В долине трех холмов свистал надрывно ветер,
И тучи вдаль неслись от этих странных мест.
В пропитанном дождем пугающем рассвете
Полосками чернел дорожный перекрест.
Чуть дальше от него на камушек цыганка
Уселась не спеша, и космы распустив,
Душистым табаком заполнила цигарку,
Себе под нос бубня таинственный мотив.
Она качалась в такт волнующим напевам.
Окутал силуэт табачный, горький дым.
Она не просто так пришла сюда. За делом.
И ждет свиданья час пророчица беды.
Озябнув под плащом спешит на эту встречу,
Волнуясь и дрожа, особа молода.
Все сердце надорвав и душу искалечив,
В решении своем теперь уже тверда.
Цыганку увидав, невольно оступилась,
Волною по спине прошелся холодок.
Но все-таки смогла, но все-таки решилась,
И сделала она последний свой шажок.
А ведьма, хохоча, расправила оборки,
Рукою указав местечко на земле.
И взглядом ледяным, безжалостным и зорким
Все мысли собрала, что были в голове.
И трубкою пыхнув, прокаркала - сказала:
"Давай поговорим, голубка, о цене.
Мне деньги не нужны, сокровищ мира мало.
Ты жизненный поток переуступишь мне."
Она же, торопясь, послушная, кивнула:
"Давай начнем скорей! К чему теперь слова?"
А ведьма обняла и голову пригнула,
Прикрыв своим плащом начало колдовства.
"Я знать хочу давно родители живут как?
Из дома убежав, забыла отчий кров.
Отец не заболел? А матушка - старушка?"
В ушах запел в ответ хор бешеных ветров.
И вот она летит в родную деревушку.
И улица и дом, но только он пустой.
А колокола звон зовет ее в церквушку,
К ограде и венкам, в кладбищенский покой.
Где горкою земля, косой убогий крестик,
И стерты имена, ковром растет трава.
В объятиях давно они уже у смерти,
И дочь во всем винит расхожая молва.
Застыл невольный крик и горькою отравой
Хлестнула по душе безмерная вина,
Закладывала грудь смертельная усталость.
В долине трех холмов цыганка и она.
"Ты получить смогла один из трех ответов.
Быть может ты уйдешь, прервав сейчас сеанс?"
Уж полдень накрывал долину ярким светом
"Дуреха, я даю тебе последний шанс!"
"Нет! Нет! Давай опять. Скажи, где мой любимый?
Ушел он на войну и больше нет вестей.
Дождаться не могу, совсем невыносимо.
Открой всю правду мне, цыганка, поскорей!"
И снова плащ укрыл. И снова полетели.
На поле плачь и крик и кружит воронье.
Священники уже всех воинов отпели.
Любимый между них, в груди торчит копье.
Закушена губа, заломлены вверх руки,
И слезы в три ручья, утробный бабий вой.
Разбито сердце вдрызг и корчится от муки.
В долине трех холмов цыганка за спиной.
"Уйди, коль нету сил. Тебя я отпускаю"
А солнце между тем клонилось на закат.
"Что мучило меня сегодня разузнаю.
Всю правду до конца и нет пути назад.
Сынок есть у меня, родимая кровинка.
Я бросила его, а надо отыскать."
Упал на плечи плащ, полеты не в новинку.
Торопится она. Плохая, но все ж мать.
Приютский коридор, больничная палата.
Съедает тифа жар красивого мальца.
Он бредит, просит пить у белого халата,
И мечется, кричит и стонет без конца.
Но оборвался стон, в палате стало тихо,
И простыней прикрыл медбрат его лицо.
А бирка на ноге болтается безлико,
Заполоняя плоть синеющим свинцом.
В долине трех холмов свистал надрывно ветер,
Спустилась ниже ночь, окутавши простор.
Цигарки огонек уже едва заметен.
Сегодняшний сполна оплачен договор.