Наш Театр невеликий заполнен уже до отказа.
Три звонка, гасят свет, обреченно на сцену спешу.
Мне вдогонку летит режиссера молящая фраза –
Будь естественным и постарайся, я очень прошу...
Обернувшись я вижу, как он теребит шевелюру.
Неужели к провалам, за столько-то лет наш старик не привык?
Бросив взгляд на его безнадежно-усталую в грусти фигуру,
Я на сцену вошел и впервые увидел, как зал наш велик...
Понимаю бессилье свое я, но тщательно это скрываю.
Даже если все ясно, нельзя мне сюда не идти...
Мне поручена роль, и её, несмотря ни на что, я сыграю.
Даже если нельзя от провала ничем уже пьесу спасти...
Я играю, забыв обо всем, и не вижу реакции зала.
И я в роли живу, как прекрасен такой упоительный, пламенный взлет...
А в антракте всмотрелся в лицо режиссера, оно мне сказало –
Был я жалок, идя в одиночку на приступ великих высот...
Только я ведь не Бог, человека душа мне порой неподвластна.
Очень часто от этого сердце актера жестоко болит...
Я бессилен играть, если ваша душа ко всему безучастна.
Хуже нет ничего, чем увидеть, что пот твой тяжелый напрасно пролит...
И, к тому же, партнеры играют сегодня на редкость устало.
Опускаются руки, когда я в их лица пустые гляжу...
Соответственна нашей игре и реакция зала –
Негодующий свист провожает меня, когда я ухожу...
Сколько было побед... Сколько раз засыпали цветами...
Но не эти моменты прекрасные память актера хранит.
Остаются навек в ней лишь залы с пустыми местами...
И слова те, какими в бездарности нашей нас зритель винит...
Зритель как-то не может понять, что ведь это никак невозможно –
Обойтись без падений и взлетов в нелегком актерском пути...
И играть гениально всегда и везде, это просто сверхсложно...
И порой, даже душу отдав, пониманья не можешь найти...
Вот и кончилось все... Опустел наш Театр и грим я смываю...
А на сердце моем груз тяжелый, и горькая черная мгла...
И я в ярости страшной с себя и парик и костюм свой срываю...
И бью зеркало, чтобы не видеть насмешки холодной стекла...
А потом принесли роз букет, от кого – неизвестно...
В нем записка, читаю – и руки дрожат, закрываю глаза...
Коротка она очень, три слова лишь в ней – Вы играли прелестно...
Но ведь, значит... Ведь это... И тихо смывает чернила слеза...
Значит, надо играть, помня алые розы с короткой запиской.
И не может так быть, что б хоть кто-то не понял порывов твоих...
Для кого-то игра твоя будет единственно верной и близкой...
И кому-то ты нужен, играй же, пусть только для них...