Страшно...

Не Томас
За что,
Скажите мне, за что
Под песнь
Без музыки и слога
Плетёт
Судьбы веретено
Сеть -
Бесконечную дорогу?

Почти все люди, с которыми мне суждено было увидеться более, нежели один раз, и которые тем или иным способом узнавали о моём прошлом, непременно задавали в том или ином варианте один и тот же вопрос, ответа на который я никогда раньше не знал, да и сейчас не знаю: "Страшно?"

Девочки и мальчики, девушки и юноши, женщины и мужчины... Тем, кто не знал, что такое война, спрашивая, смотрели прямо на меня и ждали реакции. По их мнению, реагируя на этот вопрос, человек должен непременно вздрогнуть, опустить голову и тем не менее мужественно сказать: "Нисколько! Ни капельки! Ерунда!"

Зачем,
Скажите мне, зачем
Той сети
Нити так крепки?
Совсем,
Не разорвать совсем,
Да и
Неловко. Не с руки.

А я никогда не знал, и сейчас не знаю, что им отвечать. Ведь в их понимании война - это свист пуль над головой, цепи трассеров, красивых своими огнями в ночи, рёв подствольников и тяжёлое уханье орудий; команды "Вперёд!" и "Руки вверх!", злые крики "Аллах акбар!" и клянчащие лепетания "Гитлер капут!" стоящих на коленках с поднятыми руками "духов". В их понимании война - это когда несколько человек в камуфляже и разгрузках с озорными огоньками в глазах весело бегают по "зелёнке", выискивая отбившиеся от обычной, мирной жизни некие аморфные бандформирования, которые г-н Путин недомочил в сортире; блок-посты на дорогах, усиленные парой-тройкой единиц бронетехники и спрятавшимися за ближайшим сараем звеном "вертушек"...

И вдруг
Надтреснула струна,
Капрон
Порвался и - хлопок!
Война!
Суровая война,
Алеют
Запад и восток...

Каждый, кто однажды тем или иным способом перешёл свой рубикон - реку, отделяющую мирную жизнь от жизни на войне, о своей войне расскажет по своему. Правда, не всегда вслух, голосом. Потому что могильный камень не умеет говорить вслух. Он только тихо-тихо шепчет, и только тот, кто был по ту сторону реки, может услышать его и разобрать слова. Остальные же их могут только осознать. В себе. Глубоко. И не всегда правильно. Да и те, кто жив и благополучно перебрался обратно, как правило, не спешат что то рассказывать и отвечать на вопросы. Потому что это была их война. И она навсегда останется с ними, также глубоко в душе, как первая школьная любовь...

И вот
Разгрузка, автомат,
"Вперёд!"
Команда. Марш-бросок.
Свист
Пуль и вопли. И солдат
Упал.
И мать свою зовёт...

Моя война... Когда она началась? Может быть, в далёком восемьдесят седьмом, когда я, стоя перед лицом своих новых друзей-товарищей, зачитывал с красной книги выученные наизусть слова присяги. Левая рука, держащая эту самую книгу, предательски дрожала, в унисон этой дрожи также дрожал и мой голос. Правая же кисть крепко сжимала лакированные деревянные поверхности цевья и ствольной накладки моего первого в жизни АКМ. До сих пор помню его номер СМ1112 и каждую неровность приклада, каждую шероховатость покрытия стали.

"Я, Мовчан Павел Константинович, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным Воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников...

...Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение всего советского народа".

Надо же... До сих пор помню... Вроде такие простые слова. До них уже были "торжественное обещание пионера" и "клятва члена ВЛКСМ". И только лица солдат, стоящих строем перед тобой, тобой одним, ни на секунду, ни одним намёком не давали забыть, что на этот раз серьёзней этих слов ничего нет и не может быть...

...И ты
Бросаешься к нему,
Пульс.
Рана. Кровь. Нет, не жилец...
Глаза
Прикрыть - ладонь ко лбу...
Его сеть
Кончилась. Конец...

А может быть, она началась гораздо позже, в девяносто шестом, когда впервые линзы моей ночной "оптики" сперва чутьём нащупали лёгкое движение в прибрежных кустах противоположного берега, а потом и уловили маленькую чуточку отблеска, блика луны, отражённого в таких же точно линзах. Это длилось как мгновение: раз - и нету, исчезло... но палец левой руки уже привычно лёг на холодный изогнуто-гладкий металл спускового крюка СВД-шки. Риски оптического прицела послушно отсчитали несколько сантиметров вверх от угасающего отблеска и необходимую корректировку на ветер... Звук выстрела вспорол ночную тишину, и сквозь карканье лесных ворон прорвался резкий вскрик и звук ломающихся веток под грузом падающего тела...

Перекат на пять метров вправо, вскочить, отбежать ещё, упасть... Перекат - и вот новая позиция готова...

Или нет... Таких потом будет не один и не два. Это ли война?! Наверное, война - настоящая и без прикрас - это когда сквозь "оптику" снайперской винтовки вдруг в последний момент замечаешь направленный прямо на тебя из-за одинокого дерева на отдалённом взгорке ствол гранатомёта. А прямо над ним - завязанные в пучок чёрные аки крыло ворона длинные девичьи волосы, перетянутые зеленью ткани. И у тебя есть только один миг, чтобы многое понять, отделить зёрна от плевел, переосмыслить. Ведь там, где война диктует свои законы, перестают работать многие знакомые всем и каждому привычки, пристрастия, сомнения. Один небольшой нюанс - и здание, днём верой и правдой служащее школой для мелюзги, ночью превращается в укрепсооружение с засевшими в ней бандитами, ещё вчера мирно приводившими своих детей учить арифметику. Встретишь эту девчонку у торговой лавки, покупающей хлеб - и улыбнёшься чистому карему взгляду. А сейчас эти карие глаза смотрят в твою сторону через холодный металл прицельного приспособления взведённого гранатомёта "Муха", и чистота в них также холодна, как лёд. И вереницей в мозгу твоём проносятся мысли; спеша успеть, они обгоняют друг дружку, словно скаковые лошади на ипподроме: "она видит? может, нет? красивая, жалко... успеть!" И снова горы многократным эхом отвечают на выстрел. И ты видишь появившуюся вдруг аккуратную дырочку в прекрасном лбу незнакомки; в следующее мгновение сила удара каким-то неестественным образом отбрасывает назад и вверх тело девчонки, увлекая за собой и её руки, всё ещё обнимающие опасную "неигрушку". И тут же успеваешь увидеть спонтанную сработку гранатомёта, вдруг и всё же пославшего снаряд в полёт, но далеко в сторону и не страшно...

...Часто хочется спросить в ответ: "Тебе приходилось убивать? Не зайца, не утку на взлёте, не медведя. Человека". Не спрашивал. Потому что реакция как правило совсем не та, которой бы хотелось, а та, которую ждёшь. Люди так устроены, что лишение жизни равного себе - читай: другого человека - воспринимается душой и сердцем, разумом и сознанием только как ужас. Потому что человек, в отличие от множества иных животных способен мыслить. Отсюда и тот шок после того, когда это случилось впервые. И очень хорошо, если это произошло во время боя, когда нет ни времени, ни возможности копаться в чуланах и подвалах собственной совести, души и разума. Но мысли всё равно бередят душу, выталкивая откуда-то изнутри тебя ком величиной с хороший апельсин; и этот ком прочно застреёт под кадыком в горле, мешая мыслить, видеть, слышать и говорить. А судорожные попытки проглотить его вызывают тошноту, которая способна вывернуть наизнанку все твои внутренности; перед взором плывут деревья, травы, небо и горы. Раз за разом твоё сознание вновь и вновь прокручивает аки старое кино эпизод с твоим выстрелом: звук выстрела, отдача, отлетающее взад поверженное тело, нечленораздельные вскрики... И кровь. Много крови.

Это совсем не так, как в кино. И очень важно не сойти с ума. Очень важно не сассоциировать себя с преступником, потому что это твоя война. И здесь всё намного серьёзнее, чем по эту, мирную сторону реки... Здесь важно всегда помнить, что если не ты, то тебя... А самое страшное на войне - не свист пуль, не взрывы гранат, не грохот орудий. Самое страшное - стоны смертельно раненых друзей и товарищей. И их смерть.