не задался день – кофе сбежал последний,
на площадке сгорел электрический щит.
и еще - не звонил колокол к обедне.
соседки шептались: «запил опять звонарь,
ищи-свищи.
что за человечишко такой – убогий, зряшный,
вроде бы при боге – живи, названивай да ликуй!»
а мне было одиноко, темно и страшно,
будто шла по колокольному языку
обледенелому. вышла на опушку леса,
где костры, как волчьи глаза горят.
вижу: отпевают двенадцать месяцев
нашего мертвого звонаря.
и лицо его снежное, и руки белые,
и подснежники бледные на груди лежат.
и ухает ночь осоловелая,
отсчитывая души его каждый шаг…
я ему – вставай! бог с ним, с людской колкостью,
бог с ним, что сгорел электрический щит!
самая жуть, когда на колоколенке колокол,
будто заколдованный молчит и молчит!
а как дали свет – покатились волнами
леность, теплота, безразличия мягкий ил.
у окна сидела, слушала: к вечерне звонил колокол -
ошарашено, пьяно так… по живому звонил.