Стихи для перевода с русского на болгарский язык:
Сергей Антонович Клычков —
- русский и советский поэт, прозаик и переводчик.
Сайт, посвященный жизни и творчеству Сергея Клычкова:
http://www.klychkov-sa.ru/Index.html
* * *
Сергей Антонович Клычков (деревенское прозвище семьи, использовавшееся иногда как псевдоним, — Лешенков; 1 (13) июля 1889), Дубровки, Тверская губерния — 8 октября 1937) — русский поэт, прозаик и переводчик.
Родился в деревне Дубровки Тверской губернии в семье сапожника-старообрядца.
Участвовал в революции 1905 года, в 1906 году написал ряд стихов на революционные темы. Ранние стихи Клычкова были одобрены С. А. Городецким. В 1908 году с помощью М. И. Чайковского выехал в Италию, где познакомился с Максимом Горьким. Поэт учился на историко-филологическом факультете Московского университета (а после — на юридическом; исключён в 1913 году), затем, во время Первой мировой войны, отправился на фронт; войну окончил в звании прапорщика. В 1919—1921 годах жил в Крыму, где едва не был расстрелян (махновцами, затем белогвардейцами). В 1921 году переехал в Москву, где сотрудничал в основном в журнале «Красная новь».
Стихи ранних поэтических сборников Клычкова («Песни: Печаль-Радость. Лада. Бова», 1911; «Потаённый сад», 1913) во многом созвучны со стихами поэтов «новокрестьянского» направления — Есенина, Клюева, Ганина, Орешина и др. Некоторые их стихов Клычкова были размещены в «Антологии» издательства «Мусагет». Ранние клычковские темы были углублены и развиты в последующих сборниках «Дубравна» (1918), «Домашние песни» (1923), «Гость чудесный» (1923), «В гостях у журавлей» (1930), в стихах которых отразились впечатления Первой мировой войны, разрушение деревни; одним из основных образов становится образ одинокого, бездомного странника. В поэзии Клычкова появились ноты отчаяния, безысходности, вызванные гибелью под натиском «машинной» цивилизации сошедшей с пути Природы старой Руси.
Клычков — один из трёх авторов кантаты, посвящённной «павшим в борьбе за мир и братство народов» (1918).
Клычковым написаны три романа — сатирический «Сахарный немец» (1925; в 1932 году вышел под названием «Последний Лель»), сказочно-мифологический «Чертухинский балакирь» (1926), «Князь мира» (1928).
Лирика Клычкова связана с народным творчеством, он ищет уте¬шения в природе. Поначалу его стихи были повествовательны, позднее они отличались определёнными раздумьями пантеистического, пессимистического характера, но всегда были далеки от всякой революцион¬ности. В прозе Клычкова проступает его исконная связь с традиционным миром крестьянства и крестьянской демонологии, равно как и влияние Н. Гоголя, Н. Лескова и А. Ремизова. <…> Романы Клычкова не богаты дейст¬вием, они составлены из отдельных сцен, ассоци¬ативных, наполненных образами из мира ре-альности и мира сна и духов; рассказ ведётся от лица крестьянина — любителя поговорить на разные темы, ритм этой прозы часто очень хорош. Город, машины, железо и фабричные трубы как символы пролетарской револю¬ции, превращаются для Клычкова с его привязанно¬стью к метафизическому миру деревни и ле¬са в орудия сатаны. — Вольфганг Казак
Выступал Клычков и с критическими статьями («Лысая гора», 1923; «Утверждение простоты», 1929), переводами (в 1930-х; переводил эпосы народов СССР, народные песни и сказания; переводил произведения многих грузинских поэтов — Г. Леонидзе, Важа Пшавела и др., перевёл знаменитую поэму Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»).
Поэт был близко знаком с С. А. Есениным, С. Т. Конёнковым.
В 1937 году Сергей Клычков был арестован по ложному обвинению, 8 октября 1937 года приговорён к смертной казни и в тот же день расстрелян. В 1956 году реабилитирован. В справке о реабилитации указана ложная дата смерти — 21 января 1940 года, перешедшая в некоторые издания.
Возможно, его прах в братской могиле на Донском кладбище в Москве.
* * *
— Пойте, птахи, около сада потаенного,
Заманите сокола с неба полуденного!..
— Не глядите, очи, за море из светлицы девичьей:
Есть царевич за морем, краше всех царевичей.
— Легче ветра крылья сокола, перья в них узорные:
Легче ж крыльев сокола крылья — брови черные.
Ой ли, птахи-певушки: сокол бьет без промаху!..
Скройтесь, дружки-девушки, в белую черемуху!..
1910
* * *
Песенка о счастье
У моей подруги на очах лучи,
На плечах — узоры голубой парчи...
У моей подруги облака — наряд,
На груди подружки жемчуга горят...
Я играю в гусли, сад мой стерегу,
Ах, мой сад не в поле, сад мой не в лугу,
Кто на свете счастлив? счастлив, верно, я,
В тайный сад выходит горница моя!..
Счастлив я и в горе, глядя в тайный сад:
В нем зари-подруги янтари висят,
Ходят звезды-думы, грусть-туман плывет,
В том тумане сердце-соловей поет...
1913, 1922
* * *
Родился я и жил поэтом,
А жизнь поэта – страх и боль, –
Любовь и боль, но и не в этом
Поэзии и жизни соль...
Пройдет всё это и – в сторонку...
Но вот уж мне за тридцать лет –
Под кровлей новый голос, звонкий,
Такой же, как и я, – поэт –
Тепло укрытый и одетый,
Немного неуклюж, раскос,
И столько в нём разлито света
И светлых беспричинных слёз!
Светец и зыбка, и чрезмерный
Горластый, непосильный плач –
Залог единственный и верный
Тревог, удач и неудач.
И милы жёлтые пелёнки,
Баюканье и звонкий крик:
В них, как и в рукописи тонкой,
Заложен новой жизни лик.
<1922>
* * *
Рыбачка
Волны, волны, где вы были,
Где, кого встречали —
Лодки, чёлны, корабли ли
Вы несли, качали,
Али люди загадали
На его могиле,
Али люди сговорили
На моей печали:
Волны, волны, где вы были,
Где, кого встречали?
— Мы по бережку плескали,
Пели песни хором,
Жемчуга на дне искали
С молодым помором...
Ты затепли в полночь свечи
Перед морем синим:
Мы со дна его поднимем,
Растрясем за плечи...
1910-1911
x x x
Пылает за окном звезда,
Мигает огоньком лампада.
Так, значит, суждено и надо,
Чтоб стала горечью отрада,
Ушедшая невесть куда.
Над колыбелью тихий свет
И, как не твой, припев баюнный.
И снег, и звезды — лисий след,
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет.
И жаль и больно мне вспугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять, как прежде, в руки руку.
Прости ты мне земную муку,
Земную ж радость не забудь!
Звезда — в окне, в углу — лампада,
И в колыбели — синий свет,
Поутру — стол и табурет.
Так, значит, суждено, и — нет
Иного счастья и не надо!..
1922
* * *
Ноченька
Эх ты, ноченька,
Ночь ты темная,
Непроглядная,
Беспросветная.
Долго, долго ты
Мглою смрадною
Землю кутала
Безответную.
Долго ноченька,
Что чудовище,
Тучей черною
В небе ползала
И на голову,
На покорную
Резким холодом
Била с севера.
Долго ноченька
Билась о землю
Черной птицею,
Билась крылами
И носилася
Вереницею
Диких коршунов
Над могилами.
Долго, ноченька
Непроглядная,
Ночь ты темная,
Беспросветная,
Гнала ты во тьму
Мысль отрадную
Думу вольную
Предрассветную.
Долго, ноченька,
Сквозь седой туман
Ты не дождичком
Своим брызгала,
А сочилася
Из глубоких ран
Кровью свежею,
Кровью теплою.
И со стонами
Замиравшими,
В груди вздохами
Угнетенными,
Слезой рабскою,
Слезой горькою
В землю плакала,
В землю влажную.
Но рассвет настал —
Восток в зареве.
1906
x x x
Не знаю, друг, с тоски ли, лени
Я о любви не говорю:
Я лучше окна растворю —
Как хорошо кусты сирени
Чадят в дождливую зарю!
Садись вот так: рука к руке,
И на щеке, как на холстинке,
Лежавшей долго в сундуке,
Смешай с улыбкою морщинки:
Ведь нет уж слова без заминки
На позабытом языке!
Да и о чем теперь нам спорить
И говорить теперь о чем,
Когда заискрилось в проборе?..
Мой милый друг, взгляни на зорю
С ее торжественным лучом!
Как хороши кусты сирени,
Дорога, лес и пустыри
В благословении зари!..
Положь мне руки на колени
И ничего не говори
Ни о любви, ни об измене!
1931
x x x
Монастырскими крестами
Ярко золотеет даль.
За прибрежными кустами
Спит речной хрусталь.
За чудесною рекою
Вижу: словно дремлет Русь,
И разбитою рукою
Я крещусь, крещусь.
Вижу: скошенные нивы,
По буграм седой костырь,
Словно плакальщицы, ивы
Склонены в пустырь.
По лесам гуляет осень,
Мнет цветы, стряхает лист.
И над нею синь и просинь
И синичий свист.
Та же явь и сон старинный,
Так же высь и даль слились;
В далях, в высях журавлиный
Оклик, берегись!
Край родной мой (всё, как было!)
Так же ясен, дик и прост,—
Только лишние могилы
Сгорбили погост.
Лишь печальней и плачевней
Льется древний звон в тиши
Вдоль долин родной деревни
На помин души,—
Да заря крылом разбитым,
Осыпая перья вниз,
Бьется по могильным плитам
Да по крышам изб...
1922
* * *
Месяц
Месяц, месяц, встань за ивой,
Мне в разлуке тяжело!..
Друг весенний, луч пугливый,
Вместе выйдем на село!..
Постучися у крылечка,
Глянь на милую мою,
Я ж у церкви недалечко
В темных липах постою...
Ночь по небу звезды кружит,
Свежим полем шелестит —
Ах, о чем, о чем же тужит
И о ком она грустит?..
Посвети ей на колечко,
Просияй в его кремне —
Может, выйдет на крылечко,
Может, вспомнит обо мне!..
Отвернется, не ответит,
Не изменится в лице —
Пусть у милой месяц светит
Одиноко на крыльце!..
1912-1913
x x x
Как не петь и не молиться,
Если все поет вокруг —
Лес и луг, ручьи и птицы,
Если облик светлолицый
Улыбается, как друг!..
Друг прекрасный, облик милый,
Вестник радости земной!..
В жизни бедной и унылой
Всюду образ белокрылый
Тихо веет предо мной!..
Пусть тебя я и не встретил
И не встречу на земле —
Сердцем радостен и светел,
Я пою, как ранний петел,
В одиночестве и мгле...
В мгле холодной, как могила,
Изнемог бы я от слез! —
Но да льется голос милый
Моей родины унылой
В шуме ласковом берез...
Не грустить и не молиться
И не петь я не могу.
Я на дне души-слезницы
Тихий свет ее зеницы,
Словно тайну, берегу!
1914, 1929
x x x
Юность — питье солодовое,
Без опохмелки — дурман.
Поле, калитка садовая...
Месяц да белый туман...
Только узнаешь по времени,—
Горек и короток век —
Выпадет проседь на темени,
Вывалит по полю снег.
Годы, как воды с околицы,
Дни, как с горы полоза,
Щеки щетиною колются,
Лезет щетина в глаза.
И не смекнешь, как под ношею
К осени сгорбится сад,
Как из гнезда пред порошею
Выведешь в поле лисят.
Только узнаешь по времени, —
Горек и короток век.
Не разгадаешь: зачем они,
Реки, стекают из рек, —
Воды сбегают с околицы,
Ходят подоконьем дни,
Теплит заря-богомолица
В вечери, в утре огни?
Только узнаешь по осени, —
Был ты и есть ты, как тут!
Были друзья, да небось они
В белесь да темь не пойдут.
Скрипнет вот вечер калиткою,
Шукнет вот ночь у ворот, —
Выбежишь: облак каликою
По полю, сгорбясь, идет.
Выпьешь тут ковшик до донышка,
Стукнешь тут в донышко раз,
И не покажет уж глаз
Месяц — цыганское солнышко.
1923, 1927
x x x
Я всё пою — ведь я певец,
Не вывожу пером строки:
Брожу в лесу, пасу овец
В тумане раннем у реки.
Прошел по селам дальний слух,
И часто манят на крыльцо
И улыбаются в лицо
Мне очи зорких молодух.
Но я печаль мою таю,
И в певчем сердце тишина.
И так мне жаль печаль мою,
Не зная, кто и где она...
И, часто слушая рожок,
Мне говорят: «Пастух, пастух!»
Покрыл мне щеки смуглый пух,
И полдень брови мне ожег.
И я пастух, и я певец
И всё гляжу из-под руки:
И песни — как стада овец
В тумане раннем у реки...
1910-1911
x x x
— Как мы были, пели в тихом саде,
Парень с молодицей,
Поливали рано по рассаде
Ключевой водицей.
— На грядах траву, цветы пололи,
На заре с косами
Вместе шли сырой межою в поле
Между полосами.
— Две тропы-дорожки в тюле были,
А теперь распались.
Знать, они навеки полюбили,
Коль навек расстались.
1910
* * *
Милей, милей мне славы
Простор родных полей,
И вешний гул дубравы,
И крики журавлей.
Нет таинства чудесней,
Нет красоты иной,
Как сеять зерна с песней
Над вешней целиной.
Ой, лес мой, луг мой, поле!..
Пусть так всю жизнь, и пусть
Не сходят с рук мозоли,
А с тихой песни грусть.
<1912, 1918>
* * *
Словно друг, сверчок за печью
Тянет разговор,
И глядит по-человечьи
Маятник в упор.
От тревог и неудач уж
Желоба на лбу...
Что ты плачешь, что ты плачешь
На свою судьбу?
От окна ложится тенью
С неба синий свет,
След далекого виденья,
Память прежних лет.
От твоих слез сердце сжалось
И стучит в крови,
Значит, мне еще осталась
Жалость от любви...
<1928>
* * *
За ясную улыбку,
За звонкий смех врассыпку
Назначил бы я плату,
Я б основал палату,
Где чистою монетой
Платили бы за это...
...Но мы не так богаты:
Такой палаты нету!
* * *
Золотятся ковровые нивы
И чернеют на пашнях комли...
Отчего же задумались ивы,
Словно жаль им родимой земли?..
Как и встарь, месяц облаки водит,
Словно древнюю рать богатырь,
И за годами годы проходят,
Пропадая в безвестную ширь.
Та же Русь без конца и без края,
И над нею дымок голубой -
Что ж и я не пою, а рыдаю
Над людьми, над собой, над судьбой?
И мне мнится: в предутрии пламя
Пред бедою затеплила даль
И сгустила туман над полями
Небывалая в мире печаль...
<1914, 1918>
* * *
Лежит заря, как опоясок,
И эту реку, лес и тишь
С их расточительностью красок
Ни с чем на свете не сравнишь!
Нельзя сказать об них словами,
И нету человечьих слов
Про чащуру с тетеревами,
Про синеву со стаей сов...
Но, вставши утром спозаранья,
Так хорошо склониться ниц
Пред ликом вечного сиянья,
Пред хором бессловесных птиц...
<1928-1929>
* * *
О чем в ночи шепочут ивы,
Поникши у дорог?
Но разум мой кичливый
Их разгадать не мог...
Куда плывет простор бескрайный,
Откуда льется свет?
Вот это тайна... тайна,
И ей разгадки нет!
Весна, берез зеленокудрость
И свежесть их лица...
Вот только это мудрость,
Которой нет конца!
<1929>
* * *
Крикливы и прожорливы вороны,
И по-лесному вежливы дрозды,
И шагу без глубокого поклона
Не сделают грачи у борозды...
Нет ничего красивее оборок
И подвенечных платьев голубей;
Сова сонлива, ястреб быстр и зорок,
Пуглив, как мелкий жулик, воробей...
Имеет признак каждое творенье:
Заливист соловей, и робок чиж...
Откуда же такое удивленье,
С каким ты на меня всегда глядишь?.
<1929>
* * *
Плывет луна, и воют волки,
В безумии ощерив рот,
И ель со снежною кошелкой
Стоит, поникнув, у ворот!..
Закрыл метельный саван всполье,
И дальний лес, и пустоша...
И где с такой тоской и болью
Укроется теперь душа?..
Всё слилось в этом древнем мире,
И стало всё теперь сродни:
И звезд мерцание в эфире,
И волчьи на снегу огни!..
<1929>
* * *
Пока не прояснится
И мысль моя, и речь,
Суровой власяницы
Я не снимаю с плеч!
Увы!- за миг отрады,
Благословенный миг,
Пройти мне много надо
Под тяжестью вериг!
Но, поборов усилья
И сбросив тяжкий спуд,
Я вижу вдруг, как крылья
Растут, растут, растут!
И чую я, покорным
И сладким сном заснув,
Как бьет по крупным зернам
Простертый жадно клюв!
<1929>
* * *
Сегодня день морозно-синий
С румянцем был во все лицо,
И ели, убранные в иней,
Обстали к вечеру крыльцо.
Вздыхая грузно на полатях,
До света грежу я всю ночь,
Что эти девки в белых платьях
И между ними моя дочь...
Глаза у них круглы и сини
Под нежной тенью поволок,
И наверху, посередине,
Луны отбитый уголок...
Глаза их радостны и чисты,
А щёки мягче калачей...
...И звезды снизаны в мониста
На нити тонкие лучей!
И дух такой морозно-синий,
Что даже распирает грудь...
И я отряхиваю иней
С висков, но не могу стряхнуть!
<1929>
* * *
Стучит мороз в обочья
Натопленной избы...
Не лечь мне этой ночью
Перед лицом судьбы!
В луче луны высокой
Торчок карандаша...
...Легко ложится в строку
Раскрытая душа...
И радостно мне внове
Перебирать года...
...И буковками в слове
Горит с звездой звезда...
И слова молвить не с кем,
И молвить было б грех...
...И тонет в лунном блеске
Собачий глупый брех...
* * *
Ступает тишь, как сторож у ворот,
Не шелохнет ни листика, ни ветки,
Лишь дочка чернокосая соседки,
Как птица полуночная, поет.
О чем, Айше, так грустно ты поешь?
Мне чуждо дикое твое наречье.
Ты с моря, я с далекого поречья.
Тебя — волна, меня вскормила рожь.
Но не забыть, пока поет в душе,
Во мне самом баюн сладкоголосый,
Чужой весны камнистого откоса
И песенки тоскующей Айше.
<1921>
* * *
Страданья много в жизни,
Но больше лжи и чуши:
Узнай ее да вызнай
Чудную штуку — душу!
В ней, как в бездонной торбе,
За каждыми плечами
Набиты туго скорби,
Удачи и печали.
Душа — лихая штука,
А вызнать душу — жутко:
Живет в ней часто мука,
Похожая на шутку!
<1929>
* * *
Стал голос хриплый, волос грубый
И грузны руки, как кряжи,
А у тебя все те же губы
И за ресницей — как во ржи.
От этой непосильной лямки
Уж еле переводишь дух,
А тут в глазах играют ямки,
И в ямках золотится пух.
И так завидно, что улыбка
Не сходит с твоего лица.
Когда ты клонишься над зыбкой,
Поешь в полутени светца.
И будешь петь ты так же нежно,
Какая б ни прошла гроза:
За пологом пророс подснежник,
Цветут душистые глаза!..
<1922>
* * *
Уставши от дневных хлопот,
Как хорошо полой рубашки
Смахнуть трудолюбивый пот,
Подвинуться поближе к чашке...
...Жевать с серьезностью кусок,
Тянуть большою ложкой тюрю,
Спокойно слушая басок
Сбирающейся за ночь бури...
Как хорошо, когда в семье,
Где сын — жених, а дочь — невеста,
Уж не хватает на скамье
Под старою божницей места...
...Тогда, избыв судьбу, как все,
Не в диво встретить смерть под вечер,
Как жницу в молодом овсе
С серпом, закинутым на плечи.
* * *
Прощай, родимая сторонка,
Родная матушка, прости,
Благослови меня иконкой
И на дорогу покрести.
Жаль разлучаться с милой волей,
Да не идти я не могу:
Ведь никого уж нету боле
На недокошенном лугу.
Ведь выпал всем тяжелый жребий
С родной расстаться стороной,
С зарей, сиюящею в небе,
И тихой радостью земной.
Прощайте, травка-говорунья
И сиротина-борозда,—
Прощайте, ночи-полнолунья
И ты, далекая звезда,
Звезда, горящая, как свечка,
Пред светлым праздником зари!
Прощай, родимое крылечко
И ты, колечко на двери!—
И брови, дрогнувшие мукой,
И очи, скрывшие печаль,—
Растай, душа, перед разлукой
В родную ширь, в родную даль!..
<1917-1918>
* * *
Детство
Помню, помню лес дремучий,
Под босой ногою мхи,
У крыльца ручей гремучий
В ветках дремлющей ольхи...
Помню: филины кричали,
В темный лес я выходил,
Бога строгого в печали
О несбыточном молил.
Дикий, хмурый, в дымной хате
Я один, как в сказке, рос,
За окном стояли рати
Старых сосен и берез...
Помолюсь святой иконе
На соломе чердака,
Понесутся, словно кони,
Надо мною облака...
Заалеет из-за леса,
Прянет ветер на крыльцо,
Нежно гладя у навеса
Мокрой лапой мне лицо.
Завернется кучей листьев,
Закружится возле пня,
Поведет, тропы расчистив,
Взявши за руку меня.
Шел я в чаще, как в палате,
Мимо ветер тучи нес,
А кругом толпились рати
Старых сосен и берез.
Помню: темный лес, дремучий,
Под босой ногою мхи,
У крыльца ручей гремучий,
Ветки дремлющей ольхи...
<1910, 1913>
* * *
"Песенка о счастье"
У моей подруги на очах лучи,
На плечах — узоры голубой парчи...
У моей подруги облака — наряд,
На груди подружки жемчуга горят...
Я играю в гусли, сад мой стерегу,
Ах, мой сад не в поле, сад мой не в лугу,
Кто на свете счастлив? счастлив, верно, я,
В тайный сад выходит горница моя!..
Счастлив я и в горе, глядя в тайный сад:
В нем зари-подруги янтари висят,
Ходят звезды-думы, грусть-туман плывет,
В том тумане сердце-соловей поет...
<1913, 1922>
* * *
В очах – далёкие края,
В руках моих – берёзка.
Садятся птицы на меня,
И зверь мне брат и тёзка...
Мне вешний ветер – поводырь,
Попутчиками – тучи,
И я крещусь, как богатырь,
Среди полей могуче...
Так, освежаясь под сосной
Сном кротким и весёлым,
Иду я раннею весной
По деревням и сёлам...
<1910-1911>
* * *
Садко
Ты волна моя, волна,
Уж ты что, волна, хмельна –
Что серебряная чарочка полна,
Золотая, что не выпита до дна!
Что под тучею, кипучая, шумна,
Что под бурею ты, хмурая, темна –
Ты почто встаешь, студеная со дна,
Не качай, волна, суденышка-судна!
Ты прими-прими слезу мою, волна:
Ой, слеза моя горюча, солена –
Ой, серебряная чарочка полна,
Золотая, ой, не выпита до дна!
Ты волна, моя подруженька, волна,
Ты туманная морская глубина –
Не топи, волна строптивая, челна,
Ты не выплесни из чарочки вина:
Ой, серебряная чарочка полна,
Золотая да не допита до дна.
(следует продолжение)
* * *