Иванушка – дурачок
(Вольный перевод с прозаического на поэтический)
Собрались, малым-мала сказочку послухать?
«Жили на краю села старик да старуха.
Не богатым был тот дом, да с наследством странным –
Прозывали "дураком" сына их, Ивана.
Скачут годы во всю прыть… Как то раз, "под мухой", -
«Надо парня оженить!» - молвила старуха.
«А то - скоро помирать, и, такое дело, -
Внуков, да не увидать… Надо сварьбу делать!»
Чтоб в суседях не просить, стоит прикупиться…
«Ты, Ванюша, наноси в избу к нам водицы!» -
Наказали и, вперёд, за товаром в город.
А сынок бадью берёт – шасть к колодцу в огород!
Сам плечист и молод!...
Силушки хоть отбавляй! Цельный день трудится:
Носит воду в дом и, глядь, льет на половицы!
По колено уж воды. Мыслит: «А что дале?»
Взял корыто, сел туды – кормшыка видали!
Воротились мать с отцом. Стукаются в сенях:
«Ваня, отопри нам дом!» - а внутрях веселье.
Слышат из-за двери бас с толикою смеха –
То Иван кричит: «Чичас! Дайте мне подъехать!»
Усмехнулся дед заране, верно был навеселе:
«Ты на чём подъедёшь, Ваня, на коне, аль корабле?»
Двёрка в горенку открылась и студёная волна
Бабку с дедом окатила, усадив, как мать родна.
Утирают мокры лица и глядят глаза в глаза:
«Нет, Ванёк, так не годится! Поезжай-ко в город сам!»
«Сыщешь там полпуда соли, да мешок муки купи.
Стол возьми… Да ложек, что ли… Не зубудь привезть горшки…»
В день другой Иван собрался, лошадь в город снарядил.
По базару прошатался – всё что надобно купил.
Правит он до дому лесом. Вдоль дороги той – пеньки.
Ваньша, не смущаем бесом, засмотрелся на горшки…
Всем пенькам напялил "шапки" и, вздохнувши тяжело,
Прочь поехал без оглядки – «Вот топерь и вам тепло!»
Споро едет по дорожке, только сзади что не так?
Мнится, будто славят ложки: «Стук да бряк! Иван – Дурак!»
«Ах, вы подлыё какиё! Вас везут в хороший дом…
Ну-ко, прочь вы, рассякиё!…» Все и выкинул гуртом.
На пути речушка, вроде, - отдохнуть, аль погодить?
Гнедку к проруби подводит, а она не хочет пить!
В воду вытряс соль "для скусу", опростал муки мешок…
Всё не пьет!.. Взыграло чуйство: «Брезгуёшь? Ну, хорошо…»
Замахнулся Ванька споро топором,- таки дела, -
Завалилась лошадь в прорубь и от страху померла.
Посреди морозной шири только стол, да птичий грай.
«У тебя ноги чатыре, так что в избу сам ступай!»
Возвернулся в дом Ванюша, так сказать, «гол как сокол»,
Но родителей послушал и, смиряясь, к венцу пошел.
По весне нашли невесту в чужедальней стороне.
Свадебку отстоловали. Положили спать однех
Молодых, да на полати. Егозит Иван-ворчун,
С молодой не хочет спати – говорит: «Я есть хочу!»
А супружница пеняет: «Ты ж тот час из-за стола!
Ну да ладно, мать к прилавку все пряженые снесла…»
Ваня ходу. Из прилавка взял и два пряженых съел
И к жене с такой затравки воротился сыт и смел.
«Уж пряженые чудные – убежать всё норовят,
И цараплют, и мяучут…» «Ваня, ты же съел котят!»
А ему вновь не лежится: «По большому мне б сходить?»
Отлучился. К милке - птицей, а жена его пилить:
«Ты бы руки вымыл Ваня!» - «Вымыть можно токмо где?»
А она вспылила с бранью: «На мосту, баран!» Меж тем,
Муженёк подался в подпол – всех овец перехватал
Оказались всё ярушки, а барана не застал.
Воротился к молодухе недоволен спасу нет:
«В гобце то, одни ярушки – где баран, скажи ко мне?»
Вот такое наказанье - не объехать за версту…
«Рукомойник, слышишь, Ваня, тятька весит на мосту!»
Долго ль, коротко ль, а вскоре услыхала – цепь бренчит.
Ванька две руки засунул в рукомойник и тащит,
Вместе с цепкой, на полати. «Ты куды?» - ворчит жена.
«Сунул руки в энто дело, а обратно ни рожна!»
«Вот уж горюшко так горе! На повити столбик есть.
Позгани об нем руками, рукомойник должон слезть!»
Вышел он, а в это время тесть на повити стоял.
Ванька с силой размахнулся, вдарив… На земь тесть упал.
Возвернувшись на лежанку, говорит без похвальбы:
«Ах, какиё жо твой тятька ставит хлипкиё столбы!
Токмо раз и приложвси – рукомойник вмиг слетел,
Ну а стол б то подломивси, поваливси, закряхтел…»
Женушка скорей на повить, – ладно ль всё,- узнать спешит.
Глядь – отец лежит без чувства… И она как заблажит!
Повскакали все с постелей, мигом собрались вокруг,
Звать урядника хотели – думали уже, что труп.
Повезло еще Ивану – насмерть не зашиб отца.
Порешили: «Ну всё в баню! Гнать подале молодца!»
С той поры никто не брался ладить с этим бугаём.
Так вот Ванька и остався на деревне бобылём.