Пятое - из сборника "Горели две свечи"
Стояло ясное, февральское морозное утро. Ярко - оранжеве Солнце уже словно вывалило из-за горизонта своё круглое, низко висящее Блюдо и обёрнутые ночным серебром заиндевевшие ветви тополей, стоящих вдоль улиц, купались в его нежно - розовых лучах. Ни облачка, ни пёрышка на небосводе, ничто не предвещало снегопада.
И тут, как будто из самой небесной голубизны вдруг пошёл, сначала довольно редкий, но затем всё более и более обильный, состоящий из мириад, утончённых до невесомости, и, казалось, совсем не тающих серебряных паутинок – снег. Его необыкновенно колючие снежинки ещё в падении собирались в пушистые комочки и, падая на снежный покров улиц, деревьев и крыш, начинали своё невообразимое странствие. Как бы нехотя, перекатываясь от легчайшего дуновения воздуха, вызываемого движением людей и машин, они создавали чудесную импрессию движения чего-то призрачно-серебристого, очень лёгкого и аморфного, на фоне сказочного зимнего пейзажа. А затем,«это - что-то невообразимое», сбивалось в довольно большие клубы и, лениво перекатываясь, нехотя уступало место «тем - вечно спешащим», двигаясь по обочинам дорог и тротуаров.
Странная динамика снежного движения напоминала жаркий июльский полдень, когда уже просохший от утренней росы тополиный пух, вот так же легко, независимо и непринуждённо начинал своё грациозное странствие по улицам и весям. Это природное явление навеяло воспоминания о днях далёкой юности, затем мысли перенесли меня в молодость, потом в настоящее - и на страницы лёг этот тристих:
***
Помнишь недалёко от Ташкента
Санаторий – тишь и красота,
Синева безоблачного неба
Звезд голубоглазых суета
С нами ночь чудесная гуляла,
Напролет, до самого утра.
Где-то тихо-тихо пела флейта,
Словно споря с ней, заухала сова.
Я читал, ты трепетно внимала
Мне казалось, вовсе не дыша.
Нега от прохладного канала,
Роз благоухающих волна,
Томный бред увядшего жасмина,
Горьковатый запах миндаля,
Дуновение молодого тмина,
Плен зирЫ и омут райхонА,
Еле уловимый смог овина -
Доносила спящая жара
Ароматом Азия дышала
В сон, благоуханная, звала ...
Вот тогда мне сердце подсказало
«Будь моя». В ответ услышал: «Да »
Ночь своей вуалью нас накрыла,
Ложей расстелилась желтая трава
Нам постель устлали белым пухом,
Засмущавшись, молодые тополя.
***
Вспомни, старый парк, в Новосибирске
Светлой ночью, среди теплых луж,
Сочным ароматом испарений,
Был наполнен «бал речных квакуш».
И опять поток стихотворений...
Плеск Оби, судов речных каскад.
Шорох трав от легких дуновений,
Смех цикад. Цветов ночной наряд.
Сам простор Сибирских вдохновений
Возбуждал в душе моей заряд
Мне казалось я твой юный гений,
Как тогда, как тридцать лет назад.
И тогда, в пылу свих волнений,
От любви, но где-то невпопад
«Будь моя»- сказал я без сомнений,
«Да», - ответил мне твой нежный взгляд.
Гомон птиц улавливался слухом
Стон ракит, уснувшая река.
Нам скамейку застелили пухом,
Кронами качая, тополя.
***
А сейчас зима, суровым снегом
Отбелила скромный свой наряд
Только золотистыми лучами
Фонари в Романове горят.
Мы с тобой идем рука об руку,
Словно на торжественный обряд
И твои чуть розовые щечки
На морозе рдеют, как ночной закат.
Вот бульвар, заблудшие скамейки,
Волжский плес, крутые берега
И в плену торосов первозданных
Спящая красавица-река.
Что же так разбередило душу?
Вновь стихи и снова: – " Будь моя"
«Да»,- сказала мне твоя улыбка
Губы прошептали: - « Нет. Зима».
Тополиным пухом снег ложился
На дорожки, на бульвар и на дома.
От чего ж так странно заскрипели
Старые, седые тополя?