Вышла из подъезда Антонина Михална,
дому серому, железобетонному помахала
и пошла гулять: с площади, на бульвар,
с бульвара на кладбище, с кладбища
до церковки…
да заблудилась.
Села на лед, головой круть-верть, не поймет:
вроде вчера еще с мужем разлюбезным Антоном Егорычем
яблоки собирали: потянешься к ветке, дернешь за яблочко,
оно вырвется из рук и стук, второе - стук о землю… ругается Антон Егорыч:
бьешь яблоки, только портишь, дыряворукая.
Яблоки стук-постук, стучат – спелые, желтобокие.
На стук пойду, решила Антонина Михална.
Шею худую из-под платка выпростала,
головой круть-верть,
А вокруг - снежная круговерть, ни зги.
И стук глуше, глуше, того и гляди, пропадет.
Идти надо. Ковыляет Антонина Михална –
Змерзли руки, ноги-крюки, а ей кто-то шепчет в ухе:
- Умер твой разлюбезный Антон Егорыч давным-давно.
Вот такое, бабка, кино – пропадешь.
Но идет она на стук, монотонный, глухой:
Так яблоки о землю стучат,
так мерзлые виноградины по стеклам веранды стучат
и не разбиваются.
Так сердце мужнино... бывало, положишь голову ему на грудь,
А он ворчит: вот придумала чего, дыряворукая…
сам в шею целует, усами щекочет.
Теплее-теплее,
Стук-стук-стук-стук.
Вот и он: железобетонный, родной; кошка в окне маячит,
И демон этот, даром что девочка, желтобоким мячиком
Лупит о стенку дома, лупит…. Стук-стук…
И сколько кричала-верещала на неё за стук-перестук,
Пальцами костлявыми за ухо таскала…
все ей нипочем…
Ангелочек в шапке кроличьей.