Время написания
(июль 2011 – январь 2012)
Действующие лица:
Мария, не простолюдинка и не дворянка, не дворовая и не крестьянка
Николя, рыбак, вольный морской офицер
Генрих, обеспеченный потомственный молодой дворянин
Гренгис, актёр, театральный режиссёр
Лоренс, аптекарь
Адмирал флота
Бродяги
Весенним цветам жизни!!!
Вам, девушки…
Пролог
Поднявшийся из страха и тревог
Тебе сиять ещё не надоело!
И заблудиться в множестве дорог
Бульваров, парков здесь – святое дело!
И в этом городе однажды побывав
Ты навсегда своё оставишь сердце
Учтивость горожан, повсюду красота
Под солнцем тем бы нежиться и греться…
Так было, есть и дальше будет
И в этом городе земном
Мечтают оказаться люди
И раньше грезили о нём.
По временам ушедшим в даль
Бессмысленна порой печаль.
Печаль сейчас же ни при чём
Мы о любви рассказ начнём.
В который день, в который год
Героев Чувство потрясёт.
А что ещё произойдёт?
О том рассказ наш и пойдёт.
I
В старой таверне на Сен-Мартире
Моряк Николя опечален сидит
Стали скучны разговоры о мире
Он об одной всё твердит да твердит.
Так он проводит за днями недели
Вот он друзьями своими забыт
И без него вот рыбацкой артелью
Богатый улов в синем море добыт.
И остров новый в морях завоёван
А королю отдан ключ от него.
Героям на днях шумный пир уготован
Только вот нет Николя одного.
Дверь открывает. Таверну покинув
Сотни шагов на съедение плит
Он оставляет. Полоскою длинной
Знакомым маршрутом его путь лежит.
Сколько молил:
Отпусти же, Мария!
Но уже не отпустит -
Хоть умоляй, хоть кричи.
В рассветной тиши,
в полуночной грусти ль
Единственный повод для светлого чувства,
Мария, конечно же, ты.
Улица кончилась. На перекрёстке
Она в одеянии белом стоит.
Сердце забилось так сильно и хлёстко
Облик её душу вновь бередит.
Моряк подошёл. Пламя жар не скрывает.
Разгорается с болью в груди.
Горестей глупое сердце не знает
Разум ведя позади.
Несмело и робко морской волк отважный
Всю волю и крепость собрав
С душой произнёс, что сказал бы не каждый
На колено пред нею припав
«Счёт дней потерял, как в мечты окунаюсь
Видеть тебя средь людской пустоты
Слышать твой голос
Век преклоняясь
Перед сияньем твоей красоты.
И выгораю, перерождаюсь
В ночь умираю воскреснуть чтоб вновь
И ощущаю в себе лаву-кровь.
И сам себе
Раз в который раскаюсь
Что каждый миг я влюбляюсь в любовь.
Вот на мели
Мой корабль ожидает
Ветра – дыханья твоего парусам.
Если бы знала
Как я желаю
Быть обожжённым касаньем к устам».
Но высока красота, непреклонна,
Внимать не желает тем пылким речам:
«Я предпочту в корабли быть влюблённой
Страстей не питаю, пойми, к морякам».
Грузно, печально побрёл он до дома
Уходя он не раз взгляд назад обернул
И изнывая душевной истомой
На огонёк к другу он завернул.
Служит в театре Гренгис режиссёром
Актёрским талантом пленим.
И горожане ни разу укором
Ни помыслом даже. Ведь им
Душою близка бесконечная лёгкость
Невесомой, изящной игры
Будь это шуток небрежная колкость
Иль происки вражьи хитры.
Ставит театр новую пьесу
Сюжетом запретной любви
Разбойник похитил принцессу.
Принц в горе. Ну что ж? Се ля ви!
Актеры играют на редкость блестяще
За актом легко сыгран акт
И сцена сама будто жизнь настоящая.
Внезапно гость входит. Антракт!
«Здравствуй, дружище!» - Гренгис восклицает
Гость грустит молча в ответ.
«Мне расскажи, о чём сердце мечтает,
В чём же секрет твоих бед.
Кстати, дружище, как раз ты к обеду,
Пожалуйста, чай и десерт.
Сделай же милость продолжи беседу.
Коль в силах тебе дам совет».
«Лишь по одной я грущу и мечтаю
Хвалу за неё воздаю небесам
Из-за неё в облаках я витаю
Имя её ни за что не предам.
И не найдёшь – хоть ищи - и минутки
Как образ её за собой не зовёт…»
«Да, Николя, ты влюблён не на шутку
Не каждый приемлет, не каждый поймёт.
Увидеть бы мне красоты её диво
Не примечал я такой никогда».
«Как же легко и как же игриво
Она сердце моё запустила в бега.
Гренгис, повстречаешь её на Монт-Сарте
Иль Сен-Мартеле. Душою поэт
В Марии найдёшь вдохновенья усладу
И от меня передай ней привет».
Гренгис удалился. Николя же подбросил
Дровишек немного в камин.
Воображение в выси возносит
И болью сердца сильнее томим.
Монт-Сарт – колыбель люда очень простого
Но и дворянство в дворах тех живёт.
Вот и наш Генрих военный готовый
На службе короны свою жизнь ведёт.
Непринуждённо ведёт себя в драке –
С оружьем на ты с детства он. И притом
За мужество, смелость и за отвагу
Женским вниманием не обделён.
Давно искушён в мушкетёрских законах
Сердечного слова не брал рукоять
И душа, всё не зная ни вздохов, ни стонов
По земле продолжала степенно ступать.
«Зачем мне, скажите, пристало влюбляться?
Любовь до хорошего не доведёт.
Лучше кутить и в сражениях драться
В любви, говорят, дуракам лишь везёт».
Крестьянские руки отнюдь не для скуки
Дворян же забота одна – воевать.
Вот за успехи в военной науке
Орденом Генрих отмечен опять.
Тем временем в парке на Сен-Мартеле
Весна бесконечно, безбрежно цветёт -
То наш Гренгис вдруг почуяв потерю
И ранен глубоко к театру бредёт.
Вот он проходит чрез сцену в каморку
Там его друг стосковавшийся ждёт.
С жаром сказал, что подобной находки
Никто никогда и нигде не найдёт.
«Ну-ка, мой друг, расскажи без утайки
Кто же лицу подарил такой цвет
Кто же она? Королева? Крестьянка?
Держи же, пожалуй, по чести ответ».
«Благодарен природе и богу. Не скрою
Свет небесный по душу мою снизошёл
И не помню, поверь, ослеплён как красою
На землю вернувшись обратно пошёл.
А кто же она от тебя то укрою
Не в силах держать я по чести ответ -
Имени нет ей на свете достойного
И красоты ей подобной ведь нет.
Мой друг, она бесподобна. На свете
Лишь в локонах тех утопает весна.
Как же легка, грациозна… Как встретил,
Кажется, жизнь лишь в неё влюблена.
Как же сияют глаза... Ослепляют!
В то же мгновенье в пучину попал.
И не найдёшь в целом мире, я знаю,
Прекрасней неё мир не видел, не знал…».
«Значит, мой друг, побоявшись обжечься
К пламени женщины не подошёл?»
«Ни секунды пред ней не желал я беречься
Только достойных ей слов не нашёл.
Видел как шедший к нетленной лучине
Слово Мария на свет произвёл
И с этим словом друзья мы отныне
Жаль, что не с нею. Прости, я пошёл.
Кличут меня Мопассаны да Босхи
Благодарю, что со счастьем зашёл».
Встал Николя, ничего не ответил
И вон убрался он, скорый, как ветер.
II
Новый рассвет протрубил неспокойный
Тревожно покуда война.
И Николя вновь отправиться в море
Военным настала пора.
Не может моряк клятву богу нарушить
Но непомерна цена.
Чтоб успокоить несчастную душу
Излить её нужно сполна.
И вот Сен-Мартель. И теперь всё понятно.
Николя тяжело подошёл
К Марии. Сказал «До чего же приятно
Что снова я Вас здесь нашёл.
Только вот жаль, что отправиться в море
Вновь приказала судьба»
«Семь футов под килем и чтобы Вас горе
Не знало, не знала беда».
Мимо шёл адмирал. «Попрошу вас учесть
Что с врагами ведётся война
За кормой багровеет шальная волна
Сохранить поспешите Вы честь».
Николя не поймёт, звуков не разберёт
Только смотрит Марии в глаза.
И обида, и боль от разлуки берёт
И уйти, и остаться нельзя.
«Может, знаете Вы, офицерскую честь
Добродетелей выше блюдут
Коль посмеете Вы то всерьёз не учесть
Королевский узнаете суд».
Как нестерпимую боль заглушить?
Миг – разойдутся пути.
На расстоянии сложно любить.
Сейчас бы хоть слово найти.
И удручённый, душой окрылённый
Не делая шага назад
Николя произнёс то, что не по законам
Не каждый то смог бы сказать:
«Всем разрывам, раненьям, разлукам назло
Я пройду эту злую войну
И устоям отцов пойдя напролом
Я, любимая, Вас обниму».
«Я не буду Вас ждать
Но могу обещать
Коль вернётесь – позволю обнять».
Ушёл Николя. Кровоточащей боли
Никому, как нему, не понять.
Вечером в шесть адмиральскою волей
Отдан приказ отплывать.
В театре отыграна новая пьеса
«Бис», «Браво», конечно, аншлаг.
И в местном храме отслужена месса.
Гренгису пора делать шаг.
Новый рассвет расстелился листвой
Солнцу пора бы остыть.
Но от пожара в груди сам не свой
Жизнь актёр пожелал пригласить.
И вновь Сен-Мартель. И радунятся лица
Гренгис только видит одно
Которое больше ввек не повторится
Которое небом дано.
«Мария, позвольте, представлюсь. Гренгис
На подмостках и в жизни зовут.
Придите, прошу, окажите нам честь
Пьесы новые с трепетом ждут».
«Гренгис, без сомненья, приму предложенье
Но что ж всё дрожите Вы тут?»
«Об этом сказать не могу к сожаленью
Ответ Вам на сцене дадут».
Они говорили недолго. И вскоре
Гренгис удалился. В Монт-Сарт
Его путь лежал. Преисполненный горя
И счастья вернулся в свой сад.
Вот ночь. Тишина, что пронзает всё тело
И душу терзает. Без сна
Гренгис проживает уже полнедели
Мария тому лишь вина.
«Я верю наша встреча неслучайна
Так небу нужно и тебе и мне
Глаза в глаза – и вот ты стала тайной
Которая в душе на глубине
Сидит недолго. Вот уже томится
Стремится снова вырваться на свет
А мир так ярок и взлетает птица
Ведь кто влюблён надолго тот поэт!
И тайна эта властвует над мною
Я на коленях, ею я пленён.
Как тайна сладко манит за собою!
Не верю в жизнь, а верю – это сон!
Желаю я, чтоб этот сон продлился
Ещё, ещё, ещё, хотя б на миг…
Лазурно небо, тьма куда-то скрылась
И мне не скрыть никак блаженства крик…»
И пишет он опять за строчкой строчку
И бесконечно мукой опьянён
Он пишет ей, но вновь и вновь нарочно
Сжигает всё. И новую начнёт.
По городу дети расклеят афиши.
Вновь драмы настанет пора.
И полон театр и внемлет неслышен
Так знать начинать им пора.
Гостиная. Ночь и зажжённые свечи.
Гренгис одинок у окна.
Но от осенней и пасмурной речи
Далёк – ведь внутри то весна.
И на рассвете когда небосводом
Счастье над миром взошло
В Гренгиса душе пробудилась природа
И тотчас его пробрало.
«Услышьте, Мария
Вы солнца земные
Затмили навек для меня.
И огонь ада
В груди не остынет
К Вам, как и прежде, маня.
И безысходно
Как в лабиринте
Как в паутине, сплетённой из мук
Буду я жить
Погибая в пучине
Из кратких встреч, долгих-долгих разлук».
Зал изумлённый. Не по канонам
Искусства доигранный акт.
Занавес взвился непринуждённый
И спешно объявлен антракт.
Всё б хорошо, но в театре в тот вечер
Потомственный был дворянин
В денежном плане весьма обеспечен
Теперь и любовью пленим.
Кто он, конечно, узнал мой читатель
Беспечен покажется стих.
О славе военной извечный мечтатель
К тому ж и завидный жених.
В сердце он ранен и радостью пьяный
Спектакля за несколько дней
Марию признал он единой отрадой
Всех ближе она и милей.
Все прошлые дни и все прошлые ночи
Наш Генрих мечтал. Он мечтал лишь о ней,
О Марии, ворвавшейся в сердце полночно,
Той, что тьму прорвала со свечою в руке.
И каждый момент, каждый вздох и мгновенье
Не отпускает одна только мысль:
Пусты все цветы, не нужны стихтворенья…
И в жизни его появился вдруг смысл.
И в компаньи друзей непривычно скучает
И не узнаёт ни приятель, ни брат
«Что случилось с тобой» – каждый всё вопрошает
«Бренным телом я здесь, а душой – в небесах».
«Красок век не найдёт столь радужных, атласных
Чтобы смог написать ей достойный портрет.
Я погиб, я пропал… Нет терзаний ужасней
Оглядеться вокруг – а её близко нет.
А на небе ночном - столь лазурном, прекрасном! -
Не найдёшь в честь её ни единой звезды.
И о ней рассказать все попытки ужасны:
Стоит не начинать – все напрасны труды».
И о ней об одной он твердит ежечасно
И не просит вина и не жаждет воды
И уходят друзья, говоря: «Всё напрасно»
Лишь остались с ним те, кто душою верны.
Занавес пал. Восхищенный игрою
Вновь, как и прежде, весь зал ликовал.
Публике труппа склонилась. Но что же?
Гренгиса лишь нет. О, Боже! Пропал!
Ищут на сцене и в зале, в кулисах
Ищут актёры, суфлёры, певицы
Ищут – и ужас застыл на лице:
Не видно его, он не виден на свет.
Мария выходит из зала. Не сможет,
Ей мнится, забыть этот жест и глаза.
И что-то внутри изнывает и гложет
И важное что-то желает сказать.
Небо накроется вскорь покрывалом
Вот и природе вздремнуть суждено.
Только рассвет вдруг окажется алым
Как до дуэли бы здесь не дошло -
Мария подумала. Сердце тревожно.
Не нужно теперь лишних слов -
Смертно поссорились лирик и воин
И каждый сразиться готов.
«Я вижу, Гренгис, отступить не готовы
Вам жизнь не мила, всего ближе любовь»
«Не отрекусь, повторю снова, снова
Что есть наша жизнь, коль пропала любовь?»
«Что ей дадите, артист бестолковый
Кашу готовый варить с топора?»
«Ей отдам сердце, обретший оковы
И позабуду, что жизнь есть игра».
«Но я обеспечен, к семье я готовый
Чем будете жить мне раскройте секрет»
«Коль не услышали пробуйте снова
Любовь не подмените звоном монет».
Генрих стоит и лицом багровеет.
В негодованье одет
Броситься в драку сейчас же не смеет -
Видит Марию. Букет
Ему поднесли. Преподнёс.
Но отвергнут
Не желает она и букета принять.
Гренгис ликует. И сладкой истомой
Льётся от счастья слеза.
Генриху честь же уйти не позволит -
Стоит – ведь сдаваться нельзя.
«Что ж Вы ответите, если погибнуть
Сегодня пришла Вам пора?»
«Я счастлив буду, что имя Мария
Я полюбил, как увидел вчера».
То произнесши Гренгис обернулся
К Марии. Взглянул ей в глаза.
Будто опять от кошмара очнулся
Чтоб перед нею сказать
«Каждый рассвет, знаешь, солнце восходит
Но не даёт мне ключей от оков -
Тускнее тебя.
Наважденье находит
Ночами сжигать мириады стихов».
К волосам прикоснулся. Рука обожжёна
Сгорает дотла. Но другого не ждёт
Гренгиса душа – парит окрылённа
И бренное тело с собою зовёт.
«Слов ароматных
Угрюм всегда танец:
Не описать, как колосится рожь
И блеск в глазах
Не опишешь -
признаешь
В целой Вселенной такой не найдёшь».
Тает Мария от слов тех артиста
Но не играет Гренгис – то не роль
А смысл жизни. Но как же излиться,
Достойный её отыскать хоть пароль?
«И не умолкнет
Уже не пытаюсь
Мысль глушить, что несёт свет и боль:
Мимо пройди
Ты земли не касаясь
И к волосам прикоснуться позволь».
Тело скрывается мелкою дрожью
Осыпается камень спокойствия скал.
Вот уже сам на себя непохожий
Генрих от ревности бешенным стал.
«Что ж, не отступитесь, вижу. Я встречу
Назначу Вам. Вечером в шесть
На Греннской площади Вас запримечу
Отведать изволите месть».
Перчатки летят. И вот в воздухе слышен
Последний агонии крик.
И, кажется, всё крови жаждою дышит
За всё затмевающий лик.
Люби - не люби
Но всё ж они люди
Жаль их со свету сживать.
Вот и Мария
В ожидании чуда
К ним обратилась опять.
«Крови пролить
Смеете поневоле
Спор обо мне вы оставьте сейчас».
До смерти враги
Крикнули в одно горло
«Нет краше смерти, чем смерть лишь за Вас».
Не зная, не ведая в чём же вина
Мария до ночи осталась одна.
А когда сумрак был пущен в дома
Мария вернулась где сердца весна.
III
Гюрб осаждённый. Гремят канонады.
Голод, тревога, тоска.
И торжествует, безумством объятый
Жизни без боли закат.
В сердце нарывы. И свечи зажжёны
Надежды во храмах, домах.
И каждый слёзно о мире лишь просит
И застонала земля.
Всем она мать – она каждым гордится,
Каждый, что добр иль сердит.
За каждого жаркое сердце боится
За каждого сердце болит.
Секунды затишья - и мысли земные
В каждом солдате опять:
Не мы затевали - так было и ныне
Зачем же друг в друга стрелять?
Только затишье недолго. Смениться
На смерть и тревогу должно.
Пусть той дороге недолго, но длиться -
Так королями дано.
Город в осаде. А порт-то открытый
Порт никому не с руки.
Спешно уходят как страхом убиты
Полны серебром сундуки.
Вдаль уплывут караваны. Немногих
Удастся назад возвратить.
Многие сгинут в далёких дорогах
От невозможности жить –
Время пройдёт и глаза потускнеют
Их ностальгия возьмёт
В ласки свои навсегда. Поумнеют -
Настанет тогда их черёд.
Но то впереди. А сейчас гибнут люди.
За что - непонятно. Труды
Велики, но не каждый отмеченным будет
Наградой сейчас и в дали –
Генрих подумал. Уйдёт – честь погубит
А честь не отдать никому.
Сражаться за тех, кого сердце возлюбит
Понятно теперь и ему.
«Генрих, извольте, ступайте к работе
Штурм крепости. Гордость берёт.
Вы на войне словно птица в полёте -
Идите ж туда. Что ж? Вперёд!»
«Не могу. Слишком болен
Чтоб боя невзгоды
Достойно сумел бы нести».
«Божья Вам милость
Врачебно усердье
Поможет в далёком пути.
Чрез боя невзгоды,
Победы ли плен ли
Вера поможет пройти».
«Я не уйду – хоть казните. Увольте,
Уже не суметь мне сражаться, стрелять.
Теперь заживу я совсем по-другому
И за другое страдать и сгорать».
«Сдайте мундир, проживайте спокойно
На пенсию-то в свои двадцать пять».
И Генрих почтительно здесь поклонился
Минуту спустя он этаж проходил.
Минуты четыре свободой бесился
И вышел из зданья. Без воли, без сил.
Но чрез мгновение так встрепенулся
Будто до этого вовсе не жил.
За ровным последует вскоре крутое
Вот и близ Грюба солдатик лежит
Пули в него угодили четыре
Скоро, ох, скоро окажется в плит
Сером, лихом, обнимающем плене.
Священник из храма придёт
Утешит: душа ведь не отдана тленью
Её высший свет нежно любит и ждёт.
Ложится один и другой. Так порою
Бывало и будет. И будет война
Покуда не сможет справляться с собою
Высокая знать, господа.
Забыли: не всё что блестит – золотое.
Вот и сражаются за веком век.
Очнись, человек! Снова тело младое
Жизнь покидает. Вновь пламенем скосит
Тело, не душу, война.
И ничего другого не просит
В страсти и боль влюблена.
Пока под снарядом земля вся трясётся
Рассеяны вопль и страх
Вдали от войны много крови прольётся
За пламя, живуще в сердцах.
В небе вечернем купаются трели
Воздух недвижен и тих.
Замерли в предвосхищенье дуэли
Птицы и люди. И крик
Грома раскатом везде пронесётся
В этой кровавой тиши.
И жерло смерти вот страстью куётся
Для уходящей души
В край, где рассвет и где вечное солнце
Где нет ни горя, ни зим.
Но в тех краях тело ввек не проснётся -
Туда невозможно живым.
Вот вечереет. И шесть уже близится
Смертных, прискорбных часов.
Бешено редкая носится птица
Чёрная, жуткая. Вновь
На Греннской площади сумрак появится
Тело возьмёт – и таков
Свету такое совсем не понравится
Только вот случай таков.
Двое решили, перчатки летели
Огнём обдавая глаза.
Вечером надо свершиться дуэли.
Фи, у кого там слеза?
Вот подъезжает тройка лихая
Карета? Нет, просто ямщик.
Как по-французски, простите, не знаю
А зная сломал бы язык!
Генрих выходит весь чинный и важный.
С ним секундант молча входит во свет -
Чиновник простой - червик бумажный
Мнящий себя, будто бы он поэт!
«Где же противник? Смертельно сгораю
И пламенем полный объят
Вышлю ему я путёвочку к Раю
Чтоб не вернулся назад.
Чтоб не беспокоил и чтоб не тревожил
Жизни с Марией уют
Чтобы узнал, что его гнусной рожи
Не ждали никак и не ждут».
И в те слова на себя непохожий
Гренгис на площадь бредёт
«Смотрите, глядите, артистик, похоже,
Спокойно на гибель идёт»
«Я рад тебя видеть. И слышал уволен
Ты с армии день как второй
Что же, скажи, до сих пор неспокоен
Со смертью расстанься игрой!»
«Что же грустишь? Неужели Мария
Отпускает любимого в ад?
Не воскресит же, что солнца земные
Заставила впредь не сиять»
Сброшен костюм и летят эполеты
Трагический близится миг.
Для одного не прольются рассветы.
Сольются в болезненный крик
Надежды, свершенья, ошибки, желанья
И счастье души, и разочарованье
Путь по земле, что вдруг свет, то туманный
Ради одной, той, которой признанья
Не выразишь полно – настолько прекрасна
И связаны с домом её все пути
За нею идти безоглядно опасно
Но без неё невозможно идти.
Из ящика подло глядят пистолеты
Циклопьим, не щурясь, глазком.
Они дело знают – ведь не впервой это
Но лирика будет потом.
Сейчас же стоят к смертной схватке готовы
Но сколько ей быть? Только миг -
И площадь осенняя алою кровью
Окрасится. В парке цветник
Повянет и будет скорбеть Мать Природа
По новой ушедшей душе
Которой по-новому синь небосвода
Будет струиться уже.
И в час последний пред жизни закатом
Гренгис дуэлянта спросил:
«Давайте дружить и вернём всё обратно
Вы – отдыхать. Я просить
Сцену одну. И любови единой,
Без которой не стоило б жить.
Знайте, к Вам не переедет Мария -
Только придёт погостить».
«Не соглашусь на условья такие.
Идите, ведь вы же артист -
Вам вымысел ближе, чем люди живые
Мне проще с Марией сойтись».
«Что же, сходитесь» - проносится голос
В пронзительной этой тиши
И ужас объял их, и вздыбился волос…
Но только назад нет пути.
Мосты сожжены, а лесов то в округе
Веками ищи – не сыскать.
И вырваться оба желают из круга
Чтоб жизнь вот так не прекращать –
То разум твердит. Только сердце слепое.
Сердцу-то не приказать.
Не привыкать Генриху по живому
Целиться, после – стрелять.
Гренгис же напротив – лишь на работе
Из оружия в тело стрелял.
Он вида крови боялся до рвоты.
Но страх его вдруг потерял.
Вот в небе писк. И стремительный выстрел
Первый издал пистолет.
Следом второй. Промахнулся. Без мысли
Падает вниз человек.
Как же пусто и как же нелепо
Вот так в один миг потерять
Марию, театр и вечное небо
Он думал, не в силах вновь встать.
Другой торжествует. Триумф тот недолог.
Мария поблизости шла
И тело пронзили мильоны иголок
К любимому как подошла.
«Гренгис, дорогой как всё это случилось?
Дай знак мне: ты мёртв иль живой?
О, как я желаю, чтоб это лишь снилось
Чтоб всё это, но не со мной!»
«Пойми, ты не спасёшь. Не жду, что ты простишь.
Потеря душу рвёт, да тяжело раненье.
И что ж над телом скорбно ты стоишь
Прими мой дом, меня, на рай смени презренье».
«Как смеешь ты такое говорить
Ведь ни секунды мне не быть с тобою
Жил без любви – так и сумей прожить!
Как счастлива была – того не скрою!».
Но, слышите? Сквозь вопль, боль и шум
Послышался несмелый, робкий шорох.
Как будто кто-то взялся вдруг за ум
Среди пустых, нелепых разговоров.
«Лекаря, сюда, сюда скорее!»
Прохожий зов о помощи услышал
К аптекарю в тот миг и ускакал.
Вот час прошел – не виден и не слышен.
Никто не знает где. Так знать пропал.
Та вскроется загадка на рассвете:
Конь одинокий в поле убежит
Жандармы, те, что знают всё на свете
Запишут: труп ограбленный лежит.
«Не лекарь я, но всё ж посмею
Попробую я вам помочь
Вы бросьте с лекарем затею
Езжайте скоро в эту ночь
В леса на Монтенезинео
Что на окраине Ле-Мо
Или в Шато да Гринивиеро –
Там он поправится. За то
Там не попросят ни дублона,
Людовика ни одного
Там Вас все примут за икону
Творца, Спасителя всего».
«Извозчик, извозчик!»
«Господа и дамы
Скажите, чем полезным быть сумею?»
«Здесь раненный.
Вне моего труда -
Спасти его одна я не сумею».
«Так едем же
Чего ещё нам ждать
Не время обращаться в ротозеи!»
И в тот же час уехали в края
Где их живёт надежда, свет и солнце.
За ними мы поедем, а пока
На Греннскую одним глазком вернёмся.
Негодованьем люда окружён
Вздыхает бедный Генрих и трясётся
И пусто так, толпою он смятён
То плачет вдруг в душе, то вдруг смеётся.
И мыслит тихо: больше никогда
Единственное счастье не вернётся,
Не повернётся ликом. Никогда!
Да пусть сейчас ад для меня начнётся!
«Жандармы! Поскорее! Все сюда!» -
Вновь слышит он. Но всё не обернётся,
Не устремится в трусости бега.
На площади стоит и не качнётся.
Он замер будто бы он постамент
Как будто бюст лихому полководцу
И целый свет он заключил в момент
С которого ничто уж не вернётся…
Чиновник вновь кричит ему: «беги!»
Не слышит он. Ему не светит солнце -
Ведь прервались дороги и пути
В мгновение, что больше не вернётся.
Закован он. Его забыли силы.
Его ведут – глубоко исступлён.
Что будет с ним – не важно и не мило.
Ведь никогда не будет ней прощён.
В который раз он посмотрел на небо.
Прервётся жизнь. Не побегут года.
Что король, что бог – не страшно это.
Нет для него страшней её суда.
В ночь едут двое. Движутся по краю
Любви и скорби, счастья и тоски.
Мария ничего не замечает
Тревожно ей, что Гренгис долго спит.
«Гренгис, проснись. Ты жив? О, что за горе
По сумраку бродить. И нет свечи.
Не пожелать врагу печальней доли!
О, Гренгис, милый, что же ты молчишь?»
Лишь лезвием по уху тишина
Да слышно как несутся быстро кони.
И бледный луч – то празднует Луна
Леса, поля да лики на иконах.
И кучер нем всё смотрит на дорогу
Привала ищет. Отдыха не ждёт
Коней упряжка. Неизбиты тропы.
В борьбе со смертью движется вперёд.
И вот Ле-Мо. Старинный монастырь
В лесу, как лабиринте, затерялся.
Вот старый-старый деревянный штырь
Звездою путеводной оказался.
«Спасибо вам, о, добрый человек
Услугу Вашу век я не забуду.
И проживите в счастье долгий век
Пусть окружают Вас добро и чудо!»
«И вас я от души благодарю
Желаю много счастья и здоровья
Ни ливра, ни дублона не возьму
Простимся же сейчас на добром слове».
И кони унеслись в ночную тьму
Копытами пронзая тишь живого.
А Гренгис тут очнулся. Почему
Мы здесь. Скажи, случилось что с тобою?
«Ты жив, любимый! Большего на свете
Блаженства, счастья мне не пожелать.
Теперь всё хорошо. Ты слаб, поэт мой
После раненья лучше полежать».
«Мария, знаешь, был сейчас на краю
Добра и зла. Прочти сейчас мой взгляд:
Боялся, что тебя лишь потеряю
И не вернусь к одной тебе назад».
«Была бы это скорбная потеря,
Не знаю, как жила бы я тогда…
Но ты вернулся. Слава богу! Верю
Что не прервётся радость никогда!»
«Мне бы неба, где твои глаза
Сливаются с рассветной тишиною
И только бы одно успеть сказать:
Как я хочу, чтоб ты была со мною...
Ты по моим глазам могла узнать
Что лишь тебя ко всем другим ревную
И если суждено день, ночь сгорать
То значит, что я снова торжествую.
Так часто ты являешься во снах…
А наяву мне встретишься – ликую!
И этот миг в душе царит весна
И верую, что я не зря кочую
По землям грешным и по небесам.
Природа жизни пламень всем даруя
Простила всё, в чём был повинен сам –
Ведь сотворила жизнь тебя такую!»
«О, Боже! Как прекрасен ты, Гренгис!
Я в облаках, я над землёй витаю
И не хочу совсем спускаться вниз…
Ту сладость ни на что не променяю».
«Кто шумит, скажите, в поздний час
Сердечный крик в слова переплавляя?»
Продолжим не на улице рассказ
«С душою в божий дом вас приглашаю».
И повели душевный разговор
О том, о сём. О Гренгиса раненье.
О Генрихе вели недолгий спор:
Кто он: хитрец иль случай боль навеял
На долю Грена. И сошлись на том
Что разговоров Генрих-то не стоит -
Ему стоять пред божеским судом -
Простит, осудит ли… На этом слове
И прекратили. Больше о былом
Не заикались вовсе. Только вдаль смотрели
Где ждёт Марию с Греном общий дом…
Лишь излечиться, в лучшее лишь верить…
«Осмотрим Вас. Ступайте же сюда.
Не торопитесь. Ну… Смелей, смелее».
Гренгис раздет. И кровоточит рана
Немало жизни в ночь ту потерял.
А след глубокий. Пуля без обмана.
Гренгис хрипит и силится дышать.
Мария же вся в ужасе стояла
Как вкопана который миг стоит.
Глаза округлены, в глазах туманно
И сердце за него лишь всё болит.
«Хоть рана тяжела, но, верю, сможем
Вас на ноги поставить, излечить.
И если надо вылезем из кожи
Но Вам поможем в счастье дальше жить».
Тем временем под Грюбом батарея
Осадных пушек сеет смерть. Но стыд
Взял маршала. Порт может быть потерян –
Для осаждённых всё ещё открыт.
Два дня спустя флотилия пришла
И рапортует: порт мы перекрыли,
В порту спокойно. Денежны дела
Прекращены. Так знать они приплыли.
Спустя неделю прибыл корабел
А пассажир такой – на диво редкий:
Как на осаду бегло посмотрел
Всё сразу оценил довольно метко!
Поведал нам, что года три иль два
Назад он смело на войне сражался
Ходила долго о боях молва
Да и о нём слух был, не затерялся.
И рассказал он множество историй
Понятных, близких и тебе, и мне
О радостях, тревогах и о горе -
Всё об одном и том же – о войне.
«А как ты здесь, скажи нам, оказался?
Ни в гвардии, ни в артилерьи нет!
Ведь ты же храбр – али забоялся?
Держи пред нами совести ответ!»
«Не мог идти, на родине остаться
Желал я. Но всех ближе и родней
Мне женщина. Вы скажете Констанция?
Мария – имя краше и милей
Которого не сыщешь - хоть столетья
Блуждать, искать подневно – всё зазря
О ней слагают повести, легенды
И блекнет перед нею вся земля.
И есть артист. Я с ним в смертельной ссоре
Из-за неё. И оскорблён тогда
Я с ним стрелялся. Арестован вскоре.
И вот я здесь. Встречайте, господа!
«Ну что ж, решаем: быть ему на море?»
«Нет, нет, ну что за глупость, ерунда!»
«Плечом к плечу быть с нами?»
«Да, конечно да!».
И повсеместным встречен ликованьем
В полк гренадерский Генрих принят наш.
На завтра принят план завоеванья
А дворянин уже поймал кураж
Которого давным-давно не знал он
Мятежен дух и боя просит вновь
Не жаждет он наград, ему не важен орден
В его душе и сердце жизнь-любовь.
В минуты те корабль в порт причалил.
А капитан – наш добрый Николя.
Вид скорбен, весь в безвременной печали
Не радуют ни солнце, ни земля.
IV
«Так здравствуй, Генрих. Видеть очень рад я
Старинного заклятого врага».
«Мне жаль тебя: столь лет - и не женатый
Немного лет – на волосах пурга».
«Моих волос не трогай. Не печалься -
То не твоя тревога, суета».
«Так дай господь тебе женится в мае
Чтобы тебя загрызла маета».
«Не в этом суть. Дворянское сословье
Узнало ль, что на свете есть любовь?»
«Я ей объят, дышу и славословлю
То чувство, что быстрее гонит кровь».
«Ты мне скажи: зачем твоей гордыне
Мария оказалась так нужна?
Ведь с Гренгисом была – и с ним поныне
И в душах их единая весна».
«Ведь ты горишь. И ей пленённый ныне
Ты обвиняешь в том, чем сам живёшь.
Верю, быть может, простит мне Мария
Мой грех. Но её ты ввек не обретёшь».
«Как пуст наш спор, когда Марии рядом,
Меж нами нет. И это не секрет.
Мы порознь, но войн сплочёны адом
И бой наш долг. Другого долга нет».
И соглашенью бесконечно рады
Они, пожавши руки, разошлись.
А в тот момент пальнула канонада
И ангел смерти устремился ввысь.
Вот штурма день. Затихли канонады.
Над полем наступила тишина
В недолгие секунды. Нет осаде!
Должна скорей окончиться война.
До глубины души той вести рады
Готовы драться полк, солдат, моряк.
И, кажется, родимый дом, вот, рядом
Но возвратиться сможет, жаль, не всяк.
И вот команда. Лезть на стену надо
Сражаться за клочок чужой земли.
Вновь пушки бьют. Наполнен воздух адом
И залпы слышны где-то там вдали.
Вот первый приступ. Но отбит. Досада.
И много павших. В поле полегло
Немало молодых. Так что ж, ребята
Так знать второго приступа пришло,
Настало время. После ждёт награда.
А что сейчас? В пороховой пыли
В тумане залпов не видать солдата
На расстояньи вытянутой руки.
Ворота пали. Конница вбегает.
Но тут же натолкнулась на штыри
То пиконосцев братия лихая
Оборонять готова до зари
И до последней самой капли крови
Жену, семью, отечество и мать.
И пусть полягут – будет то нескоро
А за родное не грешно отдать
Жизнь и здоровье. Только честь оставить
Себе, поскольку честь то никому.
Душа уйдёт в миры другие. Править
Землёю человеку одному.
Но вот пролом. То рыцари лихие
Прорвали дружный и колючий строй.
И снова где-то в поднебесной сини
Гром прогремел – нечеловечий вой.
Вот день, другой сражаются. Вот снова
Луну сменяет Солнце. Брань идёт.
Не видно лишь исхода всего боя
Никто не знает кто же вверх возьмёт.
Вот кажется, что натиск одолеет
Геройство защищающих дома
Но пред упорством то давленье млеет
И отступает снова. Закрома
Никто во Грюбе больше не жалеет
Все на защиту брошены они.
Дни тянутся, вот скоро будет девять
Как штурм идёт последний той войны.
Вновь натиск отражён. Но к удивленью
Защиты не слабеет. Скор и лих
В тот час готовый броситься в сраженье
Лишь отдышаться дайте хоть бы миг.
Но день девятый неспокоен
Хоть непривычно медлен был
В минуты скорого покоя
Шальною пулей ранен был
Наш Генрих. И осмотрен вскоре.
Он ни мгновения не ныл
А был по-воински спокоен
И про раненье позабыл.
Пылал желаньем на сраженье,
Врагов отчизны чтобы бить
Но был отправлен на леченье
В Ле-Ман. А где ж ещё лечить.
Ле-Ман – приятный уголок
Неподалёку от Ле-Мо
О, как порою рок жесток
Быть новой встрече суждено…
На день десятый канонадным воем
Судов и пушек стёртые с земли
Упали стены. И не будет боя
Последние защиты полегли.
Идут полки. Им большего не надо –
Желают лишь, что б заключён был мир
Домой вернуться высшая награда
И ни к чему теперь застольный пир.
И во дворце послам тем очень рады
И вскоре был подписан договор:
Гюрб покорён. Трофеи взяты.
И Гюрб им больше не укор.
В то время монастырь Ле-Мо.
Гренгис выходит на поправку.
Уж весел двадцать дней, но, но
Монахи лечат. Снова травки,
Припарки снова. «Рядом ты
Мария, и других не просит
Мой взгляд. Спустилась с высоты
Со мною встретить жизни осень».
«Гренгис, нисколь мы не стары.
Зачем меня одну возносишь?
Что высота, коль ниже ты?
И наша ох далёка осень».
И так проходит две недели
Проходит месяц и другой
Душа Гренгиса льётся трелью
«Желаю чтоб была со мной».
«И я другого не желаю.
Всей жизни краткой и земной
Другого в сердце не пускаю
Желаю, чтоб ты был со мной».
«И час с тобой проносится мгновеньем
О, я не знаю, что ещё сказать…
Пусты цветы, слова, стихотворенья
Я счастлив, что дано вот так пылать».
Тут весть пришла – в Ле-Ман недавно странник
Приехал из далёких, дивных стран
Триумфами возлюбленный избранник.
Конечно та персона Генрих сам.
И что его сознание туманно
Он от раненья разумом поник
В монастыре он идол без изъяна
Вдруг создал, только как принял постриг.
И идолу клянётся в вечной дружбе
Любви и страсти - только смерть-закат
Те обещанья верности разрушит.
Ему без идола вся жизнь лишь ад.
Но ад сильнее – далека Мария -
Он идол этим именем назвал.
Всё в идоле: и глаз небесно-синий
И волосы светлы. Всё отмечал
Тот скульптор в неземном своём творенье.
Так тот, кто любит мыслью лепит всё
Или рисует образ несомненный
Готовый бросить всё к ногам её.
Миряне негодуют. В светлом доме
Язычник появился. Думал ль он
Что не увидит рая, столь нескромен
Что преступил божественный закон?
Но только криков тех совсем не слышит
И за поклоном следует поклон:
Марией пьёт, Марией ест и дышит
Теперь Мария весь его закон.
И монастырь решает его долю.
Вот Генрих жесточайше осуждён:
На месяц речь его лишённа воли
И в послушанье месяц погружён.
И не сказать, что Генрих был доволен
Тому решенью – своему кресту.
Но, сохраняя воинскую волю
Внутри решил «Достойно всё снесу».
Немного дней прошло. Вердикт законен.
Смиренно Генрих исполняет всё:
Он молится Исусу и Мадонне,
Марии. Но любовь берёт своё.
И в ночь седьмую к небу обратился:
«Прости меня, прости мои грехи
Желаю одного: желанье сбылось -
Чтоб я прощённый ней ушёл в твой мир».
И он, припомнив давнишние связи
Писал друзьям в Ле-Мо, Бордо, Париж:
«Вы о Марии скоро разузнайте
И если что кидайте сразу клич».
Прошла неделя. И ответ приходит:
«В Бордо их нет». «Париж не знает». Но
Остановилось сердце молодое
Как прибыло посланье из Ле-Мо.
Раскрыл его с так трепетной надеждой
Безумною и яркою в душе.
«Нашёл Марию. С Гренгисом как прежде.
Но вот как месяц замужем уже.
Ты видел бы, дружище, эту свадьбу…
Казалось, целый свет торжествовал…
Сумел бы ты глазком взглянуть хотя бы
От счастья бы безжизненным упал.
Как сотни солнц горят во храме свечи.
Улыбок свет затмил всё. Воссиял
Звездной рассветной брак, что будет вечен
Ведь в их любовь уверовал Он сам.
Невеста в светлом платье безупречном
Жених в парадном. Солнце и земля…
Их не опишешь – неподвластно речи…
Как сплетены их взгляды… И любя
Они пошли к гостям своим навстречу.
А в воздухе пленительный, цветной
Сердечный запах. Имя ему вечность
И вера, что всё будет хорошо.
Они прошли в свой дом. Уютный, светлый
Не в центре, на Мон-Сарте. Но хорош
Он и зимою памятью о лете
Живёт, и внешне очень он пригож.
За стол уселись. Большего на свете
Разнообразья блюд я не знавал
И тост звучал, поэт читал сонеты.
Но тьма пришла и захватила зал.
И в спальню удалились двое. Дальше
Не знаю было что. Меня прости.
Она была необручённа раньше
Теперь лишь с ним. И больше не грусти.
Попытки дальше жить не оставляй ты -
Пересекутся, может быть, пути».
Прочувствовав тоску последней фразы
Не мог уже стоять. Пора идти.
Вернулся в келью, спешно сбросил рясу
Переоделся. И общинный скит
Покинул тут же. Вскоре затерялся
В лесах ночных монахами забыт.
Ле-Мо не близок. Можно заблудиться.
Во тьме ночной тревожно. Но идёт.
Бредёт он долго. Свет уж закурился.
Земля вкруг Солнца - снова поворот.
Он всё идёт. Его забыли силы.
Уже ползёт на корточках вперёд
В слепой надежде в гости к ней – премилой
Он верит, что преграды все прорвёт.
Дорога на Ле-Мо. Несёт галопом
Жандармов смелых конница вперёд.
И Генрих тут же притворился мёртвым
Быть может мимо корпус. Проберёт
Животный страх его в те злы мгновенья
Что так быстры, но тянутся. А им
Бы поспешить. Но в наказанье это.
И пот потёк, и в жилах есть нажим.
Жандармы ускакали. Обождавши
Наш Генрих по обочине пошёл.
Поторопился, помнится, однажды
Когда на штурм он крепости пошёл.
Тот случай он запомнил. Быстр, отважный
На стены он полез – и был таков!
Взобрался вот – успех его неважный!
Ведь он попал в плен медяных силков.
День ото дня, от месяца он к году
С тех пор, когда на улице метель
В хорошую ль, недобрую погоду
На ладан дует. Не спешит: скорей!
И он идёт душою неспокоен
Вот издали виднеются дома.
Он окрылён, на лучшее настроен:
Что примет на порог его она.
Вот он подходит к городским воротам
Бесшумно, скрытно. Ждать он до темна
Готов. В кустах густых укрылся.
И прикорнул. Три дня ведь шёл без сна.
Он пробудился вскоре. Три жандарма
Определили скоро кто таков.
И оправдаться силиться упрямо
Недолго. Нет спасенья от оков.
В Ле-Мо направлен в кандалах. Что дальше?
В столицу. Эшафот. Конец таков.
Наш Генрих ночь которую томится
В тюрьме Ле-Мо. Что с Николя? Его
Как Гюрб был взят направили в столицу
Английскую в компаньи трёх послов.
Что цель его? Ремёслам обучиться
Развиться так, что б воевать сумел
Намного лучше. Только всё ленился
И вскоре он остался не у дел.
Он телом здесь. Душою он стремится
На родину, что вечно его ждёт.
Марию видит в снах. Когда не спится
Он видит: за собой она зовёт.
И вот проходит месяц. Вот он дома.
И принят был Марией на порог.
И Гренгис здесь. Дружны, давно знакомы…
Три дня гостил. Три дня отнюдь не срок.
А на четвёртый дружески простившись
Моряк вернулся в свой родимый дом
В усталости в постели расстелился.
Наутро встать не можно. Занемог.
А Генрих уж с надеждою простился
В одной из множества земных дорог
Ведущих к смерти. Снова окрылился
И от бессилья снова он далёк.
Он проклинал себя лишь, а не небо.
Не бога. Не суровый к людям рок.
И благодарный, что несчастным не был
Простил он всех. Пусть душу примет бог.
В решётке ржавой развернуться негде -
Мала она. Зажавшись в уголок
В который раз он посмотрел на небо
Спокойно, будто путь его легок.
Марию не забыл. Он по мгновеньям
Листал свою историю. Уже
Не верил, что когда-нибудь он встретит
Но не уснёт надежда.
В неглиже
Оставлен на минуты в тёмной башне
И мнится, что здесь призраки живут.
И позабыл, что смелый и отважный
Он воин был. Грехи его гнетут.
Он был одет в холщовую рубаху
Закованы вновь руки в кандалы
И вытянуты вверх. Присяжный взмахом
Руки сказал: подать ему воды.
И окунули голову в бадью тут
Водой наполненну. «Стрелялись Вы
На Греннской мостовой? Пощады ждут
Преступники. Не минут суд молвы».
«Я каюсь, сознаюсь. Да я стрелялся».
«Скажите, с кем стрелялись и когда».
«С Гренгисом где-то месяцев двенадцать
Назад. Неточно помню, господа».
«Благодарю за милость. Отведите
Обратно в башню. Там Ваша еда».
Был приведён в темницу. Что же видит?
Лишь каменный мешок, в угла смола
И посреди темницы сено. Видит
В углу лежат похлёбка и игла.
И весь трясётся. Удручённый сильно
Похлёбку ест. В глазах кровавый след.
Минуту ждёт, как потеряет силы
И голова падёт в холодный снег.
Вот час прошёл. И разум вновь спокоен
Не хочет оказаться на дыбе.
Иглою нацарапать на стене он
Хотел признание своей любви.
Но добрый страж как будто ненарочно
Перо с чернилами вдруг уронил.
А раз второй прошёл – и мал листочек
Случайно с сильных пальцев выронил.
И он писал взволнованно, бессонно
За строчкой строчку снова выводил
И был томим словесною истомой
Как точно слово он не находил.
Идут часы. Вновь гибели он жаждет
Иголкой водит с силой по руке.
Но вот опять он жизнь вдыхает жадно
Кричит: «смерть, оставайся вдалеке!»
Но вот прилив опять тоски безумен
На стены лезет. Ногти сточит все.
И, кажется, что он не жив, а умер -
Запеленавшись спит опять в овсе.
Вот час прошёл. И разум вновь спокоен
Не хочет оказаться на дыбе.
Но вот рассвет. Свершится казнь сегодня.
И покорился весь своей судьбе.
V
«Я, видно, с чувством не бывал знаком
До той поры как встретился с тобою
Улыбкой глаз и красоты игрою
Поймала, увлекла. Как под замком
Как в заточенье долго я мечтаю
И грежу наяву: когда, в часу каком
Тебя одну я снова повстречаю.
Желаю увидать хоть мельком, хоть тайком.
Рукой легко и нежно прикоснуться
Как тяжело: внутри тебя огонь.
И не успеть вздохнуть ли, оглянуться
Как буду им объят безбрежно, целиком.
Но всё же вновь рискну: быть может, уцелею
Не отверни, молю, свой взгляд же от меня…
Околдовала, в плен любви взяла
Тобой горю – чтоб не сгорел дотла
Придай ещё же страстного огня!
Палач над головою – взмах -
Моя душа на небесах
А телу ад всё время снится.
Но, как и здесь, тебе молиться
Мне не устать. Дням долго длиться
Лети, лети свободной птицей…»
«Последнее желанье».
«Будьте так добры
Прошу вас, господа, прошу, отдайте
Послание Марии Дювали
Что живёт в столице на Мон-Сарте».
«И это всё?
Так что ж
Идём вперёд
Давно скучает, дремлет эшафот».
Минуты скоро пронеслись
И пред большим честным народом
Да под сияньем небосвода
Вдруг голова скатилась вниз.
Народ тут оторопь берёт
Хоть ни на миг не удивился:
Настал преступника черёд
Теперь в аду он и укрылся.
Над Николя витает тень
Не знает сон, ему не спится
И чёрная летает птица
В мрак обращая свет. Не лень!
И он пылает, и горит
И жаждет вырваться из дома
Но телом будто инвалид
К кровати болью он прикован.
И жилы стянуты, и судоргой объят
Белеет он, как снегом заметённый.
Мечтает на себе поймать тот взгляд.
Порвать руки стянувшие оковы.
И так проходит несколько недель
Свет сменяет тень. И снова, снова
То в его душе царит капель
То метели гонят жар истомно.
В полуночной однажды злой тиши
Ему явился облик столь знакомый
Родней его и ближе не ищи
Душою Николя вознесся снова.
И видит он, как плавает в морях
А неба свет купается в тех волнах
Зарю сменяет свет, затем закат
Затем рассвет – и неизменно снова.
Причаливает судно в славный порт
Чего там нет: шелка, корица, птица
Но ничего моряк там не берёт
Колодезной водой бы насладиться.
На воду смотрит: как блестит она
Как солнце пляшет в нём, как свет смеётся
Водою насладиться бы сполна…
Глоток, другой – всё так же остаётся.
В одеждах белых мимо пешеход
Тут проходил – и вдруг остановился
Сказал ему: свет, день имеет ход
И той водою вовсе не напиться.
Потратишь день – но жаждою избит
К воде желанной снова прикоснёшься
Потратишь век – водой лишь будешь жив
Она заменит и еду, и солнце.
И целый мир в безбрежной суете
Забудешь ты к воде как прикоснулся
Стремиться к ней - одной своей мечте
Ты будешь. И назад не обернуться».
И так проходит несколько веков
Моряк вкушает сон, и всё он не напьётся.
И по нему составлен некролог
Сто лет прошло – а сердце его бьётся.
Но он недвижен, всеми позабыт
Лежит, как будто сдвинуться боится
И лекарь вкруг него кружит, кружит
Понять желает: что же с ним случилось…
Нет Генриха на свете целый год.
Вся беднота по уголкам таится.
Ведь раньше Генрих их кормил
а вот
На свете том он сам давно укрылся.
В столице в этот несчастливый год
Родилось двое круглолицых
И удивлялся весь народ
Тому, как их легки ресницы
Тому, как души их легки -
Ведь ни на миг не засыпают
Летят во света уголки
Любви и счастья всем желают.
И оживает всё кругом
И разрадунилась планета
И полон счастьем каждый дом
И мир весь – ликованье света.
Лишь жаль
Что только для двоих
Предстала явью тайна эта…
Сложёна лодка безупречно
На ней двоим по морю плыть
Любовь их будет бесконечной
И не погубит лодку быт.
И каждый день
Неделю за неделей
Идиллией любви вдохновлены
Встречают вновь
Ветра, дожди, метели
С дыханием в душе весны, весны…
«Я верю наша встреча неслучайна»
«Так небу нужно и тебе и мне»
«Глаза в глаза – и вот ты стала тайной
Которая в душе на глубине
Сидит недолго. Вот уже томится
Стремится снова вырваться на свет.
А мир так ярок и взлетает птица
Ведь кто влюблён надолго тот поэт!
И тайна эта властвует над мною
Я на коленях, ею я пленён
Как тайна сладко манит за собою
Не верю в жизнь, не верю – это сон!
Желаю я, чтоб этот сон продлился
Ещё, ещё, ещё, хотя б на миг
Лазурно небо, тьма куда-то скрылась
И мне не скрыть никак блаженства крик…»