И рвёт невесомым насмешливым словом, и руки за спиной выкручивает, как будто венцом - лавровым, терновым, неважно, - уже коронован мученик. Как будто вздохи толпы на площади уже предрекают нам всем прощение, но глянь же - косятся глазами лошади: конь бел, конь рыж, конь блед... и черен. И мы поднимемся - шальные, страшные, взлетим по сёдлам, хлестнём поводьями. Перекрестятся, шепнут: "Булгаковщина"... Пока что с миром от вас уходим мы - вот в полдень струи в клепсидрах замерли, вот копья судеб летели мимо...
А ты стоял, будто неприкаянный,
под жёлтым
небом
Ершалаима.