обожаю сожигающую меня
(надпись на старинном медальоне)
Докучный шум мимотекущей жизни
улёгся. На земле ни огонька.
Напрасно я терплю твои капризы
и жду звонка, как школьник. Жду звонка.
Напрасно ночи в муках коротаю.
Что заслужил я, то и получил.
«Чем меньше любим женщину…» - я знаю,
я помню это место. Я учил.
Всё ясно. И поэт смотрел как в воду.
Страдать нелепо. Мир не изменить.
Мне нужно сохранить хотя б свободу,
я должен научиться не любить.
Пора начать хотя бы с основного:
стереть из памяти до полной пустоты
твоей фигурки и лица родного
классические, тонкие черты.
Предать забвенью маленькие руки,
запястье узкое, как выход в мир иной,
разъять на неосмысленные звуки
потусторонне чистый голос твой.
Пора забыть, забыть пора и точка,
что и на лике девственном твоём
припухлость губ сродни весенней почке,
бутону с нераскрывшимся цветком.
Пора запамятовать вплоть до самой смерти
медвяные мне ложесна твои
и просто жить, как все живут на свете –
без трепета, без тайны, без любви.
Поэт страдал так высоко безмерно,
докуда, как до Бога, далеко.
«Чем меньше любим женщину…» - как верно,
как грустно сказано, как горько! как легко…
Хотя в ином – увы, нездешнем веке,
лишь только лязгнул в полумгле курок,
кровавый след на петербургском снеге
перечеркнул наивность этих строк…
Но что мне в этом? Дальше - мимо, мимо.
Я приготовил хлёсткий монолог:
«Любимая, ты больше не любима!
Мечтам поэта мало длинных ног...»
Пришла проститься – тонкими руками
не обнимай. Я волей дорожу.
Я всё скажу, я буду твёрд, как камень,
я всё словами грубыми скажу.
Постой... Тебе идут так эти серьги!
Ты мне в них кажешься... но нет, я устою –
как Брут Хома или толстовский Сергий.
Я искусам души не продаю.
Ты так свежа! Всё путается, Боже...
Так слушай же, что классик говорил:
«Чем меньше лучше...», - как же там? «Тем больше...
чем женщину...» О, Господи – забыл!
Итак... да что ж со мной? Не понимаю.
Так сердце бьётся и так кровь горит.
Так вожделеть, как я тебя желаю,
Бог милосердный людям не велит.
Я как в бреду... Иди скорее ближе,
ты вся дрожишь... Пожалуй, я погиб.
О, как томит твой на спине –
нет, ниже,
да, тот
вы'пукло-во'гнутый изгиб.
Так слушай же... да что ж со мной такое?
Приап мой начинает костенеть.
Из-за такой, как ты, сгорела Троя,
таких, как ты, сжигали на костре.
Я не встречал таких продажных женщин!
Дай только вспомню. Жди, не торопя.
Чем больше мы... нет, кажется, чем меньше...
я задыхаюсь, я хочу тебя