Я вижу на своих руках мёртвых детей.
Мои глаза – бассейны слёз пренебрежённых матерей.
Сожжённые цветы, садизм, калечить – градации меня.
Мой меч, ржавеющий от крови, валяется у ног.
Я сам его ковал 5 зим, 21 осень; за фразой фразою.
Точил сатирой, был проклят музой, благословленный Лирой.
Я помню сердца тех, кто на него смотрел с надеждой.
Но даже и сейчас, когда он в грязи, мне чуждо сожалеть.
Уж лучше одиночество, чем стать одним из них.
Я помню смерть, кого пронзал мой меч,
Когда я стал жестоким, резал нежность плоти,
непорочность мечт тех юных, что веровали в свет.
Я погасил его.
Мой меч сражался против тех, кто заслужил погибель.
Но вместе с тем он отравил венозный ток совсем ещё наивных.
Но этот меч, я сам его ковал, мой гений.
И сам теперь стою на паперти у тех,
чья кровь чернaя стекает по моим рукам,
Презираем теми, чьи надежды сбегают по моим щекам.
Мне хватит гордости поднять себя с колен,
Продолжить бой, пока я жив, пока не треснет сталь.
Мне хватит гордости поднять себя с колен,
Продолжить бой, пока я жив, пока не треснет сталь.