Пригревшись на солнце в закатных лучах,
Сидит на балконе старушка.
Волос одуванчик, платок на плечах,
Сквозь волосы рдеет макушка.
Ей нет уже дела до юных страстей
И круг ее жизни очерчен:
Газета с букетом дурных новостей,
Обед, после – дрема. Под вечер -
Течение жизни в балконной сени.
И нет уже радости прежней.
Вот только приходят порою они...
Видения юности нежной.
Друзья там смеются и радость жива,
А мама и папа в столовой
За чаем сидят, лесом пахнут дрова,
И прадед там в раме дубовой.
Ей снова уютно, ей снова тепло,
И снова не чувствует боли.
Закону природы хотелось назло
Парить из телесной неволи,
Не чувствовать дряхлость и тленность свою,
У бога просить избавленья
От долгой кончины... И счастье в раю
Обресть за ночные моленья.
А после по рюмочке горькой нальют,
И кто-то взгрустнёт, без сомненья,
Что канула бабушка в вечный приют
И больше не сварит варенья.
Уныл без хозяйки приметный балкон,
Не радует цветом герани.
Квартиру пустую очистить – закон
В законопослушной Германии.
Там кто-то чужой, роясь в старых вещах,
Без всякого к ним пиетета,
Старушкину утварь в утиль превращал
И ждал, что заплатят за это.
И больше не будет головка белеть
На нижнем балконе напротив.
Обыденно, просто, естественно – смерть.
Живых же живое заботит.