Они любили друг друга. Он ее. Она его. У них была маленькая тесная комнатка, которая казалась им огромным домом; старый потертый диван, казавшийся очень удобной и мягкой периной; деревянный стол, который постоянно скрипел, когда за него садились; еще старее был чугунный чайник, переживший, наверное, множество падений и маленькая белая кружка, из которой они так часто, вместе, пили чай.
Но больше всего в своем доме, они любили окно. Окно, в которое можно было смотреть и мечтать о чем угодно. Видеть звезды и луну, солнце и облака, дождь и снег, улетающих птиц и желтые падающие листья, и, в конце концов – другие окна, глядя в которые, люди смотрели и мечтали, ждали и провожали...
Она шептала ему, как сильно любит его. Он гладил ее по волосам, и улыбался. Они смотрели друг на друга так, словно видели в любящих глазах окна своих душ. Иногда он вставал со старого дивана, чтобы взять чугунный чайник и заварить ей малинового чая, который она тоже любила, потому что он был заварен им, с особой теплотой и любовью. Когда же чай выпивался, то единственную белую кружку, она ставила на скрипучий стол, и они отправлялись считать звезды, которые было видно из их маленького, потускневшего окна. Смотря на луну, они любили рассуждать, как это, наверное, хорошо и приятно, сидеть в зале на полу у камина, укрывшись пледом; гладить ее по волосам, пока она шепчет, как сильно любит его, и смотреть, как тень от огня танцует на стенах комнаты…
Она улыбалась, подобно солнцу на рассвете, он гладил ее по волосам, словно прохладный ветер в жаркую погоду; его объятия казались ей морскими волнами, в которых она утопала; а ее огромные глаза, были похожи на первый подснежник весной… он видел в них свою чистую, как талая вода, душу…
У них была маленькая тесная комнатка, старый потертый диван, деревянный стол, чугунный чайник, и маленькая белая кружка, из которой они так любили вместе, пить чай.