Иногда даже люди становятся лишь легендами,
И мы смотрим на них безразлично из нашего века,
Как на чьи-то портреты на желтых школьных стендах.
А он хотел в человеке найти Человека.
Он учился достаточно лет, чтобы стать кротким,
Но каждый раз, проходя мимо летнего луга,
Смотрел на седого пастуха с облезлой плеткой,
Но видел творца, что повел целый мир по кругу.
Он смотрел на ночное небо глазами грустными,
Он писал книгу, и пальцы были в чернилах,
Эти тонкие, хрупкие пальцы, полные чувства,
А их какая-то женщина даже любила.
И ему было безразлично, что сквозь века,
Его имя будут перевирать жирные рожи,
Только книгу закончить скорее, а то тоска,
От которой ни пиво, ни баба, ни сон не поможет.
И потом к нему в дом ворвались те, другие,
В черных нарядах и черных мешках на лицах,
Но он написал, и отдал, и легко забыл свое имя,
Только бы самому главному распространиться.
И когда, после долгих лет постоянной боли,
Его наконец на костре умирать осудили,
То речью последней он сам стал судьей невольно,
Сказав, что истина даже огню не под силу.