняя ночь их пребывания в заповедной деревне, следовательно, им осталось приготовить всего один ужин и легкий перекус для завтрака на день отъезда. И широкая душа русской женщины решила щедро одарить новых приятелей абсолютно всем, что осталось от экспедиционных запасов. Тут и вспомнилась ей поговорка про то, что «благими намерениями» выстлана дорога сами знаете куда…
Химба очень радовались подаркам. И сначала всё шло хорошо. Инна отделила десять пакетиков «Липтона», а остальные отдала Ипосе и ее подружкам. Девушек мы уже раньше угощали чаем, поэтому они прекрасно понимали, зачем нужны эти белые пакетики с веревочкой. Потом Инна решила поделиться с химба сгущенкой.
- Трай. Э-э-э! – требовательно произнесла Ипоса.
- Милк. Молоко. Вкусно! – Инна приложила к голове два указательных пальца, изображая корову.
- Трай! – настойчиво повторила девушка.
- Вот же, блин горелый…
Консервный нож нашелся не так быстро, как хотелось. Но нашелся. Инна вскрыла банку, макнула палец в сгущенку и облизнула его.
- Вот! Очень вкусно!
Химба забрали банку и по очереди проделали то же самое. По довольным лицам присутствующих на дегустации (а их было человек двадцать) стало понятно, что угощение понравилось. Химба милостиво разрешили не открывать следующие банки, просто уложив их в заплечные котомки. Так же доброжелательно был принят ванильный крем, из которого Влад планировал варить местный десерт. Зато увидев протянутые им лимоны, они снова потребовали:
- Трай!
Пришлось разрезать лимон, посыпать его сахаром и лизнуть. Химба в точности повторили увиденное. Лимон вызвал культурный шок. Вначале…. Потом, когда Инна показала, что сахар можно не жалеть и щедро посыпать им половинки, все десять лимонов были высосаны подчистую. И даже корки съедены (тоже вместе с сахаром).
Та же участь постигла и все остальные продукты, кроме острых соусов и специй, которые Инна решила приберечь на день отъезда. (Оставить их было можно. Никто не спорит. Но наедаться перца прямо сейчас и здесь - как-то не с руки)….
Самый большой конфуз произошел, когда химба, по примеру Инны, попробовали маринованные огурцы, предложенные ей, скрепя сердце, из последней маленькой баночки. Огурцы очень хотелось оставить для себя, чтобы как-то разнообразить пресный ужин, но химба четко указали на непонятный продукт, заинтересовавшись зелеными пупырчатыми корнишонами. Инна вздохнула, достала огурчик, порезала его тоненькими кружочками и взяла один в рот. Женщины и дети доверчиво повторили ее жест….
Что тут с ними произошло!…
Инна забыла, что химба совсем не едят соли, что они понятия не имеют о вкусе и запахе уксуса. Глаза бедных сельчан налились слезами, слюна потекла сквозь поджатые дрожащие губы, щеки надулись и затряслись. Химба стоически выдерживали мучения, истекая слюной и слезами и не рискуя выплюнуть угощение: ведь белая женщина САМА ела зеленые кружочки, значит, это еда!
Не растерявшись, Инна сунула каждой дегустаторше по куску сухаря и по сладкой конфете. Недоразумение было забыто. Точнее, зажевано… Однако «визит вежливости» продолжался. Когда в деревню было перенесено все что можно и даже кое-что из того, что нельзя (например, несколько последних рулонов туалетной бумаги и французские духи из косметички), а так же все пустые бутылки, банки, коробки и пр., находящиеся в огромном мусорном пакете, уставшая путешественница уже была близка к панике. Попробуйте сами простоять на солнцепеке несколько долгих часов, в окружение людей иной цивилизации, не умея объясниться и не очень понимая, что делать. Химба по нескольку раз брали Инну за руку и уводили в свои хижины, демонстрируя немудреный скарб. Они пытались примерить на нее кожаные головные украшения и ожерелья из полосок кожи и раковин. Они хвастались ей своими запасами кукурузы и пытались накормить полусырой кашей. Они даже «распяли» ее над дымным костром, озаботясь тем, чтобы их белую подругу не покусали насекомые….
Словом, женщины, в отсутствии мужчин, расслабились и раскрепостились полностью. А у бедной Могилевой от напряжения, постоянной улыбки на лице в попытке понять происходящее, голова уже просто раскалывалась.
Наконец издалека послышался звук подъезжающего автомобиля.
- Слава Богу! – выдохнула она, и сразу же атаковала супруга отчетом о своих приключениях.
- Ну, ты-то, я надеюсь, хоть сфотографировала это все? – поинтересовался Петрович, с любопытством глядя на замученную, растерянную и перепачканную в охре физиономию жены.
- Иди ты в пень….
Выяснилось, что мужчины с большой пользой провели день. Кроме сделанных надолго вперед запасов воды для химба (ее привезли полный технический резервуар и слили во все ёмкости, которые отыскали в деревне) и запасов дров, путешественники упросили Мозеса показать им местное кладбище. Из рассказов проводника мы знали, что химба хоронят своих близких очень своеобразно. Как правило, для похорон обычных химба выбирается родовое дерево. Это не какой-то особый сорт дерева, а нечто иное. Говорят, что во время родов женщины-химба уходят вглубь леса, подальше от крааля и выбирают самый мощный и красивый ствол, с пышной кроной и большим количеством побегов. Рожают они в присутствии самой старой женщины своего клана, на корточках, прислонившись к стволу дерева и подстелив на землю кусок коровьей шкуры. Сакральное место запоминают и помечают незаметным знаком – веревочкой, камнем или куском родильной тряпицы. Когда приходит черед хоронить умершую (как правило, ту самую бабку-повитуху, что присутствовала при родах), ее тело заворачивают в коровью шкуру, приносят к дереву, неглубоко закапывают и засыпают собранными в лесу камнями. На ветвях дерева закрепляют череп или рога жертвенной коровы.
Однако, сколько мы не просили Мозеса показать нам подобные могилы, он отказывался категорически. Это табу. Это страшный грех.
Тем не менее, в последнюю вылазку Мозес смилостивился, но по привычке схитрил. Он умудрился привезти друзей на официальное кладбище (оказывается, есть и такое). На небольшом пятачке земли было расположено несколько вполне цивильных могил. Как оказалось, там похоронены мужчины-химба, вожди, принявшие христианство. Могилки имели вполне узнаваемые для любого из нас надгробия из обтесанных кусков камня и даже даты жизни и смерти покойных. Однако, совсем рядом с официальными могилами, которые всячески популяризировали местные миссионеры, наши путешественники обнаружили и пять-шесть безымянных каменных завалов с обветренными, белесыми коровьими рогами, развешанными на ветвях деревьев. Мозес сделал вид, что не видит, как мы их фотографируем.
Ознаменовался наш последний день и еще одной удачей: химба получили разрешение на розжиг ритуального костра. В отсутствии отца Ипосы, вождя деревни, который уехал на три месяца в свою вторую вотчину – на юг от Опуво - костер должен был зажечь его брат, вождь соседнего поселения. Мы радовались победе многочасовых переговоров с королевой и тому факту, что все-таки увидим настоящий ритуал. Кручинился только наш проводник. Оказалось, что брат вождя является одновременно и отцом той женщины, на которой очередной раз за путешествие «женился» наш проводник. Согласитесь, знакомство с влиятельным и властным тестем ничего хорошего мужчине не сулило. Он-то надеялся, по привычке, поматросить и удрать в Опуво. А оно вон как обернулось….
Словом, последнего вечера ждали все. Правда, с разными чувствами. Инна – нахохлившись: она получила взбучку за растрату госимущества ранее назначенного срока (даже сахар стал в биваке жутким дефицитом). Мозес – с откровенным ужасом на лице. Михаил и два Андрея – в приподнятом рабочем настроении: они рассчитывали на уникальные кадры ночной съемки….
Похлебав супчик (при этом не обошлось без конфликта) друзья отправились в деревню, оставив в лагере только проводника и свою приятельницу.
- Мозес, куда ты несешь суп?
- Это бэд вота… (Плохая вода).
- Что б ты понимал…. Это бульон. И на него, между прочим, ушло две банки московской тушенки!
- Это бэд вота… Химба едят мясо, едят картошку, спагетти, но не пьют эту соленую темную воду.
- Так зачем выливать-то? Мы бы с утра этим бульоном позавтракали.
- Вы бы – да. Мозес – нет. Мозес любит мед и кофе с молоком.
-Твой мед сейчас в краале.
- Я тебе говорил, что ты глупая женщина?
-Мозес!!!!!!!!!!!
Яркие языки костра – огромные, в половину неба – осветили деревенское подворье. Сакральные пни, действительно, полыхали на удивление ярко.
Местные барышни принарядились. Королева, Ипоса и все ее приятельницы выглядели просто сногсшибательно. Помимо привычных юбочек на них были одеты юбки «по поводу»: фартучки украшены оборками кожи и раковинами, подвязки перевиты тонкой проволокой, края декорированы бахромой. Шеи женщин согнулись под увеличившимся количеством ожерелий, а щиколотки ног блестят начищенными браслетами-обручами.
Но фантастичней всего выглядели прически. Мы уже говорили, что возрастные или ритуальные прически химба – это фикция, блеф, придуманный гидами и горе-туристами для сайтов и путеводителей. Женщины всего три раза в жизни меняют плетение кос: в детстве, в период первой половой близости и после завершения детородного возраста. Причем две последние прически дилетанту отличить невозможно (чуть-чуть изменяется нижнее крепление дредов). Все остальное – накладки в виде бубликов, рогов, раковин и завитушек – не что иное, как искусство местной парикмахерши. Одним словом – шиньоны и парики. Безусловно, абы кому и в абы какой день их не наденут. Есть свадебные накладки, есть просто праздничные. Есть целые «шляпы» с вплетением кусков кожи и бусинок… Поскольку все это перепачкано глиной, охрой и свито из натуральных волос, отличить такую накладку на голове от натуральных волос невозможно. Вначале мы тоже были уверены, что все химба носят супер-замысловатые прически, пока не обнаружили, как они на ночь отвязывают парики, оставаясь «простоволосыми», в обычных дредах, собранных за спиной плоским петушиным гребнем.
И вот сегодня химба предстали нам во всей красе.
Камеры были установлены вблизи костра. «Артисты», разгоряченные предстоящим выступлением и пивом, заботливо предложенным Мозесом, нетерпеливо притоптывали ногами. Мы находились в «партере», в двух шагах от костровой площадки, забавляя жителей жонглированием включенных фонариков.
Время неумолимо тикало и даже воздух, казалось, сгустился в ожидании начала праздника.
Но… ничего не происходило.
- Мозес, гоу! Начинайте!
Отрывистые реплики на химба. Снова перетоптывание, переглядывание и снова ничего.
- Инка, давай, мы, что ли начнем?…. – Михаил с сожалением смотрел, как огромный костер, занимавший почти половину деревни, скукоживается, уменьшается в размере, делая съемку почти невозможной.
- Петь?
- А почему нет?
- А что петь?
- Про лошадок…
«Ходят кони-и-и-и над реко-о-о-ю»…. – тихонько завела путешественница. «Ищут кони-и-и-и водопо-о-о-ою», - подхватили остальные. Химба сгрудились, приблизились и с интересом наблюдали за гостями. Они еще не знали того, что совсем скоро грянет наш любимый куплет:
«Вот и пры-ы-ы-ыгнул!!!! Конь булан-а-а-ны-ы-ы-ый!!!!» - мощные голоса хлыстом пробили тишину. Химба шарахнулись к хижинам.
- Всех артистов распугали, - успел прошептать, смеясь, Мишка.
- Не-а! Мы это уже проходили, - философски заметил Петрович. И, действительно, едва русская песня затихла, как жители деревни буквально выскочили к костру с аплодисментами. Вернее, это нам показалось, что химба хлопают в ладоши русскому искусству. Не тут-то было! Это начиналось их собственное шоу. Их незатейливый, но доводящий до транса номер под названием «Амарунга – оппа-амарунга!».
Мы прослушали этот речитатив не менее ста раз, просмотрели не менее ста сольных вращений танцовщиц и неожиданно поймали себя на том, что сами хлопаем и поем вместе с химба. Объяснить феномен этого примитивного действа было сложно. Однако надрывные, фальцетные голоса, равномерный ритм хлопков и магия вращений делали свое дело. Химба выглядели совершенно пьяными, отсутствующими, но абсолютно счастливыми. Если бы мы не сидели на сырой земле, а кружились вместе с ними, то и наши лица были бы такими же отстраненно-блаженными.
- Стоп, машина! – объявил Андрей-второй, убирая штатив и показывая рукой на костер. Точнее, на те голубоватые угольки, которые от него остались. – Дальше снимать бесполезно! Не видно ни зги! Пойдемте в лагерь. Попьем чайку, выкурим по сигаретке, и на боковую. Завтра сложный день. Завтра нам нужно проехать километров триста, аж до самой Кунене!
Мозес растворился среди танцующих химба, поэтому дожидаться его мы не стали. Слегка продрогнув от ночной сырости, все гуськом потянулись к джипу, представляя, как поставим сейчас котелок на огонь, вскипятим чайку, разбавим его капелькой рома и насладимся последним звездным небосклоном над химбийским раздольем…
Дальше (если бы это была не книга, а какая-нибудь телепередача) в эфире звучало бы сплошное запикивание:….
Оба наши котелка и даже чайник были наполнены водой. Но не просто водой, а водой с «Ферри-аромат-зеленого-яблока». И не просто водой с моющим средством, но с вполне распознаваемым содержимым: в большом котелке плавали старые кроссовки Мозеса, в котелке поменьше откисали его штаны, а в чайник поместилась грязная футболка. Последние два баллона с питьевой водой оказались пусты и валялись неподалеку. Даже технической воды не было. Ею мы еще днем щедро поделились с химба.
Пить захотелось всем. Немедленно. Немилосердно.
Вы никогда не задумывались о том, какое коварное чувство жажда?
Еще минуту назад вы совершенно не хотели пить, но скажи вам, что воды нет, и не будет еще сутки (триста километров пути без единого колодца) - как жажда явится незамедлительно.
- Может, бульончику похлебать? Потом по глотку рома… и еще у нас два апельсина осталось… - Михаил не терял присутствия духа.
Инна втянула голову в плечи…. Она совершенно точно знала, как коварный Мозес распорядился с «бэд вота», оставшись в лагере один….
Глава 18. За триста верст до рая
Последняя ночь у химба. Спать не хочется совсем. Треть бутылки рома, до краев долитая забытым в кружках кофе – иллюзия спасения от жажды. В сердцах – какой-то вселенский покой и абсолютная открытость миру. Уж не за этим ли мы сюда и приезжали?...
….Стоит приподнять глаза (да-да, не голову, а именно глаза), как взгляд натыкается на слепящую россыпь несметных сокровищ, которые чьей-то щедрой рукой заброшены на черное одеяло неба. ….Или это не одеяло? Может, кто-то предусмотрительно вымазал небосвод дегтем, чтобы эти драгоценные камни и отдельные золотые монетки уже никто не смог оторвать, и они радовали не только какого-то одного владыку-нувориша, а каждого, чье имя землянин?
Мы отчаянно хотим спать, вот и несем всякую ерунду, медленно, словно жесткую баранину, перекатывая слова по нёбу. Нёбу… Небу….
Огромный и нахальный желтый глаз луны пялится сверху на наш лагерь. Такой взгляд присущ волку, или шакалу, или какому-то бездушному сторожу-палачу, зорко следящему за подконтрольной ему подлунной территорией. Пользуясь тем, что внимание луны приковано к нам, звезды-беглянки срываются с неба и, обретя, наконец, долгожданную свободу, быстро-быстро убегают за горизонт.
Воздух насыщен сладковато-терпким ароматом каких-то местных трав, почти не отличимым от горького запаха козлиных теплых шкур и солоновато-приторного запаха химба. Запахи стекаются к нашему джипу с трех сторон – из саванны, из крааля и от ночующего стада, сливаются с дымом нашего костерка и белесыми тенями уносятся вверх, постепенно набирая силу, напитываясь облаками и даже приглушая свет звезд. И в самом-самом центре небосвода, они, наконец, разливаются во всю мощь, перечеркивая черный мир вокруг нас странной белой рекой… Млечный путь. Постепенно, медленно, но неотвратимо, белый свет Млечного пути добирается до самых окраин неба, заглушая краски даже очень ярких звезд. Вот и луна, не выдержав, попятилась за горизонт. Затряслись, задрожали от сероватой прохладной мглы листья деревьев. Пичуги и птицы покрупнее возбудились от ледяных струй предрассветного тумана и заорали во всю мощь, призывая на помощь солнце. Мы тоже замерли в странном, оцепенелом возбуждении, забыв об установленных с ночи фотокамерах: ну где же ты, где ты, великое светило? Ан, нет! Солнце – великолепный актер, с изумительной, почти МХАТовской техникой театральных пауз. Небо стало почти совсем белым, день почти уже совсем наступил, но самого главного-то еще не произошло. То, ради чего мы купили билеты в партер этого африканского театрика (или вообще – билеты в жизнь), так и не появилось. И лишь в тот момент, когда Андрей-второй приготовился по привычке пробормотать свое знаменитое «Видали мы рассветы и получше…» - тяжелое, багряное светило медленно и лениво выплыло из-за горизонта. Оно поднималось столь торжественно, словно давало понять всю тщетность наших суетливых движений, в попытке запечатлеть на пленку его царственное восхождение. Оно не торопилось. Впереди у солнца был очередной трудный африканский день по обустройству и обогреву всего живого.
- По коням! – скомандовал Михаил. – Постараемся добраться до какого-нибудь водопоя по прохладе. Без воды мы долго не выдержим.
- Может, съездим ко вчерашнему колодцу?
- Не выйдет. Сорок километров туда, сорок обратно, а выбираться нам в противоположную сторону. Боюсь, набрав воды, мы израсходуем бензин. Что в нашей ситуации так же недопустимо.
Солнце, такое долгожданное и такое горячее, белоснежным, розовощеким наливным яблоком висит над нами, а мы молчим, оглушенные не его царственным величием, а трудностью предстоящего выбора.
В краале уже тоже не спят.
Через просвечивающие колья ограды нам видно, как женщины суетятся внутри деревни, и их хаотичные передвижения мало похожи на привычные утренние хлопоты….
Вскоре из ворот показалась целая процессия, во главе которой шел взлохмаченный и испуганный Мозес. И не то, чтобы шел, скорее, его тащила к нам за руку королева и ее мама.
- Что произошло? – Мы напряглись. Неужели «левые» похождения нашего донжуана были разоблачены и нам его ведут для того, чтобы объявить приговор? Вот будет здорово, если Мозеса силком заставят жениться на соблазненной им девушке, а мы останемся посреди Коаковельда без воды, почти без бензина и еще и без проводника….
- Королева говорит, что она отдаст вам лучшую воду, - прокряхтел Мозес, кутаясь в коричневый плед Андрея-второго (его собственные штаны и футболка все еще сохли на дереве), - Но вы должны дать ей и ее подругам лекарство! Дайте, пожалуйста, а то они меня убьют!
- Какое лекарство? – для проформы спросил Миша, заранее понимая, что сейчас нам опять предстоит работать «врачами без границ».
- Значит, так…
Дальше все пошло по тому сценарию, к которому мы за эти дни уже успели привыкнуть. Сначала одна из химб подойдет к Мозесу и объяснит (коротко так, минут за пятнадцать), что у нее болит. Потом Мозес переведет нам ее проблемы одним или двумя словами. Потом уже мы, понимая всю глупость и почти преступность подобного «лечения» попробуем подобрать из похудевшей походной аптечки что-то самое безопасное, но относительно действенное.
Кашель? Держи термопсис и микстуру.
Зубы? Вот тебе обезболивающее.
Ноет поясница? Вот мазь…
Гноятся глаза? Возьмите альбуцид.
Щедрее всего мы раздавали активированный уголь и самый обычный анальгетик. Мы уже проверили, какими поистине чудодейственными лекарствами для химба являются эти таблетки. Они радостно сообщали, что колики в животе проходят как по волшебству, а мучительные головные боли отступают незамедлительно.
Пока Андрей и Инна «вели прием», Михаил с Петровичем сложили в багажник сильно «облегченные» пожитки (мы подарили химба не только продукты, но и многие из собственных вещей) и разобрали палатки. Обработав специальными реагентами воду, подаренную нам жителями деревни, мы с тяжелым сердцем уселись в машину. С одной стороны, отъезд нас радовал, так как обещал новые приключения и скорую встречу с друзьями, с другой – тяготил, поскольку простодушные химба как-то незаметно вкипели в наши сердца. Мы отчетливо понимали, что даже если вернемся сюда через год, два, через пять, то многих из новых знакомых уже никогда не увидим. Ипоса выйдет замуж и уедет в деревню супруга, наша юная автогонщица превратится во взрослую девушку и мы, вероятно, ее даже не узнаем…. А страдающая сердечными болями мать королевы, с тяжелой одышкой и синеватыми губами может вообще не дожить до новой встречи. Тем не менее, мы оптимистично попрощались:
- До новой встречи!
- Нама! Нама! Окку хеппа!
Ипоса бежала за машиной дольше всех. По щекам девушки струились то ли капли начавшегося дождя, а то ли слезы:
- Ина, Майк, Петровис, Андю, окку хепп-а-а-а-а!!!
- Прощай, самая красивая девушка Африки!
Хмурый Мозес сидел за рулем и принципиально ни с кем не разговаривал. Нашего чернокожего приятеля снедали два сильнейших негативных чувства: он до сих пор не мог простить Инне показательную выволочку, которую она устроила ему при всем честном химбийском народе за испорченную воду…. Это с одной стороны, а с другой – ему было безумно жаль, что столько отличных, практически новых, очень красивых и нужных ему самому вещей компания путешественников оставила в древне, а не отдала ему в безраздельное пользование. Ну, скажите, зачем химба нужны новые котелки? Они вполне приспособились варить свои каши в старых консервных банках. А ведь если бы Мозес продал такой котелок в Опуво, он мог бы безбедно существовать почти неделю, а то и две! И даже не в этом дело…. Мозес бы первым и бесплатно сам отдал бы котелок деревенским жителям, если бы деревня находилась где-нибудь в пяти километрах от города. Тогда бы он заручился поддержкой королевы или вождя и получал от них регулярную мзду за привезенных туристов. Но кто, кроме этих русских сумасшедших, захочет приехать в деревню Ипосы, к черту на кулички? На его памяти подобных желаний ни у кого не возникало, разве что у одной американской съемочной группы, да и та работала не через Мозеса, а через правительство, а его услуги требовались лишь в качестве подсобного рабочего и частично переводчика.
Успокаивала лишь мысль о том, что русские через каких-то два или три часа заплатят ему сумму, о которой местные гиды и мечтать не могут! Обычная такса за визит в деревню – 80 местных долларов. За три дня – 200. А он запросил тысячу и ему ее обещали! Хотя, могли бы, конечно, прибавить и еще что-то, в натуральном, так сказать, виде. Например, отдать кроссовки Петровича или красивую панаму Андрея-второго. Да и темные очки Инны, как и фирменные шорты Майкла Мозесу тоже очень нравились.
- Мозес, а что это там виднеется между деревьев?
- Школа, - буркнул водитель, - обычная мобильная школа. Мы проехали километров тридцать, следовательно, это та самая школа, которую представлял тот…. на лошади…
- А мы можем ненадолго остановиться?
- Можем. Но я уже говорил вам, что наш контракт закончился сегодня утром. И мне нужно срочно вернуться в Опуво, а для этого я должен в 12 часов дня быть в Оконгвати и успеть на рейсовый автобус. Поэтому, если хотите продлить контракт – платите деньги!
- Ты не прав, дружище, - Миша даже не подумал разозлиться. – Наш контракт заканчивается сегодня вечером. И ты это прекрасно знаешь. Как знаешь и то, что затребовал с нас баснословно высокую сумму и, что характерно, мы согласились тебе ее выплатить, даже не торгуясь.
Глаза Мозеса предательски забегали: «Откуда они знают? Кто им мог сказать? И заплатят ли они мне теперь?».
- Ладно, вот вам ваша школа. Только, право слово, я не понимаю, что нам там смотреть. Вы уже были в одной школе, когда спасали учителя.
- Да, но мы не были на уроке. А здесь, по всей видимости, самый разгар школьного дня.
На подходе к школе нас встретила многокосая африканка иссиня-черного цвета, совершенно не похожая ни на дамар, ни на химба.
- Мозес, кто она?
- Земба. Первый звук произносится как английский межзубный в слове «the»… Вероятно, повариха и временная жена учителя.
- А что ты знаешь о земба? Почему ничего раньше о них не рассказывал?
- А о них никто ничего не знает…. Земба – маземба…. В переводе с нашего - «легкий живот». Был у меня приятель из Анголы, как раз из этого племени. Черный, как головешка. Так он убежден, что земба- лучшие танцоры в мире. И их главный танец – земба или семба является прадедушкой знаменитой самбы. Знаете такой танец? – Мозес заерзал на сидении, демонстрируя бедрами ритм и движения самбы. - Почти всех земба в свое время переловили и вывезли рабами в Бразилию, поэтому от племени ничего и не осталось.
Пока мы и Мозес мирно беседовали с поварихой, учитель, симпатичный молодой человек в старомодных профессорских очках, стремительной походкой выбежал из палатки (классной комнаты) и направился к нам.
- Добрый день, господа! Я чем-то могу вам помочь?
- Эти русские – мои друзья. И они хотят проверить, чему ты учишь бедных химб! – наш гид сурово нахмурил брови.
- Эй, приятель, ты забыл, что по-английски мы и сами беседовать умеем?- Миша рассмеялся и раскланялся. – Добрый день, мэтр. Мы бы действительно хотели посмотреть на вашу школу. Вы позволите?
Неожиданная «инспекция» очень смутила учителя. Однако и мы вышли из школы в сильном смятении. Ну, кто бы мог предположить, что семилетние химба будут решать задачки с иксами? При этом все арифметические вычисления они виртуозно и мгновенно производили…. на пальцах рук и ног, решая, например такое уравнение: 86 – х = 13. Догадываетесь, с какой скоростью нужно пересчитывать собственные пальцы, чтобы получить искомое число 73?! За один год ученики должны выучить алфавит и научиться читать и писать (пусть медленно, но все же), освоить сто английских слов и выучить счет на английском, тоже до ста. А еще учитель преподает им основы истории и географии. Мэтр уверил нас, что дети очень способные, сметливые, и если бы школа могла просуществовать на одном месте не год, а два или три, то он мог бы легко подготовить их к обучению даже в старших классах, там, где проходят геометрию, физику и химию.
- Вот тебе, бабушка, и отсталые племена…. – Миша так увлекся общением с учениками и проверкой их знаний, что мы еле уговорили его продолжить путь, чтобы все-таки добраться до Кунене засветло.
К сожалению, случилась у нас на пути и еще одна остановка, которая могла бы закончиться довольно печально…. Однако, обо всем по порядку.
Примерно к полудню мы уже преодолели две трети пути до Оконгвати. Дорога стала более ровной и на лесных просеках то тут, то там попадались следы от протекторов других машин. Деревеньки химба нам, правда, не встречались, но зато два раза Мозес подвозил нас к невзрачным шиферным будкам – местным супермаркетам. Такие ларьки, по уверению проводника, разбросаны по всему бушу и отстоят друг от друга примерно на сорок-пятьдесят километров. Торговые точки нужны для того, чтобы менять на скот, или продавать за деньги необходимые местным племенам товары: маисовую муку, сахар, вазелин и пиво. Вазелин – это предмет особого вожделения у здешних дам. Химба считают, что охра, растертая с вазелином (а не с традиционным жиром) делает их значительно привлекательнее. Кожа ярко блестит, искрится на солнце и пахнет приятной отдушкой. То есть вазелин для них – это и вечернее платье и французские духи одновременно.
Мы никак не могли взять в толк, зачем Мозес останавливается у магазинчиков (он уверял, что выясняет дорогу), пока не разглядели, как в темноте утлого сараюшки гид просто бессовестно пьет пиво с хозяевами заведений. Останавливая готовую взорваться от возмущения Инну, Михаил примирительно махнул рукой:
- Оставь его! Он и так почти геройски воздерживался от выпивки все эти дни. А по Мозесу видно, что алкоголь – его любимое и, пожалуй, единственное увлечение в жизни. Так что ты требуешь от человека невозможного.
Михаил отошел от машины метров на двадцать, фотографируя группу подростков, играющих под разлапистым деревом у холма, сам присел на склон холма и вдруг резво, по-кошачьи, вскочил на корточки, не сводя глаз с какого-то предмета. Издали нам показалось, что он напоролся рукой на колючку. Однако мальчишки, к которым, собственно, и направился Миша, с криком бросились врассыпную, и только один паренек, остолбеневший от страха, остался стоять, прижавшись спиной к дереву. Никто не понял что произошло. В руках у нашего товарища каким-то непостижимым образом материализовалась длинная суковатая палка, которой он со все мочи зачем-то лупанул по земле.
- Миш! Ты что там делаешь?! – любопытная Инна бросилась к холму.
- Андрюха, не пускай ее!
- А ну, стоять!!!
Еще один удар – и Миша расслаблено вытирает пот со лба рукой, а мальчишка, не сводя с земли глаз, буквально стекает по стволу дерева.
- Петрович, принеси мачете, на всякий случай.
- Это то, о чем я подумал?
- Ага! Мамба…
- Фи… Зеленая… - Мозес, пошатываясь, подходит к убитой змее и почти смело пинает ее ногой, - Вот если бы ты убил чё-ё-ё-рную мамбу….
- Что б ты понимал! – Андрей, знакомый со змеями Африки не понаслышке, обернулся к своим товарищам, - Да будет вам известно, что яд зеленой мамбы токсичнее, чем яд некоторых кобр. Укушенная ей мышь умирает за несколько секунд. А человек – за несколько минут. По сравнению с черной мамбой, зеленая даже опаснее для человека, несмотря на то, что первая является самой прыткой и самой ядовитой. Но все равно, зеленая мамба лидирует по количеству человеческих смертей. Это связано с тем, что эта змеюка может нападать без видимых на то причин. Зеленая мамба, как вы убедились, обитает на деревьях. Казалось бы, кто там ее может потревожить? Но в том и дело, что когда человек просто проходит под деревом зеленая мамба кидается сверху. Если мамба нападает, то очень мало шансов спастись. Она делает это без предупреждения, а ее яд действует так быстро, что врачи даже не успевают ввести противоядие на месте, не то, что довезти до ближайшей больницы.
- Андрюх, а сфотографируй меня со змеей….
В этой фразе был весь Миша. Даже совершив геройский поступок, он вот так небрежно улыбнется, взлохматит пятерней волосы и попросит о какой-то ерунде. Действительно, чего там мамба? Разве что оригинальный трофей для экзотического снимка. Ну и еще чья-то спасенная жизнь…. Спасенная вот так легко, не задумываясь, возможно, даже ценой собственной жизни.
Как бы то ни было, но к трем часам дня мы все-таки добрались до вожделенного Оконгвати. Городишка этот, был так себе…. Село селом. А ведь мы уже измечтались о том, как вернемся в цивилизацию. Как выпьем, наконец, кофе в прохладе какой-нибудь кафешки, съедим мороженого (почему-то именно мороженое более всего ассоциировалось у всех на тот момент с роскошью цивилизованной жизни). Конечно, ничего этого в городке и близко не было. Он оказался таким же плутоватым и колоритным, как и сам наш Мозес, с которым пришло время прощаться. Но и тут не обошлось без курьеза…
Отсчитав Мозесу честно заработанную тысячу, мы решили все-таки выплатить ему дополнительные чаевые, хотя бы за то, что обманув нас десятки раз в мелочах, парень не подвел в главном – он отвез нас туда, где практически никогда не бывает приезжих. Не только туристов (наши химба и слова-то такого не знали), но и своих же земляков из Опуво или Этанги. Мозес спокойно взял у Михаила дополнительные двести намибийских долларов и отправился к джипу, где перекладывали багаж Инна с Андреем-вторым.
- Друзья, - проникновенно начал Мозес, - Майкл и Петрович дали мне деньги. Все-все, как и обещали. И даже дали больше. Но мне кажется, что вы должны тоже мне дать долларов пятьсот, и тогда Мозес будет очень счастлив. И еще, Инна, думаю, ты сможешь отдать мне ботинки Андрея, пока он не видит…
У нас даже слов не нашлось, чтобы достойно ответить этому пройдохе…. И ведь, в сущности, неплохой он человек. Будет жалко намибийского Остапа Бендера, если следующими «гостями» или «друзьями» Мозеса-Моисея станут менее терпеливые люди, чем мы. Влетит ему по первое число…. Даже к гадалке ходить не надо. Собственно, сам Мозес и не скрывал никогда от нас, что чаще всего в конце маршрута ему дают не деньги, а затрещины. И только русские путешественники почему-то оказались счастливым исключением из правил.
Ой, парень, уходи от греха…. Давай уже прощаться…. До встречи, Мозес! Береги себя!
Не найдя в Оконгвати ни одной мало-мальски приличной кафешки (хотя бы с одним столиком, а не клеенкой, расстеленной на земле) мы ограничились бутылкой холодной, чистой воды и буханкой белого хлеба. До Эпупы, где нас ждали друзья, оставалось всего сто пятьдесят километров приличной (по первому впечатлению) дороги. Но Африку потому и называют «непредсказуемой», что здесь любая очевидность имеет не две, а три и более «сторон медали».
Первые километров двадцать мы просто наслаждались отличной дорогой, приятной погодой, когда солнце уже не печет, а лишь мягко напоминает о себе каким-то «бабье-летовским» теплом, да наговаривали на диктофон все, что успели узнать у Мозеса об Эпупе. По его словам выходило, что в переводе с химба или гереро «эпупа» - это быстрая вода. Сей факт в свое время очень нас позабавил. Дело было так: в одном из лингва-уроков химба, когда мы пытались выяснить у Мозеса вопрос о происхождении личных имен, Инна привела ему такой пример:
- Моё имя, Инна, переводится с древнегреческого как «быстрая вода» или «бурный поток». А что обозначает имя твоей жены?
- Эпупа.
- Что «эпупа»?
- Эпупа на химба – бурный поток. Вы, кстати в этот город едете.
- Да причем тут Эпупа! Имя твоей жены что значит?
- Ты сама сказала – бурный поток! – разозлился Мозес. И сколько потом мы не бились, нам так и не удалось узнать, что обозначает какое-то конкретное имя. Парень включал заезженную пластинку «я плохо понимаю твой английский» - и всё. Вероятно, у химба и гереро, впрочем, как и у многих иных народов, наложено строжайшее табу на рассекречивание собственного имени перед чужеземцами.
Так вот с того самого урока химба мы частенько подтрунивали над своей подругой, обращаясь к ней со словами: «Слышишь, Эпупа…». Инна не обижалась.
Городок Эпупа получил свое название от имени знаменитого водопада Эпупа Фоллс, расположенного на реке Кунене. Именно в этом месте Кунене забирается высоко на скалы, разливается, а потом обрушивается вниз со страшной силой, дробясь на многочисленные ручьи и речушки, которые питают собой большинство рек Коаковельда. В точке Эпупы близко сошлись две великие и непостижимые страны – Ангола и Намибия. У каждой из них свои загадки, свои вековечные тайны, собственные религии и культуры, непохожие племена. И есть только одна точка соприкосновения – могучая Кунене и не менее мощный Эпупа Фоллс.
- Ребята, а вы не помните, что такое ужасное Мозес говорил про дождь? В том смысле, что рекомендовал успеть доехать до ливня? Мы же теперь не в лесу, а на трассе… - Инна растерянно оглядывалась по сторонам, не в силах понять, чем опасны проносящиеся за окнами поля и луга и послушно ложащаяся под колеса коричневатая дорога.
- Думаю, что все не так просто….
Теперь за рулем сидел Михаил, с тревогой всматриваясь в сероватые края облаков, которые очень быстро наливались свинцовой тяжестью, а так же отмечая про себя особенности рельефа, по которому мчался джип: спуски и подъемы были вроде и незаметными, но довольно крутыми. Плавность им придавало само «плечо» подъема. Но если, не дай Бог, под колесами окажется не песок, а глина, да еще политая дождем, то эти «плавные» холмики превратятся в непроходимую дорогу.
Так оно, фактически, и получилось. С той лишь разницей, что разразившийся ливень начался где-то у нас за спиной и не успел всё испортить. Он шел от Окангвати в сторону Эпупы, и едва тяжелые капли настигали крышу нашего автомобиля, как Миша прибавлял скорость, и мы выигрывали еще несколько спасительных километров…. Дождь победил лишь в тот момент, когда джип притормозил возле таблички с надписью «Эпупа Кемп – 1 километр».
Ну, это-то нас не испугает!
Ха, как бы не так! Только оптимистка Могилева могла предположить, что «тысяча метров скользкой дороги – это сущие пустяки». Джип трясло и колбасило, он вцарапывался в каждый метр подъема с отчаянностью дикой кошки и с почти кошачьим шипением шлепался на увесистый зад, откатываясь на исходную позицию. Под слоем жидкой глины то и дело попадались ребристые булыжники, которые норовили прогрызть днище машины, или оторвать один из подкрылков.
- Стойте! Я все понял! – перекрикивая шум дождя и рев мотора, заявил Андрей-второй. – Там, возле указателя была еще одна стрелка, куда-то к реке. Надо сдать назад и поискать другой путь!
«Сдать назад» оказалось довольно просто. Но очень страшно. Собственно, делать ничего не пришлось: джип сам тяжело пополз вниз, сметая на своем пути все те валуны, которые форсировал три минуты назад. С грехом пополам мы выехали к реке. Здесь тоже была глина. Зато был и песок! Много чудесного, мокрого, плотного песка, ехать по которому мы могли с черепашьей скоростью. Ехать, а не стоять!
Видимо, рычание нашего автомобиля было услышано и в том кемпинге, куда мы направлялись.
- Руссиа? – выскочил нам на встречу невысокий, смешной человечек с огромным зонтом над головой.
- Руссия, руссия, йес, сэр! – бойко отрапортовали мы, обрадованные тем, что нас ждут.
- Но проблем! Стоп зе ка! Камин!
Мы послушно оставили автомобиль и короткими перебежками, укрываясь от холодных и тугих дождевых струй под кронами разлапистых деревьев, двинули к лагерю. Когда ноги, отвыкнувшие за неделю от твердого пола нащупали гладкие палубные доски живописной веранды-столовой, построенной в виде причала прямо над Кунене, ноздри учуяли аромат свежесваренного кофе, а глаза рассмотрели белоснежный фарфор, которым был сервирован огромный стол – счастью не было предела.
- Что-то я в себе, как в экстремалке, разочаровалась, - пробухтела Инна и с размаху плюхнулась в мягкое кресло.
Мужчины переглянулись и рассмеялись. Уж они-то точно знали, что в любом «экстриме», есть два самых сладких момента: это начало приключений и, главное, их благополучное завершение!
Глава 19. Место, где время застыло навеки. Этоша
Мы расстались с экипажами «Якоря» и «Маяка», напомним, как раз в тот момент, когда сонные путешественники разбредались по своим номерам в Палмваге. Лодж был обустроен таким образом, чтобы гостившие в нем любители дикой природы могли из любой точки отеля (будь то зона ресторана, или веранда персонального бунгало) наблюдать за жизнью обитателей заповедника. В такой «близости» к дикой природе были и плюсы и минусы. Сотрудники рассказывали, что несколько раз, в период засухи, к лоджу вплотную подходили стада антилоп, в надежде поживиться хоть какой-то травой, пусть даже на пугающей «человеческой» территории. А следом за копытными подтягивались и хищники. Наверное, надо обладать определенной храбростью, чтобы спокойно спать, слыша в нескольких сантиметрах от себя, за тонкой камышовой стенкой хижины свирепый львиный рык….
Вот и Надежда, стоило ей лишь сомкнуть глаза, нервно вздрогнула и села на кровати. Она отчетливо расслышала, как под окошком бродит кто-то большой и тяжелый, издавая почти кошачий звук «мур-р-р-рмяу». Только эта кошечка мяукала сочным шаляпинским басом, а её тень во время проходок перекрывала уличный фонарь секунды на три.
- Костя, Костя, проснись, пожалуйста! Мне страшно.
- Что? Что случилось?! – Константин рывком сел.
- Послушай….
- Ничего не слышу.
- Ну, вот буквально минуту назад было такое жуткое «мур-р-р-рмяу». Кто это может быть?
- Спи, родная…. Это ящерки…
И Костя опять провалился в сон.
Утром, вся группа просто покатывалась со смеху, слушая Надюшин рассказ о её ночных кошмарах и своеобразной реакции Кости. Не мудрено, что с тех пор фраза про «ящерок» стала крылатой, и стоило какой-нибудь женщине охнуть от испуга при виде внезапно появившегося зверя или вспорхнувшей птицы, и уж тем более, задать сакраментальный вопрос «ой, что это?», как со всех сторон неслось дружное и веселое: «Это ящерки, родная!».
Если вы внимательно следите за маршрутами нашей группы, то вы наверняка в курсе, что два экипажа, не поехавших к химба, должны совершить довольно длинный пробег до границ легендарной Этоши – самого крупного намибийского заповедника. Пока одни будут изучать людей, вторые постараются увидеть и сфотографировать максимальное количество животных. Но на пути к Этоше экипажам предстояло заехать еще в одно местечко, которое в их маршрутных местах именовалось как-то невзрачно «Плато Гроотберг».
- Влад, что за место?
- Бог его знает. Сколько раз был в Намибии, но туда не заезжал.
- Значит, не интересно?
- Скорее, не раскручено. За что я не люблю массовый туризм, так это за эксплуатацию определенных страноведческих фетишей. Вот возьмите, к примеру, ту же Намибию. Что мы знаем о стране? Фиш-Ривер-Каньон, дюны, Людериц, город-призрак, Этоша и химбы.
- Но из всего тобой перечисленного мы видели пока только дюны….
- Я во многом именно потому согласился работать с вами, что выбранный маршрут мне показался удивительно не стандартным. Уж не знаю, каким принципом вы руководствовались, выбирая точки на карте, но то, что я открываю для себя Намибию вместе с вами почти заново – это классно!
- А мы не руководствовались «принципами», - Людмила приспустила очки на кончик носа и внимательно взглянула в глаза проводнику. – Мы поставили перед собой определенные задачи, для решения которых нам потребовалось побывать в тех или иных местах. Я, например, точно знаю, что этим самым Гроотбергом Инна хотела поразить нашу Валерию. Она знает Леру с детства и понимает, что удивить мою дочь не так-то просто. Но в эффекте Гроотберга она почему-то уверена.
- Ну, ты, Люся, нас и заинтриговала…. – Женя нетерпеливо притопнул ногой и решительно захлопнул дверь багажника. – Предлагаю не тянуть с отъездом. Сколько там километров до этого райского места?
- Жень, ты не поверишь, но всего двадцать три. Самый короткий переезд на всём маршруте….
- Как-то мне мало верится в Эдем через двадцать километров, - скептически усмехнулась Надежда и огляделась по сторонам. Никаких особых чудес поблизости не наблюдалось, хотя саванна лежала, словно на ладони, просматриваемая до самых дальних точек горизонта.
-Да я и сам не уверен. Но администратор Палмвага четко указала мне дорогу, по которой нам нужно ехать, так что скоро сами всё увидим.
Как ни странно, но ожидаемое чудо, простите за тавтологию, оказалось совсем неожиданным.
Точнее, сначала два джипа, выстроившиеся в короткую цепь, минут двадцать рычали по грунтовке, отмеченной у Влада на карте, дисциплинированно задрав морды вверх: дорога стремительно шла в гору. Затем, в какой-то момент (никто так и не понял, как это произошло), машины вынырнули из-за очередного поворота серпантина и всё….
Мир раскололся.
Земля и небо перестали быть антиподами, а время замерло.
Стремительные потоки ветра заклубились у колес, поднимая мелкую красноватую пыль, деревья исчезли совсем, оставив вместо себя невысокую рыжеватую траву, а горизонт исчез…. Вместо привычной черты, которую мы именуем «линией горизонта», между твердью, по которой пылили джипы и небосводом, в котором парили орлы, клубились плотные, слоистые, серо-сиреневые облака и возникало странное ощущение, что ты очутился на том самом пресловутом «крае земли», о котором сложено столько песен. К восторгу, мгновенно накрывшему путешественников, подмешивалась довольно приличная порция леденящего ужаса. Казалось, что стоит проехать еще чуть-чуть вперед и приблизится к этому слоистому облачному пирогу, как дорога оборвется, и джипы рухнут в бездонную пропасть….
Единственным «реальным» объектом в этой природной фантасмагории был лодж, виднеющийся километрах в двух от начала плато.
Слово «реальный» не зря взято в кавычки.
Сначала всем показалось, что чуть слева от дороги, ближе к облакам, находится огромное орлиное гнездо, хозяева которого то и дело проносились буквально над головами, кося на рыжую землю зорким, сверкающим глазом . И лишь прикинув расстояние до «гнезда», мы сообразили, что величина его, скорей всего, сопоставима с размерами футбольного поля. На худой конец – школьного двора…. Или большого приусадебного участка. (У каждого из присутствующих были свои версии). В предвкушении чего-то необычайного, мы снова завели моторы и двинули к лоджу.
В своих дорожных заметках мы крайне редко описываем «цивилизационные блага» тех или иных стран, но «Гроотберг Лодж» вполне заслуживает того, чтобы стать исключением из правил. Говорят, что министерство культуры Намибии потратило на его обустройство 4,5 миллиона долларов. И не намибийских, а американских. Огромная, по местным меркам, сумма, изъятая из бюджета страны. Да-да! «Гроотберг лодж» - это не частная концессия, а самое, что ни на есть, государственное учреждение. Точнее, объект культуры и туризма, выполненный по всем законам и стандартам избалованного европейского общества. Безусловно, ночь в «диких» бунгало, на краю земли, в отрыве от всего сущего и суетного – удовольствие не из дешевых. Но стоит задуматься о том, что подобная релаксация, очистительный катарсис души и тела, которые накрывают здесь всех без исключения, бессмысленно оценивать в звонкой валюте.
Почему-то нам показалось, что у здешнего костра, на краю утеса, под старенькими пледами на плетеных креслах и чернильным куполом ночного неба могла бы собраться не наша компания, а группа каких-нибудь титулованных душеведов, скажем, Ричарда Баха, Артура Шопенгауэра и… лорда Байрона. Представляете, как было бы интересно послушать их разговор:
- В одиночестве человек часто чувствует себя менее одиноким, не так ли, джентльмены? – задумчиво произносит сэр Джордж Гордон.
- В одиночестве каждый видит в себе то, что он есть на самом деле, - не соглашается, но и не отрицает теоретик Шопенгауэр.
Ричард Бах задумчиво курит сигару и протягивает к костру ноги в высоких лётных ботинках:
- Человек привыкает к тому, что он одинок, но нарушьте это одиночество хотя бы на день, и вам придется привыкать к нему снова.
Мы не будем состязаться с Великими глубиной и афористичностью собственных размышлений и высказываний, сделанных этой ночью и тоже у костра, но, поверьте, это была воистину ночь откровений, парадоксов и нового открытия друг друга. Сначала каждый, под предлогом фотосессии, удалился с фотоаппаратом упиваться тем самым одиночеством, которое здесь, в Гроотберге, не воспринималось как аскеза или епитимья, а лишь как дар Божий. И только поздно вечером, когда небо и земля слились в одну непроницаемо черную воронку, в которой возникали и пропадали бриллиантовые всполохи звезд, медленно-медленно, наслаждаясь каждой минутой этой ночи, путешественники снова подтянулись к костру.
- Народ, а хотите, я расскажу вам о здешних созвездиях? – предложила Лера.
Надежда с удивлением взглянула на девушку, потом на ее маму, потом на остальных и пробормотала:
- Ну, как же, Лерочка, ты ведь просила не приставать к тебе с вопросами о звездах? Потому что астрофизик устает от вопросов дилетантов так же, как врач от вопросов о всевозможных болячках и способах лечения.
- Да. Знаю. Но сегодня я сама хочу вам рассказать об этом небе…. Небе южного полушария! Тысячи лет оно было скрыто от глаз астрономов. Америго Веспучи первым из мореплавателей восхитился его красотой и описал его созвездия. После него были и другие. Думаю, что до сих пор увидеть это небо мечтает каждый моряк и каждый путешественник, а поэты воспевают его, даже не видя.
- Ага, согласен. Меня в свое время тоже зацепила песня Розенбаума. – И Женя тихонько запел:
Раздарило лето всё своё тепло,
В лисью шубу зябко кутается лес.
Тучи с севера ветрами принесло,
И погас Южный Крест.
Разошлись года кругами по воде,
Над рекой туманы белые клубят,
И подёрнут дымкой каждый божий день
Без тебя, без тебя...
- Так я продолжу? – Лера чуть охрипла, поэтому ее голос звучал с особой проникновенностью. - Посмотрите на звезды… Это же те самые созвездия, которые видны и у нас, в Москве, но не на северной, а на южной стороне неба. Зато все небо здесь перевернуто вверх дном. Над головами у нас блещет та звездочка, которая из Москвы была бы видна на краю неба, на юге. Под ней к северу - Сириус. На месте Малой Медведицы горит Орион, перевернутый вверх ногами, под ним Альдебаран и Близнецы, а в самом низу, на севере, на краю неба блестит Капелла и рядом с нею, левее, созвездие Персея.
- А где Полярная Звезда? – вспомнила главный небесный ориентир Надежда.
- Полярная звезда, Большая Медведица и вся северная сторона нашего подмосковного неба отсюда не видны: они скрыты под северным краем неба. Так что будем любоваться на Южный Крест…
Мы просидели у костра почти всю ночь. И лишь напоминание Влада о том, что утром у нас намечено сафари по плато, заставило всех оторвать глаза от созерцания звезд и поторопиться к своим бунгало. Впрочем, мы совсем зря спешили. Магнетизм открывающейся из лоджа панорамы «конца света» был так велик, что сафари получилось неинтересным и скомканным. Никакой, даже самый экзотический зверь, не мог бы затмить собой тот пейзаж, увидеть который выпадает, пожалуй, раз в жизни. Мы издумывали десятки причин, чтобы вернуться в лодж, и опять убежать на край утеса, «бродить по облакам». Начавшийся дождик был воспринят как перст судьбы, указующий на срочную необходимость прекращения сафари….
Когда на следующий день пришла пора покидать Гроотберг, в дружных рядах «Якоря» и «Маяка» начались разброд и шатание. Уезжать не хотелось никому. Наши спонтанные попытки задержать отъезд любыми способами (например «срочно» потерянной шляпой-талисманом Жени, без которой он отказывался покидать лодж) очень забавляли Влада. Он бы тоже хотел провести два-три праздных дня в умиротворяющем созерцании и ничегонеделании, но привык к дисциплине на маршруте и пытался объяснить всем, что порядок есть порядок. Плато, конечно же, вещь замечательная, но кто сказал, что далее будет менее интересно?
- Действительно, - поддержала Влада Люся Прокина, - Древняя китайская пословица гласит: «То, что случилось один раз, может никогда больше не повториться. Но то, что случилось дважды, обязательно произойдет в третий раз». Следовательно, раз Намибия нас удивила уже, минимум, два раза, то удивит и в третий. Давайте надеяться на лучшее. Нас ждут гепарды, слоны, львы, вся «большая пятерка» Африки, ну и, конечно же, химба. Ведь мы все так переживали, что не увидим здешних племен. Зачем же время терять? Предлагаю настроиться на позитив!
Настроиться на позитив помог оглушительный львиный рык, который донесся откуда-то, снизу, из буша. Путешественники мгновенно расселись по местам и, очень надеясь на встречу с царем зверей, покатили на его призывный рев.
- Такое ощущение, что это было совсем рядом. Почему мы так долго едем? – нервничала Лера.
- Скорее всего, Влад знает, что делает. – Константин всматривался в пыльную дорогу. – Звук доносился из ущелья. Тут отличное эхо, и предположить, где именно разгуливает и поет лев может только профессионал.
А рык, действительно, не смолкал, раздаваясь какими-то глухими, мощными утробными руладами, от силы и ярости которых кровь начинала бежать быстрее, а волоски на руках ощутимо приподнимались. Мы пока не видели, что происходит, но были уверены, что такой агрессивный рык могут издавать только два самца, оспаривая право на лучшую самку в прайде.
Передний джип внезапно остановился. Водительская дверь открылась, и на землю выпрыгнул Женя:
- Ребята, Влад уверен, что с дороги мы ничего не рассмотрим. А спешиваться и идти на звук очень опасно. Похоже, там у львицы роды начались, - Женя все это проговорил сбивчивым шепотом, словно боясь нарушить величие львиной песни. – Он не уверен, но говорит, что самцы, обычно, выясняют отношения ближе к ночи, а не днем. Да и сезон сейчас уже не брачный, а, скорее, роддомовский. Как думаете, что будем делать?
Конечно, увидеть живую львицу, да еще с возможным новорожденным, хотелось всем. Но степень риска была слишком высока. Львиный прайд, как все мы помнили еще со школьных уроков зоологии, может насчитывать до тридцати особей. И живет это сообщество очень сплоченно, удаляясь друг от друга не более, чем на двести метров. А что такое двести метров для льва, если он решит напасть на нас, разглядывающих роженицу и ее наследников? Сущая ерунда! Так… пара-тройка прыжков….
Повздыхав, и послушав еще немного из машины раскатистые, басовитые переливы-всхрапы, мы закрыли окна, пристегнули ремни безопасности и настроились на долгие триста километров пути до Этоши.
Скучать в дороге не пришлось. С приближением к заповеднику, стада спринбоков и ориксов встречались все чаще, иногда грунтовку перебегали зебры и странноватые гну, то там, то тут мелькали столбики сурикатов – очень забавных южно-африканских мангустов. Влад рассказал нам, что для многих племен Южной Африки сурикаты – тотемные животные. И это не мудрено, потому что очень уж похожи эти зверьки на людей.
Судите сами.
Живут сурикаты большими семьями. Фактически, кланами. Численность семьи насчитывает 30-40 особей. Семья обустраивает себе нору-«деревню» и тщательно ее охраняет от нападок соседских кланов. Войны между семьями сурикатов кровопролитны, и иногда могут приводить к гибели всей участников битвы, включая самок и детей. Единоличным правителем семьи является старшая самка. Иными словами, в царстве сурикатов наблюдается самый настоящий матриархат, да и выглядят самки крупнее и красивее самцов. А образ жизни этих зверьков очень напоминает образ жизни тех же племен химба, уже в человеческом мире. Рано утром – общий подъем, поиск водопоя, поиск пропитания, уборка территории и затем - долгие часы ничегонеделания. Сурикаты разбредаются по саванне, замирают столбиками, или принимают иные причудливые позы, созерцают окрестности, отдыхают в тени, дремлют и лениво переговариваются. «Речь» сурикатов насчитывает до тридцати совершенно непохожих звуков. На вечерней зорьке они возвращаются в деревню и устраиваются на ночлег.
Кланы сурикатов кочуют примерно раз в два года. К этому их побуждает появление в норе большого количества кожных паразитов, с которыми зверьки умеют бороться лишь в том случае, когда паразитов еще лишь единицы, катаясь в пыли или опрыскивая друг друга специальным зловонным секретом. Вторым толчком к кочеванию и основанию новой деревни может стать приближение чужого вражеского клана. Если у семьи есть опыт кровопролитной войны, зверьки предпочитают уйти на другую территорию, но сохранить жизнь.
Однако, мы отвлеклись. За разговорами, наблюдениями и периодическими остановками для съемок животных, отряд из двух джипов въехал в Этошу. Об этом заповеднике написано столько, что мы не станем лишний раз утомлять читателя описаниями тех мест, которые просто изобилуют всевозможными четвероногими обитателями. Остановимся, пожалуй, лишь на том, что вызвало интерес именно у нашей группы, и что запомнилось именно нам.
Жизнь животных по обочинам «смотровых» троп Этоши идет по дикому, но естественному для национального парка сценарию: из-за верхушек деревьев выглядывают жирафы, нешуточно дерутся буйволы, семейство бабуинов воинственно преграждает дорогу. Все это «богатство» остается за бортом джипов, потому что тема этих двух дней — птицы. На берегах мелководных речушек и довольно большого озера в дождливый сезон собирается до 400 видов пернатых. Красавцам фламинго нравится мелководье и изобилие красных рачков, от поедания которых перья становятся розовыми. Серая вода и бело-розовые птицы — прекрасное сочетание, и фотографы-путешественники со всего мира подолгу «выпасают» на берегу свои огромные фотоаппараты. Нас же привлекли иные птицы. К сожалению, даже Влад не смог сказать, как они точно называются. Представьте себе небольшого и очень худого воробышка, совершенно невзрачного на вид, да еще и переболевшего желтухой. Именно так и выглядели пичуги. Но только тогда, когда неподвижно сидели на дереве. Костя, порядка ради, решил сделать дежурный снимок этих «воробьев» и от щелчка затвора стайка мгновенно вспорхнула с ветки, явив нашим очам изумительно яркое, канареечно-желтое оперение внутренней стороны крыльев. Каждая птаха могла похвастать своим собственным пониманием «желтого». Это был и цвет желтка в глазунье, и цвет спелого лимона, и оттенок шафрана, и тускловатое свечение золота. Не успели мы вдоволь налюбоваться солнечным разноцветьем, как стайка снова сложила крылышки и смиренно устроилась на очередной ветке, превратившись в невзрачных пернатых.
- Надо подобраться к дереву ближе, вспугнуть птиц и успеть заснять их в полете, - предложил Костя.
- Давай, ты слева, я справа, - подхватил идею Женя.
Сказано – сделано. Два шага вперед и птицы молниеносно взмывают в крону дерева, но мы опять не успеваем даже приблизить фотоаппараты к глазам.
- Давай еще раз!
Азарт фотоохоты раззадорил всех. Мужчины пробовали разную тактику. Они замирали с объективами, нацеленными на дремлющих птиц, а женщины выступали в роли загонщиц и «пугальщиц», но все усилия были тщетны. Пичуги взлетали на долю мгновения, и нам ни единожды не удалось предугадать траекторию взлета. Каждый раз объектив фиксировал лишь бледную желтую тень уже почти сложенных крыльев.
- Ну что ты будешь делать! – переживал Константин, просматривая на экране своего «Марка» размытые и нечеткие снимки.
Следующий раз тот же азарт и почти те же детские эмоции охватили нас уже пару дней спустя, когда по дороге на Эпупу мы добрались до «санатория» для гепардов. Еще находясь в Москве, мы запланировали этот визит, но каково же было наше изумление, когда мы узнали, что частная концессия, выхаживающая раненных или больных гепардов в Намибии не одна, что десятки великодушных и очень добрых людей специально покупают земли и обустраивают питомники для того, чтобы спасти этот исчезающий вид хищников.
История еще помнит те времена, когда прекрасная дикая кошка – гепард – с удивительными черными дорожками «слезами гепарда» на круглой, симпатичной морде, жила в домах царей и падишахов наравне с иными домашними питомцами. Правда, в основном, в царствах и ханствах Африки, Азии и Индии. И, действительно, в отличие от остальных кошачьих, гепард демонстрирует повадки преданной собаки, редко бывает агрессивен с близкими, помнит добро, выполняет команды, с удовольствием охотится по команде и приносит добычу. Единственное, чего не делает прирученный гепард – не размножается в неволе. Но это не смущало вельможных хозяев. На смену умершему любимцу из саванн и бушей рабы приносили новых котят…
Так было когда-то….. Но безжалостное истребление гепардов из-за красивого меха привело к тому, что в середине прошлого века, в самой густонаселенной гепардами Южной Африке их осталось не больше 700 особей. И те находились на грани вымирания. Все усилия зоологов упирались в активное нежелание гепардов размножаться в зоопарках и зверинцах. А политическая ситуация в большинстве африканских стран не позволяла гарантировать честное соблюдение запрета на браконьерский отстрел гепардов даже в условиях созданных ЮНЭСКО национальных природных заповедников.
И вот тогда-то и появились эти спонтанные частные концессии…. Владельцы «приютов» или «санаториев» находили и подбирали раненых или больных животных (а чаще всего детенышей убитой браконьерами мамы), выхаживали их и отпускали в дикую природу.
Мы тоже заехали в одно из таких заведений (кстати, совсем не то, которое планировали посетить по маршруту, составленному в России). И «виной» спонтанно принятому решению стала наша Лера. Она так мечтала поскорее увидеть гепардов, что неделя, остающаяся до места «официального визита» показалась ей нестерпимо долгой. И вот, вместо того, чтобы со всех ног, точнее, колес, нестись на встречу с Мишей, Андреями и Инной, мы остановились у одного из указателей «cheetah-farme».
«Специализацией» именно этой фермы оказался отлов и выхаживание особо агрессивных, раненых гепардов. Да-да, оказывается, в природе существуют и такие. Гепарды совсем не бояться людей. Когда им недостает диких копытных, они могут облюбовать стада какой-нибудь деревеньки и преспокойно охотится на домашних коз и овец. Естественно, крестьяне пытаются отвадить хищников, но те, отстаивая право на свободную охоту, могут вступить в стычки уже и с людьми. Расставленные капканы наносят увечья гепардам, но добить их у сельчан не поднимается рука (да и закон не разрешает), а выпустить, освободить из клешней ловушки опасного зверя может только специалист. Вот братья Джекобс и работают «на подхвате» у местного населения, собирая к себе в приют раненых животных. Правда, принимают они и малышей, оставшихся без мамы, и просто больных гепардов. Разница в выхаживании и в содержании этих кошек заключается лишь в том, что одних зверей братья после выздоровления и адаптации выпускают в саванну, а других (тех, кто уже проявлял агрессию к человеку) вынуждены держать под замком в вольерах до самой старости и смерти.
Мы бы продежурили у вольеров красивых пятнистых хищников до самого вечера, наслаждаясь их утробным мурлыканьем и любуясь темно-оливковыми раскосыми глазами, неотступно следящими за любым нашим передвижением вдоль вольеров, но идиллию прервал Влад:
- Друзья, я сейчас беседовал с Джекобсом-старшим, он сообщил мне неприятнейшее известие. Дело в том, что прямая дорога по северам на Эпупу блокирована кордонами и фактически закрыта. Проехать там без специального разрешения у нас не получится. А это значит, что нам придется разворачиваться на запад, доезжать до Опуво и только оттуда стартовать в Эпупу.
- Я так понимаю, что мы намотаем лишние километры? Сколько, Влад? Четыреста?
- Семьсот, Костя. Только не говори нашим, а то они расхнычутся в дороге. Все-таки дамы….
- Женьке сказать?
- Я сам ему скажу. И вот еще что…. Старайся ехать на той скорости, чтобы минимально расходовать топливо. Боюсь, мы можем не дотянуть до Опуво.
- Черт…
- Ребята, по коням! – Влад направился в сторону женщин, продолжавших любоваться дикими кошками, и властным движением руки пресек всяческую торговлю на предмет «ну, давайте, посидим тут еще чуточку»…
Путь на Эпупу оказался еще труднее, чем предполагали мужчины. Уже совсем близко к вечеру, перекусив и заправившись бензином в Опупо (как выкручивались из ситуации с пустыми баками за тридцать верст до заправки – отдельная история), караван взял курс на север. Оставалось проехать каких-то двести километров, как прямо возле дороги возникла деревенька химба.
Конечно, все прекрасно понимали, что здесь, рядом с цивилизацией, нам встретилось племя, которое нельзя назвать совсем уж первозданным. Но интерес был так силен, что даже эта нарочитая, театральная «дикость» нас не остановила. За вход в деревню с нас взяли определенную сумму денег, которую пообещали использовать исключительно на покупку продуктов питания для своих же родственников, живущих в более отдаленных местах. Естественно, нам тут же предложили приобрести сувениры (бусы, браслеты, ремешки и всевозможные «броши») выполненные талантливыми местными мастерицами. Но мы умудрились рассмотреть и неподдельную, живую, естественную и традиционную картину быта, которую не смогли искоренить ни пластиковые ведра, ни кошельки, привязанные к кожаным фартучкам. Женщины возились с детворой, уделяя ей, впрочем, значительно меньше внимания, чем своей внешности. Так, например, одна мамаша, сняв с костра котелок каши и даже не остудив ее, поставила еду перед выводком детей (мал, мала, меньше) и тут же принялась заниматься любимым занятием – натиранием тела жирной красной охрой. Дети, поковыряв кашу палочкой и убедившись, что она уже не обжигает руки, засунули ладошки внутрь котелка и принялись горстями есть бело-желтое варево, сильно отдающее горелым запахом. Очевидно, их мама и кашу варила между делом, вот кукурузную похлебку и прижарило ко дну. Но детвору пригорелая корка не смущала. Они с удовольствием отковыривали ее ото дна и смаковали так, как мы в своем босоногом детстве обсасывали петушки на палочках, купленных у вокзальных цыган.
Королева – высотная статная женщина, почти модельного роста, милостиво разрешила Людмиле воспользоваться своей «косметичкой» - выдолбленной в камне воронкой, где находилась смесь охры и жира, и даже сама втерла красную «косметику» в кожу Люси.
- Люд, ты зря это затеяла, - засмеялся Влад. – Ты в курсе, что охра практически не отстирывается, так что тебе придется выбрасывать блузку. А еще, охрой легко испачкать сидения джипа. И на сей счет у прокатной конторы предусмотрены драконовские штрафы. Так что с вашими дамскими заморочками, мы не только без блузок, но и без штанов останемся.
- Ну и ладно, - легкомысленно отмахнулась Люда. – Должна же я была на собственной шкуре испытать волшебное действие охры. Ты посмотри, даже у самых древних бабушек кожа словно у младенцев.
- Это правда. Но вряд ли ты сможешь воспользоваться их рецептом. Если ты появишься в офисе в охре, то распугаешь всех клиентов.
- А вот тут ты не прав! Мои клиенты и партнеры – люди творческие. Так что и оранжевую меня они воспримут легко. Решат, что это такой модный дизайнерский performance. Не так ли, Надюша?
Надежда не откликнулась. Она с огромным удовольствием вместе с супругом играла с забавным малышом-химба. Ребенок только-только научился ходить и забавно сбивался с неустойчивых шажков на довольно бодрый галоп на четвереньках, затем замирал, вспоминал о своем новом навыке, кряхтя поднимался на две ноги и снова делал несколько робких шажков.
В Эпупу мы выдвинулись уже в самую темень. Как на грех, сразу после отъезда полил дождь. Ехать стало не просто тяжело, но и крайне опасно.
- Костя, ради бога осторожней, - вскрикнула Люда на особо крутом вираже.
- Я бы рад, девчонки, но мы должны спешить. Не знаю, как вы, а я уже чертовски соскучился по нашим товарищам!
Глава 20. Долгожданная встреча на Кунене. Жертвенный козел.
Рыбаки знают, что после проливных дождей вода в горной реке приобретает специфический цвет «кофе с молоком». Именно такими, кофейно-молочными водами, несущимися со страшной силой куда-то влево от лагеря, и встретила нас Кунене. Нельзя сказать, что мы были удивлены и восхищены стремительным напором намибийской красавицы. Отнюдь. Как сказал бы Андрей-второй, «видали мы речки и покрасивее». Но своеобразная прелесть и необычность Кунене крылась в том, что она совсем не воспринималась горной. Не было видно перепадов высот, перекатов, обрывистых утесов. Пологие берега правого (ангольского) и левого (намибийского) берегов лишь на метр-другой возвышались над руслом, обваливаясь то тут, то там большими песчаными ямами, заросшими огромными пальмами. И даже сама «быстрота» воды не поражала воображение. Лишь в те мгновения, когда мимо нас по воде на крейсерской скорости проносился топляк, огромные коряжистые стволы и ветки, становилось ясно – шутить с этой рекой опасно.
- Мишунь, я так понимаю, рафтинг накрылся? – Инна уже успела принять душ и теперь благоухала на всю веранду ароматом антикомариного спрея.
- Да, к сожалению. Местный инструктор объяснил, что сплавляться по большой воде, с учетом близости водопада – смертельно опасно.
- Ну, а как же все эти категории сложности, какие-то пятые и шестые ступени? Допустим, я чайник. Ладно. Мне нельзя и даже смертельно опасно. Но у вас с Петровичем есть опыт сплава и не по таким мирным местам.
- Знаешь, подруга, в чем парадокс первого впечатления? Ты недооцениваешь степень опасности. Вот если бы эта Кунене ревела, гремела и пенилась, если бы брызги не давали тебе подойти к берегу, вот тут бы ты насторожилась и первая закричала: «Стоп! Опасность!». А сейчас ты расслаблена. Ты попиваешь кофеек и любуешься гладкой и ровной речной простыней. Ты назвала Кунене мирной? Запомни навсегда, заруби себе на носу: главные опасности всегда скрыты и всегда замаскированы. Бояться нужно тогда, когда никакой видимой угрозы не чувствуется. Помнишь выражение – «затишье перед бурей»? Вот у меня при взгляде на Кунене инстинктивно возникает это ощущение.
- Ага! Попались! Ой, какие вы чумазые! – на веранду с радостными воплями влетела Лера и с детской непосредственностью бросилась обнимать по очереди Мишу, Инну, Андрея и Петровича.
- Мы, между прочим, уже пять раз душ принимали и сидим тут битый час, выжидая тех, кто должен был, по идее, встречать нас с лавровыми венками, - засмеялся Андрей-второй, - А вот ты, действительно, чумазая, да к тому же насквозь мокрая, мы же просто загорели до черноты.
- Я и насквозь мокрая, и насквозь голодная…. А это что? Ужин? Ма!!! Они стерегут наш ужин! Ура! Мы дома!
Вслед за Валерией на веранде материализовались сотканные из дождя и размазанной ровным слоем красноватой глины силуэты остальных путешественников. Электрического света, как это принято в африканских лоджах, ночью не было, и встречу друзей озаряли лишь неяркие блики керосиновых ламп, расставленных и на полу, и на столе. Общее братание и ликование длилось добрые минут тридцать.
Мы с затаенной завистью вслушивались в торопливые рассказы друг друга и, соответственно, жалели (каждый по своему), что не пережили приключений у химба, или не увидели закат на плато Гроотберг, или не послушали львиного рыка, или не форсировали русло сто первой речки в Коаковельде, или не работали матадорами на ранчо, или не отбивались в Этоше от стаи шакалов, прикормившихся у отеля, или…, или…., или….
- Мам, а можно в реке искупаться? Вода теплая…
- Нет, Лера. Миша сказал, что здесь сильное течение и купание крайне опасно.
- Ладно… Эй, сэр, есть у вас длинный канат? Я хочу искупаться в реке, - не сдалась девушка, обратившись к молчаливому бою по-английски.
- Это невозможно, мэм, - с достоинством ответил он.
- Ну почему? Обвяжете меня канатом и в любом случае вытащите!
- Крокодилы, мэм…
Против такого аргумента возражений не нашлось.
Хорошенько подкрепившись и наговорившись вволю, усталые путешественники разбрелись по домикам-палаткам. Все настолько соскучились друг по другу, что расставаться даже на короткие пять-шесть часов сна ужасно не хотелось.
- Други! – обратился ко всем на прощание Константин. – У меня есть предложение, подкупающее своей новизной. А не изжарить ли нам завтра шашлычка?
- Где же мы мясо в этой глуши достанем? Тут, поди, и магазинов-то нет.
- Поживем – увидим….
Последним с берега реки уходил Миша. Он до рези в глазах всматривался в серебристую лунную дорожку, рваными разрывами вспыхивающую на поверхности быстрой воды, и очень жалел, что люди не боги и не умеют ходить по волнам. Ему, например, остро хотелось сейчас встать, оттолкнуться босыми ногами от мокрого песка и шагнуть на эту серебристую рябь, уходя от суеты прожитого дня куда-то, в непостижимый мир бархатного черного неба с его мириадами бусинок-звезд.
- Крокодилы, мэм… - пробормотал он про себя и усмехнулся. – Вот-вот…. Или крокодилы, или наша немощь…..
Утро выдалось жарким и солнечным. Даже рассветные часы, которые, по идее, должны были быть наполнены речной ленивой прохладой, удивляли доставучим и каким-то прицельным жаром. Стоило сделать лишь небольшой шажок из-под плотной соломенной крыши веранды, или хотя бы высунуть голову, как миллионы острых пчелиных жал раскаленного света впивались в кожу, стараясь отыскать на теле местечки понежнее да понезащищенней. Наши носы, успевшие еще в первые дни обгореть, облупиться и покрыться тонкой ранимой кожицей, снова мгновенно покраснели. А ведь прошло всего пару часов после восхода, может, и того меньше.
Суетливые бои черно-белыми тенями заскользили по берегу, перенося под пальмы столы, кресла и огромные парусиновые зонты. Завтракать на веранде, где было сумеречно, но невыносимо душно никому не хотелось. Здесь же, у самой воды, ощущалось хотя бы минимальное дуновение свежего ветерка.
На утренний кофе собрались все. Точнее, почти все. Ибо, как выяснилось, Влад, Лера и Константин уехали еще на заре с одним из сотрудников лоджа в какую-то отдаленную деревеньку химба, где надеялись купить барана, или хотя бы козу, чтобы все-таки удивить нас шашлыком. Когда они вернулись, хохочущие и с «уловом», то суть их торгов с вождем племени очень живописно описал Влад, почти слово в слово повторив старинный анекдот, но в намибийской интерпретации:
- Сколько стоит коза?
- Белая или черная?
- Ну, допустим, белая.
- Шестьсот долларов.
- А черная?
- Тоже шестьсот.
- А мясо у нее нежное, вкусное?
- У белой, или у черной?
- У белой.
- Очень хорошее.
- А у черной?
- Очень хорошее.
- Товарищ вождь, в чем же тогда разница между этими двумя козами? Как нам выбрать?
- Белая коза – это моя коза.
- А черная?
- Тоже моя….
Людмила очень переживала за дочь, предполагая, что той не стоило присутствовать при сцене заклания «жертвенного козла».
- Не волнуйся, мамуль, - утешила ее Валерия. – Во-первых, я участвовала только в процессе выбора. Во-вторых, крайней степенью лицемерия было бы утверждать, что я, обожающая мясо, не понимаю, каким образом оно попадает к нам на стол. Так что вариантов два: быть вегетарианцем, или не ныть от сочувствия к погибшей козочке или корове….
- Вот так-то, Люся, - Миша с уважением посмотрел на самую юную участницу экспедиции, которую знал еще совсем ребенком, - Наши дети честнее и прямодушнее нас, взрослых.
- А зачем лукавить? – Лера удивленно подняла карие оленьи глаза. – Что это за пережитки прошлого? В чем смысл вранья? Если мне надо сказать козлу, что он козел, то я так и сделаю. И мне не придется злиться и терпеть рядом с собой человека, который мне совсем неприятен. Пусть обижается, пусть не общается со мной. Так будет лучше и ему и мне.
- Всё так и не так…. – Михаил, единственный из присутствующих рискнул снять майку и выбраться из-под тента в самую ядреность утренней жары. – Но есть в этой позиции определенный юношеский максимализм. Допустим, я прямо в глаза скажу, что не считаю тебя умницей или красавицей. Обидишься?
- А ты, действительно, не считаешь?
- Я же сказал, - допустим….
- Совсем не обижусь. Я же не червонец, чтобы всем нравиться.
- А если я скажу то же самое тебе о твоей маме?
- Стукну по голове! Я никому не позволю усомниться в том, что моя мама самая лучшая.
- Вот ты и добралась до сути…. Нельзя оставлять себе священное право правдоруба, право обижать, отрицая возможность выслушать ответную правду. Мне нравится твое прямодушие, но еще больше нравится другое человеческое качество – великодушие. Я, например, с возрастом, с опытом, с набитыми шишками усвоил одну истину: правда всегда субъективна, обида – всегда объективна. Поэтому стараюсь сам никого не обижать и, главное, не обижаться ответно.
Странное напряжение повисло в воздухе. Почему-то всем показалось, что Миша сейчас произнес какую-то очень важную вещь, но зачем, почему, а, главное, к кому он обращался было не понятно. Атмосферу разрядил Костя, который все это время орудовал возле жаровни, ловко расправляясь с большими кусками козлиной туши, отхватывая ножами те ее части, которые, на его взгляд, лучше всего подошли бы для гриля:
- А я вам так скажу: правда – это как соль и перец для нашего шашлыка. В умеренных количествах они улучшают вкус жаркого, а вот переперчить или пересолить – значит отправить мясо на помойку. Всё в этой жизни должно быть дозировано. И тогда мы будем довольны жизнью и друг другом.
- Чего не скажешь о козле, - засмеялась Инна-маленькая. – Ему уже без разницы, сколько ты, Костя, специй добавишь.
- На то он и жертвенный козел, - философски заключил Костя и поднял вверх указательный палец, перепачканный в приправах.
Пока экзотическое яство готовилось, стали думать о том, как скоротать два дня, отведенные программой экспедиции для знакомства с Кунене. То, что рафтинг накрылся медным тазом, было ясно всем. Мы, на всякий случай, еще раз поинтересовались у местных жителей, нельзя ли нам уехать куда-нибудь выше по течению, где река не так многоводна и сплав не так опасен. Но оказалось, что единственный в этих местах инструктор-экстремал, обожающий именно «высокую воду», отбыл в бессрочный отпуск, а все остальные «рафтмэны» не захотят рисковать лицензией и сопровождать нашу группу. Поэтому было принято мудрое решение посвятить вечер знакомству с водопадом Эпупа, а на следующий день покинуть лагерь с тем, чтобы иметь больше времени на поиски легендарных гереро.
За все время маршрута мы настолько отвыкли от безделья или бездействия, что часы праздности, сопровождающие нас на Кунене, казались вечностью. И ведь находятся же на свете чудаки, которые умудряются любить такой тюлений отдых?! Любить бесцельное сидение или лежание на берегу реки или моря, любить бессмысленное созерцание пускай даже самых красивых пейзажей, смакование экзотических коктейлей, вызывающих изжогу… Ну о чем, скажите, интересном или высоком можно говорить, когда твои глаза полуприкрыты панамой, тело растеклось по шезлонгу, подобно подтаявшему на солнце холодцу, а все мысли сосредоточены только на том, насколько равномерно ты смазал кожу кремом от загара?
Когда скука от подобного «отдыха» достигла своего апогея, внезапно раздался оглушительный всплеск, сопровождаемый отчаянным женским криком:
- Мама! Мамочка! Инна! Скорей сюда! Они сумасшедшие!
Сонное состояние слетело с нас в одно мгновение. Кто в чем был, бросились к реке. Картина, которая открылась нашим глазам, в любом другом случае могла бы показаться мирной: рассекая воду уверенными гребками, откуда-то с дальней оконечности пляжа по направлению к островку, разделяющему Кунене на две части, на огромной скорости плыли Миша и Петрович.
- Во, дают! – восторженно присвистнул Женя.
Влад и Костя, напротив, нахмурили лбы. То, что пловцы двигались так быстро, говорило отнюдь не об их мастерстве, а о бешеной скорости воды. Не прошло и минуты, как наши товарищи уже вцепились руками в корневища пальм, растущих на самой оконечности острова. И Константин отчетливо видел, по напрягшимся мускулам рук, как тяжело друзьям удерживать свое тело в стремительном потоке. А ведь предстоял еще и обратный путь к нашему берегу. И если соотнести траекторию самого короткого пути назад с силой и скоростью течения, то окажется, что выплыть ребята смогут лишь в самом конце береговой линии, примерно в трехстах метрах от лагеря и всего в пятидесяти метрах от рычащего и беснующегося отвесного водопада.
Лицо Кости побледнело, на висках выступили капельки пота. Он через силу улыбнулся, сделал Инне успокаивающий жест рукой, что-то шепнул Жене и Владу, и быстрыми шагами направился в сторону водопада.
- Влад, это очень опасно? – Инна с тревогой всматривалась в силуэты пловцов, болтающиеся, словно поплавки, всего метрах в пятидесяти от берега, на таком близком, казалось, соседнем островке.
- Нет-нет, не волнуйся. Никакой опасности нет. Сейчас они немного отдохнут и приплывут обратно.
- А их не унесет к водопаду?
- Что ты! Конечно, нет.
- Почему же тогда Костя так разволновался?
- Так, это… Он…. Из-за крокодилов, наверное… - ляпнул Влад первое, что пришло в голову, и снял с полосатого столбика спасательный круг на веревке.
Инна тихо охнула и без сил опустилась на землю.
Женя сделал женщинам знак оставаться на месте, и со всех ног припустил за Константином. А Андрей-второй, который и затеял вместе с Мишей и Петровичем подобное «развлечение» ради уникальной, как им казалось, съемки, постарался скрыться от гневных глаз разъярённых женщин за треногой своей видеокамеры.
Когда пловцы одновременно разомкнули пальцы и резко бросили свои тела поперек течения, волнение достигло апогея. Поток воды моментально, словно пластмассовых пупсов, развернул мужчин в сторону водопада и потянул к нему со страшной силой. Резкие взмахи рук, глубокие гребки мало помогали. Казалось, что расстояние между пловцами и нашим берегом не сокращается совершенно, зато их фигуры отдаляются все дальше и дальше, утаскиваемые бездонной пастью Эпупа Фоллс. Минута-другая – и фигуры мужчин совсем скрылись из глаз за выступающим в реку отрогом берега. Повисло тяжелое молчание….
Через несколько минут откуда-то издали, из глубины прибрежных джунглей раздался молодецкий свист и громкий голос Кости:
- Эй, там, на берегу! Женщины, без паники! Мы возвращаемся!
Влад глубоко вздохнул и выпустил из рук ладони Люды и Нади, которые, как оказалось, очень крепко сжимал все это время. Лера тихонько подошла к Инне и обняла плачущую старшую подругу:
- Скажи, ты же не убьешь Петровича?
- Еще как убью, - пробормотала та. – Вот утонул бы, пускай бы домой не возвращался!
А жертвенный козел, тем временем, был забыт. Вот и пришлось нам вместо сочных и ароматных кусков свежего мяса жевать подсохшие и подгоревшие твердокаменные корочки. Впрочем, их вкус все равно показался восхитительным. Наверное, потому, что мы уже настолько соскучились по обычной домашней еде, что любое блюдо, приготовленное «как дома», своими руками, воспринималось шедевром мировой кулинарии.
А минут за двадцать до захода солнца все отправились к водопаду. Выбраться раньше не позволила изнуряющая жара. Как оказалось, мы выбрали самое удачное время для знакомства с легендарным Эпупа.
Впрочем, водопад был настолько хорош, что заслуживает отдельного рассказа.
Кажется, в одной из глав мы уже рассказывали, что Намибия поражает путешественника не только удивительными и уникальными пейзажами и природными ландшафтами, но и какой-то каледоскопичностью их мгновенной смены. Вот, казалось бы, наш лодж на бурной Кунене отстоит от водопада Эпупа Фоллс всего на каких-то триста метров (если по прямой) и полтора километра, если подбираться к водопаду не по реке, а кружным путем, через возвышенность. Но какой контраст! Живя в лагере, мы и представить не могли (ну, не чувствовалось это совсем), что находимся на довольно высоком плоскогорье, а вот на тебе…. Всего-то пять минут пути на раздолбанном лагерном джипе, и мы уже смотрим на мир с высоты птичьего полета. Высокий ангольский берег воспринимается не иначе, как столовая гора, верхняя часть которой изрезана тысячами ниспадающих вниз потоков воды. Если вам посчастливилось бывать на водопаде Виктория, то вы легко представите Эпупу – это уменьшенная в три раза его полная копия. Ширина водопада – более полукилометра, высота – всего сорок метров. Но, поверьте, сорок метров – это очень и очень много. Это почти двенадцатиэтажный дом, с бескрайней крыши которого сверзаются вниз ручьи и реки, плотинные лавины белой пены (совсем как на какой-нибудь сибирской электростанции), или дымные грохочущие радуги брызг. Но если Виктория – ревет, то Эпупа Фолсс поет. Поет, словно орган, торжественно и даже мелодично.
Любоваться водопадом можно с двух точек – вровень с ним, и сверху. Мы успели побывать на двух смотровых площадках и даже сделать несколько сотен удивительных снимков.
Переживая недавний сумасшедший заплыв мужа и друга, Инна была, пожалуй, единственной, кому лицезрение Эпупы не приносило удовольствия. С верхней смотровой площадки отлично просматривался лодж, тот островок, который торчал посреди Кунене прямо перед верандой, пляж, мимо которого проносило пловцов и, собственно, сам резкий обрыв водопада. Отсюда казалось, что всё это находится настолько близко друг от друга, что высочайшая степень риска становилась еще очевидней.
- Ну что, дружище, всё еще грустишь? Или злишься? – Миша подошел к женщине и обнял ее за плечи.
- Ты можешь мне объяснить, зачем вы это сделали?
- Словами это трудно выразить. Наверное, в жизни любого из нас существуют моменты, когда вся твоя суть, вся плоть, ум, тело, благоприобретенные привычки и даже инстинкт самосохранения бунтуют, говорят: «Стоп! Нельзя!», - а твоя душа рвется сделать именно то, что нельзя. Не было никакого смысла в нашем поступке. И искать его не нужно. Просто я и Андрюха почувствовали в какую-то секунду, что, если мы сейчас не прыгнем и не поплывем, то не сделаем этого уже никогда в жизни. Мы просто обязаны были прыгнуть и поплыть.
- Да?... – Инна скептически наморщила нос. – А мне показалось, во всяком случае, в отношении Андрея, что в вас говорил не зов души, а адреналин от шампанского, или рома… Извини, я не запомнила, что вы пили за обедом.
- Не заставляй меня разочаровываться в тебе, дорогая. Как плохо, оказывается, ты нас знаешь. Хотя мне всегда казалось, что ты тоже способна на Поступок.
- На Поступок – да, на глупость, увы…. Возраст не тот.
Миша вздохнул, пожал плечами, отошел на некоторое расстояние и, перекрывая гул водопада, крикнул:
- Только ради глупостей и стоит жить! Любовь – величайшая, иррациональная глупость мира. Дружба, кстати, тоже. Как и наши приключения, как и наши книги, как эта Намибия с ее пустынями и водопадами, как все те необдуманные поступки и порывы, которые-то и отличают нас настоящих, от нас, московских и офисных. И я ни разу в жизни не пожалею, что мы с Петровичем прыгнули в эту чертову речку и не забуду, как колотились сердца и дрожали коленки. Возможно, это будет последнее, что мы пережили вместе!
- Уж, будь уверен! Больше я вам не разрешу ничего подобного. Я эгоистка, и мне очень хочется гордиться вами при жизни, а не потом… - жгучие слезы Инки Миша уже не увидел. – Философы фиговы…
Глава 21. Странный город Тсумеб. В поисках легендарных гереро.
Утренние сборы уже вошли в привычку. Мы теперь почти как небольшое военное спецподразделение на особом задании: от побудки до полной загрузки джипов и старта проходит не больше тридцати минут. Правда, все эти тридцать минут каждый из участников экспедиции, словно муравей, выполняет одному ему понятную работу или совершает ритуал (называйте, как хотите): кто-то впрок наливается кофе, кто-то челночит между палаткой и машиной, подтаскивая свои и чужие чемоданы, кто-то в последнее мгновение успевает выйти на связь с родиной или отправить СМС и почту…. Кстати, последнее – для Намибии очень актуально. Телефонная связь то и дело рвется, мы практически никогда не знаем, через какой промежуток времени индикатор телефона выдаст хотя бы одно малюсенькое деление наличия сети, и ты сможешь послать весточку родным. Чаще всего получается так, что заветный сигнал «сеть найдена» не загорается вовсе.
- Влад, а слабо нам вернуться через перевал Ван Зил Пасс? – пристает к гиду Инна, уже успевшая отдохнуть и соскучиться по экстриму. – Говорят, это самая непроходимая дорога, входящая в десятку главных бездорожий мира?
Михаил, оторвав взгляд от телефона, тихонько хмыкает и хитро подмигивает Владу:
- Не отвечай ей, дружище. Географический кретинизм не лечится. Инночка просто забыла, что мы с ней все эти дни рассекали в районе именно этого перевала. И могу тебе сказать, что Ван Зил далеко не самая худшая дорога из тех, что нам встретились по пути. Просто ни одному нормальному человеку не пришло бы в голову забираться в еще более крутые дебри, чем этот намибийский тренд.
Мужчины хохочут, Инна дуется, Лера с Людой и Надей пакуют пакеты с бутербродами, а Петрович с чашкой кофе в руке грустит на берегу Кунене, выкуривая пятую за утро сигарету. Предельно собраны только Костя и Женя. Как настоящие капитаны своих экипажей, они серьезно готовятся к старту, отдавая себе отчет в том, что сегодняшний марш-бросок в полтысячи верст будет не самым легким.
Конечная цель дня – городок Тсумеб, или Цумеб (немецкая транскрипция бушменского названия «Черная дыра» подразумевает самое разное прочтение). Об этом городе известно крайне мало. Да и в маршруте он отмечен всего лишь как точка ночлега на пути в Отживаронго – столицу царства гереро. А вот там уж цель определена. Говорят, что неподалеку от Отживаронго до сих пор проживает правнучка или внучатая племянница легендарного Самуэля Магареро – вождя первой в истории Африки национальной революции. Почти в то же самое время, что и наш Владимир Ленин, даже на десять лет раньше, Магареро решил, что «так жить дальше нельзя» и вознамерился изгнать из родных земель колонизаторов и капиталистов всех мастей. Правда, БСЭ советских времен и источники зарубежной энциклопедистики принципиально по разному оценивают и личность Магареро и происходившие в 1904-1907 годах события. Наши историографы находят в освободительном движении гереро и в деятельности ее лидера исключительно прогрессивные и положительные моменты, буржуазные ученые, фактически, выносят Магареро приговор и на его примере умудряются пропагандировать различные расистские теории, сводящиеся к тому, что «как волка ни корми»….
Объективности ради, изложим краткую версию, но только затем, чтобы вам стало понятней, насколько всем нам, особенно Михаилу и Андрею, двум извечным философам-спорщикам, было интересно найти потомков великого Самуэля.
Родился сей чернокожий бунтовщик в 1856 году. И уже в возрасте Христа, в 33 года, стал верховным вождем всех гереро на территории Юго-Западной и Южной Африки, подвластной Германии. Как это ни удивительно, но вопреки сложившимся в диких племенах традициям, Магареро был назначен верховным вождем не на сходке шаманов, не по праву наследования титула, и даже не из-за своих выдающихся человеческих качеств. Просто с двенадцати лет, с подросткового возраста, Самуэль верно и преданно служил тем самым немецким колонизаторам, исполняя любую их прихоть, вербуя и агитируя в лагерь сторонников германской диктатуры огромное количество своих земляков, предотвращая смуты и бунты. И именно за выдающиеся заслуги перед Великой Германией и Кайзером, Самуэль и был «назначен» в вожди.
И вот тут-то, по непонятным причинам и произошел сбой программы. Поднакопив деньжат, сил, опыта и влияния, фактически ощутив себя намибийским Миссией, Магареро решил взбунтоваться. Дождавшись периода дождей, то есть, того самого времени, когда племена не были так сильно, как в засушливые периоды, зависимы от подачек местной администрации, в январе 1904 года Самуэль Магареро поднял на восстание одномоментно свыше семи тысяч соплеменников. Воины гегеро, вооруженные копьями, стрелами, мачете и даже обычными кухонными ножами напали на столичный Виндхук, в котором не только проживало большое количество немцев, но и магазины были богаче, и продовольственных складов хватило бы на прокорм целой армии. В итоге внезапного штурма, почти 130 мирных жителей, включая женщин, стариков и детей были вывезены на сакральное место за городом и расстреляны отобранным у них же оружием.
Однако повстанцам не удалось в полной мере насладиться победой. Уже к апрелю армия генерала фон Трота, вдвое превосходившая восставших по численности, начала жестокое подавление революции. «Мы будем убивать по тысяче гереро за одного убитого немца!» - обещали колонизаторы и практически сдержали свое слово. Армия начали теснить племена на юг, к безводной и безжизненной Калахари. Тех, кто готов был сдаться, отправляли в первые в истории человечества концлагеря, на рудники и шахты, где от тяжелейшего труда и голода люди умирали за год-два. А тут еще «добрые» британцы подсуетились, и сообщили Магареро, что он может найти приют в их Бачуаналенде (это территория современной Ботсваны). Вот только путь в эти земли лежал через сотни километров самой жестокой пустыни мира. До цели добрались единицы. В том числе – верховный вождь. А его соплеменников, даже тех, кто никогда в жизни не слышал о восстании, продолжали методично истреблять. В результате репрессий численность гереро сократилась с 90 000 человек, до пятнадцати. Да и выжили лишь те, кто сам активно помогал властям находить и истреблять себе подобных….
Эта история, рассказанная в свое время Инной, а затем подкрепленная столичным таксистом Максом, который красочно живописал весь ужас происходящих задолго до его рождения событий, заставили нас серьезно заинтересоваться судьбой потомков Самуэля. Тем более, что Макс написал нам записку, которую мы должны будем передать любому таксисту в Отживаронго, с просьбой содействовать нам в поисках.
За разговорами о странном племени гереро незаметно пролетел день.
Экипажи ехали в размеренном темпе, уже успев привыкнуть к коварству намибийских дорог. Окрестности не уставали удивлять живописностью, Миша особенно веселился, рассматривая и фотографируя дорожные знаки. Ну что должен обозначать перечеркнутый доллар? Или поднятый вверх большой палец руки? А зачеркнутая двумя жирными линиями волторна? Или это была туба? Такое же недоумение вызывали и знаки с перечеркнутыми животными. Если на знаке нарисован олень – всё ясно: следует проявлять бдительность, потому что дорогу переходят олени. А что делать, если на знаке зачеркнута мартышка или носорог? Это кому предупреждение? Нам или животным?
На короткий перекус остановились у придорожного бара. Точнее, баров было целых три, и каждый колоритней другого, но работал всего один. Выбрав столик почище, мы попытались найти бармена.
- У вас есть какие-нибудь бутерброды?
- Ноу, сэр
- Хорошо. А чипсы?
- Ноу, сэр.
- Кофе, сок?
- Ноу, сэр!
- Вода?
- Ноу, сэр!
- Миш, похоже, это специальный бар, в котором предлагаются неизвестные науке ноусэры. – мрачно пошутил Петрович.
Однако выяснилось, что в баре все-таки можно что-то купить. Например, свежую газету и большую бутылку пива. Почему именно большую – не знаем (на витрине были и баночки по 0,2 литра, но они тоже относились к разряду «ноу, сэр»). А вот стаканов уже не было. Поэтому глотать ледяное пиво пришлось всем по очереди, распаковывать ради кружек походный саквояж в багажнике не хотелось никому. Пиво было вкусным, янтарно-золотым, каким-то маслянистым и очень сытным. Таким действительно можно утолить не только жажду, но и голод. Вот все и наслаждались, даже не подозревая, какую коварную шутку сыграет с нами это пиво уже через пару часов…
Солнце клонилось к закату, когда мы прибыли в окрестности таинственного Тсумеба. Почему таинственного? Ну, как же! Обо всех городах и городках Намибии в путеводителях содержалась хоть какая-то информация. Один был знаменит водопадами, другой – устричными фермами, в третьем проживали химба, четвертый разбит у подножия водопада. Здесь же – почти полный информационный вакуум. Точнее, нет тех сведений, наличие которых нас и заставляет отправляться в самые отдаленные уголки планеты.
- Андрюш, ну что? Вы так ничего и не нашли интересненького в местном путеводителе? – ныла Инна, извертевшаяся на переднем сидении от утомительного переезда. – Рудники, заводы, добыча меди, краеведческий музей и всё?
- Увы… Правда, заманивают посещением места падения самого крупного на земле метеорита, но ты ж не любишь подобные памятники….
- Петрович, а тот призрак немецкого солдата, о котором я тебе, помнишь, рассказывал, не в Цумебе ли бродит? – Миша задал вопрос так, между прочим, не отрываясь от руля.
- Погоди-погоди… Не в Цумебе точно, но ты говорил о каком-то озере, может быть, имеет смысл изменить маршрут?
- От щекотки… От щекотки… - забормотал Михаил, словно что-то вспоминая.
- Ты чего бубнишь? – удивилась Инна. – От какой щекотки? О чем это?
- Применяю твой способ запоминания сложных слов. Помнишь, как ты учила «стеатопигию» запоминать? Стеарин и пегий…. Везли стеариновые свечи на пегом мерине… Или отель «СентралВонгАмат» - «Центральный военкомат ждет новобранцев», или индийский Джилтаранг – « в Индии жил тарантул»… Вот и здесь так же: «умер немецкий солдат от щекотки»… От щекотки…. О! Вспомнил! Озеро называется Очикото!
- Миш, расскажи!
- Да я толком и не помню… Что-то вроде мифа о том, что в те годы, когда восстание гереро было подавлено, немецкие войска тоже были существенно истощены. Да и первая мировая война началась…, так что у властей не было возможности держать в колонии большие силы. Этим воспользовались южноафриканцы. Они стянули к району Цумеба – основному индустриальному центру страны – какую-то огромную по тем временам армию. Тысяч семьдесят солдат. После продолжительной осады Цумеб пал. Однако, перед капитуляцией, немецкая армия решила утопить в озере Очикото всю свою военную технику, а так же то дорогое промышленное оборудование, которое можно было размонтировать. Наблюдать за затоплением оставили всего одного солдата и несколько сот рабов-гереро. Когда дело было кончено, солдат должен был расстрелять гереро и догнать уходящую армию. Но он поступил иначе. Понимая, что за самоуправство его ждет трибунал, парень отпустил гереро, а сам прыгнул в озеро, привязав к себе тяжелый пулемет. С той поры, говорят, в темные грозовые ночи призрак солдата выходит из озера и поражает молниями всех, кто пытается отдохнуть у Очикото.
- Жуткая какая-то легенда. Совсем не туристическая.
- Кстати, погодка-то нынче подходящая для призрака, - оживился Андрей-второй. – Вон, гляньте, это не закат, это тучи накатили. Закат, по расписанию, только минут через сорок….
И, правда, за окном стояла почти ночная мгла. Мы не обратили на это внимания, так как уже давно ехали с включенными фарами, высвечивая редких животных, перебегающих дорогу. Но теперь наше восприятие окружающего пейзажа обострилось. Нечто нехорошее чувствовалось и в свинцовой бледности облаков у горизонта, и в багряно-кровавой насыщенности черноты над головой. И тут, словно по заказу, небо пронзило сразу семь или восемь молний. Они выстроились во фронт и пропарывали небесный свод длинными, секунд по десять, очередями.
- Мы обязаны это снять! – закричал Андрей Костянов. – Призрак, не призрак, но красиво же, черт подери!
Впереди джипа заалели красные огоньки стоп-сигналов. Похоже, и два других экипажа решили заснять уникальное природное явление. Молнии не жадничали. Они выстреливали слева и справа, поочередно и одновременно, то зависая почти на минуту, то вспыхивая сине-зелеными зарницами, а то растворяясь во мгле почти до состояния неонового свечения.
- Только не увлекайтесь! До города еще километров сорок! – к «Бригантине» подбежал промокший насквозь Влад. – Я планировал, что мы успеем отдохнуть и поужинать, а потом наша молодежь сходит в какой-нибудь местный клуб на дискотеку. Честно говоря, я в их годы тоже бы не выдержал почти двадцать дней без танцулек и музыки.
- Да не проблема! Еще минут десять и мы готовы к старту. В крайнем случае, Петрович сядет за руль, а он у нас бывалый автогонщик. – Михаил приплясывал вокруг джипа, азартно щелкая двумя фотоаппаратами сразу.
- Миш! Что ты делаешь?! – взмолилась Могилева. – За эту поездку уже пять тысяч снимков! Как мне прикажешь их сортировать для книги?
- А ты… - Мишка присел на колено, - Ты просто прокручивай их как киноленту… Для книги Петрович отберет, а эти будут для души. Сядем зимой у камелька, ножки вытянем, и будем щелкать картинки, вспоминать, хохотать… И не только эти молнии, но и то, как я тут сайгаком перед джипом скакал…
- Балабол! – Инна засмеялась и повернулась к мужу. – Андрюша, а ты почему не снимаешь?
- Молнии – это для видео. Они живые. Тут такая длинная выдержка нужна, что любая молния десять раз пройдет, пока затвор сработает.
- А как же Мишка?
- А ему нравится сам процесс. Он сейчас ловит кайф, а не на результат работает.
- Кайф, Андрюха, это тоже результат!
Засмотревшись на приятеля, Михаил поскользнулся и с налету рухнул в жидкую грязь. Встал, отфыркиваясь и выплевывая глину, снова засмеялся и крепко обнял, облапил замерзшего под дождем Петровича:
- Вот, чудак-человек! Сам не снимает, зато мокнет под дождем. Вот пример настоящего друга!
- Ты меня испачкал всего! – старательно хмуря лоб, заворчал Петрович.
- Ну и что? Мы теперь братья по грязи!!!
Оставшиеся километры до Цумеба мы пролетели на максимально возможной скорости. «Вас не раздражает пипиканье?» - поинтересовался Андрей, когда первый раз сработала встроенная в джип система предупреждения о превышении скорости выше 124 километров в час. Пиликанье сигнала нас не волновало, хотя мы помнили о том, что через пятнадцать-двадцать минут включится блокировка мотора. «Плевать, за 15 минут мы уже будем стоять у отеля», - Андрей до предела нажал педаль газа.
И тут, словно по волшебству, из моросящей ночной мглы вынырнула знакомая до боли светящаяся полосатая палочка, а за ней и сам намибийский гаишник, устроивший в прибрежных кустах засаду на манер своих российских собратьев.
- Во влипли! – ужаснулся Андрей-второй. – Там же ограничение скорости было до 40 километров….
Петрович вздохнул:
- Кабы только это…. У меня права в барсетке, а барсетка в машине Кости…
Не дожидаясь, пока мужчины вспомнят еще что-то, что мы нарушили из правил дорожного движения, в бой ринулась Инна, коршуном выскочив с пассажирского места прямо в объятия чернокожего инспектора, и затараторила на смеси русского и английского:
- Добрый вечер, сэр…, майор, точнее, контр-адмирал…. Ой, какой у вас красивый костюм, как вам идет эта форма, а мы случайно заблудились, не подскажите где отель?
- Стоп, мэм…. – гаишник попытался отодвинуть Инну и пройти к водительской дверце. – Драйвин лайсенс, плиз…
- Ой, ну какие права? Ну что там смотреть? Мой муж очень плохо получился на этой фотографии…
Мужчины покатились со смеху, и лишь Петрович, понимая, что опытный инспектор сейчас просто разъяриться от Инкиных шуточек, решил перевести беседу в конструктивное русло. Правда, сделать это было затруднительно, так как Андрей, напомним, знал лишь азы английского.
- Добрый вечер, сэр! – вежливо приблизился он к гаишнику.
- А!!! О!!!! Би-и-и-ар?!!! – пришел в полный восторг инспектор, учуявший запах пива, и уже мысленно добавляющий к штрафу за превышение скорости сумму штрафа за езду в нетрезвом состоянии.
- Бир? Кто? Я? Миш, почему он меня медведем обозвал? Он догадался, что я из России?
Пассажиры уже просто стонали от хохота, перепутать пиво с косолапым мог только наш Петрович…
- Ладно, будем разбираться по-русски… - решительно пробормотал Андрей, подхватил инспектора под локоток и удалился с ним куда-то в сторону патрульной машины. Сколько мы не прислушивались, из темноты до нас доносились лишь какие-то отдельные фразы: «Гуд прайс?», «Но гуд прайс. Зис гуд прайс!». А еще через три минуты из кустов появился живой и невредимый Андрей и страшно серьезный инспектор. Мужчины помахали друг другу рукой, а гаишник еще и подмигнул Инне, послав ей воздушный поцелуй.
- Sorry, guy, I must go, - Инна впорхнула в салон, и джип рванул с места.
- Петрович, как вы договорились?
- Элементарно. Он показывал мне таблицу с цифрами штрафов за какие-то нарушения и отчеркивал пальцем нужную. А я выбирал ту цифру, которая бы устроила меня.
- И во что все обошлось?
- Пятьсот местных тугриков. Начинались торги, правда, с десяти тысяч.
- Но он остался доволен?
- Еще бы. Как я понял, он сейчас без всяких квитанций получил свой месячный оклад.
- Да уж… Каста гаишников едина во всем мире. И никакие правительства не в силах это изменить.
- Не нуди, Инн, по большому счету мы сами виноваты. И в том, что нарушаем, и в том, что провоцируем взяточничество.
Возле отеля нас уже ждали товарищи. Объяснив причину задержки и в красках описав приключение с местной полицией, экипаж «Бригантины» вместе с экипажами «Якоря» и «Маяка» вошёл на территорию самого удивительного отельного комплекса в Намибии. Кто и зачем придумал построить в маленьком промышленном Цумебе большой спортивный парк - для нас останется неразрешимой загадкой. Но это был самый настоящий оазис для спортсменов: огромный профессиональный бассейн с четко размеченными дорожками, волейбольные и баскетбольные площадки, поля для гольфа и футбола, велосипедные дорожки и большущие плазмы в номерах и холлах, транслирующие исключительно спортивные матчи. Публика тоже соответствующая: толпы мужчин и женщин всех рас и национальностей в дорогих спортивных костюмах. И при этом густой смог сигаретного дыма в просторном ресторане, льющееся рекой спиртное и совершенно не спортивная, высококалорийная пища с обилием майонеза, уксуса и жира.
- Ну, что? Мы, по-стариковски, перекусим салатиком с белым винцом, а молодежь пусть поужинает плотнее и отправляется на поиски танцулек? – предложил Костя.
- Да! Да! Классно! – захлопала в ладоши Лера и убежала в сторону рецепшн, чтобы найти какого-нибудь местного гида, который согласится отвезти ее, Инну-маленькую и Женю в один из ночных клубов Цумеба.
- Вот и кончилась наша экспедиционная жизнь, - вздохнул Михаил. – Чувствуете? В воздухе запахло цивилизацией, чем-то приторно-ненастоящим, не чистым, не смотря на опрятные номера и фарфоровую посуду.
- Ты жалеешь об этом? – серьезно спросил Петрович.
- Да, дружище! Если бы можно было сбросить с себя весь тот груз, который называется бизнесом, перепоручить его кому-то, молодому и восторженному, алчущему денег и славы, взять в охапку всех своих любимых и близких и навсегда осесть здесь, в самой глухомани, где-нибудь на Берегу Скелетов – это и было бы счастьем. Чтобы старики наслаждались покоем, а не боролись с московским стрессами…. Чтобы дети росли естественными и свободными, не порабощенными столичными условностями и чужими ценностями….
- И тебе бы не стало скучно? – Надежда удивленно взглянула на приятеля.
- А разве можно скучать один на один с океаном? Или в лесу? Или даже в этих пустынных дюнах, которые я увидел, кстати, впервые в жизни… Да они живее и интереснее многих из тех людей, которые называются «обществом» и составляют круг нашего общения.
- А вот молодежь думает иначе, - вздохнула Инна и кивнула головой в сторону Леры и темнокожего тощего парня, которого она под локоток вела к нашему столику.
- Друзья, знакомьтесь! Это Джоник. Джон согласился отвезти нас на самую крутую дискотеку. Сейчас он возьмет такси, и мы поедем. Мам, ты не против?
Джоник, как назвала его Лера, почему-то печально вздохнул, поинтересовался, кто конкретно хочет поехать в клуб и, убедившись, что в группе будет мужчина, приблизился к Жене:
- Сэр, могу я узнать?… У вас, случайно, нет при себе ножа?
- Есть, а что? – брови Евгения поползли вверх.
- Очень хорошо! Очень!....
Глава 22. Легендарные дамы в шляпках
Радуясь тому, что вчерашняя попытка «потусить» на африканской дискотеке сорвалась, практически, в самом начале, наша сплоченная группа завтракала в местном ресторане и посмеивалась над ночными приключениями молодежи.
- Лер, а Лер, расскажи еще, как Женька коршуном ходил вокруг вас?
Валерия растопыривает руки, не выпуская ножа и вилку, делает свирепое выражение лица и приобнимает сидящих рядом маму и Надежду:
- Это была, доложу я вам, настоящая жесть! В первом месте, куда Джоник нас привез, мы даже из машины выходить не стали. Прикиньте: огромные мусорные баки, темнота, над входом горит новогодняя гирлянда, а из-за баков выныривают черные, шатающиеся тени, проплывают мимо нас и растворяются в ночи. Женя, естественно, с претензиями к Джонику. Тот давай оправдываться, дескать, это демократичная дискотека, сюда все ходят…
- А второе место?
- Там нам показалось приличней, как минимум, фонари у входа горели. Но стоило нам выйти из такси, как машина сорвалась с места вместе с Джоном, и укатила. Из окон с решетками несло пивом так, словно им тротуар вымыли, и дым висел даже на улице, хоть топор вешай. Местные красотки, как на подбор, все из фильмов Тарантино: минимум одежды, максимум начесанных огромной шапкой волос, кожа блестит, глаза горят, каблуки «а ля стриптизерша» сантиметров по двадцать…. Заметили девушки нас, и давай орать, возмущаться, типа, конкуренток надо устранять.
- Какой ужас! И что вы? – Наденька Буренкова слушала эту историю уже третий раз, но волновалась не меньше.
- Мы с Инной растерялись, конечно. Но Женя сделал свирепое лицо, прижал нас к себе и потащил в сторону от дискотеки. Вид у него была такой, что даже я испугалась…. Местные поорали нам что-то вслед, но догонять не стали. Наше такси обнаружилось метрах в тридцати от клуба, но уже без Джоника. Таксист сделал вид, что мы не знакомы, и заломил совершенно несусветную цену за доставку нас в отель. Мы согласились. А что делать? Но Женя сел рядом с ним на переднем сидении, достал из чехла свой охотничий ножичек, который на медведя, и стал им по приборной панели постукивать, в такт музыке из радио. Таксист нас довез за три минуты, дверь Жене открыл, денег не взял совсем и умчался со скоростью света.
- Ну и как? Будете еще приключения в Африке искать? – Миша лукаво посмотрел на молодежь.
- Нет уж, потерпим до Москвы, - фыркнула Лера и с удовольствием глотнула апельсиновый фреш. – Лучше расскажите, какие у нас сегодня планы?
Влад решил взять инициативу в свои руки:
- Предлагаю принять мое предложение. «Бригантина», как я понял, решительно настроена на поиски внучки Магареро. С моей точки зрения, это пустая затея. Им для этого нужно будет без остановок ехать до Отживаронго, искать там проводника, далее ехать с ним по предместьям, а потом возвращаться в парк Грот Ватерберг, где у нас с вами запланирован ночлег. Это лишний крюк километров в двести. К тому же, я не уверен, что в окрестностях Отживаронго они найдут потомков знаменитого гереро….. Но раз хотят…. Охота пуще неволи. Поэтому можно опять разделиться. Мы, двумя экипажами, съездим к метеориту, а потом на сафари в парк. Говорят, там жирует отличная семья черных носорогов, да и гигантские бородавочники не редкость…. А ребята, если им повезет, конечно, расскажут нам о своей встрече с бабулей Магареро вечером в лодже.
Расставаться не хотелось, но логика в рассуждениях Влада явно присутствовала. В успех экспедиции по поиску правнучки революционера верила, похоже, одна Инна. «Бригантина» вынуждена была поддержать своего штурмана, но требовать того же самопожертвования от «Якоря» и «Маяка» было бы не по-товарищески.
- Ладно, тогда до вечера!
Миша, два Андрея и их неугомонная предводительница первыми выехали из Цумеба, рассчитывая, что пессимистичные прогнозы Влада все-таки не сбудутся. Правда, Андрей-второй, слегка подуставший от своих неугомонных попутчиков, долго брюзжал на заднем сидении о несправедливости мироустройства, заключавшегося в данный период времени в том, что «одни увидят-таки настоящую Намибию, всяких львов-слонов-гепардов, а другие, у которых авантюризм в крови играет как у подростка гормоны, будут мотаться по стране в поисках мифических призраков, наматывая на кардан бессмысленные сотни лишних миль».
- Миш, что это с ним?
- А это, Инн, он включил мозги. А мозги, как ты помнишь, всегда осторожничают, всегда выстраивают будущее на основе опыта и набитых шишек. Точнее, они кастрируют это будущее, отсекая любые незнакомые перспективы, если они еще не прописаны в мозговом файлообменнике. Ты думаешь это Андрей брюзжит? Это его Мозг возмущается. А сам Андрей, большой и настоящий, но беспомощный, словно младенец, пока еще не научился отдавать команды своему Мозгу. Не хозяин (Андрей) выгуливает свою собаку (мозг), а его собака распоряжается хозяином….
- Эй, эй! Хорош! Выключайте диспуты про «синий луч», - Петрович поморщился. – Мишка, я уже говорил тебе, что каждому овощу свой фрукт. А каждой теории нужна стройность и стержень. Ты думаешь, Андрей тебя поймет и услышит? Так с кем ты беседуешь и для чего? Душа, Мозг, Тело…. Мне как-то все равно. Мы с этими тремя товарищами сейчас едем к гереро по собственной консолидированной прихоти. И надеемся их все-таки найти…
За болтовней, легкими словестными пикировками и периодическими остановками, чтобы «подснять парочку планов», мы незаметно приблизились к Отживаронго.
У этого симпатичного городка, центра скотоводческой провинции Намибии, есть множество «манков», рассчитанных на массового туриста. К таковым относятся, например, крупные реабилитационные центры животных (носорогов, гепардов, львов и даже крокодилов). Правда, нам кажется, что не все владельцы этих центров, действительно, сохраняют звериное царство. Так, например, центр по сохранению и разведению нильского крокодила в Отживаронго – основной поставщик крокодильих шкур для европейских домов моды и крокодильего мяса для местных супермаркетов. И хотя крокодилы у нас особой любви не вызывают (особенно у тех, кто хоть раз в жизни столкнулся с их коварной яростью и неукротимой врожденной злобой), мы бы предпочли, чтобы эти родственники динозавров, со своей 65-миллионнолетней историей, жили так, как хочется им, а не откармливались на потребу искушенной публике. Кстати, по этому поводу в салоне «Бригантины» опять разгорелся нешуточный спор…. Да и вообще, у экипажа в это утро настроение было сварливое. Даже такой невинный вопрос Михаила о том, как переводится «Отживаронго» вызвал оживленную дискуссию. Инна уверяла, что столичный таксист Макс рассказывал, что в языке дамара существует слово «очи-варонго», обозначающее «красивое место, красивое селение». Андрей-второй, руководствуясь французским путеводителем, доказывал, что Отживаронго переводится с языка гереро иначе, и обозначает «место, где толстеют коровы». На поверку, правы оказались оба.
Подъехав к северной границе городка, мы увидели тучные стада откормленных коров, которые паслись в удивительно красивой и зеленой долине. Холмистая местность подчеркивала великолепие местной флоры, а сам город утопал в садах и парках. Точнее, это сады и парки «позволяли» отдельным зданиям и даже небольшим улицам расположиться в собственной малахитовой тени. Набор самых оживленных мест города был типичным для всей Намибии: немецкий торговый центр, почта, стихийный рынок и церковь. Именно в таком порядке и в такой иерархии популярности у горожан. Однако, нас удивило совсем не это. Приехав в столицу гереро, мы… не увидели на улице ни одного гереро. А вот это уже была катастрофа!
- Что будем делать? – занервничал Андрей-второй, когда мы в пятый раз проехали Отживаронго из конца в конец, всматриваясь в многоликую пеструю толпу, пытаясь разглядеть хотя бы одну знаменитую шляпку и викторианское платье гереро.
- Будем спешиваться, и беседовать с народом, – принял решение Михаил, еще не веря в наше поражение.
Сказано - сделано. Остановившись у мегамолла, мы разделились. Инна пошла в торговый центр беседовать с продавщицами магазина детской одежды (как все женщины она наивно полагала, что молодые мамочки и те, кто их обслуживают, будут самыми любезными собеседниками на свете). Михаил с Петровичем решили допросить местных таксистов. Андрей-второй челночил по торговой площади, в попытке отыскать что-то, похожее на туристическое агентство. Через тридцать минут уже весь городок, наверное, знал, зачем мы приехали. И хотя каждый второй встреченный нами местный житель оказывался на поверку гереро, это были совсем иные гереро – в майках, джинсах, современные, молодые, совсем забывшие старинные наряды и традиции. Сходились они в одном: увидеть настоящих гереро нельзя, их просто нет, а мифы про родственников Магареро всего лишь мифы… Мы уж было совсем отчаялись, но тут, на заправке, к нам подскочил молодой паренек и на ломаном английском поинтересовался, сколько мы ему заплатим, если он отвезет нас к Магареро.
После недолгого торга с юношей, представившимся Льюисом, сошлись на приемлемой цифре в сто местных долларов.
Льюис не имел никакого отношения к гереро. Его семья происходила из племени нама, и в этих местах паренек должен был работать в разы больше любого гереро, чтобы обеспечить хлебом и кровом старенькую маму, молодую жену и годовалого сына. Поэтому он без колебаний решил отвезти нас в отдаленную резервацию легендарного племени близ Омаруру, самую «сакральную» столицу гереро в официальной столице гереро, но с одним условием – за рулем джипа поедет он….
Честное слово, если бы не сильнейшее желание увидеть внучку знаменитого революционера, мы бы недолго выдержали компанию Льюиса. При всем его обаянии, парень почти до конца истрепал нам нервы, устроив настоящую пиар-акцию себя любимого в качестве водителя крутой тачки и приятеля крутых белых путешественников. Мы останавливались у каждого фонарного столба Отживаронго, Льюис свешивался в окно, оглушительно сигналил и заводил неспешный разговор с посторонними людьми. Девушки млели и посылали Льюису воздушные поцелуи, мужчины откровенно завидовали. Понимая, что еще пять минут, и парень просто вылетит из джипа, изгнанный разгневанным Андреем Костяновым, Инна решила, что саморекламы достаточно и сурово прервала очередную попытку остановиться:
- Льюис! Ноу! Гоу! Нау!
Заслышав в голосе женщины те самые «лающие» стальные нотки, которых чернокожее население Африки страшится неимоверно, чуть ли не на генетическом уровне, Льюис послушно закивал, и автомобиль пулей вылетел из города.
- Инка, признайся, почему они тебя слушаются беспрекословно? – Миша засмеялся.- И Мозес, и этот, новенький, с французским именем?
- Знаешь, один мой приятель из Южной Африки, Иван Джозеф Муквало, зулус по национальности, когда мы еще в РУДН учились, заявил, что самой негативной чертой своего народа считает многовековое преклонение перед белым человеком. Перед сильным белым человеком. И, соответственно, такое же врожденное стремление хамить и дерзить тем белым, которые изначально настроены дружелюбно, а потому выглядят слабаками. Вот такой парадокс. Лебезить перед врагами и презирать друзей.
- Забавно…
- Нет, Миша, печально. Ванька считал, что пройдет не одно десятилетие восстановления национального самосознания, чтобы эта позорная привычка предавать своих, но склоняться перед силой ушла из народной крови.
- Гереро – очень закрытый народ, - начал свою лекцию Льюис. – И очень-очень злой. Они всех нас считают вторым сортом, годящимся только на то, чтобы прислуживать гереро. Вы видели их одежду? Наверное, они и вправду самые крутые в Африке, если мои предки «нама» ходили голыми, а предки гереро придумали такие платья….
- Я открою страшную тайну, - улыбнулась Инна. – Предки гереро тоже ходили голыми. Лишь с приходом португальцев, гереро, которые стали их рабами, научились носить одежду. Твоих предков европейцы не поработили, а гереро смогли. Так кто круче?
- Не знаю. Но я их все равно боюсь и не люблю.
- А откуда ты про Магареро знаешь?
- Так это не секрет. Их клан самый сильный. И многие здесь или работают на них, или просто отдают им деньги.
- Так мы едем в гости к местной крыше?
- Да-да! У них самые настоящие дома с крышей из железа, даже у самых бедных Магареро, а не такие хижины как у нас.
Миша захихикал и предложил не учить паренька глупостям из бандитского российского прошлого.
Льюс уверенно вел автомобиль, очевидно хорошо зная дорогу. Примерно через час, миновав указатель «Омаруру», мы свернули налево, на узкую полосу асфальта, качество которого (в сравнении с основной магистралью) было просто превосходным. Оказалось, что и Омаруру – это фальшивый манок для туристов. Их фамильная резиденция была законспирирована что надо!
Прошло еще минут двадцать быстрой езды. Впереди замаячили какие-то строения. Так…. Заправка. Еще заправка. А вот и еще одна. Боже, сколько же здесь, на этой крохотной территории находится АЗС?
- Двенадцать! – гордо произнес Льюис. – А еще в деревне три крупных магазина, один из н даже больше чем в Отживаронго, рынок, швейные мастерские, школа, церковь, точнее, и церковь и дом верховного шамана, большая тракторная станция и несколько ферм на тысячи коров. В поселке живет всего пятьсот человек, остальные только работают. И для этих пятисот – столько всего понастроено!
- Но дома-то невзрачные какие-то, словно сараи. Не похоже, что их строили богатые люди.
- Гереро никогда не будут строить такие красивые дома, как у белых. Они не нарушат традиций. Может, бояться, а может просто не хотят привлекать к себе внимание.
- А ты уверен, что бабуля Магареро захочет с нами говорить? – Инна уже сомневалась в успехе предприятия.
- Не уверен…. Было бы хорошо, если бы вы придумали какой-то убедительный повод….
Увы, но ничего дельного нам в голову не приходило. На всякий случай мы остановились у современного супермаркета и купили пару килограмм дорогих конфет. Авось, бабушка окажется сластеной. Пока мы затаривались гостинцами, Льюис успел переговорить с пожилым мужчиной, явно мающимся от безделья возле вереницы металлических тележек. Дед что-то долго объяснял нашему проводнику, чертя на песке заскорузлым пальцем ноги одному ему понятный рисунок.
- Это буквально в двух кварталах отсюда, - обрадовал Льюис, - Прямо рядом со швейной мастерской. Помните, мы проезжали это здание? Такое…. Розовое…
Вообще-то здание было кремового цвета, но у африканцев свое видение мира. Ночное небо для них синее и никогда черное, океан серый, закат и рассвет цвета золота или желтка. Даже если багрянец зари заливает горизонт и все предметы окрашиваются в пурпурные оттенки, африканец будет уверять, что это желтый, в крайнем случае, темно-желтый цвет…
- Миш, ты же хотел подарить загадочной миссис Магареро нашу грушу! – напомнила Инна.
(Мы как-то забыли упомянуть, уважаемый читатель, что «груша» - большое мягкое кресло – это талисман всех наших экспедиций. Как правило, она остается в подарок кому-нибудь из жителей той страны, куда нас заносит ветер странствий. В этот раз владелица груши была определена заранее, еще в Москве. Ей, конечно же, должна была стать миссис Магареро).
- Мы ей его и так оставим. Но как ты себе представляешь это действо? Едет по деревне джип, останавливается внезапно, из него выходят странные люди с камерами и большим красным мешком, и давай совать этот мешок бабушке. Да старушку инфаркт хватит…. Мне кажется, будет лучше, если мы скажем, что приехали купить в ее мастерской знаменитые платья гереро.
- А что? Идея супер! – подхватил Андрей-второй. – Тем более, что мы и впрямь можем купить эти платья. Я бы Юльке точно взял.
- И я, и я хочу! – захлопала в ладоши Инна.
Сказано - сделано! Мы подробно объяснили Льюису свой план. Он его полностью одобрил, даже как-то сам приободрился. Наверное, парня тоже терзали смутные сомнения в успехе нашего бесцеремонного вторжения в закрытый мир гереро.
Наконец джип въехал на просторный двор. Справа, в глубине двора, за небольшим забором расположились швейные мастерские. В распахнутых окнах виднелись рулоны тканей, склоненные головы швей и вешалки с готовыми изделиями. Слева, прямо на въезде в усадьбу, гостей встречал совсем скромный домик, чем-то смахивающий на мазанки украинских сёл. Через весь периметр двора была протянута толстая бельевая веревка, на которой сохли не только многочисленные юбки гереро, но и вполне современные джинсы и даже детские колготки. На звук мотора из мазанки показалась величавая фигура пожилой дамы в фантастическом, точнее, фантазийном наряде а ля печворк (техника лоскутного одеяла). Чуть позади нее шла такая же пышнотелая, но более молодая женщина с ребенком на руках. Дамы остановились на пороге и с любопытством уставились на нас.
- Миссис Магареро? – не дождавшись Льюиса, поинтересовался Михаил.
- Йес! Ноу! – одновременно ответили женщины.
- Ай вонт бай ё дресс…. Я хочу купить ваше платье
- Май дресс? – брови старшей дамы поползли вверх и она заразительно расхохоталась. – Бат вай? Зачем такому красавцу мое платье?
- Тьфу ты, черт… - Миша запутался. – Кто-нибудь знает, как будет по-английски «платье гереро»? А! Гереро дресс, мэм!
Наш Майкл явно приглянулся старушке. Льюису, который попробовал прийти на помощь, она пренебрежительным жестом велела уйти прочь, зато с любопытством вслушивалась в отрывочные фразы на смеси английского и птичьего, которые с ходу придумывал Мишка. Более того, в какой-то момент почтенная леди стала отвечать. Мы просто не могли понять, что происходит. Издеваются они над нами что ли? И Миша, и его пожилая подружка? Лишь Петрович, улыбаясь в отсутствующие усы, спокойно и методично снимал на пленку происходящее.
Наконец дама опустилась на небольшую табуретку и царственным жестом указала Михаилу на швейные мастерские. Льюису же был отдан кой-то приказ на африкано, и тот бегом ринулся со двора. Мы тоже гуськом отправились к портнихам. Те, судя по любопытным лицам, выглядывающим в окошко, уже догадались, с чем мы пожаловали, поэтому встретили нас радостными возгласами и сразу подвели к стойке готового платья. Ассортимент поражал воображение. Парча, кружева, атлас, самые яркие краски и неимоверные рисунки. Правда, лишь некоторые наряды могли бы послужить образцом хорошего вкуса, большинство же выглядело так, словно фасон придумывала маленькая девочка, которой повезло набрать у мамы кучу дорогих, но аляповатых лоскутков. Так, например, на платье из зеленой парчи была пришита варварски роскошная золотая тесьма, алые капроновые ленты и сероватое гардинное полотно, изображавшее огромных размеров жабо. Однако, наметанный глаз Инны тут же выхватил из вороха платьев симпатичный наряд из нежного батиста светло-оливкового цвета.
- Можно примерить?
- Да!
- Инн, а нам тоже подбери парочку костюмчиков в подарок, - Миша и Андрей с тоской смотрели на длинную вешалку, плотно забитую нарядами, - Только проси самые маленькие размеры и с каким-нибудь африканским рисунком.
Дело пошло. Примерки, демонстрации моделей, рулонов тканей и даже отдельных отрезов растянулись почти на сорок минут. Портнихи сновали туда-сюда, принося нам все новые и новые платья, всячески нахваливая то, что нам совершенно не нравилось, и презрительно кривя губы, если мы выбирали то, что не нравилось им самим.
Но знаете, чем всё закончилось? А ничем! Когда выбор был сделан, платья тщательно осмотрены, обсуждены и отложены в сторону, оказалось, что купить мы ничего не можем! То есть, абсолютно. Что все эти наряды шьются только на заказ, и выбранные нами платья всего лишь дожидаются своих хозяек. Что каждый туалет гереро проходит, минимум, пять примерок, каждый раз усовершенствуется, подгоняется по фигуре, снабжается аксессуарами в виде коротких жакетиков-болеро или манто и обязательной шляпой. Мы страшно расстроились, впрочем, портнихи тоже. Они ведь битый час демонстрировали нам чужие платья, надеясь, что мы закажем пошив аналогичных. Увы, мы бы рады, да время не позволяет. Через три дня мы будем уже в Москве, за тысячи миль от недошитого наряда….
- Что ж, Иннулька, не грусти! – Миша обнял за плечи хмурую приятельницу. – Мы сюда обязательно вернемся, и пока будем проведывать Ипосу, ловить акул в Свакопмунде и варить борщ с дамарами тебе сошьют самое прекрасное платье на свете. А сейчас пойдем разговаривать с Магареро, тем более, что их там уже целых две бабушки….
И, действительно, пока мы были заняты примерками, во дворе появилась еще одна колоритная пара. И снова бабушка и молодая женщина. Вероятно, Льюиса посылали именно за ними. Вторая старушка выглядела еще более колоритно: строгое черное платье-домино, изящная шляпа, стильные очки с темными стеклами, ридикюль из дорогой кожи и кружевной платочек в руке.
Мы переглянулись. Почему-то интуиция каждого из нас сделала «стойку», учуяв «настоящую» Магареро так, как охотничий пес чует лисью нору. Это, действительно, была она – легендарная правнучка вождя-бунтовщика, загадочная миссис Магареро, взять интервью у которой мечтали бы сотни журналистов и историков. Но повезло нам!
Забегая вперед, сообщим, что подробности долгой беседы, увы, мы обязаны сохранить в секрете. И хотя никаких особенных «военных тайн» нам узнать не удалось, мир самого влиятельного племени Южной Африки стал для нас более открыт и понятен. Мы столкнулись с самым долгим, пожалуй, в истории этнографии примером сохранения чужих и даже чуждых традиций. И это выразилось не только в верности португальским нарядам конца семнадцатого века, но и в имитации плантаторского рабства, следованию традициям старинных моральных норм, в частности, обязательному наличию у знатной сеньоры молодой дуэньи. Правда, сейчас эти дуэньи могут выходить замуж, делать собственную карьеру и даже добиваться более высокого финансового положения, чем их госпожа, но при этом они будут мчаться по первому зову и служить верой и правдой до конца жизни хозяйки. В племени гереро, точнее, в их цивилизации, до сих пор царит матриархат и жесткая социальная иерархия. Но любой, даже самый бедный гереро-пария всегда будет считаться в этом обществе выше, чем успешный и социально адаптированный представитель любого иного африканского народа. Для миссис Магареро она сама премьер-министр и президент, она сама издает указы для своей большой семьи, сама судит, милует и наказывает. Кстати, в комплиментах, общественном признании или подарках она тоже не нуждается. Нашу грушу, например, пожилая королева милостиво пожертвовала своей двоюродной сестре – первой бабушке. А потом легко передарила…. нашему Андрею. Да-да! Именно так! Она потрепала парня по щеке, с охотой попозировала перед камерой, а потом протянула ему свой платочек и наш подарок.
Уезжали мы в легком недоумении Да, какое там! В полной оторопи. Нам казалось, что за годы странствий по планете нас уже никто и ничем не сможет удивить. Мы беседовали с вождями, встречались с шейхами и королями, обедали с верховными шаманами и танцевали на балу у великого князя непризнанной республики, но внучке первого африканского бунтовщика удалось вызвать у нас и удивление и восхищение одновременно. Даже если бы Намибия подарила нам лишь одну эту встречу, всё равно стоило лететь на другой конец света, чтобы пожать руку госпоже Аделаиде.
Ну, вот мы и проболтались. Теперь и вы знаете ее имя….
Глава 22. Возвращение в цивилизацию. Намибийские итоги.
Последние три ночи и три дня в Намибии прошли для нас под знаком скорого расставания с этим удивительным и гостеприимным государством. А посему, даже самые радостные впечатления априори омрачались легким облачком грусти. Вот, например, только один из разговоров, который состоялся между друзьями поздно ночью, в красивом экзотическом ресторане расположенном прямо под открытым небом:
- Ну вот, Инн, как всегда, - Миша пытался шутить.- Только-только отлипла московская шелуха, только-только глаза раскрылись и…. снова здорова…. Обратила внимание, какой у всех стал сосредоточенный взгляд? Лера, небось, уже подсчитывает пропущенные в своем МГУ лекции, Влад – весь во власти близкой встречи с женой, Люда даже сейчас эсэмэсит в офис… Пожалуй, лишь Костя и Петрович все еще здесь и с нами.
- А Надюша, а Женя, а Инка-маленькая? А я?
- А вы, как мне кажется, просто устали. Вы перестали смотреть в небо. Да и небо-то в Виндхуке уже другое. Уже нет той глубины, что в пустыне, или у химба.
- А я так и не увидела падающую звезду. И не загадала желание. Хотя Влад и уверял нас, что сейчас самый сезон звездопада.
- Падающая звезда, подружка, приносит удачу, не спорю. Но только путеводная наполняет жизнь смыслом.
- А у тебя она есть?
- Теперь есть…
- Я тоже чувствую, что теперь ты счастлив.
- Абсолютно и безгранично! Знаешь, вопреки всякой логике, я чувствую, что мои любимые и родные люди там, в далекой Москве, тоже сейчас смотрят на звезды, как мы с тобой.
- Почему вопреки?
- Потому что разница во времени, балда!
- Да всего-то два часа!
- Правда? Тогда это я балда. И тогда получается, что мы сейчас смотрим на звезды с ними вместе? Каждый день мы смотрим на звезды, а звезды смотрят на нас. И видят нас. Крохотных и совершенно беззащитных. Как мне не хватает умения летать! Представляешь, эти золотые точки холодны и манящи, таинственны и так красивы…. Попробуй почувствовать их. Они отражают свет солнца, и это отражение заставляет нас трепетать. Ты никогда не задумывалась, почему большинство людей так любят звезды?
- Потому что красиво.
- И почему они именно ночью придаются мечтам и философским размышлениям? Ночью, когда внутренняя и внешняя суета стихает, глубже слышатся удары сердца, зов духа, разум менее затуманен…
- Ты романтик, Мишка.
- Нет. Или да? Не суть. Но я четко знаю что ночь – это то, что связывает всех нас значительно сильнее, чем день, полный суеты и дурацких дел. Всех! Всё человечество! Ночью мы чище и ближе друг к другу. И, знаешь что? Мне кажется, что и уходить из этой жизни мы тоже должны ночью. Просто отрываться от земли и взлетать. Мелькнуть в небе звездой, чтобы какой-то недотепа, вроде тебя, успел загадать желание. Ты, кстати, не помнишь наизусть стихотворение «Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно»?
- Помню. Это же школьная программа.
- Прочти его мне.
- Здесь?
- Да.
- Хорошо. Слушай:
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки
Жемчужиной?
И, надрываясь
В метелях полуденной пыли,
Врывается к Богу,
Боится, что опоздал,
Плачет,
Целует ему жилистую руку,
Просит —
Чтоб обязательно была звезда! -
Клянется —
Не перенесет эту беззвездную муку!
А после
Ходит тревожный,
Но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
Послушайте!
Ведь, если звезды
Зажигают —
Значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
Чтобы каждый вечер
Над крышами
Загоралась хоть одна звезда!
Друзья помолчали.
- Ты можешь мне пообещать, что будешь каждый вечер смотреть на звезды?
- В Москве? Там же холодно еще, и ветер, и снег, наверное.
- Инка, каждый вечер!
- Хорошо. Я попрошу Петровича, и мы вдвоем будем выходить на балкон и смотреть на звезды.
- Помни, ты пообещала!
- Мишка, как же не хочется уезжать!
- Смертельно! Но, знаешь что? Я точно знаю, что еще вернусь. Что мы еще все вернемся сюда.
- Зачем? Опять искать идеальную женщину?
- Нет. Ты забыла. Я не успел купить своей любимой платье гереро….