Вам, конечно, меня не понять,
И мой почерк вам вовсе не нужен,
И, конечно, Вам лучше не знать,
Чем давно и так сильно простужен.
Ax, Вы радость моя, что заря,
Только сами, прошу, не грустите,
Сколько лет пролетело зазря,
И Вы прошлого мне не простите.
Снова тянется к клеткам рука,
А сказать что, по правде, не знаю,
Ах, не эта бы сволочь-тоска,
От которой я так пропадаю.
Вы ругали меня у крыльца,
Вам, конечно, я знаю, виднее.
Да кадилом меня б подлеца
И вдогонку крестом бы сильнее.
Не затухнет пусть Ваша свеча,
Для того королевы бывают,
Чтоб рубить своим словом сплеча,
А зачем, даже сами не знают.
Пусть горит все, пылает огнем,
Все во мне вместе с Вами отпелось,
Я теряю себя с каждым днем,
Как бы сильно того ни хотелось.
И, конечно, теряю я Вас,
День за днем мы друг другу чужие,
И все ближе назначенный час,
И дороже мне дни остальные.
Да, конечно, да кто я такой –
Вам писать, самой лучшей из женщин,
На морозе да грязной рукой –
Ну придурок, не больше не меньше.
Керосином пропитанный весь,
Мне привычней писать под винтами,
И с технотой своей снова здесь,
Я как в прошлом когда-то с ворами.
Здесь сужденья людей не слышны,
Надо мной только солнце смеется,
Под винтами прекрасной весны
Отвечать мне на них не придется.
Виноват я, мадам, как всегда,
Что покоя по жизни не знаю,
Что сквозь прошлые злые года
К вам пошел я по самому краю.
Все уходит куда-то так прочь.
Жизнь сама по себе так упряма,
Были в прошлом когда-то Вы дочь,
А сегодня – чудесная мама.
Что таперу от вьюги грустить,
Для него эта жизнь – что минута.
Мне бы делу большому служить
И, конечно, быть нужным кому-то.
И бросать здесь не нужно пасьянс,
Разве кто-то за это осудит,
Да не буду я думать о вас,
Если легче, конечно, вам будет.