Как странно растревожен я своим
участием в коротком эпизоде;
массовкой общей движим и творим,
но ведь и сам на что-то годен, вроде?
И сам с усам, и даже с бородой,
и прочих атавизмов целый ворох
здесь, на груди. И мой сурок со мной
пока ещё живой без уговоров.
И твой курок под пальцем: я тебя
уже не первый год держу на взводе;
и пруд пруди картонных труб (трубя
в которые, я пойман в эпизоде).
Вот я одет по моде тех времён,
в которых я в толпе, в которых после
и нас отыщут, отделив от жён,
мужей, детей, что суетились возле.
Как странно растревожен — потому,
что может быть кому-то безразлична
в туманном целлулоидном дыму
истлевших плёнок наша перекличка?
И что с того? Какая в этом цель?
Как будто сон, где лестничные клети,
повсюду двери, снятые с петель, —
а там без лиц безмолвные соседи.
Массовкой общей движим и творим
я здесь с тобой. Давай же ближе встанем —
сроднённые естественным своим
в финальных титрах не-упоминаньем.