Безумье поэтических рассветов,
И слово идиотское: расстрел.
В двадцатом веке не было поэта,
Который не сидел и не седел.
Но почему и в двадцать первом веке,
Не утихает предрасстрельный плач?
Не потому ль, что в каждом человеке
Живут две сути – жертва и палач?
Зачем Есенин бегал с пистолетом,
Подвесив жизнь на тоненькую нить?
И Маяковский мог себя при этом
Как будто ненароком пристрелить!
И Гумилёв бездумно напророчил
Себе про щель, обвитую плющом,
Сбывается и то, чего не хочешь,
Доказывай потом, что ни при чём!
И сам расстрел. Сирень склонила ветки,
Жизнь понесётся новым чередом,
И будет выстрел радостный и меткий,
И снова мы кого-нибудь убьём!
Расстрельная статья, крутая мера,
Кого бы расстрелять, скажите мне,
Чтоб прекратили убивать за веру
В горячечном бреду или огне?
Чтоб прекратили практику расстрелов
Как вида внутривидовой борьбы,
Предстанет, может, в новом свете дело,
Когда не хватит пули для судьбы!
Чтоб прекратили убивать поэтов,
Ну неужели не услышит век?
А вдруг с собою унесёт ответы
Расстрелянный поспешно человек?
...А вот уже меня ведут к расстрелу
В знакомый под черёмухой овраг,
И расстреляют за поступок смелый
А может быть и вовсе просто так!