16. Такая весна

Александр Куванов
                * * *   

Ночь.  В  небе  бродят  стайки  жеребят.
Открытое  окно.  Холодный  ветер.
Мне  ничего  не  надо  от  тебя,
Мне  нужно  лишь,  чтоб  ты  была  на  свете.               
                94 г.



                * * *

               
Если  завтра  умру,  то  умру  насовсем,  без  остатка.
Я  растаю,  развеюсь.  Не  стоит  жалеть,  всё  равно.
Ах,  какой  поединок,  какая  смертельная  схватка,
Как  я  счастлив,  что  это  сраженье  мне  было  дано.

Если  завтра,  пробитый,  я  рухну  коню  под  копыта               
И  из  раны на  землю  горячая  хлынет  струя,
Я  успею  заметить,  что  солнце  достигло  зенита
И  горячим  лучом  золотит  наконечник  копья.

Я  успею  вдохнуть,  надышаться,  уже  не  надеясь,
Эту  гарь,  эту  пыль,  эту  одурь  сирени  и  роз.
Я  умру  насовсем,  я  растаю,  истлею,  развеюсь,
Но  мне  полною  грудью  дышать  на  земле   довелось.

И  мое  пораженье  простят  мне  деревья  и  травы,
Белокрылая  птица  опять  полетит  в  вышине.
И  последним  усильем  я  вытянусь  в  луже  кровавой,
И  прекрасная  дама,  я  знаю,  заплачет  по  мне.
                Март  94г.


                МАРТ
               
И  ты  умрешь,  и  я  умру.
Но  вновь  над  кручей  бродят  тучи,
И  мы,  над  бездной  неминучей,
Играем  в  глупую  игру.

Зачем?  Не  надо!   Боже  мой,
Я  сам  сорвусь  во  тьму  когда-то!
Но  снег  тяжелый,  ноздреватый,               
При  бегстве  брошенный  зимой.

Но  эта  ночь,  но  эта  тишь, 
Капель  в  ночи…Вдруг  ветер  резкий!
И  две   ледовые  подвески
Всей  Францией  не  возвратишь.

Я,  может  быть,  сошел  с  ума,
Или  люблю  тебя,  не   знаю  -
И  сам  не  разберу.  Родная,
Уже  весна?  Еще  зима?
                Март  94г.




          * * *
 
Морозный  морок,  снеговые  сны,
Озноб,  ледовых  глыб  нагроможденье.
А  ведь  сегодня  первый  день  весны,
Освобождения  и  пробужденья!

Тряхну  седеющею  головой,
Эк  подбоченюсь  -  браво  да  бедово.
Весна!  Конечно,  это  не  впервой,
А,  вот  поди  ж  ты,  весело  и  ново.

Из  клетки  что-то  рвется:  «Тук – тук – тук»,
И  костяная  вздрагивает  клетка.
И,  откликаясь  на  призывный  стук,
Цвесть  начинает  ивовая  ветка.

Цветенье  это,  как  благая  весть,
Что  сердце - жаркий  ком,  а  не  огарок.
И  я,  очнувшись,  начинаю  цвесть
И  подносить  цветение  в  подарок. 
                90е.


* * *
               
Ты  птица, и  твоя  почти  невнятна  речь.               
Садишься  на  плечо,  взволнованно  щебечешь.
Но,  может,  прямизна  моих  неловких  плеч
Как  раз  и  создана  для  хрупкой  этой  речи.

Смотри,  я  просто  хлеб,  я  зерна  на  снегу.
Слетай,  бери  меня,  мне  ничего  не  надо,
Я  все  отдам,  а  сам  пребуду  век  в   долгу
За  то,  что  на  земле  смог  оказаться  рядом.

Бери  и  щебечи,  легко  и  горячо,
Иначе  ничего  на  свете  я  не  стою.
Спасибо,  что  мое  ты  выбрала  плечо,
Обычное  плечо,  неловкое  такое.
                Март  94г.




                * * *
               
Снег  летит  по-над  рекой.
От  метельной,  сонной  ласки
На  душе  покой  такой,
Про  какой  слагают  сказки.

И  такая  тишина,
(Вот  какою  б  захлебнуться!)
От  того,  что  спит  весна,
Не  торопится  проснуться.

Тонкая  её  рука
Принакрыта  снежной  ватой.
Бледная  её  щека
К  моему  плечу  прижата.

Даже  стаи-вороньё
Каркают  как  можно  глуше,
Чтобы  светлый  сон  её
Ненароком  не  нарушить.

Тс-с-с…  Покой  и  тишина,
Да  склонённая  головка.
Пусть  ещё  поспит  она
На  моём  плече  неловком.
                90е.

                * * *
               
Какой-то  сумасшедший  март,
И  я  делю  его  с  тобою –
И  это  небо  голубое,
И  солнца  радостный  азарт.

На  ветке  клена  снегиря,
А  к  снегирю  и  клен  в  придачу.
Я  все  до  капельки  растрачу,
Тебе  на  память  март  даря.

Какой-то  сумасшедший  дар –
Сиянье  луж  и  звон  капели.
(Какой-то  бред,  на  самом  деле),
И  мякоть  губ,  и  сердца  жар.
                март 94г.




                * * *               
Снег  весёлою  казнится  казнью,
И  ручьев  немолчный  разговор
Все  о  том – есть  где-то  речка  Клязьма
И  над  нею  Дмитровский  собор.

И  у  белых  стен  того  собора
Кто-то  долго  ходит  и  молчит,
Слушая,  какие  разговоры
Завели  весенние  ручьи.

А   они  болтают  неумолчно:
«Город  есть,  где  так  же  тает  лед,
И  по-над  ручьями  так  же  точно
Человек  в  молчании  идет».         
                31марта  94г.



               
               
Ах,  как  жарит  солнце,  ах,  как  дружно  тает,
Ах,  как  звонок  звень-весень   водоворот!
Над  проталинами  бабочка  летает,
На  припеке  мать  и  мачеха  цветет.

Ах,  как  радостно,  как  просто  жить  на  свете
Во  любви,  а  не  в  обиде,  не  во  зле.
И  желтеет  мать  и  мачехи  букетик
В  нашей  кухне  на  обеденном  столе.
                90е.





    ДВА  СТИХОТВОРЕНИЯ

                1    
               
Поет  сирена  нежно  и  печально.
Ах,  я  опять  у  этих  берегов!
И  твердо  знаю,  что  нельзя  причалить,
И  все  же  снова  поверну  на  зов.

И  вновь  у  скал  кипит  морская  пена,
И  в  щепки  разбивается  ладья…
Мне  жаль  тебя,  мне  жаль  тебя,  сирена,
Певунья  одинокая  моя.               
                1 апреля 94г.

     2
               
Я  опротивел?  Я  наскучил?
А  ты  взгляни,  а  ты  вглядись.
Я,  может  быть,  урод-Щелкунчик,               
А  может  быть,  прекрасный  принц.

Разгадка,  видимо,  в  улыбке               
Или  в  шальной  моей  крови.
А  в  небо  стаей  рвутся  скрипки
И  умоляют  о  любви.
                2 апреля  94г.




        ЧЕШИРСКИЙ  КОТ

Кот,  но  только  очень  зыбкий:
Был – и  нет.  Но,  вас  любя,
Все  же  память  об  улыбке
Я  оставлю  от  себя.

Удивитесь: «Что  такое?»,
А  она  -  не  погаси!  -
Между  небом  и  землею
Словно  радуга  висит.      
                1 апреля  94г.




                * * *
 
Там,  где  веселые  витрины
И  шоколадный  зарубеж,
Там,  где  весенние  смотрины
За  зиму  купленных  одежд,

Там,  где  рядком  автомобили, 
То  БМВ,  то  мерседес,
Плакат: «Не  все  ещё  забыли
Развал  Чернобыльской  АЭС.

Тогда,  когда  рванул  реактор,
Вы  были  как  бы  ни  при  чем.
Подайте мне,  я  ликвидатор,
Я  облучен  и  обречен».

И  голова  склонилась  низко,
И  круто  сгорблена  спина…
Плыла  бутылка,  в  ней  записка,
Закинул  сеть  -  и  вот  она.

Ах,  до  чего  же  много  нищих,
Как  иномарок  на  шоссе.
И  риф  проламывает  днища,
А  дно  -  оно  одно  на  всех.

Я  теплых  дней  несу  охапку,
Как  все,  по  лужам  прохожу,               
И  в  каждую  такую  шапку
Свои  монеты  положу.

«Он  их  пропьет  и  все  такое!»
Выходит,  надо  их  пропить.
«Он  посмеется  над  тобою!»
Ну  что  ж,  и  это  может  быть.

И  мне  ни  капли  не  обидно,               
И  даже  нечего  сказать.
Зато  не  будет  очень  стыдно
Деревьям  поглядеть  в  глаза.

Ах,  ведь  капели  внемля  стуку,
У  птиц  и  ветра  на  виду
Не  я  протягиваю  руку
И  шапку  возле  ног  кладу.

И  не  мое  пробито  днище,
И  я  такой  же,  как  и  все.
Ах,  до  чего  же  много  нищих,
Как  иномарок  на  шоссе.
                2 апреля 94г.

               * * * 

Ну  вот  он,  бродяга  апрель               
И  жаркое  солнце  апреля.
И  встретил  Снегурочку  Лель,
И  ей  заиграл  на  свирели.

Ах,  вольное  это  житьё!
Ах,  песен  горячая  стая!
А  дальше  уж  дело  её –
Услышать,  прижаться,  растаять.
                3 апреля 94г.




                * * *

Может,  греческие  гены?
Аргонавты,  э-ге-гей!
Ходят,  бродят  Диогены               
Ищут  по  свету  людей.

Ходят  чудики,  придурки,
Жгут  фонарики  в  руках.
Мимо  кожаные  куртки
Протекают,  как  река.

Эка  кожа  -  экстра  класса  -
То  Милан,  а  то  Пекин,
А  под  кожей  только  мясо,
Только  мясо  да  кишки.

И  вверху  торчат  антенны,
Чистым  никелем  горя.
Ходят,  бродят  Диогены,
Жгут  фонарики  зазря.

«Непонятные  ребята  -
Не  антенны,  а  глаза» -
Раздраженный  калькулятор
Калькулятору  сказал.

«Человеческая  шайка.
Перебить  им  фонари!»
Ну,  душа,  не  оплошай-ка,
Ярче  яркого  гори.

Неизменно,  непременно,
Дым  ли,  пепел  -  все  одно.               
Ярко,  как  у  Диогенов
Издавна  заведено.
                4  апреля 94г.



                ДАР
               
Да,  конечно,  мы  похожи –
Там,  под  спудом,  тайный  дар.
То  он,  как  мороз  по  коже,
То  он,  как  гриппозный  жар.

То  ли  вправду  доля  злая,
То  ли  мы  и  впрямь  глупы,
И  птенец  разбить  желает
Толщу  нашей  скорлупы  -

Непонятно.  Неизвестно.
Вновь  то  жар,  а  то  озноб.
Но  внезапно  купол  треснул
И  обвалом    наземь  -  хлоп!

Ввысь,  к  орлиному  гнездовью,
К  небу,  к  дому  своему!
Тайный  дар  зовут  любовью,
Но  об  этом  -  никому. 
                7 апреля 94 г.



            * * *


Когда  разложены  товары  на  лотках,
И  лживые  весы  талдычат  о  поблажке,
И  в  ярко-красных,  скрюченных  руках,
Порядок  потеряв,  толкаются  бумажки,

Когда  часы  озноба  на  ветру
Весь  пух  далеких  стран  согреть  уже  не  может,
Мне  кажется,  что  я  скорей  умру,
Чем  сгину,  Господи!  в  раю  телячьей  кожи.

Где  знаком  водяным  мерцает  благодать,
Где  дикая  гульба  и  лютый  холод  улиц.
И  силы  нет  глядеть,  и  хочется  -  подать:
О,  только  бы  ушли,  насытились,  очнулись!
                7 апреля. 94г.



                * * *
               
Тебе  идет  и  седина,
Тебе  пошло  бы  что  угодно.
Ты  независима,  свободна.
Да,  ты  свободна  -  ты  одна.

А  сумасшедшая  весна
Льды  плавит  и  снега  сжигает.
А  Кай… Он  льдинками  играет
И  складывает  письмена.

Ах,  Герда,  экая  беда  -
К  тебе  принцессы  были  строги,
Разбойники  с  большой  дороги
Тебя  щадили  не  всегда,               

И  Кай  не  помнил  ни  о  ком.
И  как-то  больно  сердце  сжалось,
И  как-то  выстудилось  малость,
Покрылось  тоненьким  ледком.
 
А  я  не  знаю  ни  аза,
А  я  и  сам  горю  не  шибко…
Но  вдруг  рождается  улыбка,               
И  увлажняются  глаза.

Но  блеск  и  трепет  талых  струй,
Разлив,  смятение,  волненье…
И  осторожный  поцелуй,
И  сердца  вешнее  биенье.
                13 апреля 94 г.



 ДЕРЕВЬЯ  В  ГОРОДЕ

Сажали  деды,  пилят  внуки.
И,  с  наступлением  весны,
Вы  на  обрубленные  руки
Вольны  глядеть  со  стороны.

Ну,  что  же,  новая  отсрочка,
И  новых  соков  новый  ток.
И  незамеченная  почка
Вольна  упорный  дать  росток.

Ведь  в  землю  впившиеся  корни
Крепки,  как  проволоки   медь,
И  надо  жить  еще  упорней,
Чтоб  новой  кроной  прошуметь.

Чтоб  на  рубцах  прожитой  муки
Окрепнуть  птичьим  голосам,
Чтоб  снова  вытянулись  руки
К  недостижимым  небесам.
                16  апреля  94 г.


* * *
          «Смерть  наступила  в  результате
            отравления  суррогатом  алкоголя».
            ( из  патологоанатомического
               заключения)
Сама  не  знаю,  чем  торгую,
Да  и  на  что  мне  узнавать?
Не   я,  тогда  каку  другую
Сюда  поставят  торговать.
В  бутылке  плещется  чего-то,
А  пробка,  как  с  нова,  цела.
Ну,  что  ж,  работа,  как  работа,
Спасибо  эту-то  нашла.
Эх,  мужики,  им  горя  мало,
Им  лишь  бы  чем  глаза  налить.
А  я  детишкам  обещала
Сегодня  «сникерса»  купить.
Да  надо  колбасы  на  ужин
Дешевенькой  какой-нибудь.
А  мой  орет: «Мне  отдых  нужен!» -
Покуролесить  да  заснуть.
Бывает,  мрут  от  суррогата.
Так  по  что  ж  лопают  они?
Нет,  я  ни  в  чем  не  виновата!
Купите  водочки,  ребята,
Прохожий,  выпей,  отдохни.
17 апреля 94 г.

                * * *
            
Плескалась  огненная  стая
В  моей  клокочущей  крови.
И  ты,  которую  не  знаю,
Не  говорила  о  любви.

Ты  вообще  была  всех  тише,
Над  книгой  голову  склоня,
Но  плеск  лебяжьих  крыл  заслыша,
Взглянула  быстро  на   меня

И  сразу  же  глаза  прикрыла.
Но  все ж  -  без  хмеля  во  хмелю!  -
Я  видел  -  ты  меня  любила
И  знала  -  я  тебя  люблю.
                19 апреля 94 г.


* * *
               
Какая  долгая  печаль,
Какая  горькая  гордыня.
И  в  этой  чашке  этот  чай
С  недобрым  привкусом  полыни.

Какая  в  доме  тишина,
Как  осторожный  кашель  громок,
Как  сильно  дует  от  окна
И  как  густы  клубы  потемок,
В  которых  ты  сидишь  одна.

Какая,  Господи,  беда  -
Студеных  рук  стальная  хватка.
Какая  тяжкая  нужда
При  верных  признаках  достатка.

Какая  никнет  красота,
Как  нежные  иссохли  губы.
Порхнет  беспечная  мечта…
Но  ум,  но  хлыст,  но  окрик  грубый.

Под  лед  упрятаны глаза.
Жизнь  отдаленнее  и  глуше.
Гремит  апрельская  гроза,
Но  ты  её  не  хочешь  слушать.

Она,  слегка  навеселе,
Гуляет,  дурака  валяя,
В  твоем  печальном  хрустале
Три  влажных  розы  оставляя.
                22 апреля 94 г.




             * * *

Сердце  стучит  горячо,  -
Клетка  проломлена  тесная!  -
Прямо  ко  мне  на  плечо
Птица  слетает  небесная.

Жизнь,  принимаю  тебя,
Светлую,  страшную  -  разную.
Душу,  -   летите,  трубя!  -
В   муках  рожденную,  праздную!
                24  апреля  94 г.



                ДВА


                1
               
Снова,  черный,  свет  мне  застишь?
Снова  пекло  допекло?
Грудь,  распахнутую  настежь,
Разбиваю  о  стекло.

За  стеклом,  едва  заметный,
Робко  крыльями  шурша,
Огонек  горит  заветный,
На  него  летит  душа.

Но  за  толщею  прозрачной
(Вроде  близок,  а  вдали)
Он,  что  лоскуток  кумачный  -               
Не спалит,  не  исцелит.

Сам  чуть  теплится,  сердешный,               
Сгинуть  навовсе  грозя.               
Под  стеклом  тепло,  конечно,
Да  дышать  под  ним  нельзя.
                24 апреля  94 г.


                2
               
За  сытое  тело  семейного  покоя,
За  то,  что  за  окном  зазря  бушует  ночь!
Я  приходил  дождем  и  ветром,  и  рекою,
И  больше  не  могу  ничем  тебе  помочь.
                май   94 г.

                * * *
               
Похудел-то  как,  осунулся,
Кожа-то  обвисла  вся.
Как  в  любовный  омут  сунулся,
Еле  выкарабкался.

И  тебе  еще  мерещатся
Воды  темные,  без  дна.
И  твоя  русалка  плещется,
Как  и  прежде,  холодна.

А  гитара  стонет  мало  ль  чья,
Гриф  у  левого  плеча.
Холодна  ты,  кровь  русалочья.
И  твоя  не  горяча.
                27 апреля 94г.



                * * *

По  стволам  гуляют  пилы,
Реки  пота  льют  со  спин.
Человеческие  силы,
Подневольный  труд  машин.

Пахнет  елью  и  сосною,
Будут  баньки,  дым  из  труб,
Что  бы  с  новою  весною
Снова  пилы,  снова  сруб.

Гей,  кровиночки  земные  -
Сестры  птицы,  лес-браток,
Поживем  ещё, родные,
Поживем  ещё  чуток.
                апрель 94 г.


                * * *
                О.В.               
Не  Венерой  Медицейской,
Нет,  не  мраморной,  не  той.                !
Жгучей,  яркою,  еврейской
Назарейской  красотой.

Не  волна  волне  на  смену,
Средиземная  жара,                !
Не  из  моря,  не  из  пены –
Из  соседнего  двора.

Гей,  классическая  проза –
От  подъезда  поворот,
Да  скамейка,  да  береза,
Да  помойка  у  ворот.

Банок  выбитые  днища,
Пачки  из-под  сигарет.
Гей,  российская  грязища,
Пыльный  город  Назарет.

Все-то  было,  все  не  внове,
Все-то  Ирод  шлет  солдат,
Все-то  душный  запах  крови,
Как  две  тыщи  лет  назад,

Все-то  мелкий  дождик  бедный,
Все-то  зной  да  суховей.
Гей,  заветный  крестик  медный,
Гей,  смешение  кровей!

Не  моя  велела  сила
Стае  звезд  гореть,  паря,
Не  моя  рука  творила
Эти  горы  и  моря,

Неба  плат  не  мной  расстелен.
Я  рожден  среди  людей.
Я  твой  сын,  Господь,  я  эллин,
Русский  я,   я  иудей.
                5 мая  94 г.

                * * *
               
Ты  прекрасна,  как  эта  весна,
Как  березы  в  тумане  зеленом,
Как  набухшие  почки  на  кленах,
Как  ручей,  как  речная  волна.

И  я  видел  -  у  самого  дна,
Под  прозрачною  толщей,  под  спудом,
Тихо  светится  чудное  чудо,
Робко  прячется  тайна  одна.

И  незрячим  глазам  не  видна,
И  остывшим  сердцам  непонятна,               
И  придушенным  душам  не  внятна
Тайна  тайн  и  глубин  глубина.

Я  рыбак,  мне  ночами  не  спать –
Робкий  свет  у  меня  на  примете.
Поцелуев  тончайшие  сети
Я  бросаю  в  холодную  гладь.

Я  спасатель  любови  живой,
Раздуватель  лампад  потаенных.
И  набухшие  почки  на  кленах
Прорываются  нежной  листвой.
                17 мая 94 г.

                * * *               
Свет  небесный,  луч  случайный,
Легкий  лепет,  трепет  крыл…
Над  какою  чудной  тайной
Я  завесу  приоткрыл.

Будто  слез  живые  струи,
Будто  дивных  роз  приют,
И  летают  поцелуи
И  нектар  волшебный  пьют.

Им,  глупцам,  закон  неведом,
Скучен  книг  язык  сухой.
Что  им  Фрейд?  Не  бог  ли с  Фрейдом,
Как  и  с  прочей  чепухой.
                24 Мая 94 г.





                * * *               
Тот    день  был,  как влюбленный  взгляд.
Ах,  в  мае  дней  таких  немало!
И  облако – вишневый  сад,
Цветя,  по  небу  проплывало.

А  сад  был  около  ручья,
С  забором  от  дорожной  пыли.
И  два  безумца  соловья
Шоссе  гремящее  глушили.

Всё  было  солнцем  залито,
И  нежно  голубели  дали.
Они  творили  черте  что
И  за  сердце  легонько  брали.

За  душу  грешную  дрались
Тугими  трелями,  щелками
И,  не  спросясь,  тянули  ввысь
Неосторожными  рывками.

Какая  сладостная  власть!
А  вот  еще,  а  им  всё  мало…
Душа  тянулась  и  рвалась,
И  откликалась,  и  взлетала.
                29  мая 94 г.



                * * *

Да,  да, грешно,  нехорошо,
Что  между  нами  эти  дали,
Но  я  очнулся  и  пошел,
А  вы  остались,  где  стояли.

И  нас  не  годы  развели,
Не  расстоянья,  если  честно,
А  притяжение  земли
И  вам  не  слышный  зов  небесный.

Нет,  я  не  поверну  назад,
Но,  как  и  прежде,  так  и  ныне,
Глядят  влюбленные  глаза
На  вас,  прикованных  к  низине.

Я  ваша  злость  и  ваша  боль,
Но  только  флаг  и  только  фляга,
Чтоб  слез  холодную  юдоль
Пронзила  огненная  тяга.
29 мая 94 г.