От Столыпина вагоны, да галстук,
пара взрывов и убийство Багровым,
мы закажем жареный палтус,
триста водки, в вагоне под Псковом.
Как не выпить, если осень в разгаре,
всё просрали в годовщину Лицея,
в телевизоре сплошные татаре,
евразийство говорят - панацея,
от всего. Например, от валюты,
атлантистов, троцкистов поганых.
Вот чекисты потомки Малюты,
прут в клифтах от Brioni на Канны.
Ну а нам, пересадка во Пскове,
и автобусом в Горы Святые,
нарисуй ровно новые брови,
поутру полонянкой Батыя.
Про любовь, только грустные песни
это голос чужой подвывает,
вроде фобии детской из лестниц,
из салютов девятого мая.
Город вписан в квадратик неба,
строчку эту вряд ли, кто вспомнит.
правда песенка была на потребу
что-то вроде фильма про домны...
Их Великая, не шире Фонтанки,
дурак тот, кто не жил в Коломне,
в магазинах трёхлитровые банки
сок томатный - цвет уголовный.
Монастырь, вверх ступени к могиле,
мелкий дождь, подделка из гипса
и паломники, чуть наследили
уронив салфетки и чипсы.
Что ж, поищем имя главное к ночи,
сын сапожника выставил раком,
сын рязанский затянет про рощи,
с волосами залитыми лаком...
Три лимона не три апельсина,
а Рахманинов вам не Прокофьев
и восторги Алина, Марина
променяю на утренний кофе.
На сравнение накаченный мускул
отбивает мозги в подворотне,
где фонарь по тюремному тускл
тень дарует Архангела сотне.
Балалайку расписную О.Шарифу,
самовары - турецким семьям,
электричество - ночному тарифу
еретику воду на темя,
будут капать, каплю за каплей,
в до-миноре гуманного взрыва
Су-25 работал по саклям,
мост подмял перспективу пролива.
Уравняв войну с акушерством
сопоставив Луну с гороскопом,
ждут младенца покрытого шерстью
и рассыпалась лава галопом.
октябрь 2013 года