Моя родина - город в степи,
моя родина - нижняя Волга.
Детство было военным, недолгим -
не держал дед внучат на “цепи”.
В стороне от кровавых сражений
разместился негромкий Калмык -
перелески, поля да холмы -
выбор деда - благое решение.
Полустанок в степи, и вокзал,
почта, школа, две сотни домов.
На морозе - две сотни дымов,
а на почте - квартира и зал.
“Тут и будем мы жить” - дед сказал.
Здесь войну переждал рой детей,
кто потерю отца, кто - сестры.
Шаловливы, крикливы, шустры -
я ж - тихоня, предмет их затей.
Как и все был оборван, не сыт.
Порох, гильзы, осколки - игрушки.
Возле почты зенитные пушки
украшали мальчишеский быт,
как облупленный носик веснушки.
Помню гулких бомбежек рассвет!
В небе яркие тонкие спицы.
До утра после них всем не спится!
Смехотворный бабули совет:
под столом всей ораве укрыться!
Школа встретила мальчика в шесть,
а влюбленность “серьезная” - в восемь.
Третий класс, запоздалая осень,
незабвенная яркая весть
об удачном в хлеву опоросе...
Из газетной бумаги тетрадь,
частых букв наклоненные роты,
и промокшие грязные боты -
мне из памяти трудно убрать
колоски и усталость работы.
Все заданья, советы - всерьез,
“двойка” - крах, наказанье иль кара.
Потихоньку в углу иль на нарах
источал я ручьи горьких слез...
А “отлично” - серьезный подарок.
Видел мать, как приходы весны:
все металась - слуга телеграфов,
не минуя тюрьмы и ни штрафов.
Между сменами - краткие сны
там, в Поворино, где-то за шкафом.
Все ушло - не хотеть, не страдать,
не искать на Земле райских мест.
Кто нахальней и нагл - пьет и ест,
...что ж тебе ненапористой ждать!?
Сын и дочьки - твои свет и крест...
Дифтерит, скарлатина и корь:
всё прошли “почтальоновы” дети.
Для кого-то уж солнце не светит,
а кого-то измучила хворь...
Но, как зорьки - из детства картинки:
лошадь, дедушка, искры Хопра.
А вот - марта волшебницы-льдинки
в обрамлении веток-оправ.
Те картинки - сильнее всех бед -
применять, как лекарство привык.
Чаще снится мне детство, Калмык,
рядом с лошадью сгорбленный дед...
ВТ.