После всех нервных звонков, многословных переговоров и хлестких писем (где за вежливыми Best Regards и Adios отчетливо просматривалось: а не пошли бы вы к черту) мы отправились наконец на Майорку. Нам предстояло провести одну ночь в отеле, на утро – переговоры, и к вечеру – обратно в Валенсию. Полупустой самолет, пустой аэропорт Пальмы, безлюдные улицы – зима. Смеркается в пять. Тихо и покойно. Любила бы я испанскую зиму, если бы не этот вездесущий холод. Нет, днем на градуснике могло быть и семнадцать градусов. Но только пряталось солнце – и холод пробирал до костей.
На Коста-Бланке строители уверены, что зимы здесь не бывает. Тонкие стены, неутепленные окна, мраморные полы. И никакого отопления в квартире. Вечерами мы включали масляный обогреватель и спали в относительном тепле. Но все равно – под тяжелым пуховым одеялом (наша первая покупка в новое испанское жилище), с полным нежеланием вылезать из-под него по утрам и идти по ледяному полу в ледяную ванную… А когда в конце ноября зарядили холодные нудные дожди, мы невольно затосковали по нашему теплому русскому дому…
Мы вошли в номер, и нас обдало сухим теплом. Здесь было тепло! Тепло и уютно. Мягкие кресла, красивые коврики на полу, удобные кровати. Множество пушистых полотенец и дополнительный обогреватель в ванной. Сколько угодно горячей воды. Боже, как я люблю хорошие отели! С казенной безликостью комнат, глухими плотными портьерами, с мягкими махровыми халатами и тапками, маленькими бутылочками с ароматными гелями и шампунями. И (счастье, счастье!) центральным кондиционером, откуда с тихим шелестом в комнату втекало благодатное тепло.
Я выглянула на балкон – наш номер выходил на променад набережной. Печальные пальмы качались в темноте. За тонкой полоской песчаного пляжа клубилось темное ночное море. Далеко справа светились золотые огни Пальмы. Красиво! Уютный отель, уютный остров. С удовольствием провела бы здесь еще пару дней.
Наутро мы все с тем же удовольствием спустились к завтраку. Отель был и вправду добротным. В холлах перед лифтами висели оригинальные картины и стояли живые цветы в высоких вазах. Лифты сверкали зеркальными стенами. В лобби приятно пахло. В ресторане - свежие скатерти на столах, красивая посуда, булочки в плетеных корзиночках. Тут же подлетел официант и водрузил на наш столик блестящий кофейник. Обжигающий кофе, горячее молоко, множество вкусностей буфета.
Довольные и радостные, мы беседовали вполголоса о том, какой это все же приятный отель. Обычный, конечно, стандартной архитектуры, просто широкий вестибюль и здание-свечка. Когда рассвело, я еще раз выглянула на балкон, полюбоваться на море. И заметила такую деталь: крыша первого этажа засыпана крупным камнем. Не черный битум с окурками и мусором, а гравий, уложенный с намеком на узор сада камней.
- Вот что отличает приличный отель: они даже позаботились о том, какой вид открывается из окна. Какие молодцы, - разглагольствовала я с присущим мне многословием.
- Представляю, что тут делается летом, - сказал муж. – Первая линия, прямо на пляже почти. Нет, очень хороший отель, и главное – не сильно дорогой сейчас, в низкий сезон.
- Да, да, и поэтому он даже зимой полон, - я обвела рукой зал, действительно полный публики. И запнулась…
По-моему, мы были единственными русскими в зале. Не было ни испанцев (кроме официантов), ни вездесущих англичан. Не раздавалась стрекочущая французская скороговорка. Ни одного неевропейского лица вообще. Ни детей, ни подростков. Что, в принципе, понятно – не сезон, плохая погода, молодежь учится, работает, зарабатывает.
Нет, в зале завтракали пожилые немцы. Ни одного лица младше шестидесяти. Сдержанно жужжали разговоры. Лица без улыбок, не угрюмые, а просто вежливые и спокойные. Жующие рты. Расслабленные позы. Нарочито яркие одежки. Спортивная обувь.
Есть трогательные парочки: она, в седых кудрях, наливает ему кофе, он, шаркая артритными ногами, приносит ей яичницу. Многие с палочками, кого-то привезли на кресле. Некоторые обсуждают предстоящую экскурсию. Некоторые явно собираются взять напрокат велосипеды. Но все это тихо, без экспрессии. Многие просто едят, даже не глядя друг на друга. Видно, уже наговорились за всю жизнь. И тщательно, серьезно жуют. Как-то … по-немецки.
- Знаешь, - начинаю я и сбиваюсь. Мне как-то не по себе.
Мы наскоро допиваем и доедаем. Потом, в номере, складываем сумку, check out, поджидаем внизу Йенса и отправляемся по своим делам.
За обедом муж внезапно говорит:
- Знаешь, утром в ресторане мне стало как-то противно глядеть на эти жующие рты.
- Да, да, я тоже почувствовала…
Сама бы я не завела подобный разговор, от них давно остается только горечь и испорченное настроение. А нам еще продолжать переговоры... Но мне приятно, что мы одинаково воспринимаем этот мир, одинаково думаем. И мы долго и лишне говорим о том, что в Германии работают разные социальные программы для пенсионеров, и они могут себе позволить вот так вот отдохнуть среди зимы, даже инвалиды. Мы с мудрыми улыбками вещаем, что, видимо, попали в «немецкий» отель. Ну, так получилось, мы же не знали. Что это по возрасту военное и послевоенное поколение, ровесники наших родителей. И что это здорово, что пожилые люди могут путешествовать. Мы вежливенько (политкорректно) улыбаемся друг другу и пьем вино.
И вдруг у меня срывается:
- ВООБЩЕ-ТО ЭТО МЫ ПОБЕДИЛИ В ТОЙ ВОЙНЕ!