Барчуку поиграть никогда не приходит охота.
Вечно в горле першит, оттого и повязка до гланд.
Подмокает парик изнутри от плебейского пота.
Восемнадцатый век приучает оттачивать взгляд,
Восемнадцатый век приучает оттачивать мысли
И взрослеть без ущерба для всех вовлеченных сторон.
Девятнадцатый, правда, не жалует мальчиков бывших
И сулит им потраву, погибель, разор и разгром.
Не щадит дикий быт эти умные, тонкие лица,
Седина, а не пудра уже покрывает виски.
Повезло же в России родиться, Россией умыться,
И надеть колпаковский колпак бунтарей записных.
Подпоручик и прапорщик жаждут разливов весенних,
Но бедой обернется любое броженье в умах:
Покушенье, провал и тюремщик, потом- поселенье.
Вот бы все продремать - и в двадцатый, там будет не так.
Не узнать барчуку, что в двадцатом - похожая штука:
Там погром и позор, там психушка и полный провал.
Что ж, позируй, барчук, нарожденный на русскую муку
Покаянья, позерства, прозренья, повтора конца.
За окном стелит пудреный след бесконечный декабрь...