нельзя сдаваться

Лучезар Ладомирович Фоккер
Он был неловок и совсем не дальнозорок.
Работал слесарем с восьми и до пяти.
Он был в унынии – ему давно за сорок,
И для него уже закрыты все пути.

Он получал довольно низкую зарплату.
Он жил один, кому ж он нищий будет люб?
Он не умел тепло устроится по блату.
Он мизантроп, пускай не очень-то и глуп.
 
Он не валандился ни с этими, ни с теми,
Полезных связей и знакомств не заводя.
Он так и жил бы в этой замкнутой системе,
До атрофии ум и душу низведя.
 
Но жизнь такая шебутная интриганка -
Свинью матёрую подбросила ему.
На предприятие девица-практикантка
Явилась лучиком, сияющим сквозь тьму.
 
И тут же страсть, как ненасытная куница,
Подкралась к сердцу, чтобы голод унимать.
И он решился – надо срочно измениться,
И что-то в жизни взять и круто поменять.
 
Вообще рассаднику трухи, песка и пыли
К закату жизни ни к чему такая блажь.
Но если сумерки ещё не наступили,
То, значит, есть ещё какой-нибудь карт-бланш.

Покинув техники гремящую обитель,
Решив вкусить работы цвета “молоко”,
Разжился должностью “торговый представитель”.
Но мизантропу в этом деле нелегко.
 
Сломать не столь уж просто прежнюю натуру.
Гораздо легче взять и сдуться, и остыть.
Глаза б не видели всю эту клиентуру!
Хотелось бросить всё и руки опустить.
 
Но, как отчаянье волынкой не дудело,
По истечении трёхсот рабочих смен,
Им одноклассник встречен был по ходу дела,
И одноклассник этот – крупный бизнесмен.

Закорешились. Одноклассник выдал ссуду,
Нажал на связи и помог войти в стезю.
И вот уж солнце засияло отовсюду,
Сам на себя теперь он трудится вовсю.

Разбогател, купил роскошную квартиру,
И с чувством трепетным явился на завод.
Но та девица расписалась с бригадиром,
И сослуживцев на гуляния зовёт.
 
Его досада сжала яростным питоном.
Он стиснул зубы – пломба в зубе сразу хрусь!
Остаток дня по кабакам и по притонам
Он скромно чалился, пытаясь выжечь грусть.

И, наконец, в каком-то тихом ресторане
Подсел за столик к одинокой госпоже.
И всё случилось без особенных стараний.
И снова ясно - вот и солнышко уже. 
 
Сыграли свадьбу без особого размаха.
Квартиру сбагрили, купили особняк.
Он стал делец – хоть и не волк, но росомаха.
Она баюкает и кормит молодняк. 

Детей крестили и старательно растили,
Любовь и нежность прививая на века.
Вот свадьба дочери в традиционном стиле,
И гости чествуют главу особняка.
 
Да, этот возраст так не все мы переносим.
Хотя ему уже давно за шестьдесят,
Он свеж и выглядит едва на сорок восемь,
Лишь только так – седые локоны висят.
 
Он на веранде с бригадиром сел балакать,
(Помимо всех и бригадир был приглашён)
И бригадир ему в жилетку начал плакать,
Слегка прихлёбывая яблочный крюшон:
 
“Завод закрыли, вот ведь жизнь моя жестянка!
Никто из частников работать не зовёт.
И вот супруга, та девчонка-практикантка,
Ушла к мамаше и подала на развод”.
 
Ответил он ему: ”Флудить зазря не стану,
Но без борьбы блага с небес не прилетят.
Лягушку помнишь, ту, что в крынке со сметаной?
Сучи конечностями – будет результат.

Давай-ка, выпьем и закусим шашлыками
За дебет, кредит и бухгалтерский учёт.
За то, чтоб смог ты сдвинуть свой лежачий камень,
Ну, и за воду, ту, что сразу потечёт”.
 
И жил он с ликом ясным, радостным, не постным.
Внучат натаскивал не охать и не ныть.
И всем друзьям он был примером, что не поздно
В любое время взять и жизнь переменить.
 
А бригадиру было муторно и тяжко.
Но вскоре дом он унаследовал в Крыму.
Он продал дом, открыл свою шиномонтажку,
И практикантка вновь явилась жить к нему.
 
Вот это пьеса! Вывод ясен и балбесу:
Нельзя сдаваться и на бедственной черте!
Жаль только, автор, сочинивший эту пьесу,
Жил одиноко и скончался в нищете.