Невыносимо гулко падал снег,
Набатом сыпал на чужие крыши,
А саксофон играл и шорох слышал
Чужих шагов... не грел фонарный свет.
Невыносимо тусклая Луна
Ушла в турне по выцветшему небу,
А за столом писал сонет хвалебный
Земной чудак, поживший здесь сполна.
Невыносима хлябь, но всё - пустяк,
И снег ему, пожалуй, до лампады,
Который продолжал на крыши падать,
Предчувствуя, что всё ему простят.
Но саксофон играл. Ему ль не знать,
Что ни сонетов, ни тепла не стоит
Чужая боль под горловые стоны,
И не впервой под снегом замерзать.