На радость откликаясь и беду,
(чем дальше в лес, тем больше повторений),
я непрестанный спор с собой веду,
давно погрязнув, к своему стыду,
в трясине нескончаемых сомнений.
Лишь только настигает тишина,
безмолвный диалог вступает в силу.
Один всё красит в мрачные тона,
он, на моём веку, хлебнул сполна,
и взвесив всё, что не приснилось, было,
имеет на брюзжание права,
(брезгливый стыд не допускает драмы).
Он подбирает для стихов слова,
но жизнелюб, в попытках выживать,
второй надежду пестует упрямо,
мол, не сгореть в воде, как и в огне
не утонуть. Грусть – скорлупа пустая.
Так и живут они вдвоём во мне,
со мной, мороча голову жене,
а также тем, кто это всё читает…