Все опубликованные ниже стихи в одном документе

Погост Жаборы

Жаборы, как жабры без воды, -
Жаборы, где Русь меня крестила!
Ямы, рвы - нашествия следы.
Мать -земля. чего ты нам простила?

В речке Узе - сладости полей -
От сухмень-печали недороды:
Ни прозрачных струй, ни головлей.
В чьи моря сбежали наши воды?

Скручен стрежень. с донышка песок
Нагишом: тростиночки не светит.
Источил плотину чей брусок?
Резвы рыбы в чьи попали сети?

Памяти усопшие места.
Детям бедовым не до погоста.
Нищая церковка без креста.
Неужель на свете всё так просто?

Здесь мой дед и бабка - кровь-родня,
А не здесь, так там, твои и наши,
Скорбно дожидаются меня.
Иль кого сия минует чаша?..

Не людская - тустороння тишь.
И не знамо, хорошо ли, худо,
Что грехи нам прощены...покуда.
Ну, а завтра? Вдруг да не простишь?


ЛИСТОБОЙ

Бывает так: июлем знойным
Береза сронит желтый лист -
И сразу станешь беспокойным,
И ясный день не так лучист;

Весомей дымка, небо строже,
Задумчивей шептун-камыш.
И ощутишь на жаркой коже,
Как выстывает в чаще тишь.

Услышишь: кроткая осина
Бросает в дрожь приют рябой;
Крадется следом образина -
угрюмый ветер-листобой.

Увидишь: табунится птица,
вода стеклянней - глубь видна.
И сожаленье угнездится
В душе, распахнутой до дна.

И хлынет жар от сердца к горлу:
"Хоть лист, хоть царь - один вокзал..."
И в полдень врежешься, как в гору,
И спросит Совесть "Не узнал?".






***

Двадцатый век с десятым веком
Живут бок о бок, не тужа:
Моторный смех над Чудским брегом,
Глуши косматая душа.

Что ни распутье, то распятье,
Что ни распятье, то прогресс.
Благословенье и проклятье,
Как близнецы, похожи здесь.

Холмы, низины, буераки,
Дорога – черт ее завил,
Столбы – извечные бродяги,
Антенны ввысь, как зубья вил.

Их музыка слышнее хлеба,
Их копий стари не унять.
Грозят Земле? Свергают Небо?
Кому же знать! Кому же знать…

ВОСПОМИНАНИЕ

Ошалев от листьев красных,
В заревой уйти туман!
Празднуй, око, сердце, празднуй:
Осень – правда, не обман.

«Осень, ветрена зазноба,
Золотая трын-трава,
Мы с тобой гуляем оба
На поминках Покрова.

Ты горюн-тоску остудишь
И спалишь красы изъян,
Не обманешь, не остудишь,
Дашь обнять цыганский стан!..»

Сочиняю, сочиняю,
Хмелен песенным вином, -
Сердце рифме подчиняю,
Осень пляшет за окном!

С печки бабушка Васютка
Слазит: - тоже мне поэт:
Лезть к цыганке! – вздумать жутко
Одурел в пятнадцать лет?

Ну, твой батька – гибло дело:
За стихи ему б – дрючка!
А куды ж досюль глядела
Манька-мать, моя дочка?

Ну их, виршы, - дымку с дымой,
Не транжирь карандаши!..
Невдомек карге любимой:
Песни – дар ее души.














ОЗАРЕНИЕ ОСЕНИ
Антонине Вильгельмининой

Было шорохливо и, как в песне, складно,
Зябко и тревожно, вольно и отрадно.

Даль – не за горами, и идти далеко,
И совсем безлюдно, и не одиноко.

Было увяданье, только не разлука –
До весны прощанье, в верности порука.

Надо же: такое на душу намчится!
И душа-должница тихо залучится;

И душа земная призрачным поверьям
Робко отзовется лаской и доверьем;

И совсем забудет, кто ее обидел,
И – светла – вернется в грешную обитель,

Где печали вдоволь и веселья вдосталь,
Нет и расставанья: впереди – лишь росстань.

***
Поклон, поклон, ржаное поле,
Прозрачный брод, косой стожок!
Мне жар земли безверье сжег –
Ни зла, ни зависти, ни боли.

Здорово, ласковые звери –
Ежи, сороки и ерши!
Ей-Богу, с вами хоть пляши:
Душа в добро открыла двери.

Привет вам, грозовые тучи
И дымчатая голубень!
Спасибо, беспечальный день,
За все, что завтра неминуче.

***

На неостывших ворохах золы
Глазастятся хоромы в хлябь дороги.
И обгоняют клекот свой «орлы»,
И облетают месяц круторогий.

Прямущие бетонные столбы
И дедовский извилистый проселок.
И бражная распахнутость гульбы
В сорвавшихся с цепи гулящих селах.

Ржут битюги стальные – трактора,
Прут рысаки в дымах – автомашины.
И – с «Маршем космонавтов» детвора,
И стародавний тенор петушиный.

Селенья, будто вздох судьбы славян:
Туготино, Красуха, Локоть, Уза…
На зябких землях – гостья теплых стран,
Затея недоумка – кукруза.

И на кресте путей часовни сруб
Сутулится, обросший смутным мохом.
И с ним бок о бок автоагитклуб,
Соцрай сулящий сельским выпивохам.

И пламень звезд, сгорающих дотла,
И «звезды» с невесомым человеком.
И наша жизнь, уж тем одним светла,
Что носит в чреве встречу с новым Веком.




***
Юрию Паркаеву

Под зарей, росой белесой,
Целиком,
Я иду, простоволосый,
Прямиком

Да любовь во всеуслышанье
Зову,
Рассыпает бусы вишанье.
--Ау!

У дороги – деды-вязы,
Вьюн да хмель,
В Красну б Книгу! – долговязый
Журавель –

Врачеватель, богомолец,
Ключ невест;
На полста немых околиц –
Словно перст.

Журки с кладезем не будет
(Я ль спасу!) –
На Руси души убудет –
На слезу…

Пью. И в путь, зане имею
Мало дней.
В полдень гряну к Еремею,
Ночкой – к Ней.

С «досвиданья!» до свиданья –
По полям.
Цвесть с печатью увяданья
Пополам.

***
В сини месяц спелый
Свесился над логом.
Голосок несмелый
Светит по дорогам.

На сто раздорожий
Он, как перст, единый,
До того хороший!
Так необходимый!

Не тебя ли ищет?
Не меня ль жалеет?
Встречу ветер свищет:
«Светит, да не греет».

С ДОНЕСЕНЬЕМ
(Дорогой в Машутино, на связь)

Окаянная доля –
Одному за двоих.
Бойся леса и поля –
И чужих, и своих.

Грозовая обитель,
Заколдованный круг.
И наган-утешитель –
Твой единственный друг.

Но я в скорбной юдоли,
И в плену дышит май:
Непокорства и воли,
И любви через край.

Дольний мир жарколистый
Заклинает стеня:
И не выстынь, и выстой,
Не споткнись у огня!

Не утеха – неволя,
Полусон, полустон.
Глянь: у леса и поля
Беспечалье – резон.

Дерева не сдалися –
И листвы дождались.
Дотерпи. Помолися
В солнцезвездную высь.

Не прогневай наганом
Грозовитую тишь!
Под косматым туманом
Проскользнешь. Не сгоришь.


ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Григорию Савельеву
Загороженный ворогом путь,
Вдоль шоссейки – звериный чапыжник.
Стонет хрипло дорожный булыжник,
Пряча мины в разверстую грудь.

Тяжко дышим мы, глухо и зло,
Ковыряя корягой каменья.
Окаянная служба отмщенья:
Диверсант – подрывник – ремесло.

Время темное – полночь близка.
Завтра день мой: лишь птицы аукнут –
Стукнет двадцать мне, если не стукнут.
Защити нас, туманец леска!

Где-то матери наши сейчас?
Я-то знаю им нету покоя.
Пусть помолятся, дело такое, -
За себя, за Россию, за нас.

Дай им Бог! А на Плюсском шоссе –
Три часа – пригасают стожары,
Будят утро немецкие фары,
Дым и пламя, и грохот в росе!

Гоша лыбится: - Огненный пир:
Догорают ошметки машины,
Догулялись четыре вражины.
С днем рожденья тебя, командир!

ПАМЯТЬ
Льву Николаевичу Григорьеву, брату моему

Поле перейти не страшно ничуть,
Если перешел аль убит;
Но зато какую кромешную жуть
Русичу подбитому утро сулит.
Если ни патрона в нагане нет
И нога с ногой не в ладу, -
До чего ж он скор и черен, рассвет,
И светает прямо в беду!
Лев Григорьев

У тихого леса
Святое проклятое прошлое:
Горюнится лобное место,
Невинной полынью заросшее.

Роняет ракита,
Как гильзы, латунь сентябриную…
Забыто, забыто, забыто.
Зарыто. Заровнено глиною.

Ни рва, ни кровинки –
Все годами списано, сглажено.
Осинами стали осинки,
Лепечут: «Все мирно, все слажено.

Прихожий, прохожий,
Не стой, выстывая под тучами:
Не надо, не надо тревожить
Могилы глазами горючими.

Им выситься долго,
Их горького долга твое не касается…»
Но давнее – взяло! Отволгло!
Как ливень слепой разгорается.

Поляна за кромкой,
Как сердце седое – урочище,
Морозище, красный и громкий,
И шмайссера око хохочущее.

И эти осинки –
Прямые рядочком, одиннадцать,
И заступ в дымящем суглинке,
И ров. И нельзя отодвинуться.

И унтер хрипящий,
Как будто не он – нас, а мы его!
И рядом, ах, рядом до чащи,
И выход стенящий: - Мы з Кыева-а!..

И все. Темнотюга.
Ни боли, ни жара, ни холода…
Очнулся я: плакала вьюга
Разгневанно, истово, голодно.

И хлюпало глухо
В груди, рушником запеленутой.
И все повторяла старуха:
--Сказненный, а смертью не тронутый!

Скорбящее глядела,
Крестила усохшими пальцами:
--Пожуй – подходяще для тела.
В картошку б – солицы да сальца бы!..

И ладно ли, худо –
Творила она милосердие.
И тот, кто не верует в чудо,
Уверуй: дышу после смерти я.

И память – живая,
Бессонная, жгучая, длинная,
Стучится, взывая:
Поляна! Поляна полынная!

АВГУСТ

Озаренье. Смиренье. Прощенье.
Сожаленье о мае легко.
Далеконько-далеко цветение,
И снега далеко-далеко.

Кроме бед, что судьба наморочила,
Кроме ран незажившей войны –
Доброты и добра средоточие
Ни суда никому, ни вины.

Расстоялась погода, разведрилась –
День по чистому снегу хорош:
Даже самая малая ветреность
Не качнет отягченную рожь.

Даже белая тучка отчалила
С окоема в иную страну,
Даже зряшная горесть-печалина
Не нарушит в душе тишину.

Не нарушит: сомненье порушено –
Как вода над зеркальным прудом.
И под небом земля – не отдушина:
От хором до хоромины – дом.

Хоромина – домовина, гроб (псковск.)

ТВОЙ  ДОМ

Светлынью росной,
Полночью беззвездной
Под свист бурана –
Домой вернуться никогда не поздно,
Всегда не рано.

Он верен свято –
В зной и в стынь заката,
Он терпеливый.
Да и тебе твой дом – не с краю хата,
Ты – им счастливый.

Не в срок вернешься,
От сует очнешься,
В себя заглянешь,
К родному сердцу сердцем прикоснешься –
Кого обманешь?

Не кайся слезно:
«В жизни многоверстно…» -
Нет оправданья.
Домой вернуться никому не поздно
Без опозданья.


***
Дине Григорьевой

Улеглись дневные страсти,
Кроток буйный лог.
Месяц, будто чье-то счастье,
Ясен и высок.

Сыплет, щедро и лилово,
В воду пятачки.
Рядом сердца дорогого
Гулкие толчки.

От поздна до новой рани
Милосердный час –
Врачевать дневные раны
И не прятать глаз.

Полусонно, первозданно
Ждать зари земле.
Петь зорянке неустанно
В робкой полумгле.

Не туманясь о разлуке,
Месяцу гореть.
И твои лебяжьи руки
Мне дыханьем греть.



ТВОЙ  ДОМ

Светлынью росной,
Полночью беззвездной
Под свист бурана –
Домой вернуться никогда не поздно,
Всегда не рано.

Он верен свято –
В зной и в стынь заката,
Он терпеливый.
Да и тебе твой дом – не с краю хата,
Ты – им счастливый.

Не в срок вернешься,
От сует очнешься,
В себя заглянешь,
К родному сердцу сердцем прикоснешься –
Кого обманешь?

Не кайся слезно:
«В жизни многоверстно…» -
Нет оправданья.
Домой вернуться никому не поздно
Без опозданья.



***

 Я иду через покосы
Прямиком,
Я иду, простоволосый,
Далеко.

А вокруг меня давнишняя
Родня:
Бусы свешивает вишенник
С плетня.

У дороги дремлют вязы,
Вьётся хмель,
Над колодцем долговязый
Журавель.

Утро искры горстью мечет
На пруду...
Ничего, что мне далече, -
Я иду!

Сбудется

В солнышке нам не отказано:
Робко, да светится высь.
Что ж ты грустишь, Ясноглазая?
Что ж ты молчишь? - Раззвенись!

Не насовсем заметелила
Тёмная вьюга пути.
У соловьиного терема
Светлому лету цвести.

Кончится время морозное,-
Май, что далече теперь,
Явится рано ли, поздно ли,
В быль обернётся, поверь.

Всё, что задумано, сбудется,
Только бы сердцу гореть!!
Выйди скорей в многолюдицу,
Радость озябшую встреть!



***

В который раз одно и то ж
В который -
Течёт, цветёт, дымится рожь
По косогору?

Родимый край, в который раз
Июля россыпь?
Сто лет назад, вчера, сейчас -
На зорях росы.

Всё тот же галочий галдёж
Над придорожьем...
Так почему же не найдёшь
Земли дороже?

Так почему же холодны
Края чужие?
А здесь - дожди и валуны
И те живые.

И каждый высохший плетень
Певуч и волен...
Всё та же речь! Всё тот же день!
Всё то же поле!

Зимнее

Тычет в глаза безмолвная гладь:
Гори, пока не угас!
Ни обогнуть, ни обогнать,
Никуда не запрятать глаз.

Нага, холодна, как вир без дна,
С канюком седым на кресте.
Только она, одним-одна,
Куда ни метнешься - везде.

И два кургана светят на ней,
Точь-в-точь раскрытая грудь.
И вросших в землю глухих камней
Никакой зарей не вспугнуть.

Никаким костром, никаким огнем
Не размаять немой белизны:
И ночью, и днем, ни ночью, ни днем
Не размыкать до самой весны.

С ноября до чибисов глади стыть
На ветру, каленом как нож.
Ни позабыть, ни разлюбить,
Ни взять, ни отдать всю дрожь.


Она насовсем, она в тебе,
Душа под коркою льда.
И каждая льдинка в ее судьбе -
Твоя ледяная беда.

И каждая слезка в кротких очах -
Соленое море твое.
Причастись: веснеет в зимних лучах
Озябшее сердце ее!

***

Что же ты не светел,
Огонек в окне?
Полно! Тужит ветер
Обо мне.

Что же ты не светел,
Нет на то причин:
Я на белом свете
Не один.

Заиграй на тыне,
Тропку освети:
Мне сюда отныне
Нет пути.


© Copyright: Игорь Григорьев 5

***

Большой закат на вечер малый
Упал, горит на берегу.
И этот отзвук запоздалый
На черно-розовом снегу.

Такой родной и одинокий,
Которого бескрайне ждал,
Недосягаемо далекий -
Возник, исстаял, отрыдал

В лесах, как лед оцепенелых,
В сугробах, глыбких и немых,
На крыльях неба красно-белых...
Но не сгорел: затеплил стих.

***

Хорошо
Тишайшим полднем,
В желтизне теряясь тучной,
Отзываться
Сердцем полным
На призыв земли беззвучный!
Слушать
Листьев небылицы
И загадки
Без отгадки,
Со своей тропой сродниться
Без сомненья,
Без оглядки!

Местность

Рыжка-стежинка в горку течёт.

Речка вздыхает. Вброд переход.

Тронешь – из ледника слёзы-вода.

Над головою – жгуты –провода;

Мачты земли будто кара небес,

Сталью воюют и грозы, и лес.

 

Каждому пенышку в рОдном лесу.

Каждой былинке в стогу на мысу,

Помня жар-цветени первокрасу,

Я в своём сердце припевку несу.

 

Тут, без шапчонки, на резвом ветру,

Я обучался любви и добру.

Здесь научился у стойких берёз

Плакать без слёз и смеяться всерьёз.

 

Где тот малЕц, оголец-сорванец?

Сколько за ним отстучало сердец!

Сколько пред ним поустало друзей!

Сколько исхожено длинных путей

В ласке разведренной! в хмури твоей!..

 

И оттого мне глухой уголок –

Неба псковскОго линялый платок,

Горький дымок, перекрёсток дорог,

Отчий порог, запечаленный сад –

Жальче, тревожней, милее стократ.

 

Ты меня грела, стыдила, несла –

Кто б мне помог, если б ты не спасла?..

Пламя твоё мне дано и броня!

Ты ведь, как сердце, одна у меня.

Пробуждение

На свадьбах тешились давно ль
Налимы здесь да волки.
Уже крещенская юдоль -
Погода, кривотолки.

Февраль отголосил и стих.
Март накопытил рытвин.
Сугроб течёт, как белый стих,
Дыша прозрачным ритмом.

Невразумительны слова,
И образы тртевожны,
Но точны, точно дважды два,
Как завтра - непреложны.

Прощай, метельная праща!
Чуть жив от зимней неги,
Искря, стеня и трепеща,
Сосёт ручьишко снеги.

деревня Хмёр, Псковщина

***

Немы и пусты;
Знобкие поляны.
Голые кусты
Зыбки и туманны.
 
Над плакун-травой,
Над водой и мхами —
В синьке ветровой
Звёзды ворохами.
 
Полночь без луны,
Путь мой без дороги.
И ничьей вины,
Никакой тревоги.

Блудный сын

Была бесприютна погода -
Покров мокроснежил и дрог.
Так сталось уж: трудных три года
Я тут не ступал на порог.

Печального образа рыцарь
Каких только чуд не чудил.
В погоне за стервой жар-птицей
Ни песен, ни крыл не щадил.

По разным чужбинам шатался -
Скобарь, шантрапе ль побратим?
Измучился, Родине сдался.
И, пленный навек, победил.

Пред этим обиженным домом
Я плачу. Я снова рождён.
И пахнет знакомым - знакомым:
Позёмом да вешним дождём.

Из поэмы Колокола

ПРИПЕВ

Российскую сонь беспокоя,
С тех пор колоколец гудит -
Само торжество вековое,
Взблеск молнии в гордой груди.
И ты замолчишь, обновлённый,
На целую жизнь удивлённый.

Узришь: разъярённая грива
И "динь-дон" несут скакуна.
И в миг этот сбудутся дива
И высь распахнётся до дна.
И, мерин ли, ворон над полем,
Ты сможешь: ты воин. Ты волен.

Припомнятся были и сказки,
Припевки певуньи Псковы,
Мечей забубенные ласки
И плач безутешной вдовы,
Тягучие вопли набата -
Далёкого вольного брата.

Зальётся, по-русски бескраен,
Душа, переполнена вся:
Заходит, как в хату хозяин,
И кровь горячит, не спрося.
В нём ласка, укор и тревога,
Дорога, дорога, дорога.

Завьёт, заколдует с размаха
Нехитрый валдайский звонец.
- Ах, вещая пылкая птаха,
Да будет ли мчанью конец? -
А вихрь: - Это только начало:
В сторонку - кого укачало!



ГУСЛЯРЫ
(отрывок из поэмы «Колокола»)

Ты прости нас, честен колокол,
Вольный наш отец:
Сринет вниз, потянет волоком
Тебя стрелец.

Лишь разъяснит застень серую,
Снимут буйну с плеч.
Ты служил нам правдой-верою:
Скликал на сечь.

Лиходей едва заявится -
Бил тревожный глас.
Без тебя бы нам не справится
В погиблый час.

Под твои кричанья зычные
Гуливали мы!
Помнят вдовы горемычные
Плакун-холмы,

Без хозяев нивы-сироты,
Чужак в дому,
Веси срыты, клады вырыты -
В дыму, в дыму...

Ноне новость громом грянула:
Стольный князь велит,
Как взгорит заря багряная,
Тебя свалить,

От Псковы валдайским волоком
Во Москву везти.
Наш отец, сточтимый колокол,
Прости! Прости!

ВЕСНА

Ещё встаёт мороз на лапах длинных,
Но почкам - сроки:
Насторожились в стылых сердцевинах,
Теплеют соки.

Ещё хрустит стеклянная дорога,
Лаская сани,
Но холм дремучий - с солнечного бока-
Вздохнул в тумане.

Пока что небо не синее поля,
Лес однозвучен,
Но полны тихие ладони полдня
Теплом колючим.

И патриарх-сугроб у свахи-ели,
Души не пряча,
О ветреной зазнобушке-метели
Тихонько плачет

 Нежданный вечер

Угомонилась гулкая разлука,
Густой и долгий догорел закат.
И косари с распахнутого луга
Неторопливо по домам спешат.

Прозрачный сумрак ласково и влажно
Окутывает землю, ночь верша.
И кто-то в полусне запел протяжно,
И песне той отозвалась душа;

Отозвалась, раскрылась, всколыхнулась -
И самому не угадать себя:
Как будто снова младость возвернулась
И в грудь вошла, теплынью прознобя.

И любо жить, и боязно от воли,
И песня в полусне, и ширь во ржи.
И кажется, немое шепчет поле:
Дыши, люби, надейся. И сверши!


***

Поле молитву твердит наизусть,
В ней поднебесная грусть.
О Русь!

Солнце, и тучи, и ночи твои,
Травы, снега и ручьи -
Как соловьи.

Я их услышал, родившись едва,
Родины бедной слова:
"Буду жива!"

БОЛЬ

Светлый ангел, сестрица, скажите:
Догорит моя ночь хоть когда?
Длань на рану мою положите:
За окошком ни зги - темнота!

Горькой доли глоток - не бессмертья
Мне бы надо вкусить позарез!
Кроткий ангел, сестра милосердья,
Неужель я для смерти воскрес?

Неужель озноблённое сердце
Мне в заброшенной хате не греть?
Не избывшему крест одноверца,
О сгоревшей любви не гореть?

И, добыв -таки рифмы золОты,
Не валиться, счастливому, с ног?
Или верные други - заботы
На меня наложили зарок?

Неужели?.. Да выпеснишь разве
Все соблазны житейского дня.
Скорбный ангел, дарующий праздник,
Заругайте, засмейте меня!

Я согласен, согласен, согласен
Побрататься с тревогой любой,
Лишь бы не был мой голос безгласен!
Только б, жизнь, не разладить с тобой!

Чтобы петь на неистовом свете,
Разумея; бессменна страда.
Только б русскую душу на ветер
Не пустить - ни про что - в никуда!


***

Решись: распутье - не распятье
И не проклятье.

Душе захмаренной - раздолье
В широкополье.

Даль русская не наважденье -
Освобожденье.

Дерзни: бездомье, страх, усталость -
Такая малость.

Добро и зло - за вехой строгой:
Руками трогай!

***
Разлука-даль стихи слагает:
Уйти в зарю из шалаша!
И в том пути изнемогает
Моя бездомная душа.

Уже и утро пролетело,
Предохнуть бы у ручья.
Но хоть бы что душе до тела,
Она торопит: даль ничья!

Уже и вёрсты ночь итожит,
И телу бренному невмочь.
А вот душа изныть не может,
Ей никогда не изнемочь.

Она, как небеса, нетленна,
Её, как совесть, не унять.
Твердят: " Душа у тела пленна".
Кто у кого в плену - как знать?


***

Чем, берёзки, вы лето обидели?
Перемены в беспечном лесу!
Стало вкрадчиво в буйной обители,
Поднебесные выси - внизу.

Зашаманит крут сиверко к вечеру:
"Красно лето сгорело вчера.
Осень рядом. Сочувствовать нечему.
Вспышка цветени - лишь мишура..."

Пресным холодом густо пропитанный
Лес, как праздник отгулянный, пуст.
Над болотиной кустик ракитовый
Ронит лист, будто жалобу с уст.

Небо тучи сушить понавесило:
То их выжмет, заплакав, то вдруг
Рассмеётся по-летнему весело,
Кинув пригоршню солнышка в луг.

И земля, на Покров овдовелая.
Вновь затеплится от желтизны.
И смешается радость несмелая
С громкой грустью озябшей желны.

Вроде, большего нет и не надобно:
Ведь ты счастьем дышать занемог.
Но в распахнутом горле негаданно
Ворохнётся солёный комок.

Зажалеешь, сольёшься с окраиной,
А чего тебе жалко, Бог весть.
И у ног огонёк неприкаянный -
Колоколец - не может отцвесть.


***

Простодушно удружила,
Все сомненья - трын-трава.
Размахнулась, закружила -
Только кругом голова!

Замелькала пёстрой птицей,
Синекрылою звездой,
Стала кровом и криницей,
Позабытой бороздой.

Храмом, дальним и нежданным,
Льющим в душу тихий свет,
Беззаветным, безобманным...
Это здесь-то Бога нет?


***

Покойны жёлтые озёра,
Спокойны синие пески:
Они, как старость, без укора,
Они, как юность, без тоски.

Над ними льдела и кипела
И старина, и новизна,
А им до века мало дела -
Всё таже синь да желтизна.

Хоть друг, хоть ворог хлопни дверью -
Ни радостно, ни горевно...
А я не верю, я не верю,
Что всё на свете всё равно.

***

Бездонный берёзовый омут,
Совсем полонящий озон.
И раны житейские тонут,
И годы ничуть не резон.

Идётся свежо и шажисто,
Мечтается в полный накал.
И сам, захмелевший от свиста,
Бросаешься в майский кагал.

Ни вешки нигде, ни приметы.
Замшелая бедная даль,
Ты под ноги мне первоцветы
Кидаешь! Неужто не жаль?

Тихоня, зелёная буря,
Ой как ты добра и крута:
Плакучие руки лазуря,
Чуть что, не придержишь кнута.

За шиворот цапнешь простецки
И вжихаешь: "Вот тебе! Жжёт?.."
И тут же заботно, по - детски,
Пофукаешь: "Всё заживёт!

Здесь путь твой - ничуть не
прогулка,
Отсюда не пустишься вспять..."
И немо - и гулко-прегулко,
И знойно - и дрожь не унять.

То мчится листва - без движенья,
То замерла - крылья вразлёт...
Какое в тебе наважденье?
Какой колдовской приворот?

Ни края кругом, ни причала,
Как волны, кипят соловьи.
И нет ни конца, ни начала -
Лишь ты да щедроты твои.


***

Есть одна на свете правда -
Дню сожженья нет.
Как вчера и как сейчас, так завтра -
С нами солнца свет.

Тьмища не затопит никакая
Всех огней огня.
Не гляди так зябко, дорогая,
Не суди меня.

Гомон дня на вешний гимн похожий,
Как родник бегуч,
Расплескался, льётся в час погожий -
Что ему до туч.

Даже хмарь ясна. В её разливе -
Видишь?- блеск и смех.
Ладит август радуги на ниве
Всем, да не для всех.

Понимаю: догорает лето,
Что о том тужить.
Время вместо песни нашей спетой -
Новую сложить.

Сентябрины - для неё не сроки.
Вдох - не лёд в груди.
Не зови назад - не в песню строки.
Что там впереди?


***

Ненастье обескровило зарю:
Всё - сутемень, ни полночи, ни полдня.
Погоду не закажешь ноябрю -
Бери, какая есть, о вьюгах помня.

Бери и не вздыхай. И с тем иди.
Гляди и знай: далёко до ночлега,
И, может, только день всего до снега.
И вздохи - груз ненадобный в пути.

Пустые страсти ветром отряхай,
Себя и вёрсты мерь пройдённой мерой.
Тревожься, горячись, но не вздыхай.
Иди себе и, что дойдёшь, уверуй.

Пусть вьюгам - вьюжье: снежная страда,
Хмельные песни, холода шальные, -
Они не навсегда, они больные.
Ведь вьюги что? - Грядущая вода.


***

Глянь на меня без опаски,
Что тебе? Молви хоть слово!
Все хитроумные маски
Слова не стоят живого.

Выплесни грустную песню,
Помнишь? - про жёлтую осень,
Жаркую жаль поднебесью,
Журкам, дождям и колосьям.

Грудь ведь, как речка - закрайки
Льдеют в воде небегучей.
Смейся и плачь без утайки -
В сердце развёдрятся тучи.

Берёзовый сок

Мой родитель - чудила-поэт,
Песен целую торбу сложил:
ЧтО плакатов извёл на куплет,
ЧтО исчеркал свекольных чернил!..

Муза строго взимала оброк:
Ночь бессонну за рифму - на стол.
Хоть бы рупь сгонорарничал впрок.
Так и тешился - гол как сокол.

У чугунки, бывало, сидим -
Разоряется ветер в трубе,
Да за хутором волк-нелюдим
Забавляется - жутко себе!

Уговаривал батя меня:
- Ты зимы плакунов не суди,
Ты их слушай, испуг отстраня, -
Пргодится ешё впереди.

Вот и ветер, что ночь натрясла,
Тот же серый бродяга бирюк -
Дети стужи. Блажат не со зла:
Ненароком отбились от рук...

Март срывался с февральских удил,
Жахал синью в трескучий мороз!
И родитель меня уводил
В белолесок на праздник берёз.

БерестЯный корец подносил,
Приговаривал: - Сбылось, сынок:
Набирайся терпенья и сил,
Из пригорка родимого сок!

С чуда сока взмывал я, удал,
Не буян, да на песню не тих;
И коня - в партизанах - седлал,
И ретивый оседлывал стих.

Светлый отче мой! Время горит:
Стал я старше тебя - твой юнец.
Но безмолствует Муза... навзрыд.
Мне бы соку с пригорка корец!

Льву Григорьеву

Ты меня прости:
Без слёз тебя оплакал.
Умирали избы, ночь горела жарко.
На броне поверженной германская собака
Вскинув морду в небо, сетовала жалко.

Жахали гранаты,
Дым кипел клубами,
Голосил свинец в деревне ошалелой.
Ты лежал ничком, припав к земле губами,
Насовсем доверясь глине очерствелой.

Вот она, война:
В свои семнадцать вёсен
Ты уж отсолдатил два кромешных года...
Был рассвет зачем-то ясен и не грозен:
Иль тебе не больно, вещая природа?

26 сентября 1943г Насурино(Псковщина)

***

Насторожённый покой. Замирание...
В зыбкий туман, в застеклевшее озеро,
В зелень рукой неминучею вранена
Жёлтая грусть разгулявшейся осени.

Коростели никого не аукают -
Дальней дорогой за песни заплачено.
Только листве не смириться с разлукою,
Не разуверится сердцу горячему.

Полю косматому, как наваждение,
Гулкому лесу, притихшему месяцу
Грезится милых шагов пробуждение,
Отголубевшая молодость грезится.

Кажется, только прислушайся к полночи-
Лёгкие ноги о травы заплещутся!..
Осень своими причудами полнится,
Что ей за дело, кому что мерещится.

С горькой осины, со сладких яблонек,
С неба густого над зябкой левадою -
Падают листья, падают яблоки,
Падают звёзды.
Падают...
Падают.

***

Непролазь сумётами -
Нет на них креста -
Берега замётаны;
Стужа да троста.

Незачем над озером
По снегам брести,
Колющую прозелень
Согревать в горсти.

Спят кусты над кручею,
Снега холодней...
Стыну. Жду я лучика
В сутемени дней.

Всё ловлю за вьюгою
Вешний клич воды,
Всё брожу, аукаю:
Где твои следы?

Под звёздами

Да сколько ж их в колючей роздыми,
И как же скоро зацвели!
Крылатыми свисают гроздьями -
Точь - в - точь в цветущем льне шмели.

И все тихохонько качаются,
Роняя долу жёлтый хруст,
Озябших губ твоих касаются,
Чуть горьковатые на вкус.

Близёхоньки, совсем несказные,
И, не спрося, в полон берут.
Они зовут, и в путь указывают,
И зачинаются, и мрут:

Вот впереди мелькнула новая,
Вот зрелая оборвалась...
Притихла гладь семиветровая,
Дивясь на иневую вязь.

А путь обвит снежком, как росами,
А темь по - летнему густа.
И, может, в этой щедрой россыпи
Зажжётся и твоя звезда.


Беларусь

Говорят про тебя, что ты – Белая Русь.

Так ли, нет ли – судить не берусь.

Но тобой причастился , голУба,

И зажгла ты Руси однолюба,

Одарив неразменной казною –

Жаркой «Бульбой», утехой лесною,

Пригожуньей моею жадобной,

Простотою твоей бесподобной;

Приоткрыла лицо вековое:

Ни покоя, ни слёз – роковое.

***

Льют лиловые потёмки
Луговой настой.
От заката - полкаёмки
В тишине густой.

Буйнотравье будто вьюга,
Спящая в ночи.
Не докличутся друг друга
В пойме дергачи.

Не шело’хнется спросонка
Спеющая рожь...
Что, родимая сторонка,
Что ты стережёшь?


***


 Было поздно или рано
 Лес и озеро затихли.
 Или, может, не проснулись,
 Нежась в ласке голубой?

 Ни ветринки, ни тумана,
 Да и есть они — до них ли?
 Мы нашлись, к себе вернулись:
 Ты да я, да мы с тобой.

 Светом сумерки сочатся,
 Будто вишня великанья,
 До земли прогнулось небо
 От больших и спелых звёзд.

 Что слова? Не намолчаться!
 Не наслушаться молчанья!
 Мы нашлись — и, глядя в небо,
 Не скрываем наших слёз.

Непогода

Беспокойней, горше, жгучей год от году
Вижу - до ветринки - милость-непогоду.

Будто в ласку мая, в стужу окунаюсь.
Иль зову "что было"? Иль - что было - каюсь?

Ведь и так бывает: было, да не сбЫлось,
И не надо помнить, и не позабылось.

Вечером тревожным, знобким листопадом
Мы, боясь безлюдья, шли с тобою рядом.

Дождевые всхлипы в темноте чернели,
И молчали звёзды, и роптали ели.

Я и сам не знаю, что с тобой случилось:
Ты к плечу прижалась, робко мне вручилась.

Осветила душу звонким жарким светом!
Может непогода виновата в этом?

Непогода ль, темень - нам какое дело.
Разве мог я тронуть сдавшееся тело?

Всё оно звенело, как струна тугая.
В плащ тебя закутал, будто ты нагая...

Ты прочтёшь и бросишь: "Песенка уныла!"
Ничего, не кайся: ты ведь не любила.

***
 В такой большой, в такой ночи,
В миг долгожданного свиданья,
Вы пойте, пойте, дергачи, -
Ни мрака нет, ни увяданья.

Греми, немая благодать,
Ликуй, высокая равнина:
Твоя любовь не знает лгать -
Нагая плоть, как вдох, невинна.

Безгрешны спелые уста
В прикосновенье оробелом,
Мерцай, печальная звезда,
Всего одна на небе целом.

Очей озёр не омрачишь
Своей космическою дрожью.
Плещись, гуляй, вещунья - тишь;
Венчай, камыш, зарницу с рожью.

Ни горевания, ни бед
У этой ласки безобманной.
Есть только радость, только свет
Да чистый цвет в росе медвяной.

***

Густолистой роще в голосистом лете
Ласковый и тихий приглянулся ветер.

Залетел под вечер, крылья унимая:
"Без тебя, певунья, мне не будет мая!"

Шелестел и гукал, не жалея луни.
Отозвалась роща (до зимы ль в июне).

Насвистел зелёной сладких околесиц.
И зацвёл им липень - жар-медовый месяц.

Если мёд со хмелем - так бродить и горкнуть:
На крестинах август пляшет у пригорка.

Отгулял и - в небо с первой журавлинкой.
И осталась роща сентябрить косынкой.

Праздновать с дождями слёзно октябрины
Да тянуть ладони до углей рябины;

Помнить,как сулил мил не любить другую,
Как её зазимок пригревал нагую.

И роптать с поклоном в знобкую округу:
"Сватается ветер за белянку вьюгу".

Перед Россией

Я родине моей не изменял.
 Безрадостной полынью переполнясь,
 Я убивался с ней в глухую полночь,
 Но родине во тьме не изменял.

 Её беда — не наша ли вина? —
 Что, верящих в молчанье грозно ввергнув,
 Поверила она в лишённых веры.
 Её беда — не наша ли вина?

 Я к родине своей не холодею,
 Хоть крохобор мне тычет: «Дуролом!..»
 Пусть обнесён и хлебом и вином, —
 От зябкости её не холодею.

 Её ли суть — не дело ль наших рук,
 Что сыновьям на ласку поскупилась?
 Уж больно много гостя поскопилось.
 Её напасть — не дело ль наших рук.

 Я, родина, тебе не надоем
 Ни шумом, ни докучною любовью.
 Не знай меня, свети пока любому.
 Я подожду. Тебе не надоем.

<1942>, Псковщина

Воспоминание

Ошалев от листьев красных,
В заревой уйти туман!
Празднуй, око, сердце, празднуй:
Осень - правда, не обман.

"Осень, ветрена зазноба,
Золотая трын-трава,
Мы с тобой гуляем оба
На поминках Покрова.

Ты горюн-тоску остудишь
И спалишь красы изъян,
Не обманешь, не остудишь,
Дашь обнять цыганский стан!..."

Сочиняю, сочиняю,
Хмелен песенным вином.
Сердце рифме подчиняю,
Осень пляшет за окном!

С печки бабушка Васютка
Слазит: - Тоже мне поэт:
Лезть к цыганке!-вздумать жутко:
Одурел в пятнадцать лет?

Ну, твой батька - гибло дело:
За стихи ему б - дрючка!
А куда ж досель глядела
Манька-мать, моя дочка?

Ну их, вирши, - думку с дымкой,
Не транжирь карандаши!.. -
Невдомёк карге любимой:
Песни - дар её души.

***
Сник тростник. Испиты соты.
Песни лета отбренчали.
У тебя - свои заботы,
У меня - свои печали.

У ночИ - одна поблажка:
Проморозит сердобольно,
Ей без солнышка не тяжко -
Неживым ничуть не больно.

Ну а нам-то, тёплым, сущим,
С гулкой дрожью в чуткой коже,
В бездорожной тьмище-тьмущей
Быть-то как же? Делать что же?

Время воли, света, смеха
Утекло в тоску заката.
И сквозит в душе прореха,
Мне уже холодновато.

И тебе ничуть не лучше:
Пристывает к сердцу слякоть.
Отнимают небо тучи.
Так и хочется заплакать!


***

Сушь - земля сырая,
Горькие укоры,
На тебе сгорая,
Жгут тебя моторы.

Тишь твоя отпета
Яростным оралом,
Слышишь?.. - Нет ответа
Ни в большом, ни в малом.

Только дрёму будит
Жаркая остуда.
Загляделись люди,
Позаждались чуда.

Никуда не деться,
Верить неизбывней.
И врачует сердце
Обещанье ливней.

Накипают стыни,
Пригинают ветры,
Да в печали синей
Тужат километры.

Смотрят раздорожья
Вкрадчиво и добро,
Чтоб горячей дрожью
Садануть под рёбра.


***

Горемаятная родина,
Горемаятные мы:
На пустых холмах - болотина,
На болотине - холмы.

Или вера сгнила начисто?
Или верится до дна?..
Даже пляшется как плачется:
Плач - под пляску, мать родна!

Да когда же нам наплачется:
Во пиру судьбы-тюрьмы?
Неужели не отважиться,
Встав, напомнить: кто есть мы!


Горькие яблоки

На доброй пашне, в широкополье,
Олешник вымахал да лоза.
В саду крушиновое раздолье
Глумится в горестные глаза.

Тропа лосиная, сыроежки,
Разлопушился вовсю репей.
Как непогашенные головешки,
Шныряет гуща тетеревей.

В тени цикута - пьянее, глуше;
На взлобке лысом - солнечный гнёт.
И вдруг тебе, как смутную душу,
Чащоба яблоню распахнёт.

Узнал? Припомнил босое детство?
Сад в белом смехе, в обнимке нив -
Совсем не чьё- то, твоё наследство,
Тебе завещаный белый налив.

Простую радость, прильнувшую к дому,
Бери, бывало, хоть из окна.
Тебе, тебе - никому другому,
Тебе была вручена она...

Ручей зачахший. Замшелый мостик.
Крыльцо - два камня по старине.
"Я рада, здравствуй! Надолго в гости?
Ну, как жилось - то на стороне?

Чего ж срываешь ты шишки с ели?
Я зла не помню: добра не жаль.
Ведь снова август, плоды поспели:
Иди, бери же мой урожай".

Пылает полдень, а мне морозно:
Как в суд с поличным вдруг привели.
Не надо, сердце! Ещё не поздно
Просить прощения у земли.

Вечер

В полумраке синелапом
Гаснет день у рыжих прясел.
Тихий вечер красным крапом
Серы облаки окрасил.

Завлекательней гармоник,
В дымной дрёме чернотала
Голос пробует шелонник -
Сизогубый запевала.

Голубеюща прохлада -
Словно сбывшаяся небыль...
Ничего душе не надо,
Кроме родины и неба!

ВИШЕНКА

Маем ласковым горько обижена?
Кипень - платьем не очень бела?
Что же ты загорюнилась, вишенка,
От подружек в сторонку ушла?

Всем им просто цветётся и песенно -
С ветерками шуршат на заре.
Ты одна пламенеешь невесело,
Будто белый пожар на бугре.

Сквознячка не приветила вешнего,
Льётся грусть из - под строгих бровей,
Ждёшь кого - то иного, нездешнего?
Иль не можешь забыть суховей?

Я ведь знаю: ты мне не доверишься,
Не откликнешься сердцем ничуть.
Но люблю у высокого бережка
В чистом пламени жарко взгрустнуть!

Всё горит над забытыми крышами
В несказанной печали лицо...
На мою невозвратну Вишенку
Ты похожа, горюн - деревцо.

***

Звездопада Августиновна - ночь
И во сне глубоком воздыхает:
Любит и жалеет, быль не хает
И зарёй готова изнемочь.

Неулыба Краснолесьич - бор
И в угрюмой думе беспечален,
Жизнью к зЕми-матери причален,
Не минует чащу приговор!

Перекрёсток Большакович - путь
И в полночной бездне верен Богу:
Указует по звездАм дорогу,
Лишь бы не споткнуться как-нибудь.

Урожай

Увенчанных яблонь истома,
Как солнце, - всё выше солома.

Суслонов златые охапки,
И скирды, и копны, и бабки.

Комбайна возвышенный рокот,
И стада, и тракторов топот.

И люди, как песни, на пОле.
Мозоли, мозоли, мозоли.


***

Земля пофасонила малость,
И с маем - в цветник молодой...
Куда её хмурь подевалась! -
Наверно, сбежала с водой.

Сплыла, растопилась... не надо:
О стуже забыто.
              Забудь.
Денёк-то сегодня - отрада
И даже награда чуть-чуть!

Над всякой живинкой Светило
Являет свою правоту.
С черёмухи ветер -кутила
Срывает тишайше фату.

Врываются в самое небо
Монахи-стрижи озорно.
И нежит, могуче и немо,
Раскрытая пашня зерно.

Поёт, заходи, медуница:
"Я землю, люблю, голублЮ..."
А мне всё равно не решиться
Склониться к любимой:
-Люблю!

Май 1945 года

             Александру Паркаеву

Пробилась на свет, затопила курганы
Такая большая трава;
На зорях гривастятся росы-беляны.
О, если б не хата-вдова!

Ей спится привычно, ни шатко ни валко:
Ни пир не тревожит, ни пост.
Ей годы пророчит кукушка-гадалка,
Её превозносят до звёзд.

А день ничего себе: точен и прочен,
Всему свой и срок и черёд.
Здесь даже осиновый тын у обочин
Что может от жизни берёт.

Он крохотки-корни земле загрубелой
Доверил. И сжалилась мать -
Зажгла, одарила листвой оробелой,
Торопится свадьбу сыграть.

На тын взгромоздившись, петух горлопанит -
Куриного стада глава,
Шумит, как форсистый подвыпивший парень,
Которому всё трын-трава.

А солнце падёт - ни единой минуты
Зелёная ночь не смолчит:
В высокой осоке и рьяно и люто
Зовут дергачих дергачи.

Весь ласковый мир веселО-виновато
Поёт, не давая заснуть.
И родина, если б не вдовая хата,
Была бы не горькой. Ничуть.

В метельную ночь

С ветром, тёмным и косым,
Воет волк, безродный сын:
Некого любить бродягам, -
Злобятся во все басы.

Стонет снег, набрав разгон:
"Сгинешь в поле, не урон;
То-то холодно и слёзно,-
волком плачь, бей поклон!"

-Не резон поклоны класть,
Мне б нацеловаться всласть!
Иль забыла - кто тебе я,
Разлюбезная напасть?

БЕРЁЗАМ ОДА

Берёзоньки, я вас ли не люблю,
Златой ваш лист, целующий мне ноги?
Не я зажёг его, не я спалю,
Всегдашний путник на большой дороге.

Рождённый и захваченный землёй,
Её крутой неодолимой властью,
Обласканный слепой волчицей - мглой, -
Тревога безучастному ненастью.

Я ль против листьев - ваших сыновей,-
Моей братвы, сгорающей и ясной?
Идущему любить ли ветровей,
К зиме самодержавный, да напрасный?

Не я по листьям, нет, - октябрь прошёл,
Безжалостный судья - природы шутка,
Одетый в вашу кровь - в багряный шёлк,
Целующий вас красочно и жутко!

А я как вздох: всего-то лист златой,
Захваченный предзимней непогодой,
Настигнутый холодною пятой,
Склоняюсь к вам, берёзы, с тихой одой.


***

Я помню горестную ночь,
Тротила адскую работу,
Вконец измученную роту,
Невластную земле помочь;

Сорвавшуюся с цепи смерть,
Бездомных беженцев, обозы
И тучи лютых бомбовозов -
Огня и крови коловерть;

Совсем последний эшелон,
Крин паровоза, крик прощальный, -
Последний, долгий, погребальный;
Оставленных бездонный стон.

О как был черен тот рассвет,
Когда на русском полустанке
С крестами зарычали танки:
Пощады нет. Спасенья нет.

Я вижу, вижу, как сейчас,
В дымище бурую лавину,
Чужого рыжего детину,
Его налитый кровью глаз.

Метались люди, как в бреду,
Рыдало солнце в низком небе,
Плясал огонь в созревшем хлебе,
Рубили яблоню в саду.

Цвели поля - всё прах и тлен,
Был тихий кров - торчат лишь трубы,
Любило сердце, пели губы -
Теперь кругом тоска и плен.

Умолк до времени напев.
Остался в сердце только гнев,
Непримиримый, жгучий, грозный, -
Враг это понял слишком поздно.

И мне мерещится доныне
Ребёнок, втоптанный в песок,
Забитый трупами лесок,
Распятый дед, как бог, на тыне.

Они велят:
- Ты расскажи,
Как бушевали сталь и пламя:
Пусть сохранит бессмертно память
Всю боль, всю маету души.

Чтоб смерч не отнял тишины,
Пусть видят люди, помнят, знают,
Да никогда не забывают
Они об ужасах войны.


Домой

Сарайчик неструганный: станция.
-Земляк, до Посёлка подбрось!
-Пошагивай, чтО тебе станется,
Кобыла не "Волга" небось.

Погода, как видишь, горЯченька:
Потопай, прогрейся насквозь.
И кто его выдумал, дачника?
С чего это вас развелось?..

И вот я, как было предложено,
В зелёном июльском костре
Шагаю песчаной дорОжиной
Навстречу двуглавой горе.

С боков то пшеница нечастая,
То тёмный прилив ячменя,
То куколь - травинка злосчастная
Спокойно глядит на меня.

Колосья кругом не пудовые:
Сам-восемь пока урожай.
Ручьи как ручьи, не медовые,
А мостики - вброд объезжай.

Тихохонько плёскает О сердце
Нехитрой запевкой кулик.
Нежданно-негаданно озерце
"Остынь, торопливый!" - велит.

А в дрёме земной - неуеминка.
И спорок размашистый шаг...
И вот уже - джаз из приемника,
И дедова хата, как флаг!

Вьюнков-старожилов бессонница, -
Всё вьются, как вились давно;
И в сенцах - кислинка, как помнится,
И с той же подковкой бревно;

И тишь как соломинка ломкая,
И - по три соседки в окне.
И ахает, крепко челомкая,
Родня, незнакомая мне.


Руки

Здесь торчали пни уныло,
Запустенье долго жило...
Нынче глянуть любо-мило:

Пятистенок на горушке;
Под окошком две елушки,
Будто сверстницы-подружки;

Протянулись к речке гряды,
Встали вишни вдоль ограды,
Как скворчата, солнцу рады.

В чистых горницах порядок,
Аромат из печки сладок;
И зажиток, и достаток.

Руки у хозяев хаты
И черны, и клешневатя,
В выходной, - как виноваты.

Но светла ты не речами
И не белыми ночами,
А мужицкими плечами;

И красна не петухами
Ты, изба, не пирогами -
Работящими руками.


По душам

        Тимофею Егорову

Товарищи лесовики,
Побратимы, -
Мой виды видавший отряд!
Не слышно поэм, о которых ретиво
Божился вам пишущий брат.

Вчера мне в письме сам Егоров, наш батя,
Про ваш разговор наказал:
"Быстрёхонько в гору наш песельник катит,-
На модный мотив заплясал.
В деревню заглянет - не пахарь, а дачник -
Гостюет в родимом дому.
Божился, да, видно, разжился, удачник.
Известность! Да нас ли ему. -
Вздохнули:
         - Сложиться б!..-
Рукою махнули:
-И этот - в кусты от своих..."

Мне ваши слова, как свистящие пули:
К земле пригинает от них.
За горькую правду не очень судите:
Да здравствует стих без прикрас!
За рифмы глагольные грех отпустите,
Как раньше прощали не раз.

Мы все на виду ночевали у смерти.
Огнём крещены и мечом.
И я не забыл обещанья, поверьте,
Как вы, - не забыл ни о чём.

Всё помню немую работу разведки.
Полёгших безусых солдат.
Под сердцем моим пулевые отметки
Доныне к погоде горят.

Доныне осколок немецкой гранаты
Мне спать на спине не даёт.
И тяжкий валун над могилою брата
Сжимает дыханье моё.

Нет! Я ничего не забыл, хоть и рад бы
О многом, что знаю, не знать.
Доныне призыв нашей дАвшишней клятвы
Случается мне повторять:

За правое дело, - хоть в пепле, хоть в плене, -
Клянёмся стоять до конца:
Скорее умрём, чем падём на колени,
Не дрогнем, не спрячем лица!

А вы, побратимы, её повторяете?
Не забываете?
Припоминаете?
Не остудили горячие ваши сердца?


Краснозорье

Вскипал рассвет, яснЕл,
Певучий, как звезда,
Лил красный тёплый снег,
Лучил медА,
Плыл, розов и лилов,
Тёк, бел,
Рыжел, огнеголов,
Теплел, дышал, желтел,
Мчал, весел и пригож,
Ну до чего ж хорош,
Точь-в-точь - малыш-крепыш.

Он был как птица -жар,
Как неразменный дар;
Тревожил соню-тишь,
Зрелил, румянил рожь,
Поил зарёй овсы,
Сытил озёра трав.

У каждой полосы,
У всякого двора
Он пел одно и то ж:
-Пора, пора, пора!
Я здесь не для красы.
Я к вам - не для забав:
КрАтки мои часы,
Мелькну, сгорю стремглав.
Берись вовсю - найдёшь
Отдай - сполна возьмёшь!

Крут у рассвета нрав:
Он жалости не знал,
Он всё и всех будил, -
Кто сны не доглядел,
Кто не охоч до дел;
Он всем одно твердил:
-Вставай, уснувший мир!

Как строгий бригадир,
В любой стучался дом:
Не скрыться никому,
Не деться никуда.
И солнце над селом
Взывало красным ртом:
-Страда! Страда! Страда!


Погост Жаборы

Жаборы, как жабры без воды, -
Жаборы, где Русь меня крестила!
Ямы, рвы - нашествия следы.
Мать -земля. чего ты нам простила?

В речке Узе - сладости полей -
От сухмень-печали недороды:
Ни прозрачных струй, ни головлей.
В чьи моря сбежали наши воды?

Скручен стрежень. с донышка песок
Нагишом: тростиночки не светит.
Источил плотину чей брусок?
Резвы рыбы в чьи попали сети?

Памяти усопшие места.
Детям бедовым не до погоста.
Нищая церковка без креста.
Неужель на свете всё так просто?

Здесь мой дед и бабка - кровь-родня,
А не здесь, так там, твои и наши,
Скорбно дожидаются меня.
Иль кого сия минует чаша?..

Не людская - тустороння тишь.
И не знамо, хорошо ли, худо,
Что грехи нам прощены...покуда.
Ну, а завтра? Вдруг да не простишь?


Твой дом

Светлынью росной,
Полночью беззвёздной
Под свист бурана -
Домой вернуться никогда не поздно,
Всегда не рано.

Он верен свято -
В зной и в стынь заката,
Он терпеливый.
Да и тебе твой дом - не с краю хата,
Ты - им счастливый.

Не в срок вернёшься,
От сует очнёшься,
В себя заглянешь,
К родному сердцу сердцем прикоснёшься -
Кого обманешь?

Не кайся слёзно:
В жизни многоверстно..." -
Нет оправданья,
Домой вернуться никогда не поздно
Без опозданья.


В снегопад
      
        Фёдору Абрамову

Вы видели кукушку на снегу?
Вы слышали раскатистую птаху,
Как будто голову кладущую на плаху,
Когда другие птицы ни гугу.

Когда апрель с морозом заодно:
Притих, забыл своё предназначенье.
И стонет, тонет голубое пенье,
Ложась на зимнее зияющее дно.

Так не бывало: валит снегопад,
И огневеет ломкий клич кукушки -
Как будто разгорается набат
На голой обессоченной макушке.

И немо вопия, взметнул старюка клён
Кривые руки к серому восходу:
"Даруй, апрель, зелёную погоду!"
Но глух апрель - куржою убелён.

И снег лежит. Не хочет плакать снег.
Хохочет снег:"Сожги меня попробуй:
Прохоложу - не запоёшь вовек!"
И кроет землю белою хворобой.

Да, не до песен тёплому комку
В тисках у холодюги -великана.
Но твоему горящему "ку-ку"
Уже поверил юный лес, Весняна.

Веди, буди от ледяного сна -
Земля должна, земля ещё задышит.
Зови, бедуй: тебя поймёт весна
И солнце огнепёрое услышит!


Жажда

Да уж въявь ли всё? Не приснилось ли?
Может, померещилось?
Задарила своими милостями,
Огнецветами древ трепещущими.

Протянула руки старанные,
Нацедила живого холода,
Расстелила брусничники самобранные:
Не знай ни жажды, ни голода.

Эта притуманенность щемящая,
За душу ласковостью хватающая,
Эта распахнутость, по-детстки стенящая,
Как девятый вал, налетающая,

Как глубища пятисаженная,
Кипящая, непроглядная,
Как любовь моя несожжённая,
Неусыпная радость безотрадная.

Забедуешь! А ельник с веселинкой
                угрюмчивой
Приголубливает: слюбится, привыкнется.
И так отзывчиво в чаще задумчивой:
ЧтО аукнешь, то и откликнется!

Увяданье дышит песней стоустою,
Светит неостудимой проталинкой...
Пить бы взахлёб, без устали
Губы твои с рыдалинкой.

Вымерить гати заиленные
И холмы крутосклонные,
ВЫходить стежки с развилками да
                извилинами,
Вышагать трассы бетонные.

Всё бы обнять до малости:
И полыни твои, и солнышко.
Всё бы отдать без жалости,
Высеять до последнего зернышка!

19-21 августа 1953, Псковщина


***

Частый дождь с утра зарядит
И неделю не проходит.
Бабка просит-богорадит:
-Боже, скоро ль распогодит?

Дед бранится: - Окаянный!
Без отдышки лупит-цедит.
Не большак - кисель овсяный;
До потёмков не доедем.

Целый день ревут машины,
Надрываются моторы.
Лужи, тучи, луговины...
Есть колёса, нет опоры.

Пусто,сумеречно, зябко.
Нескончаема дорога.
Жаль дорогу, осень, бабку...
Если б солнышка немного!

1940-1964


***

Дождливо дремлет жниво,
Певуче зябнет плес.
Негромко и лениво
В деревне брешет пёс.

Всплакнула совка-сплюшка,
Пируя у стожка.
Рукастая опушка -
Огромна и тяжка.

Сбрелись - подрогнуть - стужи
Вкруг лунного костра.
Позванивают лужи,
Землица и листва.

Мне боязно немого
Страшилы-пустыря.
Нет ничего такого,
Чтоб бить подмётки зря.

Да вот как стражу сини
Не перестать блукать:
Молить глаза пустыни
И стужу миловать...

Горяч, как поединок,
Да чем же ты согрет,
Нагой скупой суглинок?
И впрямь теплее нет?

!940-1978



Сон о доме

Мы теперь
        на самом краю
Мы - это я да мыши.
Весь я совсем не топлен стою.
Ты, хозяин, не спишь?
Ты меня слышишь?

Ну какая это компания -
                мышь?
Куда ни шло, хоть бы кот захудалый...
Ох, батька беспечный, ты вроде храпишь?
Устал, говоришь?
А я - не усталый?

Зачем-то удумал: "Не надо избы!"
От своих воротишь скоромное рыльце?
Ведь дрыхнешь!
             А мне от горькой судьбы
Никуда не уйти,
Некуда скрыться.

Сегодня как раз
               день именин;
Поневоле заплачешь с такого веселья:
Десятый год,
Как стою один,
С твоего столичного новоселья.

Не признаешь меня?
Я - твой дом,
По-старому то есть - судьба-опора.
А тут бригадир стращает:
                "На слом!"
Подо мной, вишь, сотка земли
                без призора.

Я-то не робкий,
              да трусь не трусь,
А понимать положение
На-ада:
В одиночку долго не продержусь,
Пропаду через год-другой без догляда.

Сам посуди:
На полах мокреть,
Крыша-то
         в девяти местах прохудилась.
Ты уж прибудь свой кров осмотреть.
Сделай такую милость!

Хотя ко мне
           заросли пути,
Хоть бузина разбузилась Окол,
В деревне меня ухитрись найти
По кривой трубе,
По окнам без стёкол.

Как, значит, нагрянешь,
                промчи лесок,
Потом в кругосклон покарабкайся
                малость.
Три шАга -
И ступишь в золот-песок
(Аль забыл, как в нём медово игралось?)

Отсель до меня подать рукой.
Не дюже заманчив стал,
                не скрываю.
А каков стоял,
Был я какой:
Не из последних, да и не с краю!

Да вот
      соседей моих и друзей
За бутылку
И сотню мятых рублевок
Пожгли на дрова, где Сам - ротозей.
Перетянули в город, кто ловок.

Признаться,
          и я с такой маяты
Готов очистить землю хоть ноне ж,
Да вот всё думаю:
Как же ты?
Где без меня главу приклонешь?



Переход
      
      Тимофею Егорову

У кромки старуха-осина
Хохочет, хохочет навзрыд.
Вязка ты, псковская трясина, -
И лось не опустит копыт.

К тебе и глухарь отощалый
По клюкву не смеет летать;
Кабан - вездеход одичалый -
Обходит пропащую гать.

Здесь - прямо, и справа, и слева -
Стоглазая целит напасть,
Бурчит её чёрное чрево,
Разинута красная пасть.

И нету нам выбора. Нету.
И можешь не можешь - иди.
- Что встали? Да лужишку эту...
Ой, мама, да в ей до груди!..

Глумится ноябрьская стужа,
А избы, как май, далеки.
-Подсумки притягивай туже:
Патроны мочить не моги!

-Эй, зяблики, грейсь от заката,
Лечебных грязЕй не корить...-
Да кто ж вы такие, ребята?
Да как же России не быть!

Ноябрь 1943, Соколий мох (Псковщина)


Путь

Не злее моя дорога
Людской. А не пух да шёлк.
Не кроюсь: продрог немного -
Всю жизнь нараспашку шёл.

А жизнь длины подходящей,
Хоть и не всех длинней, -
Потопай с моё, сидящий:
17100 дней!

Не крепче других мотало
Меня. Но бывало всяк:
Хлебнул огня и металла
И пять штыковых атак.

Сполна и любил, и верил,
И брал, и платил, что мог.
Перед озябшими двери
Не запирал на замок.

И странно, и горьковато
Оглядываться назад:
Была иным твоя хата
С краю, старый солдат.

Поёживаюсь, вздыхаю
И говорю наперёд:
-Что ж, ладно - с краю так с краю.
Переболит. Пройдёт.

И если хмурая осень
Нашлёт на тебя холодА,
Прохожий, милости просим:
Мой дом не закрыт никогда!


Буря

Разгуделась придорожная струна
Поразохался корявый березняк.
Ой, душа моя, родная сторона, -
Засугробленный ухабистый большак.

На отшибе сиротеет деревцо,
Горько горбится часовня на юру,
Хлещет снег разбушевавшийся в лицо,-
Стынут жаркие просторы на ветру.

Здесь ворОны оголтелые кричат,
Кружат коршуны, бросая сердце в дрожь
Ошалелый, неуёмный снегопад,
Наше солнце всё равно не заметёшь.

Не сумевших от беды тебя спасти,
Мать-отчизна, полонённая врагом,
Ты прости своих сынов! Прости! Прости!
Для тебя на всё готовы:
Мы идём!

12 декабря 1942 года Локня (Псковщина)

У причала

Старый отче,тёплый берег,
В пору трудную
Не заждался? Не отверил
Сыну блудному?

Хоть не ранницей - под вечер,
Вот... причаливаю.
Не взыщи, хвалиться нечем
Опечаленному.

Коль признаться между нами, -
Не прославился.
А геройством и чинами
Отзабавился.

Не серчаешь? Вот и ладно.
Почеломкаемся!
Дай обнять тебя, прохлада,
Радость ломкая!

Что молчишь, сестра-беляна -
БерезИночка?
Накрывай на стол, поляна,
Как же Иначе?

Синь бездонную псковскУю
Всю не выплакала?
В светлом сумраке тоскуя,
Песню вЫкликала...

Сеет месяц сизый пламень -
Блеск и сажица.
Мягко-мягко, плавно-плавно
Осень вяжется.

В грудь непрошено стучится
Грусть длиннущая,
Чу! Волчат зовёт волчица
В чуткой пуще.

Выдра плещется, русалка ль
Одинокая?
Щука - в заводи, как палка,
Тигробокая.

Под волнами, под веками -
В дрёмной прозелени
Спит горюн Вороний камень
В Тёплом озере.

Свет-князья и чернь-мужланы
Смолкли, выпеснились.
Отболели злые раны,
Слёзы выпреснились.

Тихий брег в туманной дымке,
Лежень ласковый,
Распечаль, размыкай думки
Складкой-сказкою;

Ставшей сказкой, вещей былью -
Доли мерою,
Я, рождённый русской болью,
В правду верую.
1951

***

Двадцатый век с десятым веком
Живут бок о бок, не тужа:
Моторный смех над Чудским брегом,
Глуши косматая душа.

Что ни распутье, то распятье,
Что ни распятье, то прогресс.
Благословенье и проклятье,
Как близнецы похожи здесь.

Холмы, низины, буераки,
Дорога - чёрт её завил,
Столбы - извечные бродяги,
Антенны ввысь, как зубья вил.

Их музыка слышнее хлеба,
Их копий стари не унять.
Грозят Земле? Свергают Небо?
Кому же знать? Кому же знать...

Воспоминание

Ошалев от листьев красных,
В заревой уйти туман!
Празднуй, око, сердце, празднуй:
Осень - правда, не обман.

"Осень, ветрена зазноба,
Золотая трын-трава,
Мы с тобой гуляем оба
На поминках Покрова.

Ты горюн-тоску остудишь
И спалишь красы изъян,
Не обманешь, не остудишь,
Дашь обнять цыганский стан!.."

Сочиняю, сочиняю,
Хмелен песенным вином, -
Сердце рифме подчиняю.
Осень пляшет за окном!

С печки бабушка Васютка
Слазит: - Тоже мне поэт:
Лезть к цыганке! - вздумать жутко:
Одурел в пятнадцать лет?

Ну, твой батька - гибло дело:
За стихи ему б - дрючка!
А куды ж досель глядела
Манька-мать, моя дочка?

Ну их, вирши, - дымку с дымкой,
Не транжирь карандаши!..
Невдомёк карге любимой:
Песни - дар её души.


Омуты


        Ивану Шевцову

Молкнет, хоронится ночью
Живность дневная окрест,
Воплю лешажьему волчью –
Рупором выстывший лес.

В заводи, чёрной как деготь,
Грузно полощется сом,
Воду сгущённую трогать
Боязно мальцу веслом.

Яростно в тонкое днище
Ломятся лапы коряг.
Мокрой глухой бородищей
Шапку сшибает бредняк.

В уши пугливую небыль
Сеет сторожкий камыш.
Омут от звёздного неба
Только рукой отличишь.

Сердце толкается гулко,
Зябким жарком обдаёт:
Качкая дедова «тулка»
Часто осечки даёт.

Рявкает ночь от дуплета,
Щёлкнул взведённый курок…
Хоть не убыстришь рассвета –
Вспугивай тьму, паренёк!

***

Мой бедный лог, осенний лог
За тьмы изломом
Не будет, как бы ни продрог,
Холодным домом.

И что с того, что ни листка
Над гребнем сизым:
Травы зелёная тоска -
Ненастью вызов!

Мне никогда, мне никогда
В час непогожий
Не станет стылая вода
Змеиной кожей.

Пускай всё плёсо на ветру
Шипит и вьётся.
Но ввечеру иль поутру
Заря прольётся.

И потеплеют холода,
И тихо станет.
И хорошо, а не беда,
Коль друг обманет.

***

Живёшь...и вдруг увидишь:
Тебя здесь больше нет.
Поклонишься. И выйдешь
Из дома в белый свет.

За дверью - море мрака,
Метельная беда.
Пройдёшь четыре шага,
А сзади - ни следа.

Зиме какое дело,
Что всё твоё тепло
Осталось в хате белой.
Зима гуляет зло.

Ни звать, ни знать не надо,
Кто прав, кто виноват -
Ведь нет тебе возврата,
Дороги нет назад.

В седом пожаре вьюги
Кричат зальделым ртом,
Заламывает руки
Тебя прогнавший дом.


***

Покров гостюет в захолустье,
Знобит раздетые кусты.
Не запоясаться от грусти,
От журавлинной маяты.

Хоть рассквозись, хоть разжалей  -
От сирых нив не уберечься
И на распятье не отречься
От засыпающих полей.

Простор обнимет и обманет,
Заставит вжаться в города.
Так что же, что несёт и манит
Тебя сюда, тебя сюда?

Какою неизбывной верой
Заогневеет вдруг душа,
Когда в дали, пустой и серой,
Всплеснётся трепет камыша.

Проглянет небо и прольётся
Пречисто на свинец речной.
И ветер - не цепной - ручной,
Листвой играючи, завьётся.

И всхлипнет хмарь: "Печаль отринь:
Ты дома, ты уже безгрешный,
Как в рани - кроткий, свойский, - здешний,
И на сердце - не стынь, а синь!"

***

Не шелохнется, не встрепенётся
Отгулявший своё полынок.
Никого - ни синицы, ни солнца,
Только тлен торжествует у ног:

"Ясноглазые угли ослепли,
Отроняли горячую дрожь:
Ни огнинки в заиненном пепле,
Не надейся, костра не зажжёшь.

Не задышат холодные травы,
Отлюбили, отверили в май.
Журавли покорённые правы:
Допивай, допевай, улетай.

Поаукает память скорбяще
И ударится грудью о лёд:
Слышишь, в пенной безропотной чаще
Стужа синие песни поёт?

Видишь, в скошенном, в скованном поле
Сумрак тёмные точит ножи?
И уже ни заботы, ни боли
Горицвету у тёмной межи..."

Лес распахнутый, лист отзвеневший,
Птицы смолкшие - сердцу родня,
Я люблю этот мир земеревший,
Ожидающий красного дня!

Первая любовь

          На то она и первая любовь,
          Чтобы за нею вслед пришла вторая.
                Ю.Г.

Первая любовь
У всех
      одна.
Ясная,
Высокая она,
Как в потёмках полная луна:
Лишь себя не видит -
Всем видна.

Щедрая и добрая,
Она
Жара животворного полна.
А что зябким душам не дана,
В этом вовсе не её вина.

От неё - начало всех дорог,
Без неё - кончина всех тревог.
Первая любовь
            всего одна.
Помните:
Последняя она.
1952

Великая

К тебе придёт рассеянный турист,
Взберётся на карниз известняка,
Посмотрит равнодушно сверху вниз,
Холмистые окинет берега,
Пожмёт плечами:
              "Ты невелика,
Хвалёная Великая река"

А я с воспоминанием вдвоём
На берегу твоём стою без слов.
Не нагляжусь на чистый окоём,
На стену поседевших плитняков.
На псковских синеглазых мужиков.
Не надышусь лучистым холодком.

Ты слышала, как мать моя, стеня,
У старого плетня в ботве густой
В свои семнадцать лет
Ждала меня.
Ты видела, как я увидел свет -
Свет самый первый,
Самый голубой,
Заполоненный  солнцем, и тобой.
Не кто-нибудь другой,
                а ты меня
В разгаре августа, в начале дня,
Обмыла,
Окрестив святой водой.
Потом, когда пришёл целебный зной,
Ярчайший,
Полный сладости земной,
Ты, моя доля,
            гулькая, звеня,
Баюкая искристою волной,
Запела песню дедов надо мной.

Не кто-нибудь другой, а ты меня
Избавила от лютого огня
В пылающем сорок втором году,
Когда отряд наш угодил в беду
И пасть свою сомкнула западня.

Горела гимнастёрка у меня,,
Горел в груди свинец:
"Конец...конец..."
И задыхался я, судьбу кляня.

Не кто-нибудь другой,
                а ты
Мне пламя залила
И остудила боль живой водой,
И, от карателей пригорком заслоня,
Скрывала в камышах до темноты.
Что было бы со мной, когда б не ты!..

Ты знаешь:
         я не гость заезжий здесь,
А сын крещённый твой.
Всё, всё во мне твоё -
Что будет и что есть.
Где б ни был, я неразделим с тобой:
Твой - весь!

И что с того, что ты невелика,
Родимая Великая река?
1958

Поэтические книги И. Н. Григорьева
Родимые дали : стихотворения. – Л. : Лениздат, 1960. – 126с.
Зори да вёрсты : стихи. – М. ; Л. : Советский писатель, 1962. – 161 с.
Листобой : стихи и поэмы. – М. : Молодая гвардия, 1962. – 160с.
Сердце и меч : стихи. – М. : Воениздат, 1965. – 110 с.
Горькие яблоки : лирика. – Л. : Лениздат, 1966. – 122 с.
Забота : поэмы. – Л. : Лениздат, 1970. – 99 с.
Ожидание красного дня : стихи // Ровесники. – М. : Молодая гвардия. – ? с.
Отзовись, Весняна : лирика и поэма. – М. : Советская Россия, 1972. – 142 с
Не разлюблю : стихотворения; поэмы. – Л. : Лениздат, 1972. – 279 с.
Красуха : стихи. – М. : Современник, 1973. – ? с.
Целую руки твои : лирика. – Л. : Лениздат, 1975. – 112 с.
Жажда : стихотворения. – Л. : Лениздат, 1977. – 214 с.
Стезя : новые стихи. – Л. : Лениздат, 1982. – 88 с.
Жить будем : стихотворения. – М. : Советская Россия, 1984. – 143 с.
Уйти в зарю : стихотворения и поэмы. – Л. : Лениздат, 1985. – 118 с.
Дорогая цена : стихи. – М. : Современник, 19847. – 142 с.
Вьюга : поэма. – Л. : Редактор, 1990. – 96с.
Русский урок : лирика и поэмы. – Л. : Лениздат, 1991. – 207 с.
Крутая дорога: стихи о судьбе и Родине. – Псков : Отчина,1994. – 96 с.
Кого люблю : посвященные стихотворения. – СПб. : Путь, 1994. – 169 с.
Набат : стихи о Войне и Победе. – СПб. : Путь, 1995. – 116с.
Боль : избранное. – СПб. : Путь, 1995. – 147 с.
Любимая – любимой остаётся: избранные стихи. – Псков: Курсив, 1998. – 118с.


Осколок

Как ласково день догоревший,
Как мирно отходит ко сну.
И ветер, как хмель присмиревший,
Прилёг до утра под сосну.

И мнится: в доверчевом мире
Ни крови, ни ярости нет.
Но утро прольётся в четыре,
И дело зажжётся чуть свет.

Свинцом раскалённым подует,
Свирепый тротил хлобыстнёт,
Разверстая кровь забедует,
И кто-то судьбу проклянёт,

Кого-то надежда обманет,
Кого-то звезда озарит
И кто-то вовеки не встанет,
И кто-то в огне не сгорит.

Но это потом. А покуда -
На целых четыре часа -
Покоя предоброе чудо,
Как веки, смежает леса.

Мы тоже ведь чада природы,
Нам тоже не грех прикорнуть.
Ещё окаянные годы
Пошлют нас в пылающий путь.

Давайте с тревогой простимся,
Не будем галать о судьбе,
Под тихой сосной приютимся,
Не время тужить о себе.

В дремоте бугры и ложбины,
Не знают ни зла, ни вины...
Полтыщи шагов до чужбины,
Четыре шага до войны.


Красуха в 1943-м

Вокруг Красухи травы глухи,
ЧастЫ кусты густым-густы.
Ещё у Мира очи сухи, -
Ещё святой не стала ты;

Ещё душа не у предела,
Не вознеслась, не полегла,-
Ещё ты люто не сгорела,
Бессмертия не обрела;

Ещё в осеннем озаренье
Ты теплишь грусть, моё село,
И ни тоска, ни разоренье
Ещё не жгут твоё чело;

Ещё ни боли, ни печали,
Ещё ты манишь в три крыла,
Лишь крик набата прячут дали
Твоих берёз колокола.

Год сорок третий. Сентябрины.
Что день - темнее златогрусть...
Какие дани и дарины
Ты жертвуешь и платишь, Русь!

Какому лиху, злу какому
Дано свершиться над тобой!-
Здесь ни живой душе, ни дому
Не выстоять перед судьбой;

Не выстоять перед напастью,
Что разразиться в ноябре, -
Захватит огненною пастью
Тебя, Красуха, на заре.

Убьёт - сожжёт людей и хаты, -
Жизнь обратит в золу и прах...
Но до своей горючей даты
Тебе лететь на трёх крылах.

И ты летишь над коловертью,
В осеннем полыме горя,
Навстречу страшному бессмертью -
До огненного ноября.


***

Поклон, поклон, ржаное поле,
Речушки брод, косой стожок!
Мне жар земли безверье сжёг -
Ни зла, ни зависти, ни боли.

Здорово, ласковые звери -
Ежи, сороки и ерши!
Ей-богу, с вами хоть пляши:
Душа в добро открыла двери.

привет вам, грозовые тучи
И дымчатая голубень!
Спасибо, друже вещий день,
За всё, что в жизни неминуче.

***
Когда мы были очень юными,
Совсем не верили тогда,
Что под берёзами подлунными
Живая замерла вода.

Не ведали, что младо - зелено,
Всё вроде ясно наперёд.
Запрету: "Дедами не велено!"
В глаза дерзили :"Век не тот".

Глядели мы глазами бедными,
Не видя бедствие своё,
А над полями предрассветными
Цвело и пело синевьё.

Любая горка и овражина
Себя являла, как могла.
Всё было просто и налаженно,
Всё смысл имело - свет и мгла.

Нам были злат-края доверены,
Чтоб не закрался в них урон.
А нам бы - вдаль: мы были зелены.
Заветы дедов - не резон.

Друзья и я, и ты, любимая,
Не оглянулись за селом...
А жизни суть неодолимая
Была и есть - родимый дом.

Давно я не был в той окраине,
И твой там не отыщешь след.
Себя мы сами больно ранили:
Везде нам дом, и дома нет.


***
Я в русской глухомани рос,
Шагнёшь - и прямо на задворках
Тоска, да мох, да плач берёз,
Да где-то град уездный Порхов.

В деревне - тридцать пять дворов;
На едока - полдесятины;
На всех - четырнадцать коров,
Да в речке Узе вдосталь тины.

Народ - на голыше босяк.
А ребятню что год рожали.
Как жили? Всяко: так и сяк -
Не все, однако, в даль бежали.

Большим не до меньшИх - дела:
Не как теперь - не на зарплате.
Нам нянькой улица была,
Низина - мамкой, взгорки -тятей.

Про зиму что и вспоминать:
Метель вьюжИла на болоте, -
Зима и сытому не мать,
Хоть в шубе будь, да всё не тётя.

Весной сластились купырём,
Подснежкой клюквой да кислицей;
Под май - крапивки поднарвём:
О вешний суп с живой водицей!

Зато уж лето детворе
Надарит бобу и орехов,
И птичьих песен на заре,
А солнышко нажжёт доспехов...

Нас в люди выводила Русь
Всей строгостью земли и неба;
Пусть хлеб её был чёрным, пусть,
Но никогда он горьким не был.

Доброта цветов

Тамаре Ивановне и Виктору Павловичу Малининым

Одуванчики

В дни весенних страдных буден
Даром дарят, жизнь любя,
Золотую радость людям,
Пряча горечь для себя.

Иван-чай

Когда швырнёт хатёнки в бездну
И пламя всё дотла доест,
Я на пожарище воскресну -
Не дам забыть родимых мест.

Чертополох

На "цап-царап" не налегаю -
Своим трудом живу-служу.
Я не людей - чертей пугаю
И рой шмелиный сторожу.

Вереск

Цветёт с апреля до зимы,
К тому ж - во всякую погоду.
И празднуют под ним холмы:
Малюсенький, а сколько мёду!

Просто бутоны

Полны осенние бутоны
Невыразимым сладкогрустьем:
они - как хутор в веки лны,
Рыдающий над захолустьем.

Подорожник

Его топчи, громи копытом
И траком жми, а он растёт.
Жить можно даже очень битым:
Была б дорога, боль не в счёт.

***

В жар-июль, в разгар покоса,
В неуемную страду,
На земле роса белёса,
Зори рдяны, дни в цвету;

Вволю иволгиных свистов,
Вечера - туман парной,
Рань медяна, зной неистов,
Грозы праздны - стороной;

Сёла тихи, дали ясны,
Ни хмуринки в облаках.
Все в заботе, все причастны -
Все гуляют на лугах.

Травостои - ширь-широки:
Поймы, пожни, клевера...
Коротки у лета сроки,
Строга страдная пора.

-На подмогу не пожалуй
К нам пятёрка подгонял,
Не успели бы , пожалуй:
Кто б последний стог умял?..

Небо чисто и нарядно,
Солнце село, месяц - в путь.
Дело сделано , и ладно.
Рожь поспела: вот в чём суть.

***

Я чегой-то сник в печали,
Призавянул, приугас:
На возлюбленные дали
Сколько дней не пялю глаз.

Сколько ночек-звездопадок
Не скиталось по земле.
А ведь я ли был не падок
Жечь костры в кромешной мгле.

А ведь я ли, вспомяните,
Был до зорек не охочь:
Не жалея сна и прыти,
Бёг за утром через ночь.

Был на "ты" с дремучим лесом,
С крутовьюжьем и грозой.
Вдруг, спознавшись с модным стрессом,
Стал, ей-богу, сам не свой.

Только маяться не буду -
Прозябать ни для чего:
Возвернусь к родному чуду,
К сладкой горести его.

Будь хоть что, не будет хуже:
Посох в руки - и айда!
В колеях мутнеют лужи:
Здравствуй, водушка-вода!

Лист помре - скосила осень
Ноябриною косой,
Лысый луг травы не просит:
Усыпленье и покой.

Небо немо и широко,
Ветру зябкости не жаль...
Приюти меня, дорога,
Вразуми, зараспечаль.

В давнем

День - за пОлдень. Пахнет Русью
Долгожданною.
Я иду, задарен грустью
Безобманною.
Я иду, седой и светлый
Растревоженный, -
В луг пригожий, в мир заветный, -
Мил дорожиной.
Вот он, детства край далёки,
Малость славная -
Берег, жёлтый и отлогий,
Речка главна.
Сколько лет чиста водица
Разливается,
Всё бежит - не набежится,
Не умается.
Бродят аисты у брода -
Птицы-правнуки.
До чего ж сладка сморода,
Мёдны травоньки!
Неусыпь ребячья - заводь,
Внучка омута,
Где язи клевали - с лапоть,
Ряской тронута.
Мой - не клюнул: ходит в сини,
Забавляется,
Вырос - во! Меня доныне
Дожидается.

***

Да неужель мы хуже лебедей,
И аистов, и ласточек вернейших?
В любви твоей-моей, в любви людей,
Мы разве любим не верней и меньше?

И если даже бес вселился в нас,
Толкнёт вкусить чужой запретной сласти,
Мы люди, любим всё же только раз,
В конце концов стыдясь бесстрастной
                страсти.

На всей Земле, не только на Руси,
Перволюбовь изменой не избудешь;
"Люблю тебя!" - хоть как произноси,
Не о любОй тужить, о лЮбой будешь.


***

Позвала к открытому окну,
Уронила руки на плечо:
"Здравствуй!.. Хоть бы в чём бы
                упрекнул.
Хоть спросил бы..." -
"Полноте, о чём?

Да и вы -
С чего мне горевнО? -
Зряшный ведь бросаете вопрос.
Наше полымя давным -давно
Знобкий ветер во поле разнёс".

Всё в сугробах, стыло, бел-бело,
День - и невысокий, и немой...
Всё по правде: лето не взошло
У раскрытого окна
Зимой.

***

Зажгись глаголом песнопенья!
Иди на огенном ветру,
и жги сомненья поутру,
И сам сгорай от изумленья,
и заклинай:
Я не умру!

А не пойдёшь - себя обманешь,
Но Время всё не превзойдёшь:
Ведь сам себя ты не найдёшь
В себе,
Лишь сердце зряшно ранишь.
А мир так скорбен и пригож.

Везёт ли, нет - живи, не кайся
В жарынь и в стынь, в светло
                и в хмарь;
Изведай новь,
Припомни старь;
Не прячь себя, ликуй и майся,
Земли и страж и государь.

Уразумей: крута эпоха,
Разладишь с ней, не пощадит -
Она , как вихрь грозовит, -
Чуть что, столкнёт с пути, -
                без вздоха.
Она везде.
Она глядит.


Казнь

(отрывок из поэмы "В колокола")

Восходило солнце от зрЯковой горы,
Напрямик по трАвищам,
Бережно:
Вылки не пригнув,
Клубили парЫ,
Роски не спугнув,
Через боры,-
Дотянулись до бЕрежка -
За тридцать три версты.
Окунуло в дремучие виры,
Омыло в Великой могучие персты.

И заневестились чисты кусты,
И заярились радостью яры.

А разговор у солнышка
Скор:
Растолкало на куполах галочный хор;
А нрав у светлого -
                кому не знать:
Не побрезгало,
Не отвратило уст -
Обмакнуло в ЗрАчку-реку
                красный ус
И давай студёнышку миловАть,
А потом
       настроило злат-струну,
Накидало мошкары в быстринУ
Покликало
         семифунтовых голавлей:
"Гуляй -
        не жалей!"
И заплясал на плесе пир-жор.
И взвил
       у Василия на Горке
Костёр!

В одночасье
           жахнуло -
Во дворах,
В куриных конурах,
В теремах,
В церквах;
Полыхнуло -
В очах,
В ушах,
В грудях,
В сердцах, -
Будто утро с неба -
                в тартарары:
Зарубили остры топоры,
Заходили
       и вкривь и вкось,
Кромсая морёный дубовый брус,-
КрепкОй,
      что слоновая кость,
Искристый, как русский булат,
Когда его взвихрит набат, -
Сухой деревянный брус, -
Неподдатливый
           дюжим секирам,
Как железным вражеским силам
Неподатлива
          нежная Русь!

Постанывал брус:
"Держу-усь.
Не сойду,
Не свалюсь:
Не по зубам кус".
А каленые лезвия,
              возгорясь:
"Будя, слазь!"
А клыки точёные,
              осердясь:
"Хрясь, хрясь, хрясь!.."

С вышки сыпалось эхо,
Рыдало вдовой;
прошибал рубак великий пот...
- Раздайся, нар-род!..
- Заплечный мастер подъехал.
- Ишь, мор чумавой:
Подрубят -
         казнить почнёт.
- Как же без волюшки дорогой?
А, Федот?
- А-а, мужику - нечет, чёт -
Один почёт.

А солнце печёт.
А река течёт.
А железные дятлищи - тюк-потюк!
А с губ раскоряченных: не молитва
                - матюг!

А руки сдубели,
Отбились от рук.
- Да, крепок звонила,
Лешак возьми,
Эка сила!
Не оберёшься с таким возни.
Уф, уф, уморился:
Подай-ка ведро!
Рубили,
      кваском остужая нутро.

Остолбенела внизу толпа,
Так лес - после огнепала:
С плечей непокорных,
С открытого лба,
С груди его
          кожа сползала.

Но вовсе не веря
В бескрылый удел,
Нависший
        неотвратимо,
Он вздрагивал тяжко,
Он в небо глядел,
Он звал
      звонаря-побратима!

И, скрученный рясой,
Иссохший язык,
Как витязь
         пред страшным распятьем,
Рванулся,
К желанному сердцу приник,
Раздался
ГромовЫм заклятьем!..

И глухо улёгся,
             с землёй обнявшись,
Уснул
Неусыпный басила.
И кланялась воину блеклая высь.
И туча кому-то грозила!..

-Эй, виночерпий!
Не мори!
Живей!
Черёд за тобой:
             чарку налей!
стрельцы-молодцы сделали дело-
Смутьяна сринули.
Крамола слетела.
Лей
   полней!

- Приступай, Уфалей! -
Дьяк-палАчник взмахнул платком.
И в красном волосатик
Злым молотком
Ахнул в чуткое тело.

Тяжко загудело:
"Ужо! Ожи-ву!.."
Искры, искры, искры -
                в мураву.
Тяпал молот борзо:
"Дык, дык, дык!.."
А у палачины
           булькал кадык:
- Бесплотная бронза, -
Не к тому привык.
Что мне уши!
что мне - язык!
Упокою тело,
Вышибу дух!..
Ваша честь,
          готово:
Ни языка, ни ух!

- Знатна работа:
              и нем, и глух!-
Стряпчий глянул сбоку,
Разявил рот:
- Собирайтесь в дорогу,
Кузнец Федот!-
Покрестился,
Сплюнул,
Пнул врага ногой:
- Теперь он
           кутёнок,
Не зверь гулевой:
Пасти не оскалит,
Не взревёт.

Но
 до соболинных потёмок
За плескуньей-Псковой
Не расходился пасадский народ.

Песня гусляров

(Отрывок из поэмы "В колокола")

Ты прости, всполошный колокол,
Вольный наш отец.
Сринет вниз,
Потянет волоком
Тебя стрелец.

Лишь разъЯснит застень серую,
Снимут буйну с плеч.
Ты служил нам правдой-верою:
СкликАл на сечь.

Лиходей едва заявится -
Бил тревожный глас.
Без тебя бы нам не справиться
В смертельный час.

Под твои набаты зычные
Гуливали мы!..
Помнят вдовы горемычные
Плакун-холмы.

Не забудут крохи-сироты
Слезынь-сумы.
Где ступали злыдни-ироды,-
Дымы, дымы...

В души новость громом грянула:
Ясен князь велит,
Как взгорит заря багряная,
Тебя свалить.

Чрез Валдай, дремучим волоком, -
Во Москву везти...
Наш отец, любезный колокол,
Прощай, прости!

Могилы русских воинов

(отрывок из поэмы "В колокола")

"Мы - жальники, жальники, жальники,
Молчальники.
Боль.
Горюны.
Но разве немые печальники?
Мы судьбы,
Мы судьи
       войны.
Нас много.
Мы - сила несметная, -
В почёте,
       безвестны ль сейчас!
Ты помнишь нас,
Матерь пресветлая?
Вы, сущие,
        слышите нас?"

Гамола прапращуров
        (Отрывок из поэмы "В колокола")

"Я гомола -
        приют прапращуров,
Зачинающих твои пути.
Сын крылатого настоящего,
Ты иди себе,
Ты лети.
Растуманилось,
Поразъяснило,
Заутрело:
       свежей, желтей.
Клочья ночи жмутся опасливо,
Слепнут,
Глохнут
      от гулких вестей.
Слёзы нежатся в тихой цветени,
На кукушкины слёзы опав.
Хорошея, солнцем забредили
Бубенцы примолкших купав.
И зегзица - сочти! -
                запророчила
Жизни долгие дни,
Сполна.
И протягивает обочина
Мяту,
Мятлик,
Медунку:
        на!
Запытай, -
       раздарит до малости,
До огнинки
Горячий снег.
Не до горести,
Не до старости, -
Ты люби сполна, человек.
Видишь:
Каждая травка рада бы
Всё забыть
          с тобой заодно...
Как же много для века надобно!
Как же много ему суждено!.."

1950-1971

Страда

Что с сердцем сделаю -
Забуду как
Тропу замшелую,
Певун-сосняк;

Протоку быструю -
Речистей нет,
Зарю заристую -
Денёчка след;

Хмарь-тишь заречную,
Горюн-погост,
Родню сердечную,
Разгулье гроз;

Отраду-родинку,
Чуть грустный взгляд?..-
Они на родину
Меня кричат;

Велят, негордые,
Простым-просты:
"До нас от города
Ништо езды:

Докатишь - с роздыхом -
В полдня как раз,
А если воздухом,
Так лёту час.

Довольно странствовать -
Сорить года.
Не время праздновать -
Взошла страда.

Зовёт не брагу пить,
Не загорать -
Мозолями форсить!..
Когда встречать?"

май 1941-март 1949


***

Поутру на яру -
Разнотравье с блёстками,
В трёхсаженном виру
Язики поплёскивают;

Шереспер на боЮ
Мелочь поколачивает.
"БАю-бАю-баЮ"-
Плёс лозу укачивает.

"Спать ничуть не хочу!" -
Всхлипывает ласковая,
Тянет губы к лучу,
Щёки ополаскивает;

Слёзки - вниз, смеючись,
Вверх - смешинки всхлипчатые.
Брызжет красная высь
На пески рассыпчатые,

На камыш, на рогоз,
На круги разбежистые,
На глазастых стрекоз,
Искристых от свежести.

С каждым вздохом река
Всё яснее явствуется,
Будто синяя рука
Со зелёной здравствуется.

Холодна, горяча,
Жгуча россыпь росынькина...
Ладно, знатно, сплеча
Разгулялись косыньки:

Сея искры, дыша,
Ахая, присвистывая!
В каждом взмахе - душа,
Острая, неистовая.

Ты её не кори,
Душеньку,
Дай выпесниться:
Отпусти в косари,
Пусть в прокосы выплеснется!
1940


Разлука

Я ведь знаю, что ты скажешь, -
Бросишь:
      "Сердцу не прикажешь..."
Понимаю, дорогая,
Сердце вОльно:
             не привяжешь.
Понимаю,
Принимаю -
Только сердцу не докажешь.
1955


У своих

Всё луга, да лога,
Да сухмень, да медынь,
И стада, и стога,
На поляне полынь.

С лаской каждый лесок,
Всякий дом на пути
Зазывают:
         -Сынок,
Погостюй, заходи!

Закуси да испей,
Поостынь до зари:
Мы не станем бедней,
На здоровье, бери!

Помолчи - не таись,
Видим:нашенский-наш.
Всё бери, не скупись,-
Долг нам песней отдашь!
1946

Признание

Пою, Россия, с веком вместе
Святые даты,
Грядущих дней благие вести,
Твои пути,
Твои поля,
Пою дома твои и хаты,
Свет не черня,
            тьму не беля.
Я не проездом здесь,
Не на день,
Такое дело -
Мне за короткий век мой
                сладить
Надо -
     во что б ни стало -
Песнь!
Чтоб ты, чтоб ты её запела,
Признав:
-Да! Он на свете есть!

Я оступался,-
Помню,
Знаю, -
И падал больно.
Но никакая "хата с краю",
Черна она или бела,
Мне,
   пусть невольно или вольно,
Ни разу с краю не была.

Быльём не заросло былое.
Не отрекаюсь.
Всё страшное
           и просто злое,
Что привелось перенести,
О чём молчу,
Чем вечно маюсь,
Как я тебе - ты мне прости!

Кто-кто, а ты ведь
                всё-то знаешь,
До капли малой,
Не забываешь,
Понимаешь,
Что отчего и что к чему,
Как
  то случилось, это сталось
И что позволено кому.
1960


В Михайловском

Конёк всё бежит неторопко,
От зноя мигают поля, -
Знакомая сызмальства тропка,
Притихшая матерь-земля.

Калёный песок да ухабы,
Да лес разомлевший, немой.
Навстречу - понурые бабы
Да нищий с дырявой сумой.

А родина сердце ласкает
До муки, до боли, до слёз.
Растает
И вновь заплескает
Нежнейшая снежность берёз.

Как рекрут на страже,
Бессменно
Ждёт ветра ветряк на юру.
Юбчонки задрав по колена
Вербёнки бегут под гору.

Въезжают с кряхтеньем колёса
В голодное горло ворот.
Девчонка, боса и льнокоса,
С испугом о счастье поёт.

Как спорить с лихою судьбиной
Отправился сокол в сыр-бор.
А взгляд у неё голубинный.
Что зеркала псковских озёр.

Горит голосок сиротливый
про злую недолю-нужду.
А взор у неё терпеливый:
Лети, я тебя подожду.

Останусь я верной навеки,
Ты только врага победи!..
И Пушкин слезает с телеги,
И лёд закипает в груди!

Четыре тесовых ступени,
Обвитое хмелем крыльцо,
И сразу - не гнутся колени,
И жар застилает лицо.

У двери - отец благочинный,
Как сдобный пасхальный пирог.
Закваска извечной кручины
В изрубленный въелась порог.

Слежалою сажей и луком
Изба прочадилась насквозь.
С иконы
       с упрёком и мукой
Облупленный смотрит Христос.

-Ах, нянюшка!
-Мой голубочек!
Живёхонек? Ну,молодец!
А я-то - уж пятый денёчек:

Глаза проглядела вконец.
Так вроде вернулся?
Так , значит,
Тепереча снова со мной?!

За жёлтой слюдою маячит
Июльский полуденный зной.

За тёмным окошком, взлетая,
Божась, задыхаясь от слёз,
Ждёт часа душа золотая -
Россия. Предвестница гроз!
1948-1963

Нежданный вечер
         Антонине Абросимовой

Угомонилась гулкая излука,
Густой и жаркий
Догорел закат.
И косари с умолкнувшего луга
Неторопливо по домам спешат.

Прозрачный сумрак, ласковый и влажный,
Окутывает землю,
Ночь верша.
И кто-то на селе запел протяжно,
И песне той отозвалась душа.

Отозвалась,
Запела,
Всколыхнулась!
И самому не угадать себя.
Как будто снова молодость вернулась
И в грудь вошла, теплынью прознобя.

И хорошо, и грустно поневоле, -
Бывает так в полуночной тиши.
И кажется, немое шепчет поле:
"Дыши, люби, надейся
И сверши!"
1959



Глушь

Обоймёт молодая теплынь,
Заведёт, не спрося, в купыри
И такую поведает синь,
Хоть губами, хоть горстью бери,
Ох, и любо к духмяной груди,
Обо всём позабыв, прикипать,
В половодье безвинных лядин,
Ни о чём не грустя, утопать!
Плыть по травам, дышать и молчать,
На далёкий свой путь не пенять,
Настоящую волю встречать,
Немудрящую радость понять.
Ошалело добреть, молодеть
Без боязни: "Что будет потом?"
И глядеть, и глядеть, всё глядеть
с пересохшим улыбчивым ртом.
Ни полчуда, да всё чудеса:
В каждом листике - трепет души.
И глядит тебе в душу глаза
Не заглохшей для счастья глуши.
Ах, как ждут они: ясностью жгут.
В них не тишь, а немая гроза.
Ты вглядись, ты не пасынок тут:
Ах, как ждут они, эти глаза!
1959


В буйнотравье

Пока не день, да и не ночка, -
Ещё не спит сычок:
                "Сплю-сплю!"
Но дрёме не дана отсрочка,
И жаворонок-одиночка
Полощет горлышко:
                "Люблю!"
А сон силён об эту пору,
Глубок и синь, что окоём.
Но коротко
        без разговору,
По вымытому косогору
Трубач велит уже:
                "Подъём!"
Страда зовёт. Встают солдаты.
Вздымают косы на плечах.
А травы часты и кудлаты,
А брови у девчат крылаты,
И дед бранится
              сгоряча.
Да может быть, и не бранится -
По-сельски шутит
              напрямик.
А наверху - всё звонче птица,
Внизу - всё явственней землица...
-А ну, солдат!
-А ну, старик!
-Тут не ать-два подмёткой шпарить,
Не артикУл ружьём творить.
Постой-ка вровень,
Спробуй, парень, -
В два счёта, родненький, упарю...
-Давай, чего зазря корить.

Пошли дремучими медами,
Да так пошли -
          сам чёрт не брат:
Всё шире,
Всё ровней,
Всё дале -
Пошли, пошли, пошли!
               Наддали!
-А ну, поторопись, солдат!

Круты, жарки, чистоголосы,
Гуляют плечи:
            "Свись-посвись!"
Жужжат в руках стальные осы
У ног
    саженные прокосы
Ложатся...
-Дед, посторонись!

И дню - лишь час.
И жить не поздно.
И ходят плечи:
           "Ай-ай, ай!.."
Ромашки - солнечные слёзы -
И кашки - росные стрекозы -
Взлетают,
-Дед, не отставай!
А дед
    винится хитровато:
-Мастак работать, ну и ну!
Рук занимать
Ничуть не надо:
Найдётся дело для солдата,
Хоть вовсе отменяй войну!
1947-1964

Белая ночь

Взошёл зазывный голосок,
Запевку бросил в тишину;
За ним другой, - крылат, высок,
Взлетел в тугую вышину.
Ещё, ещё: то здесь, то там -
То смел, то робок, то форсист.
И вдруг, зараз по всем ладам,
Тряхнул отрада-баянист.
Повёл про ясные глаза,
Задорен, звонкорук и юн.
а над водой - лоза, лоза.
А на душе - июнь, июнь.
А ночь белёхоньким-бела,
У зорьки зорька на виду:
Ещё одна не отцвела -
Другая плещется в саду.
Куда там сон, какой покой,
Когда в груди - светлынь-жара!
И кружит песня над рекой...
И где тут завтра? Где вчера?
1947


Берег неказистый

Держит память в цепких лапах,
Как добычу кречет,
Смол июльских грустный запах,
Краснокрылый вечер,
Гомон уток в староречье,
Жалобы куличьи,
Птаху-песню человечью,
Ноченьки обличье,
Сквознячок зеленорукий
С кроткими перстами,
Скрип уключин у излуки,
Шёпот за кустами.
В луноцветь принарядился
Берег неказистый.
Мир не медлил, не рядился -
Цвёл любовью быстрой;
Пел и плакал, и смеялся,
Жил былинкой каждой,
Через край переполнялся
Неуёмной жаждой.
И вдыхал я до рассвета
Ласку отчих пожен.
И во мне теплинка лета
Выстыть - вся - не может.
1940


***

Отъярилось гулкогрозье
Растеклось по мелколесью,
Скоро смокшие колосья
Распахнутся поднебесью.

День плечами молодыми
ПошевЕлит, отряхнётся,
В разливанной цвет-медыни
Заворочается солнце.

Закачается землица,
Заметёт пыльцою вейник,
Заиграет, разгорится
Развесёлый соловейник.

Разольётся по дубравью
Ливень песен вешних, здешних,
Пробежит по тихотравью,
Сквозь хлеба, через олешник.

Рыжеглазый, хмельный, рослый,
Долгожданный грянет праздник:
Дождь пролился, слёзы, росы -
Всё проветрит, всё разъЯснит.
1945

В первую тишь

Замри у спалённой опушки,
Ничуть не боясь, подыши.
Грохочет!.. - да это лягушки.
Крадётся!.. - Так то ж камыши.

Взывают нещадные трубы!.. -
Не рвись:гомонят журавли.
Над лесом багровые клубы!..-
Заря доспевает в дали.

Стенанья протяжные, вдовьи!..-
Ведь это неясыть поёт.
И полнится синею кровью
Раскиданный паводком лёд.

И месяц линём неторопким
Полощется в полном пруду.
И станешь ты тихим и робким,
Зачем-то с собой не в ладу.

Зачем-то к траве равнодушной
Прижмёшься холодной щекой,
Как в смерче сгоревшем, послушный,
Вздохнёшь, что совсем не такой.

Ах, как мы отвыкли от весен!
Ах как мы без них не могли!..
Копейки сиреневых блёсен
На рыжую глину легли.

Восход, желтоперая птица,
Смеётся за чёрным бугром...
И весело вдруг загрустится,
И горькое вспомнишь добром.
1945-1953

Возвращение

Поклонился деревне
Покоритель Берлина.
Небо, крыша, деревья
Приветствуют сына.

Лай весёлой дворняжки,
Робкий щебет касатки...
Крест, кровавый и тяжкий,
Сын пронёс без оглядки.

"Дома, дома ты, дома!.."-
Бьёт в груди у солдата.
Дорогая солома,
Потемневшая хата.

Тропка.
Тын у дороги.
Палисадничек в маках...
Подгибаются ноги,
Стальные в атаках

****
Что вы, руки? Как же вы так? -
Не поладить с дверной задвижкой...
А жена, как ступила шаг,
Так и застыла с коромыслом под мышкой

Будто вдруг и дыхания нет,
Стоят у раскрытой двери:
В первый раз
За эти пять лет
Глядят и глазам не верят.
1945


***

Приходи с любым сомнением:
Только глянешь раз-другой -
Сразу
С полным откровением
Всё до дна перед тобой.

Тыща тропок непроложенных:
Сила есть - валяй тори;
Сто путей незагороженных -
Все твои,
Иди бери.

Загрустит плечо широкое
По работе - не тужи:
Дело - дело недалёкое,
Что умеешь?
Покажи.

Приустал - шофёру каждому
Голосуй:
"Подбрось, дружок!"
Перехватит горло жаждою -
До воды всего шажок.

Ночью -
Месяц в каждой лужице -
Не оступишься в тени.
А сердечку занедужится -
В клуб под вечер заверни...

И за горечь
За отрадную,
За неброский угол наш,
За низину неприглядную
Всю-то кровушку отдашь!
1960


у Сороти

Горький тлен сочится на меже,
Горбит плечи высохшего тмина.
И проворный утренник уже
Расстелил холстину обочь тына.

До чего же тёмная вода:
Как тут глубоко в гнезде обрыва!..
Не Его ль заждались провода?
Не о Нём ли разгрустилась нива?

День нахохлен: и ветрян, и мглист.
Вот бы песней обогреться саду!
Хрустнула калитка, скрипнул лист.
-Саша! Сань!.. - зовёт старушка ладу.

1940 Михайловское (Псковщина)



Хлеб

У опушки листья – роем,
Встали скирды ладным строем:
Хлебно!
             Только не плошай.
Журавлино и воскресно.
На току широком тесно:
Вот он – пробуй – урожай.
Дождалась страда солдата.
- Аль махорка виновата,-
Не закуришь целый час?
-Поживей давай, ребята,
Непременно сладить надо
Всю стожину!
                Ясен сказ?
Хлеб и мягок, да железу
Друг надёжный, брат любезный. –
Отдышался. Вытер лоб.
И опять у молотилки
Руки – радости копилки –
За снопом взвивают сноп…
Полумрак наплыл кудлато,
Стужей тянет от заката,
Взмок проворный кладовщик.
-Поживей грузи, ребята:
Хлеб насущный –
                соль и щит!
1946

***

Облетевшие березники,
Туч косматые стада.
Не играет больше песенки -
Плачет в реченьке вода.

Коротко оно на севере,
Лето: мигом уплыло.
Налетел, шаманит северик,
Хмурит властное чело.

В перелесках ерепенится,
Крутит сбитые листы,
День и ночь сгибать не ленится
В три погибели кусты.

Только к холоду привычная,
Озимь
     пуще молода.
И подземная, криничная,
С каждым днём теплей вода.

1948

Распахнутость

И гомон, и щебет, и вереск,
И дождик пушистый с ольхи,
Лягушек неистовый нерест,
Звончайшие жар-петухи.

Высокие талые воды
Текут, разбегаются, мчат.
И холст веселуньи-погоды
Пестреет, как платья девчат.

И полнится сердце тревогой,
Апрелевой жаждой палит,
И грезит широкой дорогой,
И в путь собираться велит!

И всякая струнка-малявка
Лучам раскрывает уста,
И каждая крохотка-травка,
Как встреча с любимой, чиста.

И всё в этот полдень - свиданье,
Сладчайшая гулкая весть -
Признанье, признанье, признанье
В безгрешном желаньи расцвесть!
1946-47

***

Соловей колотит,
Не жалея сил,
Тихий лунь в болоте
Резво забасил.

волны от лодчонки
Сонный плёс рябат,
Ласково девчонки
Кликают ребят.

Вечный запевала -
Май - гульбит опять!..
Что ж, ведь сам, бывало,
Не умел молчать.

1946

***

Не смолкает над покосами
Сказка солнечных лучей.
И лоза зеленокосая
Запрокинулась в ручей.

Молодые руки свесила,
Жаркой жажды не тая.
И ручью бежится весело
В полноводные края.

Свет-июнь расцветьем плещется,
Люб-трава поёт у ног,
И сулит зегзица вещая
Им сто лет и сто тревог.
1940

***

Что же ты не светел,
Огонёк в окне?
Полно! Тужит ветер
Обо мне.

Что же ты не светел?
Нет на то причин:
Я на белом свете
Не один.

Заиграй на тыне,
Тропку освети:
Мне сюда отныне
Нет пути.

1940


Письмо любимой

Ты нынче песни новые поёшь,
По-новому смеёшься и горюешь,
Ты городу красу свою даруешь.
А я всё тут,
Всё на себя похож.

Пашу и сею, с мужиками пью
(И хоть бы что без городского быта),
Тревожу совесть -
Страшную судью,
Припоминаю то, что позабыто.

У нас - дыши!
Уж не томит жара,
И желтизною сентябрит из леса -
Приходит стихотворная пора,
Да это всё тебе без интереса.

А я всё виршами себя лечу,
Жду славу,
Всё надеюсь заработать.
Ты хмуришься: "Пегас не по плечу"
Ты гневаешься: "Свой кусает локоть".

Считай, как можешь. Каждому своё:
Ты любишь жить надёжно,
Я - надеждой.
Спокойной прозой душеньку утешь ты -
Не мне судить твоё житьё-бытьё.

Я не собьюсь с дороги, не тужи,
Не прокляну затученное солнце,
Я не один,
Мне есть что петь, кем жить:
Любимая - любимой остаётся.

1967

***


Утекают звонко
В бурые глубины -
Сизая сосёнка,
Две рудых рябины,
Сиротливый кустик
С юркою синицей...
Сколько ласки-грусти
НА сердце гнездится!
Час речей победных
Канул. Лес - без шапки.
Вздохи листьев бедных
Тоненьки и зябки.
Настежь захолустье, -
Вскрыты кладеницы.
Над стеклянным устьем
От тиши - звенится.
И перед разлукой,
Горестной и длинной,
Бьётся над излукой
Оклик журавлинный.
Весело над лугом
Пасмурным дремотам...
Взбодрен и напуган:
Что за поворотом?
1947-1961


Комары-комарики

Тонкую запевоньку
У горы
Залучили - девоньку-
Комары.

поднялись на ладушку
Из куста,
Окружили лапушку
Штук до ста,-

Ластоньку молоденькую,
Со смешком,
С розовинкой-родинкою
За ушком,

В искорках веснушенек
По груди,
И ведь без подруженек:
Тут - гляди!..

Снеговеет платьице
Во бору,
А закат всё катится
Под гору.

Дроздики над яриком -
Свисть-посвись.
А она - комарикам,
Смеючись:

-Я вас нечегошеньки
Не боюсь.-
А они за ноженьки -
Кусь да кусь.

- Не боюсь нисколечки,
Кыш в траву,-
Будет вам от дролечки!..
Мил, ау-у!

Вздрагивают рученьки,
Как в силках.
Пригасают лучики
В васильках.

15 мая 1941


***

Окровавлена моею кровью,
Ошалев на вольном ветерке,
Ты была сильна моей любовью -
Как вода на взвихренной реке.

Больше не взлетишь, не засверкаешь,
Берег не зальёшь, горда, вольна, -
Вихорь стих.Ты тоже замираешь,
По теченью катишься, волна.

Щепки о тебя бока полощут,
Тина вьёт свою пустую нить,
Для тебя, холодной, это проще -
Замутнев, скользить, скользить, скользить...

Ничего! Исчерпано доверье.
Не журчи на все свои лады,-
Уноси уж вместо крыльев перья.
И не гнись от не твоей беды.

Вейся помаленьку в русле рыхлом,
Утешайся тихою судьбой
И спокойно верь, что ты над вихрем,
А не вихорь плачет над тобой.
1964

Сергею Есенину

Это очень много -
Даль да тишина,
Чистая дорога, -
Наша сторона.

И пути иного
Мне не выбирать.
Мирно и лилово
Светит сосен рать.

На полях безгрешных
Синь да снегири,
В буераках снежных
Полымя зари.

Хорошо и ново,
И светло до слёз.
Что ни куст - обнова,
Что ни день - мороз.

Нет милей подарка
Сердцу и уму.
И грустится жарко
В сизую зиму.

Я, до дна весенний,
Полюбил печаль:
Что я не Есенин,
Мне до боли жаль.

Смотрят ели строго,
Ласку затая...
Мир тебе,
        Дорога, -
Родина моя!
1970

Июль

Татьяне Боголеповой

Скошенные травы пАхнут по-особому:
Грусть, безграничьем полевым.
Тишь-прохладой схвачены,
Приумолкнем оба мы,
Два дыханья частых затаим.

А кругом
Потёмки пенятся сугробами,
Сизаяпресизая ворочается глыбь,
Да, прощаясь с дремными травными чащобами,
Гукает и всхлипывает выпь.

Есть о чём печалиться серой полуночнице:
Обступают,
Полонят стога.
Гнётся буйнотравье, об ноги полощется,
И о трактор чешет конь бока...

Почему ты вздрагиваешь?
Далеко до осени, -
Щедр июль, и тепел, и погож.
Вовсе не чужими чьими-то покосами,
А по своему добру идёшь.

Добрая-предобрая,
Русская-прерусская,
Нас земля баюкает с тобой.
До зари недолго: розовинка узкая
Косарей скликает в травостой!
1959

Ливень

Тряхнул плечом и взвился ливень,
Сминая сушь, взбивая пашню,
И в чёрный лес лиловый бивень
Вонзился радостно и страшно.

Листва встопорщилась, запела,
Вскипела весело и яро.
Луг приумолк оторопело,
Вскурился розоватым паром.

Запрыгал белый град горохом,
Клокочет голубой дождище...
Гуляй, гроза, грози и грохай -
Да будет день добрей и чище!
1940


***

Смешал размах весны-красны
Погудку солнца, пчёл, скотины,
Нежнейший хор голубизны
И рёв у взмыленной плотины.

Трубят трудяги-тягачи,
Просторы чисты и стозвонны,
И отощавшие грачи
Полям-кормильцам бьют поклоны.

Я сам земле поклоны бью, -
Без этого нельзя за плугом,-
И песню-борозду пою,
И не таю души пред лугом
1940-1963.

***

Чтоб сердечней биться
Сердцу-ветролюбу,
Сбыл я рукавицы
И впридачу шубу.

Для большой дороги
Валенки-морока:
В них, как в гирях, ноги -
Не находишь много.

А без малахая
Обойдусь подавно.
Не темней, вздыхая, -
Во поле так славно!

Март мосты разводит
На уснувших речках,
Солнце колобродит:
Жары внедалечках.

Что ж ты морщишь губы,
Укоряешь бровью?
Мы ведь лета трубы,
С кипятковой кровью.

День меня - в охапку,
Даль к ногам упала:
Голову - не шапку -
За такое мало!

Отчизна

Реченька дышит!
Вброд переход.
Рыжка стежинка в горку течёт.
Тронешь – из ледника слёзы – вода.
Над головою жгуты –проводА.
Мачты-столбы,
Как подпорки небес,
Грудью раздвинули смолкнувший лес.

Каждому листику в этом лесу,
Всякой травинке на тихом мысу
Я в своём сердце
песню несу.

Здесь без шапчонки
На знобком ветру
Я обучался любви и добру.
Тут научился у кротких берёз
Плакать всерьёз
И смеяться до слёз.

Где тот малец,
                оголец-сорванец?...
Сколько родных отстучало сердец,
Сколько провожено верных друзей.
Сколько исхожено дивных путей
В хмурой и вёдренной шири твоей!...

Вся ты, бескрайняя, -
С высью хребтов,
С гулом столиц,
С глушью лесов,
С далью полей,
С глубью морей, -
Стала одним кровом родным,
Долей моей.

И оттого мне
глухой уголок –
Псковского неба линялый платок,
Горький дымок,
Перекрёсток дорог,
Отчий порог,
Облетающий сад –
Ближе, милее, дороже стократ.

Ты меня грела,
Стыдила,
Несла, -
Кто б мне помог,
если б ты не спасла.
Пламя твоё мне дано и броня!
Ты ведь, как сердце,
Одна у меня.
1957


Новь

Вспомню ветра высвисты и гики
На бору,-
Заверну в чащобу ежевики,
В гущару.

Как тебя, мой кустик жарколистый,
Обойму -
Сердца стук, захлёбистый и чистый,
Не уйму!

Огляжусь:бессонная осина
Всё дрожит,
Полумрак рогатая лесина
Сторожит:

На косе, где речка колобродит,
Рысий след,-
Ничего не изменилось вроде
За семь лет.

А вгляжусь - в знакомом захолустье
Всё не так:
Нет привычной стародавней грусти,
Реже мрак;

И дрозды ручней, и тропы суше
Вдоль рябин.
Бережком пойду - мне брызнет в уши
Плеск турбин.

Заспешу, себе не веря, - что там?
Чуда ль нет?
И увижу вдруг за поворотом
Новый свет!
1950
По росе

Алексею Никифорову

Затиленькала синица.
Дым с озёр.
Окунула заряница
Крылья в бор,

Алой грудонькой лелеет
Крутояр...
Накаляется, белеет
Красный шар.

Ни угрюминки на небе -
Чистота.
Плачет чибис в тучном хлебе
Просто так.

Просто полно сердце птицы
До краёв,
Просто нету над пшеницей
Соловьёв.

Шаг шагнёшь - и сразу хлынет
Праздник рос,
Ливень ласковой медыни,
Светлых слёз.

Бросишь взгляд: всё чибис вьётся;
Сумрак сплыл.
Вдох всего - и в грудь вольётся
Столько сил!

Захлестнёт неодолимой
Жаждой: жить!..
Как тебя мне, край любимый,
Не любить!
1940



***
В который раз одно и то ж,
В который -
Зацветшая дымится рожь
По косогору?

Родимый край,
           в который раз
Июля россыпь?
Сто лет назад,
Вчера,
Сейчас -

Всё тот же галочный галдёж
Над придорожьем...
Так почему же не найдёшь
Земли дороже?

Так почему же холодны
Края чужие,
А здесь -
         дожди и валуны
И те живые.

Здесь  каждый высохший плетень
Певуч до боли...
Всё та же речь,
Всё тот же день,
Всё то же поле!

1942,
Псковщина

Вечернее

Я иду. Один. Рядом с вечером.
Вечер - сам по себе, я - сам.
На пригашенном, на рассвеченном
На лугу - широко глазам.

И пронзительность, и улыбчивость,
И тревога прижилась в них.
И поёживается отзывчивость,
Утекла из сердца в стих.

Росы в ноги со всхлипом ластятся -
Слёзы ночи во сладость дня,
Дивы давние гулко бластятся,
Привораживая меня.

И подстёгивая, и пугаючи,
И веля: иди! - и держа.
И гульбит, грустя припеваючи,
Забурьяненная межа.

Воля, каторга ль - всё тут кровное,
Крест нещаден и свят - ты сын...
И - с самим собой - в поле ровное
Выхожу: один на один!


Аист

Подымаюсь, картечь пересиля,
Сбитый аист, сведённый с ума.
У меня за спиною - Россия,
У меня перед грудью - сума.

Я лечу, замирая и падая,
Переломанных крыл не щадя,
Мне не вспыхнет рука зябковатая
За слепою стеною дождя.

Крыльям бить, перья об ветер комкая,
Десять тысяч - сквозь мачеху - верст.
Мне пока не до клёкота громкого,
Не до выспевших к полночи звёзд.

Мне октябрь, крепколап и бездумен,
Оголтело хохочет в глаза.
И на вербе, у замерших гумен,
С хрустом хворост жуёт с колеса.

Что ж, хватай побуревшее крошево,
Загораживай горестный путь,
Налетай, гогочи, разворошивай -
Веселись. Да про март не забудь!

Перед дорогой

Не надо горьких глаз, не надо тихой грусти:
Пройдут года, и, ждать устав, беда
Меня разлюбит и к тебе отпустит.
И я вернусь. Но ты скажи, куда.

Не надо бодрых слов - и в них тоска всё та же:
Растерянность, испуг, незримый плач.
Люби меня, чтоб сердцем был на страже.
И я вернусь. но ты мне срок назначь.

Не надо укорять, и ни к чему кориться -
Метельный путь мой без того не гладь,
Храни себя, не верь, что ты вдовица.
И я вернусь. Но как тебя узнать?

Вернусь! Лишь свой обет, любимая, исполни,
Когда уйду туда, где Вечный бой.
А этой ночью, расставаньем полной,
Дай волю сердцу. Я ещё с тобой.

***

Было, нет ли? А коль было-
Сколько лет прошло с тех пор!
Ты меня тогда любила:
Помнишь майский косогор?

Всё на свете скоротечно.
Люб-траву сентябрь пожёг.
Ты промолвила беспечно:
-Вышло времечко, дружок.-

Прослезилась. Воздохнула:
-Жизнь есть жизнь, хоть плачь, хоть пой.-
Белой ручкой трепыхнула:
-Не судьба, тихоня мой.

Маем память не баюкай,
Не догонишь. Не пеняй...-
Не догнал я, взятый вьюгой.
Вьюга спета. Май есть май.

***

Прошла поспешно мимо
И - в вагон,
И от огней - в потёмки, в ночь простылу.
Летит за перегоном перегон,
И нет конца чугунному настилу.

Как синий нож, как приговор суда,
Холодные глаза отулыбались.
Кричат, поют, хохочут провода:
"Расстались -
Вместе насовсем остались!"

***

я рад посмеяться,
Да плачу невольно -
Уж больно мне больно.

Мне вас разлюбить бы,
Да жизнь верховодит -
Любовь не проходит.

Пора бы озлиться,
Врагов побивахом,
Да злость моя - прахом.

Мне дни коротать бы
В скиту одиноком
Да отдан дорогам.

И я прозябаю,-
Шатаясь в потёмках,
В сомненьях, в постромках.

Стучу потихонку
Зубами от стужи -
Внутри и снаружи.

От рифм изнываю,
Не льстясь на удачу...
Что значу? Что значу?

Пробуждение

На свадьбах тешились давно ль
Налимы здесь да волки.
Уже крещенская юдоль -
Погода, кривотолки.

Февраль отголосил и стих,
Март накопытил рытвин.
Сугроб течёт, как белый стих,
Дыша прозрачным ритмом.

Невразумительны слова,
И образы тревожны,
Но точны, точно дважды два,
Как завтра - непреложны.

Прощай, метельная праща!
Чуть жив от зимней неги,
Искря, стеня и трепеща,
Сосёт ручьишко снеги.

Грачи

И дым отечества нам сладок и приятен!
                Александр Грибоедов

Добрались до отечества грачи
(Мы все, живые, рвёмся к дому, рвёмся),
Метель плюёт им в очи: не кричи!..
А птицы уповают: перебьёмся.

Февраль в размахе - месяц до весны,
Морозы напоследок стервенеют,
А думы птиц, как вешний день ясны:
Они в добро не верить не умеют.

Повременить бы им до Сороков,
Перегодить бы стужу обочь моря -
Не ведали б нещадных облаков,
Не знали б ни погибели, ни горя.

Они обсели брошенный овин:
Сидят и ожидают утро года.
Не все дождутся тёплых луговин,
Не все услышат звоны ледохода.

Над ними высь крута и холодна,
Под ними - снег, за ними - снег, пред ними...
Да родина у всех, у всех - одна.
И птицы уповают в отчем дыме.

***

Горемаятная родина,
Горемаятные мы:
На пустых холмах - болотина,
На болотине - холмы.

Или вера сгнила начисто?
Или верится до дна?..
Даже пляшется, как плачется:
Плач - под пляску, мать родна!

Да когда же нам напляшется
Во пиру судьбы-тюрьмы?
Неужели не отважиться,
Встав, напомнить: кто есть мы!



Блудный сын

Была бесприютна погода -
Покров мокроснежил и дрог.
Так сталось уж: трудных три года
Я тут не ступал на порог.

Печального образа рыцарь,
Каких только чуд не чудил.
В погоне за стервой жар-птицей
Ни песен, ни крыл не щадил.

По разным чужбинам шатался -
Скобарь, шантрапе ль побратим?
Измучился. Родине сдался.
И, пленный навек, победил.

Пред этим обиженным домом
Я плачу. Я снова рождён.
И пахнет знакомым-знакомым:
Позёмом да вешним дождём.

Зима 1993

Заплакали берёзы:
-Зима нас подвела,
Крещенские морозы -
Три градуса тепла.

Заледело сердце:
В ретивом перебой -
Любовью не согреться.
-Россия, что с тобой?

Память

Льву Николаевичу Григорьеву, брату моему

Поле перейти не страшно ничуть,
Если перешёл аль убит;
Но зато какую кромешную жуть
Русичу подбитому утро сулит.
Если ни патрона в нагане нет
И нога с ногой не в ладу, -
До чего ж он скор и чёрен , рассвет,
И светает прямо в беду!

Лев Григорьев


У тихого леса
Святое проклятое прошлое:
Горюнится лобное место,
Невинной полынью заросшее.

Роняет ракита,
Как гильзы, латунь сентябриную...
Забыто, забыто, забыто.
Зарыто. Заровнено глиною.

Ни рва, ни кровинки -
Всё годами списано, сглажено.
Осинами стали осинки,
Лепечут:" Всё мирно, всё слажено.

Прохожий, прохожий,
Не стой, выстывая под тучами:
Не надо, не надо тревожить
Могилы глазами горючими.

Им выситься долго,
Их горького долга твоё не касается..."
Но давнее - взяло! отвогло!
Как ливень слепой разгорается.

Поляна за кромкой,
Как сердце седое - урочище,
Морозище, красный и громкий,
И шмайсера око хохочущее.

И эти осинки -
Прямые рядочком, одиннадцать.
И заступ в дымящем суглинке,
И ров. И нельзя отодвинуться.

И унтер хрипящий.
Как будто не он - нас, а мы -его!
И рядом, ах, рядом до чащи.
И выход стенящий: - Мы з Кыева-а!..

И всё. Темнотюга!
Ни боли. Ни жара. Ни холода...
Очнулся я: плакала вьюга
Разгневано, истово, голодно.

И хлюпала глухо
В груди, рушником запелёнатой.
И всё повторяла старуха:
-Сказнённый, а смертью не тронутый!

Скорбяще глядела,
Крестила усохшими пальцами:
-Пожуй - подходяще для тела.
В картошку б - солицы да сальца бы!..

И ладно ли, худо -
Творила она милосердие.
И тот, кто не верует в чудо,
Уверуй: дышу после смерти я.

И память - живая,
Бессонная, жгучая, длинная,
Стучится, взывая:
Поляна! Поляна полынная!

Душа

Разлука-даль стихи слагает:
Уйди в зарю из шалаша!
И в том пути изнемогает
Моя бездомная душа.

Уже и утро пролетело:
Передохнуть бы у ручья,
Но хоть бы что душе до тела,
Она торопит: даль ничья!

Уже и версты ночь итожит,
И телу бренному невмочь.
А вот душа изныть не может,
Ей никогда не изнемочь.

Она, как небеса, нетленна,
Её, как совесть, не унять.
Твердят: "Душа у тела пленна".
Кто у кого в плену - как знать?

Пылающий скит

Александру Гусеву

Не прибыльна песня об этом,
Вся - пламя, октябрьская тишь:
Коль выпало статься поэтом -
От первой же искры сгоришь.

Что правда, то правда: сгораю -
Вся глушь как пылающий скит.
Поэтому я выбираю
Погоду, когда моросит.

"В такое бездожье беречься?
А грянет ненастье - запеть?
Да это ж от злата отречься!.."
А мне бы - дотла не сгореть.

***
Але Темирхановой
Ты мне кажешься полем
На предзимних закатах –
Молчаливою болью
Колосьев невзятых.

Ни души. Налетает
Ночь на крылищах чёрных.
Мрак часы коротает
В твоих выспевших зёрнах.

Бесприютно и пусто,
Безучастно: «Одна я…» -
Шорох, тихий и грустный,
Как звезда заревая,

Тонет, впитанный небом,
Осыпается: сроки…
Стать могла бы ты Хлебом
Человеку в Дороге.

  ***
            Ларисе Спиридоновой

Ты мне растеряно призналась:
-Душа в разлуке потерялась...-
Но - потерялась, значит -есть.
Спасибо за благую весть!

Ты на меня не поглядела
Ни горячо, ни охладело.
Но две слезы спешат расцвесть.
За жгучую спасибо честь!

Ты рук моих не разомкнула,
Меня - перстом - не упрекнула,
Но кротко укротила спесь.
Спасибо чуду, что ты здесь!

Ты, с горькой думой в поединке,
По мне не правила поминки...
Печальный свет в моей судьбе,
Дай Бог тебе! Дай Бог тебе!

Свои шаги

Василию Григорьеву

Когда тебя заря высОка
Покличет сделать первый шаг -
Любой большак тебе дорога
И тропка всякая - большак.

И ты, пылая в зябкой рани,
Легко на свете заживёшь -
Запостигаешь всё заране
И всё стремительно поймёшь:

Себя и песню, день и счастье,
Мир, беспечальный и ничей,
И не намёка на ненастье,
И всё - твоё, без мелочей.

К чему тебе печной дымишко,
Росинки всхлип, петушья весть
И ветрик, робкий, как ручьишко,
Когда большенного не счесть,

И до заката так далёко,
А даль от глаз твоих - на шаг...
А ведь большак - всего дорога,
И тропка лишь одна - большак.

(На фото поэт с сыном Григорием и внуком Василием)


На пепелище

Евгению Носову

При тропинке безымянной –
Куст сирени.
Под кипреем над поляной –
Три ступени.

Три ступени в чистом поле –
Как три лика:
Ни злой памяти, ни боли, ни полкрика.

Светят, никнут, льются травы
У погоста:
Ни тоски, ни месть-отравы –
Время роста.

Не полынь – медынь и сладость
Обрученья.
Забытье, любовь и радость –
Всепрощенье.

Но когда гроза взыграет
на закате –
На ступенях зарыдает
Память-матерь.

Зарыдает, зарыдает –
Слёзней, выше.
А закат горит, сгорает,
Гром всё тише…

Мать Скорбящая из ночи
Окаянной,
Не сжигай святые очи
Над поляной.

В этой грусти беспечальной –
Не беспечность;
За тропою обручальной
Дышит вечность.

  ***
Полине Егоровой

В незапямяных местах
Побывать бы снова –
Во кустах, кустах, кустах
У костра ночного!

Не заради сгинуть с глаз,
Не с глухой гордыни –
Тишины расслышать глас
В дорогой пустыне,

Полудремы голубой
Для души еакапать.
Посмеяться над собой,
Над тобой поплакать.



Беларусь

Василию Захарову

Говорят про тебя, что ты – Белая Русь.
Так ли, нет ли – судить не берусь.
Но тобой причастился , голУба,
И зажгла ты Руси однолюба,
Одарив неразменной казною –
Жаркой «Бульбой», утехой лесною,
Пригожуньей моею жадобной,
Простотою твоей бесподобной;
Приоткрыла лицо вековое:
Ни покоя, ни слёз – роковое.

Василий Захаров – тесть поэта, воевал, много лет директорствовал в школе г. Городка Витебской области.

Местность
Владимиру Васильеву
Рыжка-стежинка в горку течёт.
Речка вздыхает. Вброд переход.
Тронешь – из ледника слёзы-вода.
Над головою – жгуты –провода;
Мачты земли будто кара небес,
Сталью воюют и грозы, и лес.

Каждому пенышку в рОдном лесу.
Каждой былинке в стогу на мысу,
Помня жар-цветени первокрасу,
Я в своём сердце припевку несу.

Тут, без шапчёнки, на резвом ветру,
Я обучался любви и добру.
Здесь научился у стойких берёз
Плакать без слёз и смеяться всерьёз.

Где тот малЕц, оголец-сорванец?
Сколько за ним отстучало сердец!
Сколько пред ним поустало друзей!
Сколько исхожено длинных путей
В ласке разведренной! в хмури твоей!..

И оттого мне глухой уголок –
Неба псковскОго линялый платок,
Горький дымок, перекрёсток дорог,
Отчий порог, запечаленный сад –
Жальче, тревожней, милее стократ.

Ты меня грела, стыдила, несла –
Кто б мне помог, если б ты не спасла?..
Пламя твоё мне дано и броня!
Ты ведь, как сердце, одна у меня.

Отправлены Скоринкину:


ВИШЕНКА

Маем ласковым горько обижена?
Кипень - платьем не очень бела?
Что же ты загорюнилась, вишенка,
От подружек в сторонку ушла?

Всем им просто цветётся и песенно -
С ветерками шуршат на заре.
Ты одна пламенеешь невесело,
Будто белый пожар на бугре.

Сквознячка не приветила вешнего,
Льётся грусть из - под строгих бровей,
Ждёшь кого - то иного, нездешнего?
Иль не можешь забыть суховей?

Я ведь знаю: ты мне не доверишься,
Не откликнешься сердцем ничуть.
Но люблю у высокого бережка
В чистом пламени жарко взгрустнуть!

Всё горит над забытыми крышами
В несказанной печали лицо...
На мою невозвратную Вишенку
Ты похожа, горюн - деревцо.

1967 г
***
Есть одна на свете правда -
Дню сожженья нет.
Как вчера и как сейчас, так завтра -
С нами солнца свет.

Тьмища не затопит никакая
Всех огней огня.
Не гляди так зябко, дорогая,
Не суди меня.

Гомон дня на вешний гимн похожий,
Как родник бегуч,
Расплескался, льётся в час погожий -
Что ему до туч.

Даже хмарь ясна. В её разливе -
Видишь?- блеск и смех.
Ладит август радуги на ниве
Всем, да не для всех.

Понимаю: догорает лето,
Что о том тужить.
Время вместо песни нашей спетой -
Новую сложить.

Сентябрины - для неё не сроки.
Вдох - не лёд в груди.
Не зови назад - не в песню строки.
Что там впереди?

1947 - 1973

ГОРЬКИЕ ЯБЛОКИ

На доброй пашне, в широкополье,
Олешник вымахал да лоза.
В саду крушиновое раздолье
Глумится в горестные глаза.

Тропа лосиная, сыроежки,
Разлопушился вовсю репей.
Как непогашенные головешки,
Шныряет гуща тетеревей.

В тени цикута - пьянее, глуше;
На взлобке лысом - солнечный гнёт.
И вдруг тебе, как смутную душу,
Чащоба яблоню распахнёт.

Узнал? Припомнил босое детство?
Сад в белом смехе, в обнимке нив -
Совсем не чьё- то, твоё наследство,
Тебе завещаный белый налив.

Простую радость, прильнувшую к дому,
Бери, бывало, хоть из окна.
Тебе, тебе - никому другому,
Тебе была вручена она...

Ручей зачахший. Замшелый мостик.
Крыльцо - два камня по старине.
"Я рада, здравствуй! Надолго в гости?
Ну, как жилось - то на стороне?

Чего ж срываешь ты шишки с ели?
Я зла не помню: добра не жаль.
Ведь снова август, плоды поспели:
Иди, бери же мой урожай".

Пылает полдень, а мне морозно:
Как в суд с поличным вдруг привели.
Не надо, сердце! Ещё не поздно
Просить прощения у земли.

1962г

***
Бездонный берёзовый омут,
Совсем полонящий озон.
И раны житейские тонут,
И годы ничуть не резон.

Идётся свежо и шажисто,
Мечтается в полный накал.
И сам, захмелевший от свиста,
Бросаешься в майский кагал.

Ни вешки нигде, ни приметы.
Замшелая бедная даль,
Ты под ноги мне первоцветы
Кидаешь! Неужто не жаль?

Тихоня, зелёная буря,
Ой как ты добра и крута:
Плакучие руки лазуря,
Чуть что, не придержишь кнута.


Пофукаешь: "Всё заживёт!

Здесь путь твой - ничуть не
прогулка,
Отсюда не пустишься вспять..."
И немо - и гулко-прегулко,
И знойно - и дрожь не унять.

То мчится листва - без движенья,
То замерла - крылья вразлёт...
Какое в тебе наважденье?
Какой колдовской приворот?

Ни края кругом, ни причала,
Как волны, кипят соловьи.
И нет ни конца, ни начала -
Лишь ты да щедроты твои.

1063 - 1973

***
Покойны жёлтые озёра,
Спокойны синие пески:
Они, как старость, без укора,
Они, как юность, без тоски.

Над ними льдела и кипела
И старина, и новизна,
А им до века мало дела -
Всё таже синь да желтизна.

Хоть друг, хоть ворог хлопни дверью -
Ни радостно, ни горевно...
А я не верю, я не верю,
Что всё на свете всё равно.

1966

***
Простодушно удружила,
Все сомненья - трын-трава.
Размахнулась, закружила -
Только кругом голова!

Замелькала пёстрой птицей,
Синекрылою звездой,
Стала кровом и криницей,
Позабытой бороздой.

Храмом, дальним и нежданным,
Льющим в душу тихий свет,
Беззаветным, безобманным...
Это здесь-то Бога нет?

***
Чем, берёзки, вы лето обидели?
Перемены в беспечном лесу!
Стало вкрадчиво в буйной обители,
Поднебесные выси - внизу.

Зашаманит крут сиверко к вечеру:
"Красно лето сгорело вчера.
Осень рядом. Сочувствовать нечему.
Вспышка цветени - лишь мишура..."

Пресным холодом густо пропитанный
Лес, как праздник отгулянный, пуст.
Над болотиной кустик ракитовый
Ронит лист, будто жалобу с уст.

Небо тучи сушить понавесило:
То их выжмет, заплакав, то вдруг
Рассмеётся по-летнему весело,
Кинув пригоршню солнышка в луг.

И земля, на Покров овдовелая.
Вновь затеплится от желтизны.
И смешается радость несмелая
С громкой грустью озябшей желны.

Вроде, большего нет и не надобно:
Ведь ты счастьем дышать занемог.
Но в распахнутом горле негаданно
Ворохнётся солёный комок.

Зажалеешь, сольёшься с окраиной,
А чего тебе жалко, Бог весть.
И у ног огонёк неприкаянный -
Колоколец - не может отцвесть.

***
Разлука - даль стихи слагает:
Уйти в зарю из шалаша!
И в том пути изнемогает
Моя бездомная душа.

Уже и утро пролетело,
Предохнуть бы у ручья.
Но хоть бы что душе до тела,
Она торопит: даль ничья!

Уже и вёрсты ночь итожит,
И телу бренному невмочь.
А вот душа изныть не может,
Ей никогда не изнемочь.

Она, как небеса, нетленна,
Её, как совесть, не унять.
Твердят: " Душа у тела пленна".
Кто у кого в плену - как знать?
НЕПОГОДА

Беспокойней, горше, жгучей год от году
Вижу - до ветринки - милость-непогоду.

Будто в ласку мая, в стужу окунаюсь.
Иль зову "что было"? Иль - что было - каюсь?

Ведь и так бывает: было, да не сбЫлось,
И не надо помнить, и не позабылось.

Вечером тревожным, знобким листопадом
Мы, боясь безлюдья, шли с тобою рядом.

Дождевые всхлипы в темноте чернели,
И молчали звёзды, и роптали ели.

Я и сам не знаю, что с тобой случилось:
Ты к плечу прижалась, робко мне вручилась.

Осветила душу звонким жарким светом!
Может непогода виновата в этом?

Непогода ль, темень - нам какое дело.
Разве мог я тронуть сдавшееся тело?

Всё оно звенело, как струна тугая.
В плащ тебя закутал, будто ты нагая...

Ты прочтёшь и бросишь: "Песенка уныла!"
Ничего, не кайся: ты ведь не любила.

27 июня 1973г деревня Аксёново (Псковщина)


БОЛЬ

               Александре Агафоновой

Светлый ангел, сестрица, скажите:
Догорит моя ночь хоть когда?
Длань на рану мою положите:
За окошком ни зги - темнота!

Горькой доли глоток - не бессмертья
Мне бы надо вкусить позарез!
Кроткий ангел, сестра милосердья,
Неужель я для смерти воскрес?

Неужель озноблённое сердце
Мне в заброшенной хате не греть?
Не избывшему крест одноверца,
О сгоревшей любви не гореть?

И, добыв -таки рифмы золОты,
Не валиться, счастливому, с ног?
Или верные други - заботы
На меня наложили зарок?

Неужели?.. Да выпеснишь разве
Все соблазны житейского дня.
Скорбный ангел, дарующий праздник,
Заругайте, засмейте меня!

Я согласен, согласен, согласен
Побрататься с тревогой любой,
Лишь бы не был мой голос безгласен!
Только б, жизнь, не разладить с тобой!

Чтобы петь на неистовом свете,
Разумея; бессменна страда.
Только б русскую душу на ветер
Не пустить - ни про что - в никуда!

1959 -1985

***
Поле молитву твердит наизусть,
В ней поднебесная грусть.
О Русь!

Солнце, и тучи, и ночи твои,
Травы, снега и ручьи -
Как соловьи.

Я их услышал, родившись едва,
Родины бедной слова:
"Буду жива!"

7 ноября 1941г , Плюсса

НЕЖДАННЫЙ ВЕЧЕР

               Антонине Абросимовой

Угомонилась гулкая разлука,
Густой и долгий догорел закат.
И косари с распахнутого луга
Неторопливо по домам спешат.

Прозрачный сумрак ласково и влажно
Окутывает землю, ночь верша.
И кто-то в полусне запел протяжно,
И песне той отозвалась душа;

Отозвалась, раскрылась, всколыхнулась -
И самому не угадать себя:
Как будто снова младость возвернулась
И в грудь вошла, теплынью прознобя.

И любо жить, и боязно от воли,
И песня в полусне, и ширь во ржи.
И кажется, немое шепчет поле:
Дыши, люби, надейся. И сверши!

26 июля 1959г Городок (Витебская обл.)

ВЕСНА

Ещё встаёт мороз на лапах длинных,
Но почкам - сроки:
Насторожились в стылых сердцевинах,
Теплеют соки.

Ещё хрустит стеклянная дорога,
Лаская сани,
Но холм дремучий - с солнечного бока-
Вздохнул в тумане.

Пока что небо не синее поля,
Лес однозвучен,
Но полны тихие ладони полдня
Теплом колючим.

И патриарх-сугроб у свахи-ели,
Души не пряча,
О ветреной зазнобушке-метели
Тихонько плачет.

3 марта 1967г
посёлок Чихачёво (Псковщина)

СИТОВИЧИ

Моё родимое селенье,
Тебя уж нет, да всё ты есть -
Волненье. тяга, повеленье,
Моей души беда и честь.

Вон там, за сонным косогором,
Вдали от зла и суеты,
Окружено былинным бором,
Дышало ты, стояло ты -

Всего житья - бытья основа.
Поклон вам, отчие кресты!
Нам выпало свиданье снова:
До встречи только полверсты.

Как резво поспешают ноги,
Какая в сердце благодать,
Когда по ласковой дороге
Тебе даровано шагать!

Какая травная дорога,
Какие смолкшие луга,
Как тут светло и одиноко!
Покой. Ни друга, ни врага.

А ведь давноь за землю дрАлось,
Пахало каждый бугорок,
Деревня Ситовичи звалось.
Теперь на тех полях - борок.

Теперь назад не возвернёшься,
Моя бедунья, гнёзда вить,
Не запоёшь, не встрепенёшься -
Здесь болше нечего зорить.

Мне ж, упасённому судьбою,
Жалеть и маяться, любя...
Сейчас увидимся с тобою,
Хоть нет тебя. Хоть нет тебя.


9 сентября 1970 г, бывшая деревня Ситовичи (Порховщина)

Отрывок из поэмы "Колокола"

ГУСЛЯРЫ

Ты прости нас, честен колокол,
Вольный наш отец:
Сринет вниз, потянет волоком
Тебя стрелец.

Лишь разъяснит застень серую,
Снимут буйну с плеч.
Ты служил нам правдой-верою:
Скликал на сечь.

Лиходей едва заявится -
Бил тревожный глас.
Без тебя бы нам не справится
В погиблый час.

Под твои кричанья зычные
Гуливали мы!
Помнят вдовы горемычные
Плакун-холмы,

Без хозяев нивы-сироты,
Чужак в дому,
Веси срыты, клады вырыты -
В дыму, в дыму...

Ноне новость громом грянула:
Стольный князь велит,
Как взгорит заря багряная,
Тебя свалить,

От Псковы валдайским волоком
Во Москву везти.
Наш отец, сточтимый колокол,
Прости! Прости!

Из поэмы "Колокола"

ПРИПЕВ

Российскую сонь беспокоя,
С тех пор колоколец гудит -
Само торжество вековое,
Взблеск молнии в гордой груди.
И ты замолчишь, обновлённый,
На целую жизнь удивлённый.

Узришь: разъярённая грива
И "динь-дон" несут скакуна.
И в миг этот сбудутся дива
И высь распахнётся до дна.
И, мерин ли, ворон над полем,
Ты сможешь: ты воин. Ты волен.

Припомнятся были и сказки,
Припевки певуньи Псковы,
Мечей забубенные ласки
И плач безутешной вдовы,
Тягучие вопли набата -
Далёкого вольного брата.

Зальётся, по-русски бескраен,
Душа, переполнена вся:
Заходит, как в хату хозяин,
И кровь горячит, не спрося.
В нём ласка, укор и тревога,
Дорога, дорога, дорога.

Завьёт, заколдует с размаха
Нехитрый валдайский звонец.
- Ах, вещая пылкая птаха,
Да будет ли мчанью конец? -
А вихрь: - Это только начало:
В сторонку - кого укачало!

БЛУДНЫЙ СЫН

Была бесприютна погода -
Покров мокроснежил и дрог.
Так сталось уж: трудных три года
Я тут не ступал на порог.

Печального образа рыцарь
Каких только чуд не чудил.
В погоне за стервой жар-птицей
Ни песен, ни крыл не щадил.

По разным чужбинам шатался -
Скобарь, шантрапе ль побратим?
Измучился, Родине сдался.
И, пленный навек, победил.

Пред этим обиженным домом
Я плачу. Я снова рождён.
И пахнет знакомым - знакомым:
Позёмом да вешним дождём.

ПРОБУЖДЕНЬЕ

На свадьбах тешились давно ль
Налимы здесь да волки.
Уже крещенская юдоль -
Погода, кривотолки.

Февраль отголосил и стих.
Март накопытил рытвин.
Сугроб течёт, как белый стих,
Дыша прозрачным ритмом.

Невразумительны слова,
И образы тртевожны,
Но точны, точно дважды два,
Как завтра - непреложны.

Прощай, метельная праща!
Чуть жив от зимней неги,
Искря, стеня и трепеща,
Сосёт ручьишко снеги.

деревня Хмёр, Псковщина

***
В деревне сейчас
Полонила поляны
Такая большая трава!
На зорях
Гривастые бродят туманы
Да плещется синь-синева.

Бездонное небо
Звенит и ликует -
От крыш невысоких
До звёзд,
И, годы суля мне,
Кукушка кукует,
И мир удивительно прост!

По-доброму слажен:
И точен и прочен,
Всему свой и срок и черёд.
Здесь даже осиновый тын у обочин,
Что может,
От жизни берёт.

Он корни к земле протянул,
Хоть и трудно -
Стоит,
Не умея тужить,
Растёт,
Лопушится листвой изумрудной,
Спешит, сколько можно,
Пожить.

На нём восседая,
Петух горлопанит -
Куриного дома глава,
Шумит,
Как форсистый подвыпивший парень,
Которому всё трын-трава!..

И солнце зайдёт -
Ни единой минуты
Зелёная ночь не молчит:
В высокой осоке
И рьяно и люто
Зовут дергачих
Дергачи.

Торопится в Ильмень,
Бежит с переката,
Смеясь и воркуя, Шелонь,
И снова припевки слагают девчата
И трогает сердце гармонь.

Весь ласковый мир,
До былинки понятный,
Поёт,
Не давая заснуть.
И Родина
Ширью своей необъятной,
Как воздух,
Вливается в грудь.

1959 г.

***
Хорошо
Тишайшим полднем,
В желтизне теряясь тучной,
Отзываться
Сердцем полным
На призыв земли беззвучный!
Слушать
Листьев небылицы
И загадки
Без отгадки,
Со своей тропой сродниться
Без сомненья,
Без оглядки!

1960

***
Я иду через покосы
Прямиком,
Я иду, простоволосый,
Далеко.

А вокруг меня давнишняя
Родня:
Бусы свешивает вишенник
С плетня.

У дороги дремлют вязы,
Вьётся хмель,
Над колодцем долговязый
Журавель.

Утро искры горстью мечет
На пруду...
Ничего, что мне далече, -
Я иду!

1947

***
Чем, берёзки, вы лето обидели?
Перемены в беспечном лесу!
Стало вкрадчиво в буйной обители,
Поднебесные выси - внизу.

Зашаманит крут сиверко к вечеру:
"Красно лето сгорело вчера.
Осень рядом. Сочувствовать нечему.
Вспышка цветени - лишь мишура..."

Пресным холодом густо пропитанный
Лес, как праздник отгулянный, пуст.
Над болотиной кустик ракитовый
Ронит лист, будто жалобу с уст.

Небо тучи сушить понавесило:
То их выжмет, заплакав, то вдруг
Рассмеётся по-летнему весело,
Кинув пригоршню солнышка в луг.

И земля, на Покров овдовелая.
Вновь затеплится от желтизны.
И смешается радость несмелая
С громкой грустью озябшей желны.

Вроде, большего нет и не надобно:
Ведь ты счастьем дышать занемог.
Но в распахнутом горле негаданно
Ворохнётся солёный комок.

Зажалеешь, сольёшься с окраиной,
А чего тебе жалко, Бог весть.
И у ног огонёк неприкаянный -
Колоколец - не может отцвесть.

***

Разлука - даль стихи слагает:
Уйти в зарю из шалаша!
И в том пути изнемогает
Моя бездомная душа.

Уже и утро пролетело,
Предохнуть бы у ручья.
Но хоть бы что душе до тела,
Она торопит: даль ничья!

Уже и вёрсты ночь итожит,
И телу бренному невмочь.
А вот душа изныть не может,
Ей никогда не изнемочь.

Она, как небеса, нетленна,
Её, как совесть, не унять.
Твердят: " Душа у тела пленна".
Кто у кого в плену - как знать?

***
Большой закат на вечер малый
Упал, горит на берегу.
И этот отзвук запоздалый
На черно-розовом снегу.

Такой родной и одинокий,
Которого бескрайне ждал,
Недосягаемо далекий -
Возник, исстаял, отрыдал

В лесах, как лед оцепенелых,
В сугробах, глыбких и немых,
На крыльях неба красно-белых...
Но не сгорел: затеплил стих.
7 авг 2008 в 10:05

Зимнее
Тычет в глаза безмолвная гладь:
Гори, пока не угас!
Ни обогнуть, ни обогнать,
Никуда не запрятать глаз.

Нага, холодна, как вир без дна,
С канюком седым на кресте.
Только она, одним-одна,
Куда ни метнешься - везде.

И два кургана светят на ней,
Точь-в-точь раскрытая грудь.
И вросших в землю глухих камней
Никакой зарей не вспугнуть.

Никаким костром, никаким огнем
Не размаять немой белизны:
И ночью, и днем, ни ночью, ни днем
Не размыкать до самой весны.

С ноября до чибисов глади стыть
На ветру, каленом как нож.
Ни позабыть, ни разлюбить,
Ни взять, ни отдать всю дрожь.


Она насовсем, она в тебе,
Душа под коркою льда.
И каждая льдинка в ее судьбе -
Твоя ледяная беда.

И каждая слезка в кротких очах -
Соленое море твое.
Причастись: веснеет в зимних лучах
Озябшее сердце ее!
7 авг 2008 в 10:07

***
Что же ты не светел,
Огонек в окне?
Полно! Тужит ветер
Обо мне.

Что же ты не светел,
Нет на то причин:
Я на белом свете
Не один.

Заиграй на тыне,
Тропку освети:
Мне сюда отныне
Нет пути.
 
Весеннее

Давно ли улетали журавли
С обжитых мест на край чужой земли,

И – до листка – чащобы облетали,
И ледяные ветры налетали
С пустых морей в тепло густых полей;

Туманились, тужили, стыли дали,
Мели метели, снеги нападали,
И вьюги по округе завывали,
Колючую поземку завивали,
Заветные тропинки завевали;

Шумели ели; солнце еле-еле
Казало сквозь прореху тучных туч
Бескровный, безучастный, ломкий луч.

Давно ли было так? Совсем недавно:
Почти вчера – и все же так давно!

Сегодня ясности ожить дано,
Бубнить капели, и пригретой ели
Стряхнуть с повисших плеч налипшие снега,
И маску душную смахнуть стогам,
И панцирь тяжкий вдрызг ручью разбить,
И радугу из брызг над полем водрузить.

Сегодня сердцу отгадать дано,
Как в царствии земли,
Не ведающей зим, да вот - холодной,
О лядях сиротливых журавли
Горланят вдохновенно и заботно,
Поднявшись на крыло с чужих болот:

«Домой, домой – в обратный перелет!
Домой, домой, - без нас не сгинет лед!»

Дано сегодня солнцу полыхать,
Сугробам пламенеть, синице петь,
Груди весну вдыхать,
Пьянеть, уметь и сметь!

Окидывая вспугнутую гладь,
Глазам искать желанные приметы,
И в почках промороженных на вкус
Определять, какое будет лето.












***
В который раз одно и то ж,
В который -
Течёт, цветёт, дымится рожь
По косогору?

Родимый край, в который раз
Июля россыпь?
Сто лет назад, вчера, сейчас -
На зорях росы.

Всё тот же галочий галдёж
Над придорожьем...
Так почему же не найдёшь
Земли дороже?

Так почему же холодны
Края чужие?
А здесь - дожди и валуны
И те живые.

И каждый высохший плетень
Певуч и волен...
Всё та же речь! Всё тот же день!
Всё то же поле!

СБУДЕТСЯ

В солнышке нам не отказано:
Робко, да светится высь.
Что ж ты грустишь, Ясноглазая?
Что ж ты молчишь? - Раззвенись!

Не насовсем заметелила
Тёмная вьюга пути.
У соловьиного терема
Светлому лету цвести.

Кончится время морозное,-
Май, что далече теперь,
Явится рано ли, поздно ли,
В быль обернётся, поверь.

Всё, что задумано, сбудется,
Только бы сердцу гореть!!
Выйди скорей в многолюдицу,
Радость озябшую встреть!

***

Ты мне кажешься полем
На предзимних закатах -
Молчаливою болью
Колосьев несжатых.

Ни души. Налетает
Ночь на крылищах чёрных.
Мрак часы коротает
В твоих выспевших зёрнах.

Бесприютно и пусто,
Безучастно: "Одна я..."
Шорох, тихий и грустный,
Как звезда заревая,

Тонет, впитанный небом,
Осыпается: сроки...
Стать могла бы ты хлебом
Человеку в дороге.
30 дек 2008 в 3:23

ПЕСНЯ

Ходит мороз за окном,
Посохом в стену стучит.
Снегом закиданный клён
Целую ночь промолчит.

Долго катится луне,
Ясно сугробам гореть.
Что ж не заглянешь ко мне -
Песню улыбкой согреть?

Робкую песню мою,
Тихую хату в глуши.
В заворожённом краю
Снеги поют.Ни души.

Над целиной - пелена,
Что там за ней? - угляди...
Наша дорога длинна,
Всякое будет в пути.

Всякое будет? Ну что ж,
Встречу, коль в двери войдёт!
Вечер сегодня хорош,
Звёзды ведут хоровод.

Вечер куржою опал,
Выискрил тропку и лог...
Я тебя, нежная, ждал,
В сердце носил и берёг.

Радость придётся забыть,
Вьюга друзей отпоёт,
Но не устану хранить
Светлое горе моё.

***
Любо ли, так себе, лихо
Торна стезя, бездорожно ль, -
Просто, наивно и тихо
Жить - многотрудно и сложно.

Сам я, не грезя о чуде,
Просто живу-поживаю -
Тихо, как добрые люди,
Плачу, плачу, уповаю. ( в 1 сл.- ударн. "а", во 2 сл - ударн."у")

Дело почивших и сущих
Сердцем тревожным приемлю:
Зовы столетий грядущих,
Кровью омытую землю;

Бражную душу под схимой,
Долей согбенные плечи,
Боль, равнодушье любимой,
Горечь, что все мы не вечны;

Радости, встречи, потери,
Снег, приласкавшийся к маю,
Мёртво молчащие двери,
Где я стучусь и взываю...

Всё это жизни всевластье,
Всё, до последнейшей дрожи,
Что же тогда, коль не счастье?
Если не чудо, то что же?

***
Когда мы жизнью вдоволь наиграемся,
Натешимся, намаемся до дна,
Тогда мы снова жить засобираемся,
Как будто нам вторая жизнь дана.

***
Знать, нельзя иначе -
Не от нас напасть,-
В хохоте и плаче
Стужи взяли власть.

С октября-грустилы
До апрельских вод
Никакие силы
Не расстопят лёд.

Никакие ветры
Снежищ не спалят,
Не подарят ветлам
Зеленой наряд.

Ветлы онемели,
До колен седы.
Никакой капели
Не взойдут следы.

Дни темны и кратки,
Ночи без луны,
Вихоря нападки
Жгуче холодны;

На равнине - благо:
Жмёт - и крут, и скор,-
Нагрозил, бродяга,
Насугробил гор;

В безответном поле
Кружит: "Береги - ись!..."
В сердце поневоле
Пригасает высь.

Зимно, бездорожно,
Мёртво наяву.
Только разве можно
Погасить траву?

***
Здравствуй, бережек с чуткими ветлами,
Многотрудный пречистый исток.
Остуди меня, реченька светлая,
Обогрей, незабвенный песок.
Жил в разлуке с тобой не от гордости
И пришёл не от худа к тебе.
Не от боли слеза, не от горести -
Всё лад-ладом в суровой судьбе.
Мой поклон - не раскаянье грешника,
Не бродяга приюта прошу:
У ключа, в благодати орешника,
Правлю праздник я - просто дышу.
Голубень. Столько дали отпущено
Просветлённым тобою глазам,
Столько счастья распахнуто сущего,
Что себе позавидуешь сам.
Подивуешься. Миром наполнишься.
Всё забудешь. Покой обретёшь...
Ти - ши - на да водица! - опомнишься
И, до капельки, в русло впадёшь.
Как тут ясно, заря незакатная,
Неужель не осветишь мой клич?
Терпеливая, вещая, страдная,
Дарствуй мне твою ясность постичь.
9 янв 2009 в 1:45



ЛИСТОБОЙ

Бывает так: июлем знойным
Берёза сронит жёлтый лист -
И сразу станешь беспокойным,
И ясный день не так лучист;

Весомей дымка, небо строже,
Задумчивей шатун-камыш.
И ощутишь на жаркой коже,
Как выстывает в чаще тишь.

Услышишь: кроткая осина
Бросает в дрожь приют рябой;
Крадётся следом образина -
Угрюмый ветер-листобой

Увидишь: табунятся птицы,
Вода стеклянней - глубь видна.
И сожаленье угнездится
В душе, распахнутой до дна.

И хлынет жар от сердца к горлу:
"Хоть лист, хоть царь - один вокзал..."
И в полдень врежешься, как в гору,
И спросит Совесть:"Не узнал?"

ПЕРЕД ДОРОГОЙ

Не надо горьких глаз, не надо тихой грусти:
Пройдут года, и, ждать устав, беда
Меня разлюбит и к тебе отпустит.
И я вернусь.
Но ты скажи куда.

Не надо бодрых слов - и в них тоска всё та же:
Растерянность, испуг, незримый плач.
Люби меня, чтоб сердцем был на страже.
И я вернусь.
Но ты мне срок назначь.

Не надо укорять и ни к чему кориться -
Метельный путь мой без того не гладь.
Храни себя, не верь, что ты вдовица.
И я вернусь.
Но как тебя узнать?

Вернусь! Лишь свой обет, любимая, исполни,
Когда уйду туда, где вечный бой.
А этой ночью, расставаньем полной,
Дай волю сердцу.
Я ещё с тобой.

8 мая 1967 г. посёлок Чихачёво (Псковщина)

***
До чего же невесёлая картина:
Тошно чавкает расквашенная глина,

Кажет рёбра отощалая ракита,
И не небо - а всего большое сито.

Только стужа, день погожий и не снится.
Прослезило - негде глазу приютиться.

Плотный сумрак наплывает тихомолком,
По окружью рыщет ветер сизым волком.

Над канавой - ни листочка, только прутья.
Будто в сказке вороньё над перепутьем.

Где ж то золото, что в гимнах пламенеет?
Где ж то солнце, что зимой и летом греет?

Вместо жар-знамён - -пожухлые рогожи.
А пойди найди роднее и дороже!

РОССИЯ

                В том строю не признавал я многое,
                В этом строе отвергаю всё.


Неволя, недоля,чужбина -
Ни слова, ни зги,ни следа.
Да русская ль это ложбина?
Да жИва ли в речке вода?

Крадусь неприкаянным вором
Чужою родной стороной.
Стеной - чернота перед взором,
Кромешная тьма за спиной.

"Куда ты? Куда ты? Куда ты? -
Колотится жуть на виске. -
Тебе только горести рады
В немом подневольном леске.

Неволен размыкать неволю!
Недоля, хоть криком кричи!.."
Но - мёрзлому дышится полю,
И падают звёзды в ночи.

Дорогие лесные пустыни,
Серой ольхи плакучий разбой.
Здравствуй,
робкая былка полыни!
Мне нисколько не больно с тобой.

Неказиста трава. непригляна,
Худосочна -
и что там ещё?
Мне надёжно с тобой и отрадно
Опереться на дружье плечо.

Ни тревоги на сердце, ни боли,
Только свет -
от земли до небес.
Как давно мы не виделись, Поле,
Не аукались, Песельник - Лес!

Ты дубы на полянах огромнишь,
Рвёшься к зорям,
орёл крутокрыл!
Ты меня поневоле не помнишь,
Я по воле тебя не забыл.

Будет всякое, всякое будет
В наших судьбах,
таких горевых:
Нас прогонят, обманут, осудят,
Нас отвергнут от зорь заревых.

Нас ещё позабудут, забросят,
Опалят беспощадным огнём
И железной секирою
скосят
Только мы всё равно не умрём.

Хоть чего напридумай - наделай,
Хоть грози извести на корню -
Наши корни в земле порыжелой
Не унять никакому огню.

Так давно мы не виделись, Поле,
Не аукались, Песельник-Лес!
Ни тревоги на сердце,
ни боли,
Только свет - от земли до небес.

1978г.

ОЗАРЕНИЕ ОСЕНИ

                Антонине Вильгельмининой

Было шорохливо и, как в песне, складно,
Зябко и тревожно, вольно и отрадно.

Даль - не за горами, и идти далёко,
И совсем безлюдно, и не одиноко.

Было увяданье, только не разлука -
До весны прощанье, в верности порука.

Надо же: такое на душу намчится!
И душа-должница тихо залучится;

И душа эемная призрачным поверьям
Робко отзовётся лаской и доверьем:

И совсем забудет, кто её обидел,
И - светла - вернётся в грешную обитель,

Где печали вдоволь и веселья вдосталь,
Нет и расставанья: впереди лишь росстань.

20 сентября 1972г
д. Слёзы (Святогорье)



ДЕНЬ

День усеян горицветом,
Неумолчен,
Весь обвеян август-летом,
Жёлт, насолнчен.

До макушки спелым жаром
Промедвянен,
Хмелем ярым по-над яром
Отуманен.

Обцелован и обшарен
Ветром рыжим,
Продублён, насквозь пропарен,
Вымыт, выжат.

Был велик, расправил плечи -
Стал огромен,
Как заботы человечьи,
Неуёмен.

День стремителен, как руки,
И проворен:
Сколько к полдню у излуки
Скопит зёрен,


Сколько песен сложит за день,
Сладит прясел!..
Он, как песня, прост и складен,
Ладен, ясен.

День криклив, как сто бабёнок
На собранье;
Он доверчив,как ребёнок-
Всепризнанье...

День, как ворон, недоверчив -
Зоркий, хмурый;
Сладкий пыл его подперчен
Пылью бурой.

День, как счастья ожиданье,
Бесконечен,
Он - короче, чем свиданье
В белый вечер.

День, как ласковость людская,
Необъятен,
Как хула-молва мирская
Беспощаден.

В дне и праздничный угар,
И праздник буден.
Всем - сполна: удар и дар,
Входите, люди!


1956 г.

***
             .Елене Аграновской

Непролазь сумётами -
Нет на них креста -
Берега замётаны;
Стужа да троста.

Незачем над озером
По снегам брести,
Колющую прозелень
Согревать в горсти.

Спят кусты над кручею,
Снега холодней...
Стыну. Жду я лучика
В сутемени дней.

Всё ловлю за вьюгою
Вешний клич воды,
Всё брожу, аукаю:
Где твои следы?

1948 - 1982

***
На лугу метель метёт,
На душе метель не в счёт:
Перестанет рано ль, поздно -
Хоть не лунно и не звёздно-
Поболит, да перейдёт.

13 декабря 1966, пос.Чихачёво(Псковщина)


***
Льют лиловые потёмки
Луговой настой.
От заката - полкаёмки
В тишине густой.

Буйнотравье будто вьюга,
Спящая в ночи.
Не докличутся друг друга
В пойме дергачи.

Не шелОхнется спросонка
Спеющая рожь...
Что, родимая сторонка,
Что ты стережёшь?

1942-1947

СВИДАНИЕ

 В такой большой, в такой ночи,
В миг долгожданного свиданья,
Вы пойте, пойте, дергачи, -
Ни мрака нет, ни увяданья.

Греми, немая благодать,
Ликуй, высокая равнина:
Твоя любовь не знает лгать -
Нагая плоть, как вдох, невинна.

Безгрешны спелые уста
В прикосновенье оробелом,
Мерцай, печальная звезда,
Всего одна на небе целом.

Очей озёр не омрачишь
Своей космическою дрожью.
Плещись, гуляй, вещунья - тишь;
Венчай, камыш, зарницу с рожью.

Ни горевания, ни бед
У этой ласки безобманной.
Есть только радость, только свет
Да чистый цвет в росе медвяной.

14 июля 1972г деревня БабИны (Псковщина)

***
                Раисе Воронцовой

Глянь на меня без опаски,
Что тебе? Молви хоть слово!
Все хитроумные маски
Слова не стоят живого.

Выплесни грустную песню,
Помнишь? - про жёлтую осень,
Жаркую жаль поднебесью,
Журкам, дождям и колосьям.

Грудь ведь, как речка - закрайки
Льдеют в воде небегучей.
Смейся и плачь без утайки -
В сердце развёдрятся тучи.

***
Густолистой роще в голосистом лете
Ласковый и тихий приглянулся ветер.

Залетел под вечер, крылья унимая:
"Без тебя, певунья, мне не будет мая!"

Шелестел и гукал, не жалея луни.
Отозвалась роща (до зимы ль в июне).

Насвистел зелёной сладких околесиц.
И зацвёл им липень - жар-медовый месяц.

Если мёд со хмелем - так бродить и горкнуть:
На крестинах август пляшет у пригорка.

Отгулял и - в небо с первой журавлинкой.
И осталась роща сентябрить косынкой.

Праздновать с дождями слёзно октябрины
Да тянуть ладони до углей рябины;

Помнить,как сулил мил не любить другую,
Как её зазимок пригревал нагую.

И роптать с поклоном в знобкую округу:
"Сватается ветер за белянку вьюгу".
5 фев 2009 в 0:47


БЕРЁЗОВЫЙ СОК

Николаю Григорьевичу
Григорьеву,
отцу моему

Я вышел на улицу утром вчера -
Чуть лилися струи рассвета.
Повсюду уж осени скучной пора
Сменила отрадное лето.
Мороз серебристую ткань на земле
Соткал. И уныло глядели
Деревья в холодно - недвижимой мгле,
И листья на них онемели.
Над сумрачным лесом, в туманной дали,
Поднявшися в небо высоко,
Неслись, без умолку крича, журавли
Куда - то далёко - далёко.

Николаю Григорьеву


Мой родитель - чудила-поэт,
Песен целую торбу сложил:
ЧтО плакатов извёл на куплет,
ЧтО исчеркал свекольных чернил!..

Муза строго взимала оброк:
Ночь бессонну за рифму - на стол.
Хоть бы рупь сгонорарничал впрок.
Так и тешился - гол как сокол.

У чугунки, бывало, сидим -
Разоряется ветер в трубе,
Да за хутором волк-нелюдим
Забавляется - жутко себе!

Уговаривал батя меня:
- Ты зимы плакунов не суди,
Ты их слушай, испуг отстраня, -
Пргодится ешё впереди.

Вот и ветер, что ночь натрясла,
Тот же серый бродяга бирюк -
Дети стужи. Блажат не со зла:
Ненароком отбились от рук...

Март срывался с февральских удил,
Жахал синью в трескучий мороз!
И родитель меня уводил
В белолесок на праздник берёз.

БерестЯный корец подносил,
Приговаривал: - Сбылось, сынок:
Набирайся терпенья и сил,
Из пригорка родимого сок!

С чуда сока взмывал я, удал,
Не буян, да на песню не тих;
И коня - в партизанах - седлал,
И ретивый оседлывал стих.

Светлый отче мой! Время горит:
Стал я старше тебя - твой юнец.
Но безмолствует Муза... навзрыд.
Мне бы соку с пригорка корец!


1959 - 1985

***
Раисе Воронцовой

Глянь на меня без опаски,
Что тебе? Молви хоть слово!
Все хитроумные маски
Слова не стоят живого.

Выплесни грустную песню,
Помнишь? - про жёлтую осень,
Жаркую жаль поднебесью,
Журкам, дождям и колосьям.

Грудь ведь, как речка - закрайки
Льдеют в воде небегучей.
Смейся и плачь без утайки -
В сердце развёдрятся тучи.

1947 - 1961

***
Немы и пусты
Знобкие поляны.
Голые кусты
Зыбки и туманны.

Над плакун - травой,
Над водой и мхами -
В синьке ветровой
Звёзды ворохами.

Полночь без луны,
Путь мой без дороги.
И ничьей вины,
Никакой тревоги.

1943 - 1980
Псковщина - Москва

***
Насторожённый покой. Замирание...
В зыбкий туман, в застеклевшее озеро,
В зелень рукой неминучею вранена
Жёлтая грусть разгулявшейся осени.

Коростели никого не аукают -
Дальней дорогой за песни заплачено.
Только листве не смириться с разлукою,
Не разуверится сердцу горячему.

Полю косматому, как наваждение,
Гулкому лесу, притихшему месяцу
Грезится милых шагов пробуждение,
Отголубевшая молодость грезится.

Кажется, только прислушайся к полночи-
Лёгкие ноги о травы заплещутся!..
Осень своими причудами полнится,
Что ей за дело, кому что мерещится.

С горькой осины, со сладких яблонек,
С неба густого над зябкой левадою -
Падают листья, падают яблоки,
Падают звёзды.
Падают...
Падают.

11 августа 1967 дер.Карушино(Псковщина)



Победа
В радуге, в радости, в цвете
Май, позабывший о солнце.
Тучи — как малые дети:
Плачется вдруг и смеется.

Ветер загикал, захлюпал,
Бахает гром холостыми;
Катится звончатый купол,
Светится в ласковом дыме.

Высь до земли опустилась,
Кланяясь темным избенкам.
Дождик, хороший, как милость,
Чалым бежит жеребенком.

Неукротимо и круто
Пламя разлапое рыщет.
Дня многогорлая груда
Празднует, грохает, свищет.

Ей откликаются люди
Вздохом раскатистей грома.
Травы в росистой полуде,
Перворожденья истома.

Раненой жизни начало
души врачует и дразнит.
Небо, и то не смолчало:
Вышло — до тучки — на праздник.

Сходятся ярые руки
В ошеломленном зените...
Слышите? Верите, други?
Мы победили! Вздохните!


ПОСЛЕДНИЙ БОЛЬШАК
                Любови Смуровой

Недоступен лик и светел,
Взгляд - в далёком далеке,
что ей вёрсты, что ей ветер
На бескрайнем большаке.

Что ей я, и ты, и все мы,
Сирый храм и серый лес,
Эти хаты глухонемы,
Снег с напуганных небес.

Жарко ноженьки босые
Окропляют кровью лёд.
Горевой цветок России,
Что ей смерть? Она идёт!

Родительский дом
 
Дом ты мой, дом родной,
Хоть обжитый — не угретый,
Не сердись, что пустой:
На уме;рших не сетуй.
 
Не зови, не кори:
Всё не гладко, всё не просто,
С-под ладони-зари
Не гляди на перекрёсток.
 
Кто ушёл — не вернёшь,
На судьбу не попеняешь,
Как и лунный медный грош
На рубли не разменяешь.
 
И хоть я уже стар,
Мы одной с тобой закваски:
Слава Богу, не устал
Верить в бабушкины сказки.
 
Не могу до сих пор
Разувериться в жар-птице.
Я как этот бедный двор:
Не могу загородиться.
 
И сегодня, и впредь
Будем рады без ограды.
Нам души; не жалеть:
В ней таятся наши клады.
 
Эх, душа-дарова;,
Милосердная отрада!
Нам не всё трын-трава,
Нам ещё так много надо!
 
Помолчим у ворот:
В вековечную разлуку…
Кто теперь к тебе придёт,
Всем дай ласковую руку!
 
Россия
 
 
В том строю не признавал я многое,
В этом строе отвергаю всё.
 
 
Неволя, недоля, чужбина —
Ни слова, ни зги, ни следа.
Да русская ль это ложбина?
Да жи;ва ли в речке вода?
 
Крадусь неприкаянным вором
Чужою родной стороной.
Стеной — чернота перед взором,
Кромешная тьма за спиной.
 
«Куда ты? Куда ты? Куда ты? —
Колотится жуть на виске. —
Тебе только горести рады
В немом подневольном леске.
 
Неволен размыкать неволю!
Недоля, хоть криком кричи!..»
Но — мёрзлому дышится полю,
И падают звёзды в ночи;.
Блудный сын
 
 
Илье Глазунову
 
1.
От деревенщины моей,
От сельской простоты
Остались только горечь пней
Да ломкие кусты.
 
Давно повален тёмный бор,
Дремучий, вековой.
Причастен к ней и мой топор,
К той рубке гулевой.
 
Ни горожанин, ни мужик…
Своей родне — ничей…
Я распалённым ртом приник,
Но глух сухой ручей…
 
И Русь не та, и сам не тот —
Иные времена!
Но в ворохе золы живёт,
Горит моя вина.
 
2.
Ах, деды, деды, кто вы были:
В ту «всенародную страду»,
Когда святые гнёзда были
У бесов зла на поводу?
 
Ах, бабы, бабы, вечность жизни,
Любви связующая нить,
Зачем на той безумной тризне
Вы дали совесть замутить?
 
И как вы, сердцем не глухие,
Не услыхали Божий глас?
Все; зовы, доводы лихие:
Коль против веры, — против вас?
 
Ряды пророков поредели,
Сердца людские — глуше, злей.
Не взыщет совесть! «Порадели»:
Ни чуд, ни храмов-алтарей…
 
* * *
 
Спит земля, огромна и печальна.
Звёзды. Безприютно. Безпричально.
 
Проложила ночь сквозь чёрный омут
Млечный путь, а не дорогу к дому.
 
Тишину и тьму на перекрёстке
Ветер стережёт, сырой и хлёсткий.
 
Только филин плачет и хохочет,
Будто гулко бьётся сердце но;чи…
 
Только ропщет жухлая осока…
От звезды погреться — да высоко!
 
На Синичьей горе
 
Стихи стихают. Погасают дали.
С Россией распрощались журавли:
Откаялись, отпели, отрыдали,
И небу нету дела до земли.
 
Заваривает снежное причастье
Монах-ноябрь костлявою рукой.
Печаль и пепел. Хладное безстрастье.
Безкровный день. Кладбищенский покой.
 
И не избечь зальделым клёнам дрожи,
И не избыть распятие кресту.
И сумерки на вашу жизнь похожи,
И долог путь к запретному Христу.
 
Но это только миг, лишь промельк смутный,
Встревоженной души невольный вздох:
В глубинах нашей веры безприютной
Неугасимы ни Поэт, ни Бог.
 
Цветут Святые Го;ры вкруг Синичьей,
Как жёлтые венки вокруг венца.
И всех, сюда взошедших, без различий
Сам ветер причащает из корца.
 
* * *
 
Не;мы и пусты;
Знобкие поляны.
Голые кусты
Зы;бки и туманны.
 
Над плакун-травой,
Над водой и мхами —
В синьке ветрово;й
Звёзды вороха;ми.
 
Полночь без луны,
Путь мой без дороги.
И ничьей вины,
Никакой тревоги.
 
<1943-1980>
 
Август
 
Озаренье, смиренье, прощенье…
Сожаленье о лете легко…
Далеко-далеко до цветенья,
И до снега ещё далеко!
 
Устоялась погода, разведрилась,
День по полному счёту хорош:
Даже самая малая ветреность
Не качнёт отягчённую рожь.
 
Даже малая тучка отчалила
С окаёма в иную страну.
Даже малая горесть-печалинка
Не нарушит в душе тишину.
 
Потому что сомненье разрушено,
Как волна над затихшим прудом,
Потому что земля — не отдушина:
От хором до хоромины — дом!
МАТЬ

«Извещаем…
за Отечество…
с врагами…» –
В чёрной окаёмке
Пять казённых строк.
Заходила ходуном божница,
Закачалось под ногами,
Надавил на темя горбатый потолок…

Отдышалась. Встрепенулась.
Пестерёк внесла с придела:
Сдунула солинку с распашонки,
Расчесала русый завиток.
Тихая, как виноватая, глядела –
Ни проклятья, ни полстона. Видит Бог!

А кругом плясал, гудел зелёный пламень,
Бил огонь оледенелый:
Всё – в лицо, в лицо, в лицо.
Почтальонка ей:
– Поплачь – душа не камень… –
А она соседок проводила на крыльцо.
Вышла за калитку, огляделась:
Всё как было –
Грозовеет небо, сиротеет поле…
И, скупых не пряча слёз,
Сухонькой рукой
Бумажку стопудовую сложила:
– Будет, бабоньки: развиднело –
Пора на сенокос!
(«Мать»)

ВЕШНЯЯ НОЧЬ

Тишь-теплынь усердная –
Снеготай.
Субботея вербная –
Скоро май.
Выси разгорожены –
До звезды.
Тропки и дорожины –
Без узды:
Никого не спрашиваются,
Где гулять.
Мысли прихорашиваются
В благодать.
Рощица-берёзица
Спит. Молчок.
И в воде от месяца –
Большачок.
(«Вешняя ночь». 1940)

УДЕЛ
В семнадцатый июнь – в моём запеве лета –
С ума сошла жарынь, рехнулась белоночь.
Я плакал, правя меч, кляня удел поэта,
Но небо и земля горели: «Слёзы прочь!».

А я, как мой Пророк, мечту лелеял тоже:
И ворога любить, и милость к падшим звать,
Но… меч в моей руке! Помилуй, Правый Боже:
Любовью надо жить и, значит, убивать?

Звенел калёный зной, как в цель попавший выстрел,
Дымилась, чуя смерть, бессокая трава;
До дна клонило в сон. Да ночь короче искры,
И жаждали испить душа и дерева…

А может, грех роптать? Мой стон не без ответа,
И в пролитой крови у жизни спросу нет, –
Сбылось: пришли дожди, когда сгорело лето,
И стала длинной ночь, когда покой отпет.
(«Удел»)

ПЛАЧ ПО ЛЮБОВИ
Любови Смуровой

Любовь Алексеевна, Люба, Любаша, –
Моя голубая звезда,
Я цел ещё: ждёт меня старости чаша,
А ты навсегда молода!

Не дай Бог, живые, душой прохудеем:
Нещадна житья коловерть…
Кем был для тебя я? – наверно, злодеем,
Пославшим на лютую смерть.

Наверно, наверно. Быть может, быть может.
Война ведь: иначе не мог.
Но память бессонная боль не итожит –
Мне дарствует майский денёк.

…Дорога за Радовьем. Солнце над бором.
Соколье болото левей.
И свист занебесный над земь-свистохором:
То – иволга, то – соловей!

А с воглых обочин кадит медуница,
Донельзя хмелит первоцвет…
И как ни хитри, а не хитро влюбиться.
И мы – девятнадцати лет.

И верила ты мне. И я тебе – тоже.
И грела нас майская звень.
И шли мы с тобой без унынья и дрожи
По смертной дороге в тот день.

И, может, за первым её поворотом
Ждала нас разлука навек.
И виснул «костыль» над Сокольим болотом,
И падал черёмховый снег.

О, как нас кружила цветочная вьюга,
Как маяла жаром весна!
Но мы не посмели коснуться друг друга,
Себя устыдяся: война!

Мы с совестью нашей на грош не рядились,
Мы были солдаты, мой свет:
На Плюссу той ночью поврозь воротились…
И вот тебя нет! Тебя нет?
(«Плач по Любови». 1942–1944, немецкий тыл)

БРАТ
        Льву Григорьеву, брату моему

Ты меня прости:
Без слёз тебя оплакал.
Умирали избы, ночь горела жарко.
На броне поверженной германская собака,
Вскинув морду в небо, сетовала жалко.

Жахали гранаты, дым кипел клубами,
Голосил свинец в деревне ошалелой.
Ты лежал ничком, припав к земле губами,
Насовсем доверясь глине зачерствелой.

Вот она, война:
В свои семнадцать вёсен
Ты уж отсолдатил два кромешных года…
Был рассвет зачем-то ясен и не грозен:
Иль тебе не больно, вещая Природа?
(«Брат». 1943)

БАБУШКА
  Василисе Лавриковой, бабушке моей

Был мой дед своенравен и лохмат,
Характером крут, на руку тяжёл.
Выпьет «пшеничной» - чёрт ему не рад:
Зачудачил, забузил, пошёл…

Да и надымит такого сгоряча,
Что неделю после охает, питух.
Был не сажень ростом – бабке до плеча,
От нужды, как тын от зноя, сух.

Ни телеги не имел он, ни одра;
Были ночи чёрны, были жарки дни;
И всего-то в халупёнке значилось добра –
Двенадцать ртов ребятни.

Но не уставал он, делу брат и друг,
С плотницким топориком воистину дружил.
Да бревно однажды выронил из рук
И, вздохнувши, руссу голову сложил.

Бабушка осталася тринадцата-сама:
Большаку пятнадцать, малому – годок.
Хоть стой, хоть падай, всё одно – сума,
Шатнись хоть на запад, хоть на восток.

Но она не заклеймила белый свет,
Разумела: жизнь людская – не вина.
А потом в колхозе – горьких десять лет.
А потом другое лихо: грянула война.

А за той войной треклятой – чужаки:
Трое немцев на постой к бабуле пёх!
Черепа на рукавах да пауки…
– Отвернул от нас, от грешных, Бог… –

А злодеи загуляли ввечеру,
Нализались шнапса – зелена греха.
– Долго спать вам на негаданном пиру! –
И пустила в сени красна петуха.

И запряталась в разбитом блиндаже…
Вдруг пришла к ней жалость жарче зла:
И метнулась в пламень, подчинясь душе,
И гуляк-захватчиков спасла.

И накинули ей петлю палачи.
– О, гроссмуттер ! – упасённый застонал.
И текли над головой её лучи!
И помост ей был, как пьедестал!
(5 января 1944, Клескуша, Лужский район)

КОНТРАТАКА

На взло…на взлобке – взрыв за взрывом,
В ста саженях – не наша власть.
Мы выстроились под обрывом
 (Куда снарядам не попасть).

Нас – тридцать восемь, чад разведки,
Сорвиголов лихой войны.
Предстал комбриг: – Здорово, детки!
Сам поведу! Беречь штаны!..

И он, как русский волк матёрый,
На лёжку прусских кабанов
Метнулся, яростный и скорый!
И было нам не до штанов.

Всклень в лихорадке наважденья,
Войдя в злосчастный русский раж,
Мы проломили загражденья,
Вбегли, втекли, вползли на кряж.

И там, и там – во гнёздах гажьих –
В окопах, глыбью до груди,
Сошли с ума две силы вражьих –
Врагу, Господь, не приведи!
(«Контратака». 11 марта 1944, госпиталь 1171)

ДИАЛОГ

– Чему ты, бедой заарканенный, рад?
– Со мною случилась утрата утрат.

– С чего ты взыграл, плясовую звеня?
– Моя нелюбовь разлюбила меня.

– Пошто ты в ударе, в настрое благом?
– А как же? Мой друг распахнулся врагом.

– В чём дело: захмуренный – солнечным стал?
– Мой враг стародавний мне руку подал.

– Не слишком ли поздно схватился за ум?
– Подумай! Нет рано иль поздно – для дум!

– Зря голову кружишь другим и себе.
– За это круженье – спасибо судьбе.

– Что делать намерен: запить? одуреть?
– Намерен злу на зло и петь, и добреть.

– Смеёшься? Заплакал бы, плохи дела!
– Смеюсь – заливаюсь! Была – не была!..

– Ведь стужа и темень! Откуда твой пыл?
– Свет Фёдор Абрамов меня осветил,

А что говорили с ним, всем не скажу…
– Так, значит, не тужишь?
– Ага, не тужу!
(«Диалог»)

***
Григорию Григорьеву

Ненастье обескровило зарю:
Всё – сутемень. Ни полночи, ни полдня.
Погоду не закажешь ноябрю –
Бери, какая есть, о вьюгах помня.

Бери и не вздыхай. И с тем иди.
Иди, да знай: далёко до ночлега,
И, может, только день всего до снега.
И вздохи – груз увесистый в пути.

Пустые страсти ветром отряхай,
Себя и вёрсты мерь пройдённой мерой.
Тревожься, негодуй, но не вздыхай.
Иди себе и, что дойдёшь, уверуй.

Пусть вьюгам – вьюжье: снежная страда,
Хмельные вопли, холода шальные, –
Они лишь до поры: они больные.
А вьюги что? – весенняя вода.



ОЗЕРО
Дмитрию Епифанову

1. В январе на озере
верный лёд,
Жгучая позёмка к плёсу льнёт,
Пляшут зайцы за полночь трепака,
Под луной берёзонька так легка.

2. В феврале вкруг озера –
снежный плен:
Пылкие мормышники, вязнем до колен;
И, пробившись к радости, зря кромсаем лёд:
Полосатый окунь вовсе не берёт.

3. В марте снеги озера
сжало в пласт:
Любит петь под полозом плотный наст;
Зимник распеленывают жар-лучи;
В зорях женихаются косачи.

4. А в апреле озера
не узнать:
Дышит и вздымается пенистая гладь;
В камышах растрёпанных щучий плеск,
В полусонных заводях бег да блеск.

5. Нежный май над озером
и в глуби –
Зелье приворотное: знай люби!
Грузнут громы, громки и молоды;
Тростничок выныривает из воды.

6. Бел июнь свет-озеру –
чудодей:
Светодар сиреневый, водогрей;
Задивись на лилии, да не тронь –
Не гаси, гуляючи, их огонь!

7. Липень и средь озера
сух и строг:
Солнце – во! – припаливает, сушит впрок;
Веет земляникою и зерном;
Не в воде купаешься – в молоке парном.

8. В августе на озеро
сходит тишина,
В воды опрокинута, дремлет вышина;
И, большие, рясные, будто грустный дым,
По утрам туманы висят над ним.

9. В сентябре по озеру –
жёлтый холодок,
Резвый и задиристый осени пролог.
Гребешки, тревожинка, переплеск;
Златом зыбь задаривает зябкий лес.

10. В октябре на озере
княжит синева,
В синеве, синеющие, странны острова;
Гоголей горластых гулкий гам
И кусты сквозные по брегам.

11. В ноябре на озеро –
валом вал:
Не на шутку сиверко лоно взволновал;
Греются у донышка щуки, спят лини;
Почернели ночи, расхмурнелись дни.

12. В декабре
неистово помело
Ледяное зеркало круто замело,
Охладело озеро в белизне –
Жарко загорюнилось о весне.


Поэты
Мы ветра и огня поводыри
С тревожными
Раскрытыми сердцами,
Всего лишь дети, ставшие отцами,
Всё ждущие –
который век! –
Зари!

Сердца грозят глухонемой ночи, –
За каждый лучик жизни
В них тревога, –
И кровью
Запекаются
до срока,
Как воинов подъятые мечи.

С крылатой песней люди
не рабы, –
Единственная
Из наград награда!
Нам надо всё и ничего не надо.
И так всегда,
И нет иной судьбы.

Нас не унять
Ни дыбой, ни рублём,
Ни славой,
ни цикуты царской чашей:
Курс – на зарю!
А смерть – бессмертье наше,
И не Поэт, кто покривит рулём.

(1963)
***
Ты ушла. Никто нейдёт.
Да прихожих и не надо.
Только снежная осада…
Что зима – не твой бы лёд.

Я бы выбег на бугор,
Перетрогал бы потёмки,
Догляделся бы до кромки:
Вдруг да смилуется бор…

Никуда я не пойду:
Разве сжалуется вьюга.
Нелюбезная округа
Вся в неистовом бреду.

Ветер ломит, как медведь,
Вьюга шастает с пригорка,
В доме холодно и горько:
Слава Богу, время петь!

***
Василию Григорьеву, внуку моему
Решись: распутье – не распятье
И не проклятье.

Душе захмаренной – раздолье
В широкополье.

Даль русская не наважденье –
Освобожденье.

Дерзни: бездомье, страх, усталость –
Такая малость.

Добро и зло – за вехой строгой:
Руками трогай!

***
Дарии Григорьевой

До искринки сердце вверяешь,
Окунаешь в солнечный дождь.
И не знаешь, что потеряешь,
И не ведаешь, где найдёшь.

Ну, так что же с того, так что же:
Для чего тебе знать о том?
Дышишь, бед и лет не итожа,
И дыши. Сочтёшься потом.
\
Понимай: ни пера ни пуха!
Набирай глубину в глаза,
А итог не сдашь – не поруха,
Он – последняя наша слеза.

Не горюй – пустое занятье,
До итога пока далеко.
День-то, видишь, в самом зачатье –
Пей парное его молоко.

Балагурь с плакучею ивой,
Нацелуйся с прохладой всласть!
Ты сегодня опять счастливая –
Дорогому поклоны класть.

НАПУТСТВИЕ
                Елене Новик
Сестра печали, день нежданный мой,
Отрада лета – иволга певуча,
Без песни нечем жить тут: плач, но пой,
Молчанием глухим души не муча.

В потёмках жизнь – ни сердцу, ни уму:
Привязана к заморским горе-дивам.
Не ты одна не знаешь, что к чему,
Не ведаешь, бренчать каким мотивом?

Каким, каким? Смятенье усмири:
Своим, своим! – не сводничать бесстыдно.
На жизни – ночь, и что ни говори,
Хоть как гляди, а свет-зари не видно.

Полна разбоя, страха и тоски,
Ночь, как боязнь, черна и нелюдима;
И без креста – кресты, и в тьме – ни зги…
Пой! Ты как песня здесь необходима.

ПЕРЕД РОССИЕЙ

Я родине своей не изменял.
Безрадостной полынью переполняясь,
Я убивался с ней в глухую полночь,
Но родине во тьме не изменял.

Её беда (не наша ли вина?),
Что, верящих в молчанье грозно ввергнув,
Поверила она в лишённых веры,
Её беда – не наша ли вина?

Я к родине своей не холодею,
Хоть крохобор мне тычет: «Дуролом!..»
Пусть обнесён и хлебом и вином –
От зябкости её не холодею.

Её ли суть (не дело ль наших рук?),
Что сыновьям на ласку поскупилась?
Уж больно много гостя поскопилось.
Её напасть – не дело ль наших рук?

Я, родина, тебе не надоем
Ни шумом, ни докучною любовью.
Не знай меня, свети пока любому.
Я подожду. Тебе не надоем.
(«Перед Россией»)

Горькие яблоки
Виктору Малинину
На доброй пашне,
В широкополье,
Олешник вымахал да лоза.
В саду
крушиновое раздолье
Глумится в горестные глаза.
Тропа лосиная,
Сыроежки,
Разлопушился вовсю репей.
Как
непогашенные головешки,
Швыряет гуща тетеревей.
В тени цикута – пьянее, глуше:
На взлобке лысом – солнечный гнёт
И вдруг тебе,
как смутную душу,
Чащоба
Яблоню распахнёт.
Узнал?
Припомнил босое детство?
Сад в белом смехе, в обнимке нив
Совсем не чьё-то,
твоё наследство,
Тебе завещанный белый налив.
Усладу-радость,
льнущую к дому,
Бери, бывало, хоть из окна.
Тебе, тебе –
Никому другому,
Она тебе была вручена.
Ручей зачахший.
Замшелый мостик.
Крыльцо –
два камня по старине.
 «Я рада, здравствуй! Надолго в гости?
Ну, как жилось-то на стороне?
Чего срываешь ты шишки с ели?
Я зла не помню:
Добра не жаль.
Ведь снова август, плоды поспели:
Иди ко мне – снимай урожай!»

Пылает полдень,
А мне морозно:
Как в суд с поличными привели.
Не надо, сердце!
Ещё не поздно
Просить прощения у земли.
(«Горькие яблоки»)

*** Светлане Молевой
Заря, заряна, заряница,
Червонокрылый небокрай,
Моя печальная жар-птица,
Не улетай, не догорай.

Ещё не выразить потёмок,
Не молвить свистов за рекой –
Пока мой голос тих и ломок,
Но я заплакал над строкой.


ИМЕНИНЫ
Елене Морозкиной

Было поздно или рано:
Лес и озеро затихли
Или, может, не проснулись,
Нежась в ласке голубой.
Ни ветринки, ни тумана,
А и есть они, до них ли?
Мы нашлись, к себе вернулись –
Ты да я, да мы с тобой.

Млечный Путь, костёр и месяц
Кличут ласково друг друга,
Разноцветье увяданья
Зажигая и граня.
Тени – игрища кудесниц,
И вода как будто вьюга,
И тропинки как преданья,
И кусты – снопы огня.

Всё-то – песни даровые,
Всё желанное – возможно,
Всё несбывшееся – рядом:
Не солжёт вещунья-тишь.
Ты в глуши моей впервые.
Дышит лес. Тебе тревожно.
Ты, как верба листопадом,
Оробело шелестишь:

– Чья душа, изнемогая,
Остаётся так невинна?
Кто так ясно выражает
Несказанные слова?
– Ты не бойся, дорогая,
Это ночи половина,
Это лето провожает
Беспечальная сова.

Светом сумерки сочатся,
Будто вишня великанья,

До земли прогнулось небо –
От больших и спелых звёзд.
Что слова? Не намолчаться.
Не наслушаться молчанья!
И вокруг не причудь-небыль –
Явь, как тихий хор берёз.
(«Именины»)

ПЕРЕД ИЮНЕМ
Елене Григорьевой

Зажгли в беложар, осветили округу
Черёмух белынь-острова.
Весна наметелила тёплую вьюгу,
А понизу вьюги – трава.

А поверху вьюги – сияющий воздух:
Дыши, гореванья не знай;
Чуть выше – в просторе – струистая роздымь:
И это – всего только май.

Как будто сорвалось веселье с постромок –
И малой печалинки нет.
И так от зари до зари, до потёмок,
До сумерек – радость и свет.

А вечером небо звенит и ликует
От крыш приземлённых – до звёзд,
И странник-дергач с тишиною толкует.
И мир удивительно прост.

Вся глыба земли до невнятной былинки
Горит, освещая твой путь.
И скоро цветы разбросают рябинки,
И оземь взовьётся по грудь.
(«Перед июнем»)

ЗА ПАВОДКОМ

Набег обернулся побегом:
Апрель разметал холода.
Трава не погасла под снегом,
Сугробы спалила вода.

В чащобах зажглась медуница,
И светла тоска журавлей.
И каждая лужа – криница
В ладонях полян и полей.

И гром возвратился ретиво
И так раскатился легко,
И день – разливанное диво.
Но Вьюга моя далеко!
(«За паводком»)

ЗВЁЗДЫ
Василию Белову
Да сколько ж их в морозной роздыми!
И как же скоро зацвели!
Заполыхали врозь и гроздьями
Над головой и у земли.

И все тихонечко качаются,
Роняя долу жёлтый хруст,
Захолоделых губ касаются,
Чуть горьковатые на вкус.

Они поют и сказки сказывают,
И, не спрося, в полон берут,
Зовут, зовут и путь указывают,
И зажигаются, и мрут.

Вдруг замелькает странно-новая,
Вот вещая оборвалась…
Притихла гладь семиверстовая,
Дивясь на инееву вязь.

И луч повит снежком, как росами,
А тень по-летнему густа,
И, может, в этой щедрой россыпи
Зажжётся и твоя звезда!
(«Звёзды»)


***
У дня и ночи граней нет:
Рассвет – закат, закат – рассвет.

Гроза и вьюга, зной и стынь –
Пресветлый мир, живая синь.

В осенней горечи разлук
Веснеет вновь пожатье рук.

Дорога, будь хоть без конца,
Соединяет два крыльца.

Печаль и радость – две сестры,
Людские жаркие костры.

Высокий гимн, частушку ль взять,
Коль в них душа, всё песней звать.

И сказка с былью – близнецы,
Завет, в грядущее гонцы.

На всех одна земная ось…
Лишь родина с чужбиной – рознь.