Муха Це-Це. Чёрная сказка взрослым

               

                Написано в 2012г...

               
                Кому?!

Забуксовала машина с Дерьмом. Шофер, чтобы выбраться из колеи, вылил все Дерьмо у дороги. Сам уехал, а после себя оставил болото. И сгнило бы Дерьмо, превратилось в перегной, на пользу земле, но прилетела Она. Она, - это молодая городская муха.

Идеальная фигура, маленькая головка на тонкой шее, огромные перламутровые глаза. Она расположилась на берегу этого вонючего болота и стала перебирать лапками что-то подсохшее. 
Дерьмо и спрашивает: «Откуда ты, глазастая?». 
- «А я Муха-Цокотуха, позолоченное брюхо. Можно называть  Це-Це. Или проще - Це.   Из Города в Лес хочу перебраться, поближе к природе. Я у тебя похозяйничаю немного. Очень проголодалась».
– «Кушай, кушай, у меня этого много. И зачем тебе в Лес? Живи здесь, еды навалом. Ведь я  с вами, мухами, как родственница. Где я, там и мухи».
- «Спасибо, но я не Туалетная муха, так, от голода сюда залетела. А тебе от этого какая выгода?»
- «Самая прямая. Дерьмо оно везде Дерьмо. Но если я попаду в нужные лапы,  могу стать силой, меня станут бояться, уважать,  хотеть».
 - «Я слышала, что есть Мухи, живущие в лесу. Они талантливые, полезные, их любят. Они счастливы».
- «Счастливы?! Это когда к ним, с их тонким умом и красотой, относятся, как к простым обитателям Леса?».
- «Но кто-то должен нести  в Лес добро, свет».
 - «Для кого??!  Ко-м-у-у?!!». От крика Дерьмо булькало и давилось всплывшими кусками.
На следующий день Муха полетела в Лес. *

                Зелёный рай.


Лес встретил её свежими зелёными листочками, влажным весенним воздухом. Она ожидала найти здесь тишину, но лес бурлил, голосил на все лады. Кричали птицы, громко стрекотали кузнечики. Иногда слышался хруст ветки, или шорох в траве. Это звери и зверушки, куда-то спешили. Пролетали  пчёлы, взмахами крыльев разнося от себя аромат мёда.
Тут же летали Лесные мухи, похожие на неё. Хотя, пожалуй, не похожие. Что - то было в их глазах другое. Наверно, простота и открытость. При знакомстве с ними у Це-Це зародились первые сомнения в правильном устройстве лесной жизни:
 – «Да они, как пчёлы. Работа, работа. Для всех, для всех, пока не умрут. А после их засохшие тельца утащат муравьям на обед».
Муха решила пока не присоединяться к лесным сородичам, а  полетать одной.
После серого и пыльного города она жадно дышала свежим воздухом, наслаждалась цветным и ярким.
Еды хватало. Была весна, и из трещинок разбухших белых берез сочился сладкий сок. Це-Це от него пьянела. Хотелось летать, летать, любить…. А тут еще эта сон-трава. Белые, с пушинками лепестки, а внутри желтое, пахучее волшебство. Она взасос присасывалась к нему хоботком, а сон-трава шептала бархатным голоском: «Ах, Цокотуха! Если бы мои лепестки были лапками, как  бы я тебя всю потискала».
Через лепестки светило солнце, небо, и от этого они становились золотисто-голубыми.
И  Це-Це опять, опять стремительно летела среди этого волшебного царства. Казалось, что всё это сон, а счастью не будет конца.
Но не бывает вечного счастья. Однажды, летая, как во сне, Це-Це со всего размаха влетела в паутину.


                Влипла.


Было не больно, но неприятно от липкого пахучего месива, сковавшего тело. А ещё ледяной страх побежал из головы по всему телу. Она вспомнила, как попадала в паутину в городе, как срывала с себя липкие паучьи верёвки, а паук вцепился в неё челюстями. Тогда ей удалось вырваться.
 
 Город учил её быть быстрой, но осторожной. Город учил её надеяться только на себя, когда никто не поможет, разве что добьют полудохлую, чтобы поживиться останками. Муха и сюда прилетела в надежде на новую жизнь. Она просто забыла городскую жизнь.

Среди Городских мух ходили слухи, что в лесу  живут иначе, что все  помогают друг другу, а случается, что и любят. Це была в самом расцвете возраста, для мухи, и в тайне надеялась встретить свою любящую половинку, своего принца. Настоящего, доброго, способного ради неё…. 

Наступила тишина. Це  стала слышать стук своего сердца, потому что  увидела группу приближающихся пауков.
 Действительно, Городские мухи были правы, в лесу всё делали коллективом. Даже на поедание мухи сбежалось несколько семей пауков.
 Первым к ней приблизился самый большой паук. Крупное, стальное туловище, мощные челюсти. Глаза были настолько чёрными, что обезумевший взгляд Мухи провалился в них.
Но Паук, почему то стал распутывать Муху, а другим паукам сказал командным голосом:
- «Не трогайте ее, она на пчелу похожая, только гладенькая и блестящая. А какие глаза…». 
Паук ещё раз  посмотрел на муху. Муха оцепенела, поворачивая черную головку и сверкая перламутровыми глазами.
- «Ах, вы  преувеличиваете. Я самая обыкновенная…». Страх перерастал в тоскливые приятные ощущения. Муха расслабилась.
Если бы паук  в это время…, но он сурово сказал:
- «Я прикажу другим, тебя не тронут».

Когда он отцепил последнюю паутинку, ЦЕ-ЦЕ свалилась в траву и не вылезала оттуда до ночи. Ночью она попыталась взлететь, но крылья и лапы были испачканы вонючей паутинной слизью. До утра пришлось  обтираться  об траву. От обиды текли слёзы, и она приговаривала: «Вы меня ещё вспомните, твари лесные. Я всех вас…всех».
Но вскоре обиды забылись. Муха была здесь  лишь небольшой крупинкой этого лесного водоворота. Ей хватало места для полётов, хватало и еды. Она могла летать, как миллионы Лесных мух по лесу, опылять растения, и если повезёт, не попасть в паутину и  дожить до старости.
 

                Ёжик.


Лесные жители  были доверчивые, простые в общении, с простым мозгом.
Це-Це с ними было скучно. Возможно, поэтому она подружилась с Ёжиком. У них мало было общего, но зато они понимали друг друга.

Его, Ёжика, она приметила стразу. В лесу его звали Ботаником, иногда Колючкой, Колючим, и просто Ёжиком. 

Верный семьянин, трудолюбивый, всегда готовый прийти на помощь. Но звери его сторонились. Да и о чём с ним было говорить, когда он начинал высыпать из головы кучу интересующих только его заумностей. Например, как сделать так, чтобы трава под деревьями росла гуще. Как сделать так, чтобы осина, которую зимой обглодали зайцы, не погибала, и многое другое, что теребило его ум, но нельзя было сразу употребить.
 Он встревал в беседу, часто бесцеремонно,  объяснял всё слишком глубоко и одновременно отрывисто, сумбурно, что ставило собеседников в невыгодное положение. И звери обижались.
А ещё Ёжик не пил забродивший берёзовый сок, который называли пивняк, а большинство зверей пили. Пили уже сотни лет, напивались и дурели, радовались. Некоторые после этого мычали, как коровы. Ни одного праздника не проходило без пивняка.  Из-за пивняка и потомство, иногда  рождалось глупым. 
 
Ёжик убеждал зверей, что от пивняка  рождаются особые звери, способные к физическому труду, но не способные мыслить. На это звери кричали ему:
-  «Ты что, самый умный? А в лесу за мозги добавок не дают! Только уроды не пьют пивняк!».

 Одна Муха понимала Ёжика, его оборванные фразы, она очень быстро соображала. Це говорила ему по дружески, что нет смысла метать бисер, всё одно не поймут. Что нельзя показывать половину работы, потому что не все наделены фантазией, изобретательностью.
Пусть хрюкают, мычат, радуются жизни по - своему.
Це-Це  даже высказала мысль, что, будучи правителем леса, повесила бы у входа в лес лозунг: «Каждому своё».

А Ёжик не соглашался, он опять доказывал, что зависть, подлость, лень, и другие пороки можно истребить. Что всех зверей можно перевоспитать и построить общество Чистого Духа. Что в любом звере есть Чистый Дух. Он даже название придумал этому – Одухотворин.
При этих словах Муха смеялась над ним:
 - «Где твой Одухотворин, мечтаешь ты всё….»
 Колючий распалялся:
- «Ты не понимаешь, Це. Одухотворин, это…. Вот у меня младшенькая дочка, поможет зверю, насекомому, просто так, даже незнакомому, а после светится, радуется за него. Кому-то хорошо, а радость у неё, она такая счастливая. Она маленькая, а понимает слово совесть».
- «Совесть, это для  идиотов, которые без чувства самосохранения. Это штука односторонняя, только отрывать от себя, искать себе приключений».

  Це-Це ехидно улыбалась, снисходительно смотря на Колючку. Она вспоминала свою  жизнь в городе.
В городе жизнь для мух была жёстокой.  Городские жители отвели место мухам в самом низу. Точнее им там не было места, но они там выживали, среди них  был естественный отбор.
А ещё, в городе необходимо было себя обозначить, сделать вид, что ты умный, сильный, и можешь дать отпор.
Были ещё в городе Туалетные мухи, хорошо прижившиеся среди фекалий. Но Муха с ними не общалась.
 
В лесу всё было иначе. Здесь, чтобы выжить,  надо было превратиться в мелкую козявку и не высовываться. Однажды Муха высунулась….

            
                Не делай добра, не получишь зла.


Скандал разгорелся из-за стрекозы. Красивая, стройная, она была второй любовницей Главного Паука. Того, который освободил из паутины Муху.
 В лесу всех кто-нибудь,  да контролировал. Зверей – волки, птиц - совы, а насекомых - пауки. Муха про это не знала.
Однажды, слетая с цветка, Це-Це увидела, как стрекоза, сидя на травинке повыше, чем неизвестная ей Лесная муха, сплёвывала на неё жёлтую слюну. А та, Лесная, покорно склоняла голову. При этом стрекоза «умничала», высказывая такую несуразицу, которую могут говорить только совсем глупые стрекозы.
Це-Це  не сдержалась. Начала с умных острот, которые стрекоза не поняла, а закончила матом.
В отместку стрекоза пожаловалась в паучью контору.
Чтобы завести уголовное дело, пауки должны были заручиться решением товарищеского суда зверей. Иск подала…. оплёванная муха. После беседы со стрекозой, она заявила, что её оплевала Це-Це.
               
                Из Мухи-Слона.


Собрание проходило как обычно. В президиуме заседали жуки-навозники. Считалось, что они ближе всех находятся  к естеству, а потому могут точнее отражать дух лесных жителей.  Они и зачитали обвинение.
Большинство зверей были не глупые, они  всё понимали, и молчали. Поэтому для «затравки» выступили подставные обвинители, гневно возмущавшиеся, делающие из «мухи слона». После к ним подключились любители выступать.

Дольше всех выступал дождевой червяк. Когда то, при перекопке земли, ему отрезали лопатой голову. Червякам без разницы, какой стороной туловища думать. Он стал думать и говорить задом. Зад у червяка был зимой застужен, он им плохо слышал, но зато громко им орал:
-  «Вы мухи что, самые умные?! Развелось вас, умных, понаехали! Ничего ни лапами, ни туловищем делать не умеете, только головой. Паразиты, сволочи! Повозились бы как я, весь день в г**не, сразу бы поумнели! А то всякую хрень разговаривают. Я бы половину мух истребил, а за остальными стал бы следить. От мух все беды. То они всю воду из речки выпивают, то жужжат ночами. Хитрые они».
 Далее червяк понёс полнейший маразм, и участники собрания его уже не слушали, но стали пристальнее  глядеть на мух, высматривая черты хитрости.
 Мухи съёжились. Они помнили времена эпидемий, когда на мухах отыгрывались, обвиняя их в разносе заразы.
Наступила тишина.

Вдруг, волнуясь, заговорил Ёжик, обращаясь к червяку:
- «Ты, дятел… Что ты мелешь? У тебя мозгов как у барана».
 Сидевший в первом, почётном ряду, дятел, нервно завертел головой. Он не знал, надо ли обижаться на сравнение его с баранами. Проснулись  Бараны, тоже, с первого ряда, и начали блеять, услышав своё имя. Бараны развеселили соловья, и он стал насвистывать: - «Чижик-пыжик,  где ты был…».
 После этого Чиж, сидевший сзади соловья, стал плевать в его сторону, но попал в глаз Ворону. А Ворон, не разобравшись, клюнул свинью, и та завизжала….
Закончилось как всегда, шумно.  Звери развеселились и позабыли, зачем пришли на собрание.
 В этот раз в зале забыли запереть заднюю дверь. А потому лесные жители, сначала тихо, по одному, а после открыто стали убегать с собрания.
Про Це-Це временно забыли.
Не забыла только Муха. Это был для неё толчок к воплощению того, что она вынашивала в глубине мозга. Сдерживала её такая маленькая ниточка, что называется совестью. Нужен был повод её разорвать.


                "....Мы пили из луж, оркестр играл туш..."


После этого случая Це-Це увидела лес другим.
 Увидела что здесь, как и в городе, все друг друга едят.
Гусеницы ели листву, а птицы гусениц. Зайцы ели траву, грызли кору деревьев, а волки ели зайцев. Было похоже на Город, но было иначе.
 Волкам разрешалось ловить только больных и слабых зверей, да и то, по разнарядке.  Но волки имели власть, и поэтому часто нарушали правила.
 Животные, поев траву, должны были опорожниться на этом же месте, чтобы удобрить землю. Но звери бежали по нужде туда, где была свежая трава. В результате половина леса была загажена и затоптана.
 
Лесом правили Красные суслики, при которых когда то осушили болота и изменили климат. В лесу не стало зимы, и здесь стали жить и забредшие домашние животные, и теплолюбивые обезьяны, пришедшие с южных районов. Это усугубило проблему продовольствия, а также санитарии.

Для улучшения проблем с продовольствием, Красные суслики приказали распахать землю за лесом, чтобы выращивать кормовые культуры.
 Но кони, которых послали на вспашку земли, сказали, что они кони в пальто, и тоже послали, но уже всех.
Хотели отправить на вспашку коров, но они притворились священными и впали в медитацию.
 Могла дойти очередь и до баранов, но они притворились баранами.

Их всех можно было понять. Всё дело было в бестолковой организации в лесу.
Обычно весь урожай собирался в кучу. Его начинали делить Красные суслики. Им доставалось лучшее.
 Потом отоваривали волков, потому что те наводили порядок. Потом отоваривали родственников сусликов и волков, друзей  родственников. Остатки делили поровну между крупными и мелкими животными. 
В большой обиде оставались крупные животные, кого стригут, доят, те кто работали, как лошади, а получали оплату как мыши.
У мышей же с пропитанием  было хорошо круглый год. Они умели воровать. Просто делали подкопы под хранилище с продуктами и тащили, что попадётся.
Мышей называли в глаза - ворами, а Красных сусликов (за глаза) - ворами в законе.


                Новое мЫшление.


Часто точная социальная информация об обществе является стратегической.
Столкнуть  под откос огромный механизм, - не хватит сил. Но если приложить к этому делу мозги, то механизм покатится сам.
Мозгов у Це-Це было с избытком. Она уже проследила болевые точки в организации жизни леса.
 Так, она подметила, что употребляя пивняк, звери должны были переродиться в тупых червяков, но среди них всё одно рождалось много умных зверей.
И, что звери не переродились в тупых червяков только потому, что рожали потомство раньше того, как спивались от пивняка.
 А если…, а если их спаивать смолоду?

Муха всё примечала. Она проектировала общество. В голове роились тысячи идей, которые должны были воткнуться в тело живого организма.
Про себя она назвала проект «Гниение», а официально «Новое мЫшление».
 Нужны были подельники.  Хотя бы десяток. Потом… потом всё будут делать сами.

               
                "...Город нам поможет..."


Це-Це полетела за помощью в Город. Там она обещала сгноить весь лес с его обитателями на перегной и продать землю Городу. А так как  Городу постоянно не хватало навоза, перегноя, дров, для своей жизнедеятельности, Город согласился. Тут же был издан приказ для тридцати трёх Туалетных мух, чтобы они перевоплотились в Лесных мух, и отправились с Це-Це в лес.

Отправляясь в лес,  Це-Це с Туалетными мухами залетела к Дерьму.
- «Привет, Дерьмо. Плохо мне. Всё одна и одна»…
- «Ты говорила, что в Лесу много «чудесных» мух, и там ты будешь своей».
- « Какие они «чудесные». Умницы, талантливые, а служат Лесу. Представляешь, Дерьмо, они говорят, что у них в лесу Родина. Ха-ха-ха… 
Родина где задница в тепле, да кормёжки вдоволь.
Но я переверну этот лес корнями вверх. Город нам поможет, городу нужен перегной. Мы сгноим весь этот лес с его обитателями на перегной. А потом…  много, что обещают. В накладе не буду. Послали со мной тридцать три туалетные твари, с ними и начну дело.
Мне нужно много дерьма, им я буду кормить зверей».

– «Да что же они совсем глупые, чтобы спутать траву с дерьмом?».
– «Нет, Дерьмо, это не они глупые, это я, Це-Це, умная.

 Мы в дерьмо  будем добавлять белену. От неё дуреют сильнее, чем от пивняка, к ней навечно привыкают. Покрасим дерьмо с беленой в зелёный цвет, как траву, назовём это Зеленью. А траву из леса будем продавать  Городу.
Будут, будут есть дерьмо и ходить ко мне с протянутой лапой.
 Плохо, что не все звери пьют много пивняка, таких сложнее приучить к белене.
 
Пока нас мало. Лесные мухи не хотят со мной сотрудничать. Но я везу Туалетных мух, они размножатся и  притворятся Лесными.
 Мы завезём талантливую Гниль. Да и Лесную Гниль будем поддерживать. 
Вырастет потомство, которое забудет их  лозунги: «Мы не скоты, скоты не мы…». Будут, будут все скотами.
Муха  улыбнулась, довольная своей речью, и застучала лапками по панцирю живота.


                И процесс пошёл….


Первыми приучили к Зелени медведя. Он перестал ходить за малиной. Малину стали собирать Туалетные мухи. И  не только малину. Во всех  грибах Туалетные мухи  откладывали яйца. Из яиц рождались опарыши, опарыши превращались в мух. Туалетных мух стало много.

Це-Це, и Туалетные мухи  выросли до размера ёжиков. Их стали побаиваться не только Лесные мухи, но и мелкие животные.

В лесу говорили, что это из-за того, что они стали нюхать порошок, привезённый из города.
А звери  перестали делить мух, на мух Туалетных и Лесных. Для них это были просто мухи. Мухи, делающие Зелень.
 
 
Зелень снимала усталость, от неё становилось радостно, забывались все семейные заботы. Да и семья уже была не нужна, было и так хорошо. А  родившееся потомство, бегающее без присмотра, украдкой, тоже начинало пробовать Зелень, после чего неестественно веселилось.
Всё в лесу стало наоборот. Мухи и Город стали есть дары леса, а обитатели леса - Зелень. 
 Зелень стала средством платежа в лесу. За Зелень удалось внедрить в правительство леса
Туалетных мух. Они и стали править лесом.


               
                Новые СМИ.
 

У Красных Сусликов передачей информации занимались Сороки. Известно, что эти болтливые птицы стрекочут про всё, что увидят, и часто правдиво.

 Цокотуха решила создать свои средства массовой информации.  Из города прилетела  стая сорок, бывших Лесных, но когда то переманенных в Город, для освещения городских новостей.

Сорокам устроили кастинг, обещая славу, и много Зелени.
Кастинг проходила  одна сорока из десяти. И не мудрено: в течение нескольких дней  сорок обливали ослиной мочой, а они должны были говорить, глядя честными глазами, что это чистая роса.
Прошедшие кастинг, сороки становились жёлтыми и вонючими. Они могли без запинки врать, засунуть свою голову любому животному в зад, и вести оттуда репортаж. Их стали называть Жёлтыми сороками.


                Я поставлю ему памятник.


Лесное устройство изменялось. Лесом правила Зелень. Муха решила узаконить своё правление, сделав правление царским.

Нужен был царь. Це-Це присмотрела большого породистого кабана по кличке  Мориска. Кандидатуру выбрала не случайно. Мориска занимал большую должность у Красных сусликов, но из-за сильной тяги к пивняку попал в опалу.

 Предварительно Жёлтые сороки стали везде кричать, что Мориска борется за зверей, за это его не любят Красные Суслики. Что он свой, он тоже пьёт пивняк, но злые звери ему мешают.
Ночью, за мешок Зелени, по всему лесу были вывешены плакаты: «Мориску на царство!!!». Правительство, уже большей частью состоящее из Туалетных мух, объявило, что желание зверей для них закон, и Мориску назначили на царство.

А строй назвали дерьмократичным, в честь дерьма с беленой.

 Чтобы звери чувствовали, кто главный в лесу, по выходным Це-Це собирала лесных жителей посмотреть, как  Мориска играет на барабане.
 Мориске наливали ведро пивняка, он выпивал. А  охмелев, переворачивал ведро, и стучал по нему палкой.
«Смотрите! Смотрите!» - кричала  Муха,- «Это царь  Лесных зверей! Когда-то я поставлю ему памятник, - царь, играющий на барабане.  Кабан глупо улыбался и стучал, стучал по ведру.

Большую  часть продовольствия  стали отправлять в город. Город стал требовать экономии потребления среди жильцов леса. Продовольственный паёк уменьшили в несколько раз.  Сложнее всего было тем, кто отработал положенный звериный срок и должен был отдыхать до конца жизни. При Красных Сусликах таким зверям, если они честно работали в молодости, было положено пропитание. Теперь же, царь Морька издал указ выдать им по верёвке и куску мыла, а пропитание  отменить. Жёлтые Сороки трещали, что это для справедливости и торжества  дерьмократии.


                Зайчики.


Чтобы углУбить торжество дерьмократии, Муха стала отделять ненужные ей участки леса от основных площадей. Начала с окраины леса.
На этих участках лес был не богат дарами. Травы болотистые, чаще несъедобные. Здесь был дом зайцев с их предводителем Главным Зайцем.
 Сотни лет зайцы косили траву не только на окраине, но и в глубине леса.
Це-Це решила, что зайцы много едят, и отгородила окраины леса границей. Она рассчитывала, что зайцы вымрут от голода, и тогда земли окраин леса можно будет продать.
Но Главный Заяц установил жёсткий режим, и зайцы выжили.
 В Зайчатнике  объявили всеобщую трудовую повинность, засеяли свободные  участки кормовыми культурами, стали бороться с воровством. Пытались справедливо распределять  продукты питания, в виде пайков. Пайки в Зайчатнике были небольшими, но натуральными, без Зелени. За распространение Зелени Главный Заяц назначил смертную казнь, за что Город назвал его диктатором.
 
 Мухе не нравилась заячья независимость, - живой пример для других зверей.  Она нанимала Жёлтых сорок,  те выискивали недостатки на заячьем участке, а после вещали зверям, как трудно жить зайцам под игом диктатора.

Были  недовольные и среди зайцев. Ходили слухи, что два зайца пытались капитулировать. За что были избиты своими собратьями. Тут же прилетели Жёлтые сороки, написали статью про двух несчастных зайцев, защищавших дерьмократию.
 
Когда же  по этому поводу Жёлтые сороки попали на приём к Главному Зайцу, то он на них накричал,  и при этом обещал тщательно перетряхивать (пересматривать) всю информацию от Жёлтых Сорок, что означало цензуру.

 Жёлтые сороки, привыкшие всё переврать, и чаще под «сексуальным видением», напечатали в газетах, что Главный будет всех сорок тщательно перетрахивать.

После публикации статьи к границе заячьего леса слетелись стаи одиноких сорок.
И гладких, молодых, и старых, облезлых.  И всем хотелось, чтобы Заяц осуществил обещание.  Для погашения конфликта к стае сорок вылетели Жёлтые сороки и стали говорить про опечатку в газете, но были изрядно поклёваны неудовлетворёнными птицами. Почему то птицы решили, что «Жёлтые» хотят попасть к Главному без очереди. Пришлось «Жёлтым» сказать, что перетрахивать всех птиц обещал Глухарь.
После этого сообщения Глухаря  никто не видел.

Жёлтые сороки вновь пришли  на приём к Главному Зайцу, а тот, не дав им сказать слово, начал первым:
- «Вот вы, сороки - балаболки», весь ваш трёп о свободе любви потому, что в вашем жёлтом борделе все такие ….». Главный  явно хамил, ему хотелось больнее задеть сорок. Столько грязи они вылили на  Зайчатник.
 – «А теперь вы хотите, чтобы мои зайцы совокуплялись с ёжиками, собаками, мышами?
Самцы с самцами, самки с самками? Как это делают «Голубые Члены»* в  Городе?!»
(* Сообщество зверей-педерастов.)
Одна из сорок сосредоточилась и выдала:
 - «А ваши Стриженые зайцы пинали под зад Оранжевых** зайцев на празднике Зайчатника!». (** Зайцы, призывающие к дерьмократии).
 – «А кто сказал, что это мои Стриженые зайцы? Стриженые - это обычные зайцы, которые поссорились с Оранжевыми зайцами. В Зайчатнике был праздник, пришли ваши перекрашенные п***ры,стали хлопать в ладоши и срывать праздник. У ваших оранжевых дерьмоедов голова в городе, там её кормят, а задница здесь, чтобы гадить. Я не знаю, совсем не знаю, откуда пришли Стриженые зайцы».
 Глаза у Главного Зайца  стали злыми и цепкими:
«Я не допущу Голубых Членов  к себе. Как меня в Городе называют?  Да я лучше буду диктатором, чем пи*****том».


                Мёртвая стабильность.       


А в лесу наступало мёртвое спокойствие. Работа, пивняк, Зелень…. 
После употребления Зелени трудно было идти утром на работу. Ныло тело, голова разламывалась, звери харкали кровью. Но при мысли, что вечером вновь выдадут порцию Зелени, звери, скрипя зубами, поднимались с постели.
И опять работа, зелень, пивняк, работа…. 
Приучать к Зелени уже было не нужно. Даже детям, когда они заболевали, давали пивняк и Зелень, для лучшего сна. К тем, кто не пил пивняк, не ел Зелень, относились как к уродам. У них и походка была уродской: прямая, и без качаний из стороны в сторону. Было смешно на них смотреть.

Жизнь в лесу становилась  однообразной, даже сенсации от Жёлтых сорок стали про одно и то же. Разве что пошли слухи. 
Говорили, что пауки перестали, есть Зелень,  и стали питаться мухами, расставляя паутину.   Це-Це вспомнила про службу правопорядка, состоящую из ежиков и чёрных ворон. Их переименовали в Карателей и добавили новые обязанности - убивать пауков.

Ежики возмутились переименованием. Они знали, что ещё при Красных сусликах к ним приходили Каратели и всех убивали.  Но Це-Це  пригрозила забрать у них служебный паек. И они  все вышли на  охоту.
 Ёжик – Колючка тоже был среди них. В лесу наступали голодные времена, надо было кормить семью. Пришлось завербоваться в наёмники.

Охотиться было не просто. Вороны прикинулись слепыми и всю рабочую смену спали на ветках. А добросовестные ёжики не умели лазать по деревьям.
Но однажды, случайно, ёжики набрели на целое семейство пауков, ползающих по земле. Убежать на дерево успел только один, маленький паучок.
Колючка хорошо запомнил его глаза из листвы, когда другие ёжики забивали палками  папу и маму паучка.
А сам Ёжик стоял, оцепеневший. Он умел драться, он смог бы, защищая лес, убивать врагов. Он смог бы даже идти на смерть.
Но он не мог убивать так просто.
После этого случая его перевели в тыловое обеспечение Карателей.

Отношение зверей к Паукам стало неоднозначное. Одни звери кричали, что пауки делают доброе дело, другие говорили, что необходимо разделять Мух Туалетных и Лесных. Третьи припоминали паукам их прошлое, когда они наводили порядок среди насекомых.
 Но когда за каждую убитую муху  Це-Це  приказала сжигать куски леса со всеми его обитателями, убийство мух прекратилось.


                Шалаш-2


А  Мухе всё было мало. Власть кружила голову, хотелось кайфа, кайфа… Звери построили ей в лесу шалаш, назвали его Шалаш - 2.

Шалашами в лесу называли дома зверей, на них никогда не ставили номера. И чтобы подчеркнуть элитарность, «специфичность» нового шалаша, к шалашу добавили номер. По ночам сюда съезжались самые похотливые насекомые, животные, начинался групповой разврат.
Чтобы сильнее дуреть, в Шалаше-2 пили сок белены, смешанный с какой -  то гадостью, привезённой из города. А  наутро Жёлтые Сороки вещали всему лесу, сколько белены было выпито, и сколько сношений  произошло в Шалаше-2.
 Однажды на такую вечеринку был приглашен Ёжик.

Ежик одевал галстук. Галстук не хотел завязываться. Подошла жена и легкими движениями лап его завязала. А после, со сдержанным  волнением спросила: «Ты куда?». 

Ежик удивленно на нее посмотрел. Она редко разговаривала. После работы сразу прибегала домой, что-то беспрестанно делала, лечила больных ежат, готовила еду, ложилась поздно. Только сейчас он заметил, как она изменилась. Глаза-пуговки потускнели, мордочка из-за неправильного питания стала опухать, шерсть стала выцветшей и редкой. Ему стало очень тоскливо.
 -  «К этой… Мухе, в Шалаш-2 иду. Нельзя отказать, выгонит с работы».
 - «Понятно», - ее глаза стали мокрыми.

На  вечеринку  Ежик пришел озлобленный. Там уже собралась вся «великосветская» тусовка.
На разносе принесли выпивку. Ежик выпил. Первый стакан он помнил хорошо. Тело размякло, движение мыслей замедлилось.

Пришла Муха, предложила тост за всех леди. Ежик тупо спросил:
- «А  где здесь леди?».
Муха не обиделась:
- «Это я леди, колючая голова. На меня все равняются».
 Це-Це взлетела на стол и сбросила платье. На ней   из одежды были только ярко-красные стринги. Резко бросались в глаза жесткие волоски на ее ногах и те,  что топорщились и вылезали из-под стринг.
Заметив беглый взгляд Ежика вниз, Муха предложила еще  выпить. Настроение было мерзкое, и он выпил. 

- «Что за дрянь?» - У Ежика в голове все плыло.
- «Сейча-а-с  узна-а-ешь»-отвечала Муха потусторонним голосом,  запрыгнув к Ёжику на колени.
Стройная, изящная, она положила маленькую головку ему на грудь, а её лапки скользили по обмякшим колючкам Ёжика. Её ярко-жёлтые глаза словно переместились в его голову и создали оцепенение.
Они видели всё внутри его головы. Такого у него никогда не было.
 Он прожил с Ежихой много лет. Добрая и кроткая, она понимала только часть его мозга. Только часть.
 
А Муха…, Муха видела всё. Её глаза с удивлением рассматривали внутри его мозга разноцветное, яркое, причудливое, которое он не показывал лесным жителям, потому что они над ним смеялись. Она была первой, которой было интересно.
И, словно калейдоскоп, закрутились в мозгу разноцветные  звёзды, треугольники, искорки. Он млел, оттого, что восхищалась она.

Нет, нет,  это не измена, успокаивал себя Ёжик.
Но он, правильный Ёжик, начинал чувствовать сексуальное влечение, и испытанными аргументами пытался их гасить.
А привычные аргументы про совесть, про то, что жизнь можно сломать за минуты, уже не действовали. Он чувствовал её ноги на своих коленях, её волоски на лапах.
Вот Она подтянула свою головку к его уху, и стала нашёптывать.

Непонятно, что больше привело его в себя. Или этот, непонятный запах Мухи, или простые похотливые слова. Ёжик ощутил чужое тело, холодный, чешуйчатый панцирь. Огонь в голове, словно освещение, погас.
 Он выдавил с трудом: «Ты что, б****, извращенка?  Я не муха».
Муха интуитивно поняла всё, но, не подав виду, спрыгнула с его коленей, и направилась к седовласому Пуделю.

 
                Голубые парикмахеры.


А Пудель сам бежал навстречу. Судя по походке, ему было много лет, но при этом забавно смотрелось его мордочка, полная и розовая, похожая на детскую попку и обильно припудренная.
- «Привет, Попка!» - Муха замахала лапой.
- «Знакомься, Колючий. Это Попка, он гермафродит.  Сам е***, но не родит!»
 Це-Це развеселилась от своей шутки. 
- «А еще он хорошо поёт про голубую  луну. А вот и друг его, по кличке Парикмахер. Можно короче, Махер. А рассердишься, так ещё короче».
 
Подошло Оно, худощавое и длинноволосое. В бархатных брючках, прозрачной блузке, с множеством дорогих брошек. Голубые глаза стали томно смотреть на Ежика.
 Ёжик растерялся, и спросил невпопад: «А сколько стоят ваши брошки?»
Оно сделало презрительную  рожу и ответило сквозь зубы: «Тысяча ёжиков».
Ежику стало обидно, и он громко произнес:
- «Зато я не продажный, как эта».
Теперь смеялась Це-Це:
- «Это же самец! Махер, покажи, что ты самец ».
 Оно угодливо сняло штаны, и стало демонстрировать интимные места, усыпанные пирсингом. 
-  «А  у нас тоже пирсинг!» - заголосили невдалеке  существа такого же вида и стали снимать штаны.
-  «Да вы тут все уроды!!!» - заорал Ёжик.
 - «Не уроды, а креативные» -  поправил Махер. Всё высшее общество сейчас тащится от ненатуралов».
 – «И ради высшего общества надо быть пи*****том?».
– «Конечно. Чтобы иметь дополнительные блага, нам приходится наклоняться, такова жизнь. Кстати, обрати внимание на тех Жуков на лавочке, с раздвинутыми в стороны ногами. Последний писк моды ».
 - «Им что,  дверьми  я*** прищемили?».
– «Что бы ты понимал, это сейчас модно. Показывать, что величина не даёт сдвигать ноги. А вообще, это наши Жуки, голубенькие. Ты их лучше не трогай. Пожалуются, и снова будет комиссия из города по правам голубеньких. Когда педиков в лесу станет много, то город назначит  голубенькое  правительство. Вам, гоям, не понять нашей элитарности».


                Не ваше, а наше.


- «Хватит, мальчики, спорить» - перебила их Цекотуха.
- « Ты, Колючка, оказался прав с Одухотворином. Есть он в зверях, к сожалению. С ним они ничего не боятся, для них важно, что о них будут думать после их смерти. Маразм, какой - то. Многие из зверей не хотят делать гнусности за Зелень.
Чтобы Одухотворин  уничтожать, мы должны его понимать. А когда начинаем понимать, то теряем жёсткость, цинизм. Мы можем потерять управление.
Я всех купила, даже Духариков*.(*- Проповедники Чистого Духа).  Понастроила им позолоченных шалашей, где они к смирению призывают. А всё одно, тревожно».

- « Не купила ты их. Среди Духариков есть и Чистые Духом. Да и у предателей не всё плохое внутри.   Одна веточка распрямится, и то больно. А как метлой ударит. Да и звери озвереют. Криком кричать будешь».
- «Какие звери?! Что вы можете, голодранцы?! Вокруг все  наше,- и лес, и озеро, и поля вокруг! Мы всё купили,ваша Родина у нас в карманах... Нам уже предлагали продать все это вместе с вами.
  - « Лес, это наше достояние….  Так говорят  Жёлтые сороки».
- «Не ваше, а наше. Всё давно принадлежит нам. Когда мы поднимем налог на воздух, вы будете меньше дышать, будете отбирать последний вздох друг у друга.

               
                Собаченюшка.


Кстати, посмотри, в углу сидит наш  первый экземпляр будущего. Скрестили муху с собакой.Порода- мухосучка, назвали Собаченюшкой.
Похожая на собаку, но работоспособна и умна, как муха. Изучает Одухотворин, но при этом от него не зависит. Она понимает его суть, знает, как его уничтожать.
Недавно в Шалаше-2 открыла проект «Бледи-2*»(* Бывшие леди-2). Там собирает тусовки зверей. Занимается с ними развратом, уничтожает в них Одухотворин. Я ей верю, будущее за ней».

Ёжик мрачнел, глаза становились злыми:
- «Раз собака, значит, и проект надо называть Собаковский».
– «Собачаковский», - передразнила Муха.

А Собаченюшка уже шла им навстречу. Она была как маленькая собачка, только вместо шерсти был панцирь, как у мух.
На ней хорошо сидело  красное платье, а прямоугольные роговые очки придавали  её морде серьёзность.

Ёжик от досады плюнул в сторону.
- «Ой, что вы делаете!» - раздалось оттуда. Колючий  повернулся. В стороне сидела стая обезьянок, одна из них вытирала очки. У пьяного  Ёжика  глаза полезли в стороны, а нос стал мокрым:
- «Э-т-о чт-о-о, вы из одной….. норы вылезли? Все  в одинаковых очках.  Ё…..
 Це-це его прервала:
– «Осторожнее, Колючий. Это обезьянки Собаченюшки, группа поддержки. Они всегда обезьянничают звёзд. А Собаченюшка – светская сучка. Скоро я её назначу министром нравственности».
– «Эту....»
- « Умную ….  эту» - поправила Муха, а после добавила:
– « Она умеет прикидываться доброй, порядочной. Будет выслушивать зверей, которые хотят нести светлое, вечное. Занесёт их в чёрный список, и будет уничтожать».

- «Невозможно долго издеваться над лесом, он восстанет».
- « Почему? Посмотри на червяков. Мы их загнали в закрытые системы, обеспечили  едой, дали норы для размножения. Червяки, родившиеся под землёй, боятся, не хотят выползать наверх. Они счастливы, хотя перерабатывают через себя вредные продукты, делая гумус. Мы не даём им задумываться. Жёсткая вертикаль. Тем, кто задумывается, - лопатой по голове. Отрастает новая голова, не задающая вопросов. Ты же обратил внимание, что червяки разговаривают только о еде и размножении. Стоит спросить про что-то другое, и они замолкают. Они голосуют за нас, потому что снаружи ходит много голодных животных, потому что в их навоз мы сбрасываем  объедки со своего стола».

               
                Есть место постельничего.


Подошла Собаченюшка. Подойдя, кивнула в сторону Ёжика:
- «Не убегай, Колючка. Мы с Це-Це в туалет».
Из-за соседнего столика вскочили два Хорька, и двинулись за ними. 
– «А вы куда, Хорьки, вонючие? Там женский…» - возмутился Ёжик, но Муха его охладила:
– «Спокойно, Ёжик, это Лизунчики. Не бумажкой же нам зад вытирать, они подлижут. Не волнуйся, для них это нормально. Ещё маленькими зверушками они участвовали во всех наших аттракционах: Искупайся в какашках и получишь игрушку. Съешь мясо с червями – получишь две игрушки….  За них тогда так душевно переживали родители. А теперь они успешны, и на этой работе получают в десять раз больше тебя. Кстати, есть место постельничего при Царе, могу устроить».


                Шинель номер пять
 

После туалета Муха ушла по своим делам, а Собаченюшка сразу направилась к Ёжику, по пути побрызгав себя духами.
- «Чем от тебя воняет?» - спросил Ёжик.
- «Духи номер пять. Что, не дарил жене? Куда тебе с твоей зарплатой. Отстал ты, братец, от цивилизации. Теперь эти духи розовые. Есть ещё духи номер пять,  голубые. Последний писк моды в Городе. Там разрешили самцам жениться на самцах, а сучкам на сучках. Скоро разрешат совокупляться с детёнышами. С чужими, и со своими.  Будут нормальные дерьмократические семьи, где никто не разберёт, кто кого в семье….».

Ёжик поскрипывал зубами, когти на лапках нервно подёргивались. Собаченюшка своим беглым, проницательным взглядом всё это видела, и пыталась ещё больше его разозлить.

- «Когда я стану министром нравственности, я всех вас развращу. Я выбью из вас Одухотворин. Тебе не понять, бестолочь колючая, что для нас самое страшное, что у вас могут быть нормальные семьи. А крепкие семьи могут объединяться с другими семьями.
 Дети – это мерзость. Я их ненавижу. Я развращу ваших детей. У вас не будет семей. Нет, у вас останется только мама, это буду я. Я буду иметь вас всех. Этакая ё***** мама.
 
Что, не веришь? Вот, взгляни на наши первые опыты. Была целомудренная, тонкая душа. А теперь наш типичный продукт.  Да, говорят, она была твоей первой любовью? Стихи хорошие писала?».
Це махнула рукой, подошла белка, с огромными карими глазами.


               
                Белка.


Словно пробежал ветерок тепла и нежности,  Ёжика сковало, размазало в окружающем. Он её узнал.

Белка, рыжая Белка, солнечный лучик. Ёжик помнил, как в юности, при виде её он цепенел. Его умная голова шла кругом, а язык начинал заплетаться. Он ей тогда ничего не сказал про свои чувства. Он даже  не подходил к ней, словно боясь вспугнуть это солнечное видение.  Теперь он видел её вновь.
Она, чувствуя свою неотразимость, мягкой, красивой походкой  прошла в центр зала. Слегка приподняв голову, глядя в сторону, она начала читать:


«Ты тепло расплескал другим,
Уходя вечерами налево.
Надоело мне спать с одним,
Надоело мне всё, надоело.

Подчиняясь законам рефлекса,
Я к любовнику еду домой.
Если раньше не было секса,
То теперь он забрызгал струёй.

Что ты милый заводишься снова.
Ты спокойней на жизнь смотри.
Принесла я в себе от другого,
Эту жидкую прелесть любви.

За порогом оставила душу,
А в себе принесла я слизь.
Не отмыть эту ношу душем,
Ты прости меня, и не сердись».

Колючка не сразу понял смысл слов. Смысл утонул в этом обволакивающем голосе.
Следующие стихи были подобные этим. Глаза у Ёжика становились бешенными, он раскачивался, цокая коготками по полу.
Когда Белка ушла, Собаченюшка  продолжила:
- «Чувствуешь, Колючка, как мы поработали. А Белка была такой недотрогой. Теперь уже год, как у меня в Шалаше-2  совокупляется со всеми».

Ёжик закипел:
- «Что же вы творите, твари. Всех будем убивать. Твари, твари, насекомые, Мухи поганые…».
 Ёжик никогда не говорил плохо про Мух. Он уважал их за нестандартные мозги, за упорство и собранность. Он был уже не рад, что это вырвалось.

Лицо Собаченюшки стало довольным.  Смакуя, она продолжала:
- « Кто будет убивать?  Вы уже трупы. Вы будете пить пивняк, жрать Зелень, сношаться. Рождаться, чтобы пить пивняк, жрать Зелень, сношаться. И при этом работать до упада,  выделять гниль и досрочно дохнуть.
 Из вашей крови  будут делать гематоген, а из кожи – абажуры, перчатки.  А когда вы все передохнете, эту территорию займёт город».

 Повернув голову в сторону, Ёжик увидел стоящую рядом Муху. Она   буравила его глазами, как следователь на допросе.
 - «Выйдем на улицу», властно сказала Це-Це.
 

               
                Кто виноват?


После душного, пропахшего телами, шалаша, на улице была благодать. Тёплая летняя ночь освещалась полной луной.
 Це-Це, не глядя на Ёжика, тихо заговорила:
 – «Зря ты, Ёжик, про мух. Туалетных мух я привела из города совсем недавно. А среди ваших, Лесных мух, предателей совсем мало. Попрятались, конечно, боятся. Если пикнут, я на них зверей и натравлю. Кто во всём виноват? Конечно, мухи.  Туалетных мух звери не тронут, слабО, а на Лесных мухах отыграются.
А чем лучше ваши лесные жители?!
  Где ваши «патриоты»? Детёныши у «патриотов» давно в городе. И у Морьки весь выводок  там.   А, сами они здесь, потому что лес ваш богатейший.  Всё высасываем, а высосать не можем.

Мерзко всё, я же это чувствовала, когда начинала… Я уже ничем не управляю, Ёжик.
По всем расчётам города я впрыснула дерьмо в нужные точки, теперь гниение не остановить. Система гниения ест всё думающее, мажет всё чистое.  Сейчас в лесу Собаченюшка правит. Зря ты с ней ругался, она мстительная.

Мерзко всё. Не станет зверей, останутся только скоты.
Всё, что тебя касается, всё только начинается, два яичка на брелке. В твоих глазах бирюза,  быстро по газам, чтобы ничего светлого…. Так, вспомнилось… слова поющей группы Зверей, работающих на Город.
 Ты думаешь, почему Похотливчики, эти озабоченные звери, так дорого покупают у нас невинных самок? А потому что среди вас идёт уже полное скотство. Только народились, и сразу случаетесь.
Представляешь, Ёжик, если твой сын женится на самце. Или приведёт в дом невестку, с которой переспал весь лес. А других невесток и не будет.
Пока развращение добровольное, а когда скотов станет много, они физически не позволят быть среди них чистенькими. Ты посмотри, как талантливо работает Собаченюшка. Скоро и твои дочки к ней побегут.

Це-Це вдруг повернулась к Ёжику и положила  передние  лапки ему на грудь.
Глаза Мухи блестели. В них была юная, романтичная Муха. В них были и боль, и крик.

- « Уходи, уходи, сволочь колючая… Я люблю тебя, Колючка. Ты один в состоянии понять». Муха замолчала, а после вдруг заорала:
- «Ты понял, урод?! Уходи из этого леса, тебе здесь не место, я не знаю, где тебе место. Я люблю тебя…. Хочешь, переходи ко мне. Ты почувствовал от меня запах старости. Я это поняла. Мы мухи быстро стареем.  Я хочу, чтобы ты был просто рядом. Мне достаточно просто видеть тебя. Это лето я ещё буду жива, и тебя никто не тронет.
Когда меня не станет, город назначит в правление Мухосучку. Она тебя ненавидит. Она и сейчас что-то затевает, чтобы тебя сломать».

Ёжик молчал. Он был жалок и растерян.

Вдруг, глаза Мухи вспыхнули жёлто-зелёным светом. Она захохотала.
- «Ты что, Ботаник, подумал, что Я всерьёз?! Покруче тебя звери меня добиваются. Не бери в голову, бери в живот. Пошли в шалаш».


         
               
                Ламбида               


В шалаше становилось душно. Выпили пивняка. В голове Ёжика стало пусто, легко и весело.
Це-Це  запрыгнула на стол и захлопала в ладоши. Звери с криками «Нам надо! Нам надо!», стали выходить на улицу. «Нам надо» - это эротический  танец, которому зверей научили забредшие в лес Тёлки с южных земель.
Заиграла лирическая музыка. Красивый, томный женский голос запел про тёплые озёра, про горячие руки, обхватившие сзади талию, а после сползающие на бёдра. Про сильные животные ощущения, когда партнёр двигает тазом и, как бы невзначай, трётся сзади.
Звери встали в круг, обхватив впереди стоящих партнёров руками за талии. Кто-то сразу схватил ниже.
Окосевший Ботаник не принимал участие в танце, а улыбался у дверей шалаша. Вдали виделась танцующая в круге Муха, об её зад тёрся огромный Горилла.
Це-Це махала лапой и кричала:
- «Колючка, топай сюда, вливайся в эротику».
Пьяный  Ёжик сложил руки рупором и заорал в ответ: «Какая на*** эротика, у вас там б*****тво сплошное».
 Пыхтящая в танце барсучиха, возмутилась:
- «Эти ёжики все пошляки. У нас тут высокое искусство,  одобренное Главными свиньями. Плебеям этого не понять!».
 - «Ёжики ничего не понимают в прекрасном!» - добавил хорёк, из-за запаха которого сзади к нему никто не приближался.

Но тут звери посмотрели в  сторону кролика, и стали хохотать и показывать лапами.
Дело в том, что Кролик, трущийся об толстую Ондатру, вдруг затрясся, хрюкнул, и упал довольный.

               
                Три У.


Танец временно прервался, к Ёжику подошла  Собаченюшка.
- «Ты, Колючий, такой кайф пропустил. Я тебе там тёлку присмотрела».
- «Этот танец не для меня. Я другой»
- «А что, Ёжик, может и Ежиха у тебя другая, лучше, чем я?
 Мы в Шалаше-2  новый проект готовим. Называется «Бледи-3*»(* Бывшие леди-3). Там замужние самки будут совокупляться с собаками, а их мужья будут подглядывать в щелочки. Ты представляешь, какой изврат?». Глаза у Собаченюшки пошло светились:  «Ну что, приведешь свою любимую?»
- «Да пошла ты …».
- «Я  туда пойду, с огромным удовольствием. Но ведь и она пойдет. Вот уволю тебя с работы, детям есть будет нечего, и прибежите с женой на проект. А у меня будет приз за то, кто больше кобелей через себя пропустит.

У-мн-е-нький, у-мненький Ёжик….  Да, если бы ты знал, какой кайф, - видеть, как разлагается Одухотворин.
Рушится целомудрие в мозгах, а зверь мучается, мечется, начинает гнить изнутри. Я тащусь от такого изврата.  Незабываемые ощущения. К тому же за это и Город  хорошо за это платит.
Когда мы встроим Сорокам в зад дальновидение, то весь лес приобщится к нашему проекту.

Скоро дальновидение было сделано. Эти маленькие глазки, встроенные в задницы Жёлтых Сорок, позволяли видеть то, что происходит, и происходило в Шалаше-2.
 Теперь Жёлтые сороки, прилетая в лес, не только рассказывали новости из Шалаша-2, но и показывали.
Для этого надо было опуститься на колени у их задниц, и смотреть в глазок. А так как при этом был ещё звук и запах, то дальновидение называлось 3У (три удовольствия). 

Каждое утро сороки орали на весь лес: «Идите все в задницу! Идите все в задницу!». Большинство зверей при этом ругались. Но были и те, кто бежал занимать очередь у глазков. Наиболее «продвинутые» звери предпочитали смотреть проект Бледи-3. Им интересно было смотреть на  лица мужей, которые наблюдали, как насилуют их жён. 
- «Смотри!» - орали «продвинутые».
- «Вот это изврат! Вот это ощущения!». 
- «А-А-А…, я тоже буду участвовать!!!»


               
                Пьяный Ёжик
 

Наступала осень, пока ещё тёплая, ласковая. Ярким жёлтым солнышком освещался лес. Местами вспыхивал красный цвет кустов. Свежий ветерок шевелил листья. А те листья, которые хотели с ним поиграть, отрывались от деревьев и летели, летели, разнося дурманящий запах.

По лесу шёл пьяный Ёжик. Шёл не прямо, а зигзагами. Увидев среди опавшей листвы красные листочки, он останавливался и втаптывал их в землю. После чего смотрел вдаль стеклянным взглядом и снова шёл.
 
Вчера он похоронил жену.

До этого Ёжика уволили с работы за нелояльность, а после   их семью посетила Собаченюшка.
 Она оценивающе окинула фигуру Ежихи, и предложила ей поработать уборщицей в Шалаше-2. Зарплата была высокой, и Ежиха согласилась.
Колючка пытался возмутиться, но промолчал. Он уже не был кормильцем семьи.

Работа в Шалаше-2 была мерзкой. Каждый день нужно было отмывать и убирать последствия сексуальных оргий. В последний день недели, когда Ежиха собиралась уходить из Собачатника-2, толпа постоянных посетителей затащила ею в комнату для сношений….
 
Она пришла домой и наелась острых камушков. Умирала долго, кувыркаясь от боли по полу.
Ёжик хоронил её один. Не хотел, чтобы звери обсуждали её позор. Через неделю умерли ежата. Есть, было, нечего, и Колючка кормил их гнилой травой, отчего у них случилось отравление.

               
                Восстание.


По лесу шёл пьяный Ёжик.
Совсем устав, он свалился на землю и стал таращиться на небо. Было мерзко.  Голубое, холодное небо, словно огромной синей льдиной придавливало его к земле. Откуда – то, среди синевы, появились возбуждённые морды Светлячка и Таракана.  Глаза у Светлячка, как у рака, повылезали из глазниц. Он размахивал маленькими лапками и орал в ухо Ёжику:
 – «Ботаник! В лесу такое творится, у нас восстание! Город грозился прислать Членов в голубых шлемах*(*боевая дружина Города), но у них что-то шарахнуло, они побросали шлемы и бегут спасаться к нам».
Таракан состроил ехидную рожу, которую умеют строить  тараканы, и торжественно выговорил:
- «К-а-ждому Ё-ё-жику, дадут по два-а Члена. Вместо самок-с-с».
Довольный своей шуткой, он захохотал, и затряс головой.
- «Ёжик, мы создаём правительство, нам нужны умные звери!». – Орал, уже в другое ухо, Светлячок.
- «Все твари сюда бегут. Свиньи из города возвращаются. Волки из них шашлыки делают.
Помнишь, Колючка, в детстве, как я ругал Волчонка за то,  что он воткнул слепню соломинку в зад, а тот слепень летал с соломинкой. Мне было жалко эту большую муху. Сейчас мне ни кого не жалко. Я вчера с волками жарил поросят. Ёжик, я их жарил живыми. Кто я?  Я не знаю, кто я.  Мы поймали Це-Це, воткнули ей соломинку и пустили её полетать. Она спряталась в нору. Мне страшно, Ёжик».

Ёжик, всё также уставившись в небо, равнодушно заговорил:
- «А чем тогда мы лучше их».

- «Тебе легче рассуждать, Колючий, твоя семья умерла. А у меня… у меня…» - рот Светлячка безобразно искривился. Казалось, что это клоун дурачится. Он продолжал:
 – «Дочь у Собаченюшки в проекте. А сын пи**р. Его ещё в детстве развращали, пока я умные книжки читал. Нет, Ёжик, их надо всех…. Ты идёшь с нами?».

Ёжик медленно поднялся. Вся спина его была усыпана разноцветными опавшими листьями, всплеском умирающей природы. Он повернулся мордочкой к Светлячку и виновато выдавил из себя:
– «Я не смогу, Светлячок. Я понимаю, что с ними нельзя по-хорошему. Надо уметь отключаться, чтобы делать это. Я не умею отключаться, я всегда думаю».

- «Просыпайся, Ёжик, звери начали звереть. Начало самосознания страшная штука.  Они вздрогнут. Мы возвратим их дерьмо».

- «Да что ты говоришь с этим чмо, об него только ноги вытирать», - нервно прервал Светлячка Таракан.
- «Пошли, Светляк, наши ждут».

Ёжик промолчал, виновато сгорбился, и заковылял по шуршащим листьям среди деревьев.

               
                Убей меня,Ёжик.


Стало светлее, он вышел на поляну. Эта поляна была вся усыпана красными листочками, и от того казалась вся красной. С одной стороны поляны росли только берёзы. Их белая стена холодно и страшно оттеняла кровавый ковёр.
 
Ёжик двинулся к белой стене. У первой же берёзы он наткнулся на Муху.
 Чтобы не свалиться на землю, она прислонилась к белоснежной коре. Её лапы были неестественно вывернуты и подёргивались.
В её усталых, измученных  глазах застыли слёзы. А в слезах  застыла прежняя, только измученная  Муха с  глазами, излучающими свет. Ёжик даже почувствовал дуновение Одухотворина.
- «Убей меня, Ёжик. Мне уже миллион лет. 
Убей меня, Ёжик. Я боюсь. Они опять меня будут мучить….»
- «Я не могу тебя убивать…» - тихо сказал Ёжик.
- «Я не могу тебя убивать…» - машинально повторил он.
А после заорал в истерике: «Я не могу! Я не могу! Не могу! Не могу!..»
 Его крик заглушал шум приближающихся зверей.
 Он чувствовал себя разорванным на клочья, но его куски тела, почему то держались вместе. Куски медленно двинулись к реке. В голове стучала набежавшая мысль: «Они подумают, что это случайно, и всё будет прилично».

Вот и тропинка вдоль реки. За ней обрыв и бурлящая река. Колючка никогда не подходил к краю обрыва, он не умел плавать. Сегодня он уселся на край обрыва и смотрел на бурлящую жижу. Словно это бежала его жизнь, жизнь серая, быстрая, с вечными
обязанностями. Когда то жизнь была другой, но он её уже не помнил.
 Стало остро ощущаться, что он жив. Прохладный осенний ветерок утонул в его колючках, а на той стороне реки  пронзительно играл красками лес.

               
                Золотой дух.
 

Вспомнилась одна из встреч с Мухой.
Она налила ему настойки мухомора. Говорят, что к такой настойке можно привыкнуть, но Ёжик выпил.
Сразу оказался в летящем тоннеле. Мимо пролетали  леса, дороги, с боков заглядывали страшные морды, пытаясь его укусить, но тут же  растворялись в пространстве. Горящее небо опускалось и летело на него, а после появилась синяя пустота, а впереди летел Золотой Дух.
Вдруг Дух резко остановился и начал его пристально разглядывать. Теперь и Ёжик мог видеть Его. Он был весь из золота и светился.  Сбоку слышен был голос Мухи:
- «Что ты видишь, Колючка?»
- «Я вижу Его…»
 - «Теперь ты получишь  минуту славы».
 – «Я не для славы. Я хотел, чтобы Он сделал меня светящимся. А потом я бы разорвал себя и отдал всем зверям  светящиеся кусочки. Они бы увидели свет,  они бы стали другими».
 - «Но тебя тогда не станет?»
 - «Это не важно, главное, что они будут другими. У Красных Сусликов было много героев, которые готовы были умереть ради других. А при свиньях всех интересует только еда и Зелень. 
Золотой Дух сказал, что лучше  сделает светящимся царя Мориса. Звери увидят светящуюся свинью, и станут  смирными и слепыми, они не будут видеть, что лес гниёт,  и разворовывается. А царь за это настроит ещё Золотых шалашей, где будут хвалить Золотого Духа.
А ещё, Мориску  они обучат заучкам. Кабан их прочитает и отмоется от гадких проступков.
А ещё я хотел сказать Ему, что это неправильно, когда  всё на страхе. Если Он не будет всех пугать и обещать бесплатное потом, то большинство зверей разбежится, но останутся Настоящие. Зачем ему все, они принимают даже скотов. Скоты покупают у них заучки, и скотам говорят, что они стали Светлыми. Так неправильно, скоты после сожрут Настоящих».

- «Золотой Дух  считает, что вас слишком много. Скоро он на ваш лес нагонит пожары, наводнения. Выживут наихитрейшие. Возможно, и умные звери, как ты, Ёжик».
– «Я не буду спасаться. У меня другая вера».
– «Вера?! Нет ни одной веры без палки. Убираешь палку, и вылезает скотское. Ах, бедненькие звери, повторяют заучки, а поступают как скоты. Я честнее, я сразу говорю, что я тварь.
А если бы ты был Золотым Духом? Да ты бы задолбал всех своими десятью правилами. Да и про смирение, про вторую жизнь ты бы не стал говорить. А стал бы ты их запугивать, чтобы они  вечно боялись? Ты бы просто стал призывать к совести, и большинство бы разбежалось. Так зачем ты лезешь в систему, которая нужна большинству. Ведь потом  тоже не будет равенства. Там  каждому своё.  Не делай добра,- не получишь зла».


                Вот и всё.


Ёжик свесил лапки с обрыва, и наклонился к бурлящему потоку
- «Надо же, всю жизнь боялся воды, боялся за жену, детей. А теперь совсем не страшно».
Он оттолкнулся и полетел вниз.

  А на самой большой поляне леса собирались лесные жители. Словно смерч раскручивал свою смертельную воронку.
  Дико орали звери, вразнобой кричали птицы, бешено кружились насекомые.  Шумела трава, деревья махали ветками. Слышались обрывки отдельных  речей:
-   «Товарищи - звери, нас превращают в скотов, мы не скоты, скоты не мы…молотом, молотом, а потом серпом по…».
- «Вы все читающие, культурные  звери. Надо просто сложить несколько книжек вместе,  и  со всей силы…».
- « Эй, козявки и букашки. Вылезайте из - под лавки».
- «Братья и сёстры, …гореть им в аду…. »,
- «Господа, дерьмократия в опа…»(глухой звук прервал речь)….

А где-то вдалеке булькало  от страха  Дерьмо, пытаясь влезть под землю.